Артистка Клава (Рассказ)

Никакого спектакля у Клавы не было. Она бесцельно слонялась по сцене, что-то поправляла, сдвигала, за что получила нагоняй от нагрянувшего главного. Он не терпел лишних людей в неположенное время на святая святых. Ничего иного не оставалось, как уйти от греха подальше. Клава не выносила замечаний, даже от самого! Она качнула головой, обозначила крайнее недовольство и не спеша прошла за кулисы. Клава служила в театре рабочей сцены. Ни много ни мало — двадцать семь лет.

Ремесло метит. Мозоли, обломанные ногти, заусеницы, грубость руки — всего этого стало не спрятать, как ни старалась. Но что самое неприятное, ремесло сделало её другой. От восторженной девочки с каждым годом оставалось всё меньше и меньше. Пегас медленно, но верно перерастал в «лошадь с крыльями», и вырос. Характер поменялся тоже.

А задумывалось всё совсем иначе.

Пятилетнюю Клаву нарядили в платьице, повязали белый бант и, крепко удерживая за ручки, чтобы не потерялась, привели в театр. Еще за неделю она знала об этом событии, готовилась. Но подумать не могла, что этот день решит её судьбу. Да, именно, без преувеличений. Девочка всё представление просидела как завороженная. Её пронзило что-то сильное, чего детское восприятие не умело объяснить, но выразило в истошном крике. Поняв, что её отсюда уводят, Клава закатила истерику.

— Я хочу здесь жить! — она кричала, вырывала руки, но конфузившиеся родители держали крепко. Тогда она встала, как столб. Её поволокли. Она упиралась и стыдно скользила по паркету. Мама склонялась к ней, шептала «посмотри, как на тебя смотрят!». Клава не унималась. Чем быстрее пытались её увести, тем тщетнее это получалось.

— Нет, ну так она себя никогда не вела! — оправдывалась мама.

Лишь после папиных слов: «Последний раз её взяли! Говорил, не надо!» — Клаву ударило током. Она успокоилась и безропотно пошла. Правда, успела отметить, до чего неприятны насмешливые взгляды и укоризненное покачивание головой.

По дороге родители вразумляли ребенку, что в театре не живут. На данный момент факт, что при театре когда-то квартировали, не имел никакого значения. Надо было объяснить малышке, что там служат. Но для понимания употребили иное слово: работают. Клава будто этого и ждала! Она втянула больше воздуха, а когда выдыхала, произнесла те самые слова, что и стали судьбоносными.

— Я буду там работать! Буду!

Счастливую судьбу выбрала себе маленькая Клава. Она знала: на этих подмостках взойдет новая театральная звезда.

А пока, девочка затребовала походов в театр. И куда было деваться? Улыбаясь силе характера в ненаглядном чаде, родители стремление поощряли и водили юную театралку на все премьеры, не озвучивая, как добыты билеты. Наблюдая, как дочка всё представление сидит как завороженная, взрослые довольно переглядывались, пребывая в восторге от себя и метода воспитания. Приобщили к прекрасному! Как тут не загордиться собой! А то, как она смеялась на «Слуге двух господ» запомнили, наверное, многие в зале. Со временем родители показали Клаве и «Любовь Яровую». Что понял детский ум, а главное — как выдержал такой длинный спектакль? Выдержала, разволновалась, долго не спала. Священный трепет оказался выше любого непонимания.

Клава знала всех актеров. Актрис игнорировала. Любила мужчин.

Появилась коробка из-под конфет, куда она собирала газетные вырезки с размытыми лицами. Ну и пусть! Качество не волновало. Главное, он, любимец, здесь. Случались открытки из серии «Актеры кино». После такого приобретения Клава пребывала в счастье несколько дней. После школы первым делом брала коробку, бережно снимала крышку и, перебирая нарастающее богатство, уходила в свой мир. Вытянуть оттуда её было непросто. Да никто и не пытался. Чем бы дитя ни тешилось…

В четырнадцать Клава узнала, что в театр пришёл новый режиссер. Вот с ним она и будет работать! Пусть осваивается и ждет, пока Клава растет. В его же интересах! Всеми правдами и неправдами добыла фотографию, поставила на тумбочку рядом с кроватью. Прощалась с ним, засыпая. Утром здоровалась. Уходила, зная, что он её ждет. Разве она ошибалась?

Нет. Клава оказалась права. Вскоре театр негласно звали по имени её режиссера. Первые аншлаговые премьеры она посмотрела из зала. Влюбилась в Полицеймако. Потом в Смоктуновского. А вот «Варвары», «Пять вечеров» ставили при ней. По недоразумению Клава в театральное не поступила. Но не отчаялась. Пошла добиваться своего места в театре и добилась. Молодая кровь и сила подоспели вовремя. Клава на посту рабочей сцены была незаменима. Мало того, захватила лучшие времена становления театра. А как легко говорила: «Где работаю? В театре. У самого!» Ведь не обязательно объявлять, кем она работает. Это же временно. С гордостью она вносила себя в эти двери, а вылетала на лёгких крыльях. Умела достать билетик. Помогла как-то симпатичному военному, принявшему её за актрису, попасть на «Гибель эскадры». Сказал, что специально увольнительную выпросил. Клава тоже не особо разбиралась в звездочках и приняла его за полковника. Так что, симпатией прониклись обоюдной.

Всё складывалось, но обрушилось в один день. Погиб отец. Занемогла и слегла нестарая вроде мать. С училищем в этом году не получалось. Организм молодой, а нагрузки не по силам. Хорошо, что есть Григорий, тот самый симпатичный военный. Полковник, как его теперь звала Клава. Григорий помогал по хозяйству, вести которое будущая актриса не умела, не хотела. Мать, не стесняясь, заговаривала о свадьбе. Вроде пока жива. Клава шикала на неё, но представляла себя замужней дамой. Особенно впечатлит сей факт (думала) театр. Замужеством Клава решила произвести фурор. Вернее, обратить на себя внимание.

С фурором не вышло. Пригласить главного она так и не решилась. Стояла под дверью, и уходила. Не подошла и на репетиции. Там нельзя беспокоить категорически. Вылавливала в коридорах. Когда же тот остановился и о чем-то спросил сам, — смолчала. Актеры, к которым она подошла, посмотрели недоуменно, рассеянно поздравили и занялись по обыкновению собой. Тех, кто прийти желал, Клава видеть не хотела сама. Одна из актрис протянула ей букетик. Вот и весь фурор.

На свадьбе она сидела невеселая, но после рюмки, второй молодость взяла своё, и в веселье молоденьких офицеров Клава втянулась с лихвой. Недаром будущая артистка! Мама сидела тихая, криво улыбалась, смахивала слёзки и смешно, как рыбка, ловила воздух. Клава всё посматривала на неё, а потом надолго позабыла. Кружилась в танце, задыхалась счастьем и была довольна собой. Ну, не получается в театре, зато здесь она — королева.

Стеклянный взгляд мамы Клаву не насторожил. А вот на втором круге вальса…она поняла и закричала в голос, как давно, в театре.

Мама умерла тихо, за свадебным столом. Она видела счастье дочери, этого сердцу хватило. А дочери как теперь жить?

Клаве дали отпуск. Напрасно. За работой она быстрее пришла бы в себя. Но артистам и мастерам до неё ли. Кому-то растягивали амплуа актера, Клаве же расшатали нервы. Сколько ей быть на задворках?

Много позже, в «Холстомере» Клава узнает себя. Она тоже била ногой, потряхивала головой, умела петь, знала монологи, но никто этого не замечал. Глаза женщины тускнели, грустнели, стали неинтересны совсем. Гордого жеребца выхолостили, сделали жалким мерином. Судьбу Лошади зрители принимали, затаив дыхание. А вот с судьбой человека, чьи глаза излучали настоящую конскую тоску, не считался никто. Каждый хорош на своем месте. А в стране и её труд в почёте.

Понимание это придет к Клаве через четырнадцать лет. А пока, в том шестьдесят первом, она была благодарна мужу Грише за помощь с похоронами, за кормежку, стирку, теплую постель. Хм, вот постель не казалась тёплой. Клава не поняла этих наваливаний, когда не хватало дыхания, и неловко было сказать: «Ты чего?» Это потом она гнала мужа без церемоний. Ну, не заладилось у них. У всех что ли ладится?

Но как бы там ни было, на продолжении рода вся эта ерунда не отражается. В день премьеры «Горя от ума» с Юрским, Полицеймако и Лавровым, Клава отсутствовала. Она рожала Игорька.

Мальчик, дорогой сынок, на долгое время заменил ей всё и всех. Ему, единственному, она отдавала себя до донышка, а он, крошечка, отвечал ей взаимностью.

Годы пролетели незаметно. Игорёк вырос. Только был крохой, и вот, сразу двадцать четыре. Решил жениться… Жениться?! Ну, я им сейчас покажу! Плевать, что отец дал добро. Я еще своего слова не сказала! Услышат они меня!

Что же получается? Годы вложений, любви, а какая-то прости господи раз и на всё готовенькое! Держи карман шире! Оскорбленная Клава встала в позу. Увидела себя в зеркале, спохватилась. Плохо выглядела сейчас она, а не змея-невеста и горе-родственнички.

Во рту горчило, на сердце пекло. Второго крушения, второй утраты рая она не переживет…

Забрав в буфете выписанную на себя коробку зефира, чтобы впечатление произвести и чтоб подавились, она оправила на грузной фигуре платье и с грозным видом отправилась на смотрины. Как там себя вести, что делать и говорить, Клава знала наверняка. Тем более плевать, что опаздывает на два с лишним часа. Пусть сидят и ждут Клавдию Васильевну.