и на руки плесни мне царской водкой,
собачий холод в городе служивых,
дворняжья лютость осени короткой.
.........................................................
.........................................................
Я долго говорить могу про лютость,
особенно про ту, что залпом пьётся.
Ворвётся водка этаким Малютой.
И снова - залп! Конармией ворвётся!
Войдёт, как в Польшу, в область пищевода,
но драпануть будённый не посмеет -
вот так? позорно драпать? принародно?
чтоб рассмеялся прапорщик Евсеев?
Качается тошниловка, как тамбур.
До дома мне, наверно, не добраться.
Вот этот дембель с лучезарным крабом,
он косо смотрит. Разберёмся, братцы?
"На том стою" - не фигли-мигли! - Лютер,
как Мандельштам сказал. Не ржи, Евсеев!
А зубы что? А зубы - не валюта!
Подумаешь, коль парочку посею.
И всё синеет! Всё вокруг синеет!
Пятьсот рублей? Себе оставьте сдачу.
Эх! Рыжая! Кассирша! Дульчинея!
За всех плачу. За каждого заплачу.
