В купе поезда «Адлер – Москва» ехали трое: Павел Завьялов, менеджер строительной компании, вырвавшийся наконец-то вместе с женой в отпуск и уже отгулявший такие замечательные и такие скоротечные две недели, его жена, Оля, и кто-то третий, мирно спавший на верхней полке. Кто он, ребята не знали: попутчик подсел ночью, когда они уже спали.
Правда, Павел слышал сквозь сон, как с осторожным скрипом отъехала дверь, как кто-то слишком долго возился у порога, пытаясь запихнуть на полку багаж. Потом какое-то время была тишина, затем снова возня, на этот раз означавшая, что ночной пассажир наконец-то укладывается спать. Павел, помнится, даже приоткрыл один глаз, пытаясь рассмотреть незваного гостя, но в темноте различил только белый бугор одеяла, мерно раскачивающийся в такт вагону. Пассажир уже спал. Ниже, на замечательной полке с номером тринадцать спала Оля. Даже во сне Павел ещё раз порадовался, что именно тринадцатое место досталось его жене: со времени свадьбы это число стало для них счастливым.
Блики дорожных фонарей ещё какое-то время мелькали по зеркальной глади купейной двери, потом всё исчезло, дорожная комната со своими обитателями погрузилась в темноту, и Павел снова заснул.
Новый день ворвался в их жизнь топотом соседей по коридору, детским плачем и стуком вагонных колёс. Павел открыл глаза и тут же зажмурился: яркое летнее солнце пробивалось сквозь задёрнутые занавески. Он посмотрел на Олю. Она, видимо, уже давно проснулась и сейчас тихо улыбалась Павлу.
– Привет, – её голубые глаза заблестели, она высвободила руку из-под одеяла и попыталась смахнуть русую прядь, прилипшую к щеке.
– Привет, – прошептал он, стараясь не разбудить ночного пассажира. Тот мерно похрапывал, уткнувшись носом в подушку и свесив в проход смуглую в рыжих волосках руку.
– Кто это? – вполголоса спросила Оля, – ещё вечером его не было.
– Вагонный, – так же тихо ответил Павел. Они дружно прыснули и посмотрели на попутчика. Он, утомлённый дорогой, продолжал посапывать в поблёкший штамп наволочки.
Павел поднялся первым. Он натянул спортивные штаны, накинул рубашку и выглянул в коридор.
– Пойду умоюсь, я скоро.
Металлическая кабина туалета показалась Павлу неприветливой. Но по-другому и быть не могло – «дорога дальняя, казённый дом», хорошо, хоть так. Он намочил лицо холодной водой, наскоро почистил зубы, долго плевался, потом вытерся полотенцем и, довольный, вернулся в купе.
Пассажир по-прежнему спал, а Оля сидела на своём месте с каким-то растерянным или даже, как показалось Павлу, опечаленным лицом. Ему тут же передалась эта непонятная тревога.
– Ты чего?
– Посмотри, – Оля подняла на мужа глаза, – какая короткая у него линия жизни. Она перевела взгляд на свисавшую руку ночного пассажира и снова нахмурилась. – Интересно, он знает об этом?
Павел сел на своё место, машинально продолжая вытирать уже сухие руки.
– Ну, перестань, это всё выдумки, мы сами сначала придумываем, потом начинаем верить.
– Нет, Паша, это правда.
Она встала, накинула халатик и вышла в коридор. Радостное настроение понемногу улетучивалось. Павел отдернул занавеску. Мимо проплывала стена смешанного леса: тонкие, беспомощные, ёлочки испуганно жались к высоким стройным осинам и берёзам, как будто хотели спрятаться за их уверенными пёстрыми спинами.
…Полтора года назад мама Оли умерла в больнице. Поначалу ничто не предвещало беды: врачи посоветовали молодой ещё женщине пройти кардиологическое обследование после перенесённого воспаления лёгких. Обследование показало, что ничего страшного нет, но на всякий случай решили подержать маму в стационаре, поколоть витамины, поддержать сердечную мышцу. И хотя мама с каким-то даже удовольствием согласилась на это предложение, про себя расценила его чуть ли не как приговор. А потому профилактика прямо на глазах превратилась в медленное угасание. Врачи недоумевали: не было никаких причин для беспокойства и вдруг – реальная опасность.
В один из визитов дочери и зятя мама, дождавшись, когда все другие обитатели палаты отправятся на ужин, подозвала обоих к своей кровати.
«Смотрите, что я увидела, – она протянула им свою ладонь, – линия жизни, слишком уж она короткая. Раньше я не придавала этому значения, только здесь, в больнице стала присматриваться. Видите?»
Павел не сразу разглядел нужную чёрточку, зато Оля тут же заметно насторожилась. Она стала успокаивать маму, говорить, что это ерунда, что всё это не стоит внимания, пыталась перевести разговор на другую тему. Мама как будто согласилась, даже заулыбалась. Но когда им пришло время уходить, она неожиданно и как-то очень уверенно заявила: «Это случится скоро. Линии не врут». Через неделю её не стало...
Вернулась Оля, она благоухала какими-то невыразимыми запахами, светилась тёплым утренним светом и снова улыбалась. Павел обрадовался, начал доставать из дорожной сумки бутерброды, пошёл за кипятком.
Вскоре проснулся сосед. Сначала он как-то неуклюже шмыгнул носом, потом оценил окружающую обстановку и весело, хриплым со сна голосом провозгласил:
– Утро доброе!
Пассажир оказался здоровым молодым мужиком с открытым лицом и ясной улыбкой. Таких раньше изображали в детских книжках. Настоящий русский богатырь, с крепкой мускулистой шеей и россыпью нелепых и трогательных веснушек на вздёрнутом носу.
– А я ночью боялся вас разбудить, – доверчиво сообщил он, усаживаясь рядом с Павлом – думаю: люди с юга едут, устали от отдыха, надо дать им отдохнуть.
И тут же разразился весёлым раскатистым смехом.
– Что сказал – и сам не понял. Извините, я по-простому. Меня Иваном зовут, а вас?
Попутчики представились.
– Вот и здорово. Вы уже завтракали? Ну и что, давайте ещё раз, теперь со мной. У нас на орловщине бывалыча по утрам по три раза самовар ставили. Так старики рассказывают. Сейчас, конечно, самоваров уже нет, но поесть-попить привычка осталась.
Все рассмеялись.
– У меня и медок с собой имеется. Мать целую суму навьючила: мёд, варенье, ватрушки и всякое такое. К тётке я еду в Москву, в гости, к сестре её, значит. Давно собирался, да всё никак. А тут случай… Ой, я сейчас, за кипятком-то.
Детина вывалился в коридор, прихватив с собой сразу все чашки, какие были на столике. Павел и Оля остались одни. Знакомство с новым человеком заметно оживило их. Им, москвичам в невесть каком колене, этот Иван казался каким-то заповедным, вышедшим из сказки, таким, каких уже и не бывает теперь. Их и забавило это знакомство, и одновременно радовало той человеческой непосредственностью, которая, несмотря на времена и эпохи, ценилась и притягивала к себе окружающих.
Павел посмотрел на Олю и понял, что она думает точно так же, как и он. Ему это было приятно. Вернулся Иван, ворча и дуя на ошпаренный палец.
– Ой, что это? Обожглись? – Оля засуетилась, доставая из сумки походную аптечку, – надо мазью, у меня есть.
– А-а, ерунда, – отозвался молодец. – У нас на заводе и не такое бывало. Да я раньше в деревне головешки голыми руками из печки таскал и – ничего. А это – мелочь, пройдёт.
– Так что за случай-то? – поинтересовался Павел.
– Случай – не случай – так, оказия. Мы по весне в офисе одном московском вентиляционную систему монтировали, нас от завода нашего посылали, как самых опытных. Так вот смонтировали, всё честь по чести, а два дня назад звонят нашему начальнику: шлите монтажников – не работает ваша вентиляция. Вот меня и послали разбираться. А я-то знаю, что всё в порядке. Было, во всяком случае. Это тамошние, безрукие, навертели чего-нибудь, вот система-то и забарахлила. А тут мать: «Раз едешь, загляни к тёте Люсе, проведай да гостинцы передай». Вот и выходит, я двух зайцев сразу убиваю: и командировочные при мне, и тётку навещу. Она когда-то лимитчицей была, да так там и осталась. Муж умер, детей нет. Сейчас живёт в квартире на девятом этаже, ни воздуха чистого, ни хлеба нормального. Будто затворница, зато – Москва, мать её за ногу.
За окном медленно проплывали зелёные поля. Будто гигантские волны, перетекали они одно в другое, рождая на стыках тёмную рябь длинных борозд. И словно не были эти борозды делом человеческих рук, а сама природа по своей многовековой памяти продолжала начатое когда-то дело, намекая нерадивым хлебопашцам, что и без них всё будет так, как повелось исстари. Не умеешь работать – лучше не мешайся. Жди своего часа с ложкой…
За дорожными разговорами день таял незаметно. Трижды, как и предлагал Иван, принимались пить чай, потом играли в подкидного, других игр попутчик не признавал, пытались разгадывать кроссворды, но скоро наскучило. Вышли в тамбур перекурить.
– А у меня двое, – не умолкал богатырь, – мальчишки. Один в пятом, другой в третьем. Тоже собираются, как говорится, по отцовским стопам. Уже сейчас в гараже целыми днями со мной. Моя уж и ругаться перестала, поняла – парни при деле. Вот вернусь, надо будет ремонт закончить, у нас за городом дом, ещё от деда остался. Всё рук требует. Времени не хватает. Вот приеду…
Павел молча кивал, обречённо соглашаясь. Да ему и нечего было возразить этому живому, пышущему здоровым духом человеку. Не будет же он рассказывать ему, как каждый понедельник их, менеджеров отдела продаж, собирает у себя начальник и начинает учить, как лучше впарить клиентам залежавшийся на складах материал. Не объяснить такому Ивану, отчего так радуется начальник, когда разъясняет подчинённым, что ту же самую «позицию» он сумел закупить на десять процентов дешевле, чем предыдущую партию, и это при том, что отпускная цена в этом квартале в среднем поднялась на целых двадцать процентов. В тамбуре этого вагона подобный разговор выглядел бы полным абсурдом. Поэтому Павел молчал. Молчал и слушал, словно вдыхал в себя густой отвар целебного настоя, способного исцелить от многих, но, к сожалению, не от всех недугов.
В Москву въехали поздно вечером. Иван вдруг как-то насторожился, замолчал, стал всматриваться в тёмное окно, словно пытался разглядеть перед боем неведомого доселе противника. Наконец, поезд заметно сбавил ход, начал подкрадываться к платформе, потом перешёл на шаг, ещё через минуту дёрнулся и затих, словно уставший пёс у ног своего хозяина.
Через открывшиеся двери пассажиры начали вливаться в толпу встречающих. Иван шёл по коридору впереди всех. Его огромная спина с объёмным баулом то и дело загораживала просвет, и тогда казалось, будто в вагоне на какое-то время гаснет свет. На перрон детина спрыгнул удивительно легко, сделал несколько шагов и остановился, ожидая Павла и Ольгу.
– Ну, бывайте, – он привычно улыбнулся и потряс Павлу руку. Не потеряйте адрес, будете в Орле, обязательно заезжайте в гости. Вот уж тогда посидим как положено. Ну, пока.
Он ловко вскинул на плечо свою поклажу и твёрдой походкой направился в сторону вокзала. Ольга и Павел почему-то долго смотрели ему вслед, не замечая, как быстро пустеет перрон. Они думали об одном и том же: вот она, природа человеческая во всей своей красе и мощи; вот он дух, мятежный и неподатливый, вот оно, существо, индивидуум, работающий сегодня, и тут же строящий планы на завтра, думающий о матери своей и детях, радующийся встрече с хорошими людьми и богатому столу. Всё-таки верно: как себя настроишь на эту жизнь, так она и сложится, так и пройдёт, такую линию на ладони и оставит.
