Но ведь можно понять иначе. В смысле, возраст другой, бессобытийный. Частота и качество стула – главная интрига дня. Несешь себя осторожно, будто древнюю вазу. Шаг в сторону, оступился и трындец. Раньше заболела, допустим, нога или шея, или глаз. Ты плюнул на это дело и забыл. И оно само прошло. Раньше не лечил – проходило. Сейчас лечишь – не проходит. Таблетки, втирания, капли, ингаляция, массаж. Йога, медитация, диеты, будь они неладны... Не проходит, сволочь. И вряд ли уже пройдет. То есть, оно, конечно, пройдет, но, боюсь, что вместе с нами.
Грустно это, братцы, как же так?
Живем вроде бы. Годами куда-то ездим, суетимся, платим налоги... А вспомнить нечего. И люди какие-то мелькают рядом – намного ближе, чем хотелось бы. Может к ним внимательнее присмотреться? Хотя куда еще внимательнее? Если брать по совместно убитому времени, то они мне роднее жены. Кстати, она недавно рассказывает.
Одна тетка с ее работы держит зайца и двух кошек. Семья у нее такая. Раньше были заяц и другая кошка – но состарилась и умерла. Хозяйка от депрессии месяц бюллетенила, все официально, диагноз. И заяц тоже поскучнел. Невмоготу им стало без кошки. Присмотрели в магазине котенка. Продавцы говорят: они с братом неразлучные, купите обоих, иначе может с тоски заболеть. A котятки-то породистые, недешевые, триста баксов за хвост. Но сейчас рады, весело дома. Котята зайца не обижают – он там босс. Это я к тому, что сослуживцы тоже люди, и хумани нихил им не путо. И если прийти в офис, например, голым, то к обеду, может, кто-нибудь заметит.
Я хотел назвать этот текст «Сослуживцы». «Коллеги» звучит лучше, да использовано, увы. Но жена сказала: мм-мм... назови просто – «Офис». Хорошо. Далее. Если кому надо сюжет, бросайте читать прямо здесь. Его не будет. Помню, рассматривал я картину «Явление Христа народу». Грандиозное полотно. Однако, едва ли не сильнее впечатлили десятки этюдов рядом. На них – головы, лица, фигуры, детали будущей композиции. Вот и здесь примерно то же, за минусом суммарного шедевра. Итак.
Джеф, бывший начальник.
Академик, умница, вымирающий экземпляр. Километровый список регалий опостылел даже ему. Пару лет заслужено отдыхает консультантом, то бишь свадебным генералом в ООН. Иногда заезжает в офис – порадоваться, как тут без него хреново. Людей больше, толку меньше, чему, естественно, найден вагон причин. Невысок, пузат, седая борода лопатой, волосы красит в черный цвет. Похож на старого развязного хоббита: «my boy», «good girl», ноги на столе (я не шучу). Всем придумал кликухи. Стивена называет Стиви, Терри – Тесс, Айвана – Айв, Хелен – Хел. Руфь почему-то – Руфикус. Болтун высочайшей пробы. Я всегда таким завидовал. Чешет экспромтом на любую тему – складно, убедительно и весело. Иногда пускает легкий матерок. Стиви о Джефе: he can bullshit his way out of everything. Затрудняюсь перевести это с точными нюансами смысла. Приблизительно так: он может отболтаться от чего угодно. Лучшего начальника у меня по жизни не было.
Хелен, секретарша.
Удивительно, за какие грехи у этой безобидной профессии столько эвфемизмов? На моей памяти Хелен звалась личным ассистентом, исполнительным помощником, координатором проектов и офис менеджером. Но делала всегда одно и то же. Организовывала начальника. Забывчивость Джефа равна его активности. Думает и передвигается он стремительно. Читает бумаги даже в туалете, облегчаясь у писсуара. Однажды в таком состоянии зазвонил его мобильник. Каким образом Джеф ответил – не знаю, подсмотреть я не решился. Стив, опять-таки за глаза, шутил, что в детстве начальник явно перенес ADHD.
Такому, понятно, мало одной секретарши. На Джефа горбатились три. Только назывались они по-разному. Хелен – самая интересная. Худая, востроносая дюймовочка лет пятидесяти. В курсе всех офисных сплетен за минуту до их появления. Восхитительно и смело дерзит любому начальству. Помню, на одном корпоративе говорит: «Указявки Джефа надо выполнять с третьего раза. С первого он точно забудет. И со второго может. Вот если в третий раз напомнил, значит, придется делать». Джеф смеялся громче всех, умный, пес. Однако, кроме Хелен никто с ним такого не позволял.
Секрет этой отваги прост. У Хелен муж банкир и пять домов на элитных окраинах Сиднея. Три сдаются, а в двух они живут. Иногда я думаю: хорошо быть с начальством на равных. А главное, чтобы равенство это выглядело естественно. Хорошо не прогибаться даже внутри себя. Криво усмехаться и рискованно шутить, зная, что в любую секунду можешь послать их в даль. И захлопнуть дверь ногой. С другой стороны, зачем она вообще работает? Вот. Чтобы демонстрировать наряды, которых много, только обуви сорок пар, где зрителей напасешься? А в офисе ежедневное дефиле. И тут все хитро. Если Хелен явилась в бирюзовом платье с оборками – туфли на ней абсолютно в цвет. И маникюр с педикюром, и тени. А если, допустим, в оранжевом с искоркой, то вся, натурально, апельсиновая и блестит.
Раз Хелен подвозила меня в центр, значит, ехала не домой. Я спросил:
– Ужин в ресторане?
– Лучше. В театральной студии.
– Ты еще и актриса?
– Драматург.
– Ого. Много пьес написала?
– Одну.
– Богатые тоже плачут?
– Что?
– Шутка. Дашь почитать?
– Она мм... не совсем готова. Не могу закончить.
– Что так?
– Творческий поиск, кризис... Ты не поймешь. Это тебе не цифирь гонять.
– А. Ну да.
После ухода Джефа Хелен перевели в другой кампус. Или она сама перевелась. При нечастых встречах мы обнимаемся. Зачем – объяснить не могу.
Пол, начальник.
Я помню, как его назначили вторым замом Джефа. Назначение было тихим, а должность – придуманной. Тогда Пола не особенно замечали. Тем более, что на службе он появлялся редко. Когда Джеф, подобно старой актрисе, уходил в окончательный раз, всех изводила мысль: кто? Либо Стив (первый зам и редкостный гандон, пакуйте коробки, господа), либо кто-то извне. Тут наверху легонько щелкнуло, повернулись скрытые механизмы... И начальником стал Пол.
И мы его впервые как следует разглядели. Оказался похож на матерого ловеласа с оттенком голубизны. Волосы цвета грязного сена – модно торчат. В ухе серьга. Приталенные сорочки расстегнуты а-ля мафиозо, тесные брюки и комично остроносые штиблеты.
Секретаршa бывшего шефа – это проблемное наследство. Это как обувь из секонд-хэнда – нестарая, и размер подходящий. Но... По чужой ноге разношено, не своим пахнет. Короче, Пол берет в секретари мальчика неясных лет. Мальчик – его зовут Крейг – напоминает самого Пола, уменьшенного размера на два. Брючки в обтяжку, негромкий голос, ускользающий взгляд. Вроде смотрит в глаза, а получается мимо.
Может они и правда гомики? Но у Пола жена, дочь и, якобы, любовница. Мой друг Антон сказал бы, что это для маскировки. И оказался бы не прав. Здесь эти ребята в таком почете, что маскироваться скоро будем мы. С воцарением Пола народу в офисе удвоилось. Причем для всех новеньких изобретены теплые должности. А народец мутный, ясно только одно – все они знали Пола раньше. Вот, например…
Джанель, старший менеджер чего-то там.
У нее самая фальшивая улыбка в офисе. Настолько фальшивая, что в улыбку эту хочется плюнуть. Я долго сдерживался, затем привык. Тем более, что улыбается Джанель постоянно. Кто ее выучил этому гадству? Кто натаскал сочувственно заглядывать вам в лицо? И ласково кивать всякому слову? Так ведут себя чудики-психиатры в голливудских комедиях. Еще она любит декадентские стрижки, костюмы покроя шестидесятых, всяческие заседания и коллективные обеды. И чтобы каждый рассказал о своих трудовых успехах и планах. Я давно заметил – чем туманнее у людей обязанности, тем больше им нравится говорить об успехах и планах.
Но за подножку Стиву я простил ей все. А дело было так. Джанель объявилась в конторе вслед за Полом. Затем легко пересела в нагретое место второго зама. Слишком легко. Умные головы сделали выводы. И в отпуск ходят вместе, не иначе как титнель-минтель. Правда, он летит на Гавайи, а она в Европу. Плюс малыш Крейг... хм, неувязка. Может, он их внебрачный сын? Или они все-таки подруги?
Через два года Пола назначают и.о. проректора. За какие такие доблести – это отдельный риторический вопрос. И.о. на шесть месяцев – а значит, это время нами будет руководить тоже какое-то и.о. В теноре Стива зазвучала победная гнусавость. Однако, наверху снова повернулись колесики, и мы узнаем, что и.о. шефа – упс! – назначена Джанель. Вот тебе и Джанель номер пять!
Я давно привык, что мной командуют профессора и академики. Даже Пол имеет степень. А тут – левая бабенция с натянутым оскалом. Одна радость – Стива бортанули дважды. Мало того, он у нее в подчинении – ха-ха-ха. Столько лет – верой и правдой, от рассвета до заката, без единого отгула. И такой облом.
Стив, главный менеджер чего-то там еще.
Вообразите сутулую единицу, кол – в мятых брюках, унылой рубашке и галстуке. Получится Стив и его длинный нос. Если бы не редкая смена галстуков, могло бы показаться, что он в офисе живет. Когда приходит и уходит неизвестно. Ест, не отрывая глаз от монитора. Испытывать нежность к четырем арифметическим действиям – это перебор. Даже в таком фатальном случае, как Стиви. Вряд ли он мазохист, скорее, обычный придурок. Либо дома тошно человеку. Кстати, версии не исключают одна другую.
И хрен бы с ним, его проблемы, так? А вот и нет. Кабинет его напротив входа. Дверь всегда открыта. Утром коллеги идут мимо, Стив здоровается и – как бы ненароком – бросает взгляд на часы. Вечером та же история.
Иногда говорит:
– Уже домой? Так рано?
– Так я раньше пришел сегодня, – оправдывается пойманный, – а ты, Стив, как обычно допоздна?
– Как обычно... – укоризненный вздох, – у меня всегда полно дел.
Меня эти вздохи и косяки, сознаюсь, раздражают. Но если б только они. На любой говорильне Стив подолгу отчитывается о своей титанической работе. За один тембр голоса удавил бы. Джанель радостно кивает, хотя мало что понимает, как и все остальные. Общая идея такая, что без него университету кранты. Что он тут самый важный человек, а мы, значит, груши околачиваем. Иногда говорит:
– У меня столько отгулов, что если бы их разом взять, ушел бы на год. Но я и одного не беру. Дела.
Или:
– В других университетах мои обязанности выполняют трое. А здесь – я один.
Ну и мудак, думают все. А Хелен однажды сказала:
– Еще бы понять, чем ты, собственно, занимаешься.
Раз встречаю даму из соседнего отдела.
– Как вы, – говорит, – с ним общаетесь? По-моему, ваш Стив – идиот.
– Не исключено. А что случилось?
– Заходит вчера к нам в офис, спрашивает: «Ну как вы тут, заняты?» «Очень, – говорим, – заняты». Он сделал морду: «Вы – очень? Вы эти забавы называете работой? Да вы не представляете, что такое заняты». И все на полном серьезе... Нет, он больной.
Точно, есть у нашего вечного зама эта милая привычка. Шататься по офису и заглядывать в кабинеты:
– Ну как, – усаживается напротив, – работа идет?
Я теперь ему не подчиняюсь и могу быть кратким.
– Идет.
– Над чем трудимся?
– Над разными задачами. А что?
Тут он вспоминает, что больше мне не супервайзер и дает задний ход:
– Да так, ничего. Просто спросил.
– Ну и вали отсюда. – телепатирую я.
Он слушается.
Голос Стива оживляет в моей памяти непечатные идиоматические конструкции, актуальные в школьные годы. А я-то думал, что совсем их забыл. Он даже «о-кей» не способен выговорить по-человечески. У него получается «а-кяяй».
Терри, компьютерщик.
Слово «шестерить» я узнал в начальных классах. И впоследствии более-менее удачно избегал этого занятия. Один только случай меня беспокоит. Расскажу, а вдруг станет легче. В аспирантуре мною научно руководила Ольга Павловна, дама блатная и жесткая. У нее бы табуретка защитилась, везде схвачено насмерть. Ольга Павловна дала мне работу на кафедре (это начало девяностых, время самое голодное). То есть, от нее серьезно зависело мое настоящее и будущее.
Зная это, начальница требовала от меня всяких безвозмездных услуг. Главным образом подмены себя на лекциях и выгула по Москве иностранных гостей. Шесть раз за казенный счет я посетил Большой Театр. Дважды ездил в Загорск. После визита в Звездный Городок нашу делегацию из трех англичан, шофера и меня общитал ресторанный халдей. Шельмец отлично понимал, что скандалить при иностранцах я не буду.
И все бы ничего. Но в какой-то момент я осознал себя таким же примерно халдеем при Ольге Павловне и ее заграничных гостях. Друзья и раньше шутили на эту тему, но я отмахивался. Помню, сижу в кабинете – один. Вдруг телефон – она, настроение злобное. Надо срочно ехать в издательство за макетом ее книги. То есть, это надо было вчера... Как ничего не знал?? Ноги в руки и бегом! По исполнении доложить. Конечно, Ольга Павловна. Никаких проблем, уже еду. До свидания. Вдруг я понимаю, что стою. Навытяжку – в пустом кабинете, и трубкой отдаю честь.
Неприятное открытие. Все-таки надо тщательней отслеживать себя. Контролировать постоянно, хотя бы внешне. Внутри мы едва ли изменимся. Полжизни в стране рабов, стране господ отменить нельзя... Здесь жополизов действительно мало, почти нет. И усердия, энтузиазма не замечал в самом процессе. Пока не встретил Терри.
Но вот занятный парадокс. Если в нашем офисе и есть незаменимый человек, так это он – Терри. Уволься он завтра – проблем возникнет больше, чем в случае пропажи всего начальства. А хорошо бы им пропасть куда-нибудь на месяцок... Терри изобрел множество хитроумных компьютерных полезностей. Естественно, как они устроены, знает только он. Весной купили новый аналитический пакет IBM. Толком не доведенный, работает через задницу, как все у плохишей Билла Гейтса. Терри его наладил так, что мальчиши долго чесали репы. Все боялись, что они его переманят. А им такие умники без надобности. Тогда ведь, по сравнению, они-то сами кто?
Не понимаю, зачем Терри лебезит перед начальством так, что стыдно делается мне. Бегает советоваться о всякой мелочи, лепечет, розовеет. Мнется на пороге, будто школьник. Ежедневно пишет доклад о сделанной работе. Использует такие обороты, как: «всего за два часа мне удалось... », «было трудно, но я сумел... ». А также: «итог моих усилий превзошел ожидания».
Он любит нервно шутить об увольнениях и сокращениях. Я в этих шутках чувствую страх. Почему он боится? Ежу ясно, что при самом худшем раскладе Терри уволят последним.
Но чашка кофе в три пополудни меня добила. Приметил я это не сразу. Мало ли народа болтается с чашками по офису. В основном пьем растворимый, без суеты. А Терри приволок навороченную машину. Действуя, она испускает такой аромат, что пить кофе уже не обязательно.
Однажды замечаю, как Терри с лакейским видом и чашечкой на блюдце заходит к Джефу. А выходит без нее. Потом увидел еще раз. Присмотрелся, а это ежедневный ритуал! Помню, работали у Джефа в кабинете. Он диктовал мне что-то, взгромоздив ноги на стол. Аккуратный стук, вплывает Терри с чашечкой.
– Твой кофе, Джеф.
И ставит ее рядом с руководящим ботинком.
– Спасибо, мой мальчик, – говорит начальник, не отрывая глаз от бумаг.
А на поверхности кофе – сердечко.
Недавно я окликнул Джефа в супермаркете. Бывший начальник обрадовался. Сели в кафешке, заказали вина, поговорили. Когда я упомянул Терри, Джеф криво усмехнулся, обронив: «забавный малый... » И больше ничего не сказал.
Пол и Джанель ходят за кофием в буфет, а Стиви вообще не употребляет. Здоровье бережет, надеется хоть когда-нибудь побыть директором. Так что кофейные услуги оказывать некому. Что добавить о Терри? Упитанный, лысый, часто краснеет. Интересно, что лысина краснеет первой. Щеки – самая заметная часть лица.
Остальные.
И еще мы. Человек двадцать невидимых тружеников мыша и экрана. Утром мы общаемся. Говорим:
– Хай. Как дела?
– Хорошо. Как сам?
– Неплохо.
Вечером говорим:
– Бай.
– Бай. Увидимся завтра.
В офисе есть люди, которым я за шесть лет не сказал ничего, кроме «хая» и «бая». Думаю, это всех устраивает. Кое-какие имена вспоминаю не сразу, мягко говоря. Особенно – у лиц индийской национальности. Число их за последнее время явно увеличилось. От ноля до пяти-семи. Это Джанель заигралась в народную принцессу. Фамилии у ребят – вообще не подходи. Забор с колючей проволокой и током, например, Suriyarachchi. А имена сократили до более пристойных: Читра, Шрини, Сафи... Еще бы угадать, кто перед тобой – Читра, Шрини или Сафи.
Нет, лучше не гадать, все равно ошибешься. Лучше просто: «хай-бай-как дела». Иногда одному и тому же человеку по три раза в день. Потому что забываешь, когда ты его видел: сегодня или вчера. Или месяц назад. Дни и лица одинаковые как пустые товарные вагоны. А ведь это моя жизнь уходит порожняком...
Была у нас такая Розмари, одна из секретарш Джефа. Тихая офисная мышка: старомодные очки, бесформенные платья. А потом как-то узнаю – собирают ей деньги... на венок.
– Это как понять? – спрашиваю.
– Чего тут непонятного? Умерла от рака. Завтра отпевание. Ты идешь?
– Да как же так? Я ее на прошлой неделе видел...
– Ты уверен, что не в прошлом месяце? Она давно болела вообще-то...
Вот тебе на. Зато дела всегда были «хорошо». Ну что, похоронили Розмари. Устроили поминки, людей собралось много. Она давно в нашем здании работала. А я на поминки чуток опоздал. Иду и сомневаюсь: удобно ли входить? Там сейчас прощальные речи, скорбные лица... На подходе слышу галдеж. Народ, собравшись кучками, активно жует и беседует. Не об усопшей, нет. О погоде и футболе, как раз чемпионат мира шел.
Я задумался: а ведь со мной получится так же. Не появлюсь в офисе неделю, другую, месяц... Большинство сослуживцев не заметит. А потом будут собирать на меня деньги и лопать бутерброды. Не хочу я их денег. Надо оставить письмо, чтобы не собирали.
