Спасаю тебя (Рассказ)

Я потратил уйму времени и сил, чтобы убедить коллег в необходимости отмены высшей меры:

— Зло нельзя искоренить злом, — говорил я, обращаясь к парламентариям. — Насилие может породить только еще более жестокое насилие. Жизнь каждого человека священна, и права ее отнимать нет даже у нас, людей, облеченных властью. Посмертная реабилитация еще никому не могла вернуть сына, мужа, брата или отца. Она попросту бессмысленна и становится откровенной насмешкой над чьим-то горем. Как часто «следственная ошибка» стоит жизни ни в чем не повинным людям! — а дальше я приводил имена, фамилии и оперировал фактами.

После заседания ко мне подошёл Алексей — старый приятель и непримиримый оппонент. Он был мрачен, но руку всё-таки подал.

— Твоя взяла, Сергей. Думаешь, сегодня сделан правильный выбор?

— Да, — ответил я, не сомневаясь ни секунды. — Мы не должны брать на себя слишком много.

— Надеюсь, что так, — Алексей вздохнул. — Сдаётся мне, у твоих убеждений ноги растут из непростого прошлого — твоего или кого-то из родственников.

— А у твоих?

Я решил «перевести стрелки», чтобы не сболтнуть лишнего. Ни к чему ему было знать, что брата моей жены посадили по ложному обвинению и казнили, а Марина потеряла из-за этого нашего первенца. Скелеты должны оставаться в шкафу.

— Я... — Алексей замешкался. — В общем, проехали.

Как я и думал — он так упорно бодался со мной, потому что его толкала вперёд собственная история «не для чужих ушей». Сегодня я оказался убедительнее. Парламент проголосовал за отмену смертной казни, а я чувствовал себя абсолютно счастливым человеком.

К тому времени, я полностью состоялся как мужчина, муж и отец, и моё отличное настроение не сумели испортить даже очередные выборы, после которых я уже не был представителем законодательной власти, но... Мои предприятия исправно работали, давая достаточно денег, чтобы семья ни в чем не нуждалась. Да и хватит с меня политики, мне уже давно хотелось проводить куда больше времени с женой и Кристинкой — нашей дочерью.

Дочка выросла серьезной, красивой и талантливой. Она отлично училась, занималась в изостудии, в музыкальной школе по классу фортепиано и углубленно изучала английский язык.
И даже то, что возвращаться домой ей приходилось поздно, проблемой не было. В элитную школу, которую Кристина посещала, ее отвозил мой водитель, он же и забирал девочку с уроков. На музыку и рисование Марина возила дочку сама. К тому же, Кристя была очень ответственной и всегда звонила нам, если ей приходилось задерживаться. Всегда. Кроме того дня.

***

Тогда водитель вернулся домой без Кристины. Она осталась у своей лучшей подруги — Дианы, которая жила в коттедже, расположенном напротив нашего. О том, что после школы пойдёт к подружке, дочка предупредила нас заранее, а потому мы и не подумали волноваться. Но когда она не появилась в положенное время, нам стало не до смеха.

Я немедленно позвонил Диане, но девочка сказала, что от нее Кристина ушла вовремя — добрых полчаса назад. Для того чтобы перейти через разделяющую наши особняки дорогу, нужно пять минут. Десять, если передвигаться со скоростью средней улитки и считать всех пролетающих ворон. Десять минут, но никак не полчаса и не час, в течение которого мы с Мариной ждали возвращения Кристи.

Телефон дочери почему-то находился «вне зоны досягаемости», и дозвониться до нее я не мог. К тому времени, как часы показывали девять вечера, я успел обзвонить всех одноклассников Кристины, но никто ее после школы не видел.

Тогда я позвонил своему другу — генералу милиции Потапову и сообщил о пропаже дочери. Уже через несколько минут все силы были брошены на поиски Кристины, а Потапов пообещал держать меня в курсе и позвонить, как только что-то станет известно:

— Не волнуйся, Сергей, — говорил он мне по телефону. — Найдется твоя Кристя. У подружки, небось, засиделась или с женихом зарю встретить решила! Она же у тебя уже невеста.

Он позвонил в пять часов утра следующего дня. Я поднял трубку и услышал знакомый голос:

— Сергей?

— Да, — я сел на постели, пожимая плечами в ответ на вопросительный взгляд Марины.

— Это Потапов. Приезжай в отделение.

— Что случилось?

— Нужно опознать тело.

— Еду.

— Кто это? — спросила Марина, видя, что я встал с постели и набросил халат.

— Павленко. На них налоговая наехала, — выдал я придуманное на ходу. — Я говорил ему, чтобы был внимательнее, да ты сама знаешь.

— И что теперь?

— А ничего. Сейчас поеду разгребать очередное дерьмо, — я направился к ванной. — Не волнуйся, родная, все будет хорошо.

— Обещаешь?

— Конечно.

***

— Её... - Потапов отвернулся от меня, проталкивая слова сквозь зубы, - тело девушки, похожей по описанию на твою дочь, привезли два часа назад. В отделение поступил анонимный телефонный звонок, по которому была тут же выслана следственная бригада. К сожалению, помочь жертве оказалось уже невозможно, но преступник оставил достаточно улик, думаю — скоро мы его возьмем, - уверенно закончил он, лично сопровождая меня к моргу.

— Улик?

— Да. На теле лежала роза, белая роза... Кроме того, мои ребята взяли образцы его спермы и...

Услышав такое привычное слово, я вздрогнул и невольно покачнулся. Я знаю, в каких случаях остаются такие улики. Потапов подхватил меня под руку и тут же спросил:

— У тебя как сердце? Не страдаешь?

— Нет, — односложно ответил я, морщась от запаха формалина, которым был пропитан небольшой морг.

Сверившись с документами, патологоанатом, хозяйничавший у какого-то тела, подвел нас к одному из столов и откинул простынь.

Забыть то, что я увидел, я не смогу. Никогда. Только вместе с жизнью сумею расстаться с этими проклятыми воспоминаниями. Видеть своего ребенка таким не должен ни один родитель. Равно как и хоронить своих детей. Но, вероятно, я все же сделал когда-то что-то очень плохое, раз мне пришлось смотреть в остекленевшие глаза Кристинки. Видеть черное кольцо синяков на шее, ожоги на руках и ногах, кровавые росчерки на груди, животе и бедрах. Крови, застывшей черными чумными струпьями, было много. Очень много. Она покрывала и внутреннюю сторону бедер, и я знал, что было этому причиной.

Я смотрел на все это и не мог выдавить ни слова. Стоял, глядя на изувеченное тело дочери, и чувствовал, что умираю сам. Проклятый формалин с каждым вдохом заполнял легкие, словно желая забальзамировать меня, чтобы тело не начало разлагаться преждевременно, чтобы не умерло, как только что скончалась душа.

— Это она? — кашлянув, спросил генерал.

— Да, — спокойно и равнодушно ответил я. Как зомби, лишенный всех человеческих эмоций.

— Соболезную, — Потапов кивнул подчиненному, и тот прикрыл тело простыней, — идем.

Я последовал за генералом в его кабинет и уже там узнал, что Кристину изнасиловал в извращенной и обычной форме неизвестный мужчина. Он же тушил о тело дочери окурки и резал ее ножом. До того, как задушил. В момент оргазма.

Я слушал Потапова и пытался отыскать в себе хоть какие-то чувства, но напрасно. Я даже не ощущал вкуса водки, полный стакан которой он мне налил. Я выпил ее, как воду, и даже не поморщился. Потом он подтолкнул ко мне сигареты, и я машинально взял одну, хоть бросил курить пятнадцать лет назад. Потапов поднес мне зажигалку, я прикурил, глубоко затянулся и закашлялся, а потом сказал:

— Держи меня в курсе.

— Обязательно.

Я шел к своей машине, а сам думал о том, как скажу об этом Марине. Что будет с женой, когда она увидит Кристину?

Но не было ни слез, ни криков, ни обморока. Был просто глубокий шок, вывести Марину из которого не смогли до сих пор, хоть прошло уже достаточно времени. Жена все еще находится в психиатрической клинике, в отдельной, комфортабельной палате. Она не узнает никого, кроме меня, и почти не разговаривает. Марина ждет, когда вернется из школы Кристина. Но все мои деньги и связи не способны помочь вернуться им обеим.

***

«Мессия», так звал себя маньяк, успевший убить еще четырех девочек, пока его пытались вычислить по контактам погибших в соцсети, где он и знакомился с будущими жертвами и влюблял их в себя. Он убеждал их никому не говорить об этих отношениях, но Кристина нарушила данное Мессии обещание хранить «любовь» в тайне. Она рассказала Диане о том, что познакомилась в сети с прекрасным Принцем, но даже ей не назвала имени возлюбленного. Так боялась наша дочь потерять своего... убийцу.

Мой водитель не солгал, он действительно привез девочек к Диане домой, но уже спустя полчаса Кристина покинула наш элитный поселок, села в вызванное ею же такси и уехала обратно в город. Об этом рассказал охранник, дежуривший на въезде. Он видел, как Кристина села в машину, но ничего подозрительного в этом не нашел. Таксиста вычислили очень быстро, однако у мужчины было железное алиби. Он сообщил, что высадил Кристину у одного из театров, а встретилась она с кем-то или нет — не знал. Девочка тут же смешалась с толпой, да и разве обращаешь внимание на каждого пассажира?

***

Несмотря на все мессианские басни, судебно-психиатрическая экспертиза признала подсудимого Малахова вменяемым. Я ходил на каждое закрытое заседание, я видел его глаза — насмешливые, полные презрительного превосходства. Ему нечего было бояться. Его жизнь не отнимет никто, потому что триста с лихером мудаков когда-то отменили смертную казнь, желая доказать всему миру свою цивилизованность и гуманизм. Этого я не забуду никогда, как и допросы Мессии:

— Зачем вы их убивали, Малахов?

— Я не убивал, я спасал, гражданин прокурор.

— От чего?

— От них самих! Каждая девочка рано или поздно ею станет!

— Кем, поясните, обвиняемый.

— Шлюхой. Как только перестанет быть ребенком, — понизив голос, отвечал он. — Вы знаете, как это бывает! Все знают, но никто ничего не делает, чтобы их спасти.

— И потому вы решили этим заняться?

— Меня послали, это моя миссия.

— Кто послал? — последовал закономерный вопрос.

— Как это кто? Господь, сотворивший небо и землю!

— Где вы знакомились с девочками?

— В сети, — усмехнулся он, — это же так просто!

— Что было потом?

— Я общался с ней, пока не понимал: есть ли смысл ее спасать. Если было уже поздно, я разрывал контакт. Если нет...

— Продолжайте.

— Я назначал встречу. Проверял, действительно ли она еще неиспорченна, и спасал. Это все, что я мог для них сделать, — сокрушенно вздыхал маньяк.

— Вы не боялись, что девочки расскажут о вашем романе?

— Нет. Я убеждал их в необходимости хранить наши отношения в тайне...

— Чего вы хотели добиться, подсудимый. Ваша основная цель?

— Очистить мир от скверны, которую несут в себе женщины, — совершенно серьезно изрек Малахов.

— Что символизировала роза?

— Чистоту, которой больше не было. И, согласитесь, это еще и красиво — алое на белом, — мечтательно протянул подсудимый.

— Если вы когда-либо выйдете на свободу, продолжите то, что начали? — прямо спросил прокурор.

— А как же! В мире еще тысячи девушек, нуждающихся в Мессии! А твоя Кристина, — тут он уставился на меня, — была самой чистой из всех.

От неожиданности я невольно вздрогнул. «Откуда он мог меня знать?» - пронесся в голове вопрос, и тут же я ответил сам себе. Конечно же, Мессия видел меня на фотографиях, которых на странице Кристи в соцсети было много.

— Прекратите, подсудимый! — одернул его прокурор.

— Нет-нет, это же самое важное для него, — Малахов ткнул в мою сторону пальцем. — Он же хочет знать, какими были ее последние слова, да? Она звала тебя, папочка, слышишь? А у тебя случайно нет еще одной дочери? — спросил Мессия, когда его уводили конвоиры.

***

Когда я вышел из зала суда после оглашения приговора, меня тут же окружили плотным кольцом стервятники с микрофонами. Они хотели знать, доволен ли я тем, что Малахов осужден на пожизненное заключение в одиночной камере.

— Без комментариев, — бросил я, прорывая круговую репортерскую оборону и направляясь к машине.

Тогда я еще надеялся, что сумею добиться смертной казни для Малахова. Но они мне отказали. Все. Верховный Суд, Президент, Евросоюз. Не казнили тех, на чьей совести было куда больше жертв, а Мессия успел убить всего-то пятерых. Какие могут быть исключения?

Тогда я попросил Потапова дать мне свидание с Малаховым. Всего лишь десять минут наедине. Но услышал в ответ:

— Нет. Извини, Сергей. Я знаю, что ты собираешься сделать. Это не вернет тебе дочь, но будет стоить мне погон, в лучшем случае. Я не собираюсь рисковать всем, чего добился. Даже ради тебя.

После этого разговора я с генералом Потаповым не общался и не отвечал на его звонки. Есть вещи, которые прощать нельзя. Одна из них — предательство. Вторая — белая роза с залитыми кровью лепестками.

***

Спустя год отсидки, Мессия вдруг захворал. На несчастного, запертого в одиночке маньяка, свалилось тяжелое нервное расстройство, и его временно перевели в охраняемую палату той же психиатрической клиники, где лежала Марина.

Это был тот самый шанс, которого я так ждал. Главврач прекрасно знал, по какой причине Марина стала его пациенткой, а еще он очень сильно хотел иметь «Мерс» последней модели и квартиру для собравшегося жениться сына.

И я обменял все это на белый халат, маску, перчатки, шприц и десять минут наедине с Мессией. В этом маскарадном костюме я не вызвал подозрения у охранников, тем более я пришел в то время, когда пациенту обычно делали уколы.

Я вошел в его палату со шприцем, наполненным каким-то лекарством. Увидев «врача», привязанный к кровати Малахов скривился:

— Опять ширка! Слушай, да сколько можно?! Ты бы лучше мне массаж сделал, что ли? У меня кое-что капитально затвердело, может, проявишь милосердие к ближнему? Ты же клятву Гиппократа давал! Ну, чего молчишь?

И в этот момент я, точно так же не говоря ни слова, стащил с лица маску. Он узнал меня мгновенно и затараторил:

— Ты?! Какого хрена?

Я продолжал хранить молчание, закатывая ему рукав, перетягивая руку жгутом и нащупывая вену.

— Что это ты делаешь? — заорал Мессия, увидев, как я вылил из шприца лекарство и снова наполнил его воздухом. Десять кубиков спертого, пропитанного вонью палаты воздуха.

— Спасаю тебя, — сказал я, вонзая иглу в вену и вдавливая поршень до отказа.