С того дня Иванов жил спокойно и размерено. Изредка, правда, он устраивал себе «именины сердца», но, в общем и целом посвятил себя высокой и почетной (на его взгляд) миссии: ожиданию давно обещанной и такой желанной встречи - контакта третьей степени, как с завистью сказали бы уфологи.
Ждать пришлось долго. Целых шестнадцать лет, даже с небольшим «хвостиком». И вот они стоят напротив и пристально смотрят друг другу в глаза. Что-то знакомое промелькнуло на мгновение во взгляде пришельца. Промелькнуло и скрылось за занавеской морщинистых век и редких бесцветных ресниц. Иванов замер от нетерпения и неожиданности: наконец! Свершилось! Больше он не услышит едких насмешливых реплик от знакомых и сослуживцев, теперь никто не посмеет подтрунивать над ним. Вот вам, выкусите! Он прогнал внезапно нахлынувшие чувства злорадства и превосходства над окружающими: «Значит, я личность! Я не такой, как все, я особенный, ведь именно меня, а не кого-то другого выбрали для этой почетной миссии – осуществления первого в истории Земли контакта третьей степени!» Огромным усилием воли он погасил в себе волну нахлынувшей гордости и значимости собственной персоны и постарался сосредоточиться на Нем. Его визави не промолвил ни слова, что не помешало диалогу начаться.
- Вот мы и встретились, - послышался «голос».
- Я так долго ждал, - так же мысленно ответил Иванов.
- А я всегда был рядом. Просто ты меня почему-то не слышал.
- Странно. Я ведь все время был начеку.
- Это уже не важно. Так зачем тебе нужна наша встреча?
Такой, казалось бы, простой вопрос, застал Иванова врасплох.
- Как зачем? - мысленно промямлил он, - У меня накопилось так много вопросов!
- Спрашивай! – милостиво разрешил собеседник.
- Ну, я, в общем, так сказать, понимаете ли…
- А ты и вправду размазня! Права была твоя бывшая.
- Да нет, я просто немного растерялся.
- Не понял, так – да или так – нет? – то ли съязвил, то ли, действительно не понял тот, кто замер напротив.
- Ну вот, например, о смысле жизни…
- Конкретнее.
- В чем ее смысл? Я очень хотел бы знать.
- Тебе действительно это надо? А как же утверждение: меньше знаешь – крепче спишь?
- Ты… Вы… умеете шутить?
- Не знаю, не пробовал, сейчас я вполне серьезен.
- Ну, для чего-то же мы пришли на этот свет… родились… живем?
- А ты как думаешь?
- Не знаю. Понимаешь… -ете, как-то пусто все вокруг, бессмысленно что ли. Ну, работа, утро-день-вечер, ну выходные или праздники, лето-осень-зима-весна и опять лето. А зачем? Какой смысл? Все так однообразно, неинтересно, скучно.
- А близкие люди?
- Родители умерли, а двоюродные… Они живут далеко.
- Тогда друзья?
- Ну, в общем, есть. Так, рыбалка, преферанс, чаще - телек. Но это же все равно только для того, чтобы убить время.
- А что его убивать? Оно и само умирает каждое мгновение… и рождается вновь… - немного задумчиво «произнес» собеседник.
- Где же истина?
- Ну, уж точно, не в вине.
Иванову вновь почудились иронические нотки, но, не обратив на них внимания, он упрямо продолжал допытываться:
- Так в чем все-таки смысл? Его ищут все. Да, кто-то в вине, только не я!
- Ты рассуждаешь о смысле, а разве на шестнадцать лет забыть о существовании собственного сына не есть наибольшей бессмыслицей? Как часто ты его видел? Говорил с ним?
- Я честно платил алименты!
- Тоже мне, подвиг!
- Он был с матерью!
- Сыну всегда нужен отец. Разве не могло стать смыслом желание всегда быть рядом, поддерживать, помогать? Тогда, возможно, мальчишка не стал бы наркоманом?
Иванов тряхнул головой, словно хотел прогнать назойливого комара:
- Уже поздно!..
Острая боль пронзила его сердце, а глаза затуманила колючая пелена тяжелой влаги. Он сделал шаг назад и набросил на зеркало в прихожей черную ткань, за которой скрылся «пришелец». Однако его «голос» продолжал разрывать сознание:
- Что? Теперь тебе больно? Где же ты был все эти годы? Ну да, ты искал великий смысл жизни! Неужели еще не постиг? Может, подсказать?
- Замолчи! Сжалься! – прошептал Иванов, обхватив голову руками.
- Ты думаешь, станет легче? – безжалостно каждым словом, словно плетью, хлестал неугомонный «голос».
Иванов вновь тряхнул головой и порывисто прошел в комнату. Там, у гроба сына, скорчилась, сморщилась, окаменела его бывшая жена. Он стал рядом, обнял за плечи и сквозь удушающие рыдания, что неудержимыми потоками прорвались наружу, обронил:
- Про… про… про-сти…