Однажды вечером, когда паровозик вернулся после смены в депо, от него отцепили вагончик, чтобы заменить дряхлые сиденья и покрасить обшивку. Это был шанс, которого нельзя было упускать. Машинист Петрович проболтался, что стрелка сегодня будет переведена всю ночь и ему, старому дураку, надо не забыть перевести ее обратно, а то по привычке проскочит, гудок ему в печень, и расхреначит паровоз на хрен, да и сам убьется! Дождавшись, когда все разошлись по домам, паровозик с номером пятьдесят семь разжег котел и потихоньку тронулся в сторону сортировочной станции. Лишь старый пропойца сторож Федор увидел паровоз-призрак без машиниста, который тихонько выехал из депо, гуднул два раза и, набирая ход, скрылся во мраке. Федор подумал, что выпил сегодня уж лишку, плюнул себе под ноги и пополз спать.
Все нутро будоражило и теребило предвкушение, паровозик то и дело дул в гудок и наращивал давление в котле. И вот долгожданная стрелка – да, Петрович не обманул, она переведена на сортировочную станцию. Не сбавляя ход, он помчался дальше, навстречу своей мечте. Фонарь перед трубой выхватывал из темноты силуэты стоящих на станции сцепок вагонов. Они стояли рядами на параллельных путях, ожидая распределения. Вот на пути еще одна развилка, и сразу за ней пышнотелые цистерны. Паровозик даже остановился, не веря своему счастью. Он шарил по округлым формам своим фонарем и наращивал давление, стрелка манометра подходила к красной отметке. Он робко тронулся и приблизился к крайней пышке. Сцепное устройство оказалось совсем близко: ду-у-у-ун – и вошло в зацеп, но от инерции снова расцепилось. Ду-у-у-у-ун – и опять в зацеплении, паровозик радостно загудел и подбавил хода. Но сцепка лишь качнулась и осталась на месте, ведущие колеса беспомощно прокручивались по рельсам. Давление росло, манометр уже давно зашкалило, а он все увеличивал и увеличивал обороты. Искры и дым из-под колес стали гуще, но цистерны стояли на месте, застопоренные башмаками. Так дело не пойдет. Он остановился, дал реверс, отъехал метров на сто и дал самый полный вперед. Но корпус котла надулся, манометр вырвало, начали отлетать клепки, и бабах! – котел не выдержал чудовищного давления и взорвался, паровозик замедлил ход и безжизненно уткнулся в цистерну сцепным устройством.
– Петрович, а я-то думал, мне мерещится всякая чертовщина, я же видел, как он без машиниста из депо выехал, – возбужденно тараторил сторож Федор, не обращая внимания, что его не слушают.
– Федор, иди ты в депо – как это паровоз без человека может поехать? Это хулиганье какое-нибудь баловалось! А ты, черт саблезубый, не следишь за порядком, маслонасос тебе в горло! – не унимался Петрович, примеряя заплатку к разорванному боку котла.
– Вот тебе крест, Петрович, ей-богу, без никого ехал, не брешу.
– Иди проспись, хронь, не мешай, мне чуток осталось.
Петрович забил последнюю заклепку на заплатке, наполнил котел водой, насыпал немного уголька и отошел, чтобы полюбоваться работой.
– Нет, кипяток мне в штаны, не оживить моего «пятьдесят седьмого», небось вся механика раскурочена, кто же тебя так изуродовал?
Неожиданно раздался гудок, машинист аж подпрыгнул от испуга, оглянулся и увидел через открытые ворота ангара, как маневровый «Шестьдесят первый» тянет сцепку с платформами и полувагонами.
– Тьфу ты, динамит тебе в котел, напугал, – буркнул машинист и замолчал.
Из трубы «Пятьдесят седьмого» поднималась тонкая струйка дыма, еле видная в темном ангаре. Петрович мотнул головой, чтобы смахнуть наваждение, а когда посмотрел на паровоз, то фара головного света уже горела.
Конец.
