О Лике и моральном облике (Очерк)

О ЛИКЕ И МОРАЛЬНОМ ОБЛИКЕ

Повесть Лорены Доттай «Силы жизни» («Мосты», №№ 20,21) предваряется выдержкой из какой-то старинной молитвы. Таким образом, ещё не приступив к чтению, уже проникаешься пиететским ощущением предстоящей эпопеи подвижничества из разряда жития святых; в данном случае - святой.
И вправду, героиня повести Лика демонстрирует нам свою поистине бессребренную сущность, выражающуюся в мученическом отказе от материальных благ и научной карьеры, необыкновенную моральную устойчивость, одержимость светлыми гуманистическими идеалами, принципиальную непримиримость к отвратительным людским порокам, как то: национализм или немецкость. Для Лики это, пожалуй, одно и то же. Что ж, наверно, верно.
Если читателю покажется, что в повести много грубых натяжек, то это только кажется. А также кажется, что данное произведение пронизывает агрессивное авторское недовольство всем и вся вокруг. Но это нам, конечно, показалось.
«Серый господин», увидя обыкновенного кота, необычайно разъяряется и трижды орёт с балкона: «Запрещено!»... Кому и что запрещено? Изумившись сим поступком, мы ждём от автора подтверждений психической невменяемости «серого господина», ан нет - он, этот господин, всего лишь такой вот злой, КОРЕННОЙ, нехороший, потому и орёт с балкона при виде сидящего на лужайке кота. Ну, ладно, думаем мы, мало ли чё бывает...
Примечательно, что он не один такой, этот серый господин. В доме напротив обитает целый выводок серых господ, и «они в жизни не держали ни собак, ни котов, ни детей». Занятное обобщение, если учесть, что у немцев в реальности слишком много собак, причём зачастую опасных (как и слишком много леваков - а где их нет?!)... И кошачьих «домочадцев» тоже тут навалом. Вот насчёт детей можно согласиться, но дело тут не столько в серых господах, сколько в правящей феминистской идеологии.
Другой КОРЕННОЙ персонаж, на сей раз женщина, обратив внимание на детские рисунки на асфальте, брюзжит: «Какая грязь... весь асфальт в мелу», и дальше: «Столько от них шума... от этих детей». Нам предлагается поверить, что вполне нормальная женщина действительно считает грязью разноцветные и радующие глаз рисунки мелом, а затем не упускает случая пожаловаться насчёт шума. Ну, такая уж она нехорошая, злая, коренная эта женщина. Они ж вообще, знаете...
«В этой женщине как будто не было ничего своего, а всё из супермаркета и из рекламы: и одежда, и жесты, и, наверное, мысли». Что это, насмешливый антагонизм чеховскому «В человеке всё должно быть прекрасно»? Но коли на то ПОШЛО, то и на Лике одежда из супермаркета, а касательно жестов позвольте спросить, как они могут быть из супермаркета? и из рекламы?.. а мысли? тоже оттуда?.. Да нет, нам только кажется, что это белиберда, просто мы чего-то недопонимаем.
«Она, должно быть, всю жизнь прожила одна, в её жизни была маленькая дешёвая квартирка в социальном районе, каждый день конвейер и каждый день электричка.
Такая жизнь очень бедна, бедна и безрадостна...»
Ах, верно! До чего же ужасная, мрачная жизнь в этой безрадостной Германии!.. Зато у нас в «Совке» - вспомните! Ух!.. Кстати, почему героиня, идя рядом с этой женщиной «лет сорока», думает о ней в прошедшем времени? о якобы прожитой ею в одиночестве жизни, о том, что у неё БЫЛА квартирка... А сейчас, что, нет у неё никакой квартирки? И почему столь самонадеянна героиня в своих домыслах насчёт одиночества и прочего?
«Она жила, словно в броне, эта женщина». Вы уверены? «... всю жизнь прожила в броне, зачерствела...» Ох, уж эти чёрствые коренные обитатели! Правда, смущает то, что чёрствая женщина чего-то говорит Лике, а та ей не отвечает. Кто же из них «чёрствая»? Что это, ИСКАЖЕНСКАЯ логика?
Расставшись с чёрствой женщиной, вежливая Лика отдаётся своим думам: «...переезжать. Лучше всего в интернациональный квартал». Ну, само собой! А то здесь, видите ли, с коренными чёрствыми и серыми совсем невыносимо. Мечтает Лика о чудесном пёстром радужном мирке (пока не узнаешь, что являет он собой наяву!). К тому же дом, в коем обитает Лика, навевает на неё тоску. А почему? Потому что он жёлтый. Кошмар да и только...
По поводу «наших земляков» в Германии: «И когда люди... устанавливали себе русское телевидение и отыскивали себе русский продовольственный магазин, они обычно признавались: „Как я люблю эту страну“». Слово «обычно» здесь - издёвка. Ибо ОБЫЧНО эти люди, коим требуемы названные атрибуты, эту страну вовсе не любят, так что им не в чем «признаваться».
«Переезд в «русский» дом означал для неё последнюю эмиграцию, внутренний монастырь...» Какой трагический пафос, не правда ли?! Хотя, как видите, у героини есть альтернатива, есть возможность беспрепятственно переезжать в «русский» дом или хоть мотать на все четыре... - и это в условиях всё той же унылой немецкой действительности. В «Совке» же, пока не рухнули всевозможные оковы, никто из нас не располагал ровно никакими альтернативами, даже монастырскими.
В гостях она спрашивает «хозяина застолья, где он купил эти сыры, ею ещё непробованные сорта (курсив мой. - Эд.Б.)...» Опять же проявления тоскливой немецкой реальности.
Героиня нередко, так сказать, философирует о себе: «...учиться умела, а деньги зарабатывать не получалось. И жизненной хватки не было». М-да. Сентенции, конечно, мудрые. «Апропо», что это такое - «жизненная хватка»? Честное слово, никак не могу врубиться!.. Хватка... жизненная... Хм!
«Потом пошли околоинтеллектуальные разговоры, она тоже что-то сказала...» Пожалуй, можно согласиться насчёт ОКОЛОинтеллектуальности, если взять за образец сказанное ею по поводу Хайдеггера: «Философ, сотрудничающий с нацистами, для меня - не философ...» Видите, какая идейная и правильная эта Лика! Не то что какой-то там Хайдеггер. И впрямь, если ты сотрудничаешь с нацистами, то какой же ты философ! Главный признак философа - вовсе не философия, как думают некоторые наивные и безыдейные бюргеры, а твои идеалы и принципы, вот! Поэтому Лика - философ. Хайдеггер - не философ. У него не было устойчивых моральных критериев... У Макиавелли - тоже: он проповедовал насилие... Что уж говорить о несознательном Эпикуре, с его гедонизмом...
Любопытно, художник ли для Лики Пикассо - ведь он был коммунистом... А Сальвадор Дали поддерживал Франко... А Микеланджело распял своего раба... А Сартр разве писатель - с его-то апологией диктатуры!.. А Фейхтвангер содействовал сталинской пропаганде!.. И бедный Шостакович никакой не композитор, ибо ставил свои подписи под разгромными манифестами власти... А целая куча «деятелей советской культуры», прославлявшая раскулачивание, лагеря и жуткое людоедство!
А вот что у Лики, жующей сыр, далее относительно Хайдеггера: «... он тем самым дискредитировал философию. А его жена была антисемиткой...» Ах, ну если так, тогда конечно! Какая тут может быть философия... Интересно, однако, послушать, КАК такие фразы звучат из набитого рта набитой ... . Тем более, если сыр вкусный и жуёшь его с удовольствием. Смакуешь, да ещё выносишь пикантные вердикты всяким этим... Хай... ням!.. деггерам, ням-ням! Да и жена его, ням-ням, ещё та!..
Особенно, надо полагать, ЖЕНА дискредитировала его философию. Знать надо было, на ком женишься! А коли не знал - какой же ты философ!.. Правда, следом выплывает «хайдеггеровская возлюбленная Арендт». А она еврейка. Так что, может быть, всё-таки простим? Вернём ему звание философа?.. Щас, только сыр дожуём, и вернём. А может, ням-ням, не вернём...
Лика усердно размышляет дальше: «Современный философ не должен отсиживаться в хижине и наблюдать со стороны, как людей посылают в печки вместо дров (разве мог он это наблюдать?! - Эд.Б.). Он должен вторгаться в жизнь не только идеями, но и поступками...»
Вот, читатель, каким должен быть современный философ! Образцовым борцом и бойцом за светлые идеалы и благо людей всей земли, надёжным и чутким товарищем, самоотверженно и беззаветно преданным нашему общему делу борьбы за справедливость, за мир во всём мире и дружбу народов!.. Это должно стать девизом и лозунгом каждого воина философского фронта!

С идеалов Лика как-то быстро и незаметно переходит на вопросы личной жизни: «В конце концов, она встретила мужчину - какое большое и редкое счастье, - который её не подавлял, а стал равноценным спутником. Какое большое и редкое счастье». Автор приближается к черте, за которой может произойти слияние с героиней.
Учитель-«кентавр» Джона Апдайка с сожалением думает об одной своей ученице: «А тебе лучше бы замуж!»... Хм, что это вдруг нам припомнилось - ни к селу ни к городу...
Давайте всё же абстрагируем героиню от её автора. Не надо полагать, будто мы имеем дело с авторским альтер эго или ипостасью. Правда, героиня близка и симпатична автору, стало быть, в определённой мере «аутентична»... Впрочем, что нам до этого.
...Владик, хозяин квартиры с дивными сырами, пригласил Лику на прогулку. Он многое знает по истории и архитектуре города и рассказывает об этом Лике, которая, однако, интересуется чем-то другим, органически присущим её высокоморальному мировоззрению: «Как в каждом порядочном немецком городе, и в этом было когда-то гетто». Видите! Молодец она, эта Лика! Ни за что не изменит своим идейным принципам. Обязательно подметит то, что неустанно обязан подмечать каждый настоящий человек... Да.
Если бы «Лика» выразилась, к примеру, так: «Как и во многих немецких городах, и в этом было когда-то гетто», то мы кивнули бы в знак разделяемой печали по поводу данного прискорбного обстоятельства... Так ведь Лика не то, что мы с вами - она очень идейная и правильная! Поэтому и преподносит сие сведение издевательски, и мы чувствуем остроту её жала... извините, остроту проблемы: «Как в каждом ПОРЯДОЧНОМ немецком городе...» Ну конечно, ведь наличие гетто - неотъемлемый, этнографически и ментально обусловленный признак любого немецкого города.
Натыкаясь в бессчётный раз на нечто подобное, хочется спросить: послушайте, вам не надоело?! Ведь это тот самый «мэйн стрим», о котором упоминается в повести, причём героиня с этим предписанным обществу «течением» вроде бы не согласна... Но ведёт она себя как ярая активистка этого самого «мэйн стрим»! Автор делает вид, будто её героиня маргиналка, тогда как на самом деле она ничуть не отличается от конформистской «мэйнстримской» своры, всегда готовой горячо одобрять спущенные сверху правила игры и подвывать сильным мира сего. Неужто вы гордитесь собой, повторяя замусоленные от многомиллионного тиражирования уничижительные шаблоны по адресу тех, кто уже шестьдесят с лишним лет абсолютно беззащитен и безмолвен?! Неужели так приятно бить безропотного и не сопротивляющегося, при этом считать себя справедливым и правым, да ещё верить, что ты на стороне ХОРОШИХ?!
Словно этого мало, вычитываем далее: «В прошлой жизни я, должно быть, была еврейкой - так кажется мне порой, - сказала Лика своему спутнику, перебивая его историческую тираду, - меня сожгли в газовой печке, но я снова воплотилась и снова здесь, - она не выдержала и захохотала».
Хочется надеяться, что «Лике» когда-нибудь станет стыдно за эту кошмарно пошлую выходку. Ибо, если ей станет стыдно, это будет признаком наступающего просветления, помудрения и, скажем так, осовествления. Героиня здесь «настежь» распахивает «одежды», обнажая свою неприглядную суть - и дело не только в заведомой пошлости её излияний, но и в самом что ни на есть отвратительном проявлении пресловутого «мэйн стрим», какое только можно себе представить. Заметьте, она вроде бы «непритязательно» фантазирует насчёт своей «прошлой жизни», и даже хохочет (усугубляя тем самым отвращение читателя), но выбирает (как и прежде!) из всех возможных ролей самую удобную, самую выгодную, а именно - жертвенную, долженствующую вызвать неизбежное сочувствие у читателя, и не только сочувствие, а некую даже пиететскую обходительность в отношении этой «святой» Лики. Чтобы меня лучше поняли, поясню: персонаж действительно порядочный, тем более очевидно близкий автору, никогда не унизился бы до столь одиозно-претенциозного причисления самого себя к «лику святых», как это невозмутимо делает Лика «святая»!
Если уж вообще пускаться в подобные ретро-реинкарнации, то скорее следует вложить в уста своего героя такую, например, реплику: «В прошлой жизни я, должно быть, служил в концлагере (нацистском, чекистском и т.д.) и содействовал умерщвлению многих людей... Воплотившись в нынешней моей жизни, чувствую, что меня что-то томит, гнетёт...» Герой, способный на ТАКУЮ «прошлую жизнь», как раз и вызывает уважение за своё мужество и за боль СВОЕЙ совести из-за ЧУЖИХ преступлений. Но никакого уважения не вызывает, извините, вздорная и вредная бабенция, кокетливо наряжающаяся в очень, казалось бы, достойную «прошлую жизнь»...
Полагаю, автор меня всё-таки поймёт и не станет реагировать по типу: «А ты кто такой!» Если же станет, это её дело.
Вообще, вся сцена прогулки и беседы Лики с Владиком (кстати, зачем здесь это уменьшительное «Владик»?) не выдерживает никакой критики, выявляет свою, так сказать, несостоятельность, ибо Владик - вроде бы неглупый человек - почему-то «очень внимательно» выслушивает пошлый вздор Лики и «в лице его» напрочь отсутствует «хотя бы намёк на скепсис и удивление». Хотя не приходится сомневаться, что, будь Владик действительно неглупым и разборчивым, он жутко бы морщился и тоскливо озирался от этих откровений своей новой знакомой, и сбежал бы от неё без оглядки максимум через десять минут, оставив ей в этот ненастный день, так и быть, свой «огромный чёрный зонт».
Но не нам решать за Владика. У него своя голова. Поэтому он, разинув рот, жадно внимает ликиным постулатам: «Я верю, что души убитых людей, - не умерших естественной смертью, но убиенных (к чему эта тавтология! Ведь ясно сказала - «убитых», так надо ещё прибавить нечто более звучное. - Эд.Б.), - они зависают недалеко от земли и не могут ни отойти назад на родину, ни снова воплотиться на земле, - все законы нарушены вмешательством человека. И потому они мучаются, и мучают других, и пытаются иногда овладеть чужим телом...»
Брр! Чтобы не сказать «словесный понос», скажем деликатнее: очень уж безвкусная стряпня, откровенно графоманская, да ещё с тошнотворной эзотерической приправой (провозвестие «апогея» повести, как выяснится дальше). Зачем автор... то бишь героиня унижается до подобных вычурных глупостей? Ну, как это «зачем»? Она по-другому и не может! Она и есть такая. Забавно, что предположительно умный Владик по-прежнему благосклонно воспринимает всю эту муру. Кстати, только что Лика вещала о своей прошлой убиенной жизни и о новом своём воплощении, и тут же следом «верит» о ЗАВИСАЮЩИХ душах убитых, которые НЕ МОГУТ «снова воплотиться на земле»! И не могут «отойти назад на родину» - это ещё что?! На какую родину? В рай, что ли? И какие именно «законы» в данном нелепом случае «нарушены вмешательством человека»?
Далее: «Лика снова посмотрела в глаза собеседнику (хотя беседует в основном она. - Эд.Б.). На самом деле она не шутила, а так и думала». Ха-ха! Вот здесь сущая правда! Она действительно не шутит (это было бы некоторой реабилитацией), а так и думает, если только можно назвать думаньем сию бредятину.
Наталкиваемся на очередной ликин перл: «Просто, там, где были массовые убийства, нельзя жить, это опасно...» Имеется в виду Германия, и на ней делается основной акцент, а дальше Лика совсем как-то мимоходом, нехотя упоминает «Россию с лагерями или Америку, в которой белые истребили почти всех индейцев»... Ну, тогда НИГДЕ нельзя жить, а тем более в России и Китае, где происходили неизмеримо более масштабные убийства, или в Камбодже, где была уничтожена почти половина населения, или в Южной и Центральной Америке, где испанцам удалось ликвидировать полностью целые народы, или в Африке, где вообще творится перманентная резня...
Между прочим, «массовые убийства» в Германии можно истолковать двояко, ибо убивали не только немцы, но и немцев крупномасштабно убивали в Германии, подвергая её ужасающим затяжным бомбардировкам, причём главный удар наносился по жилым кварталам. Погибли многие сотни тысяч людей... И всякие доблестные «освободители» тоже очень постарались, насилуя и убивая... Но Лика, вероятно, не согласна с тем, что это были массовые убийства, потому что в этом случае убивали немцев, о чём не стоит ни сожалеть, ни даже упоминать, не правда ли? Она и не упоминает. Сожалеть и упоминать, по мнению высоконравственной Лики, следует лишь о тех жертвах, которые действительно, согласно правильной морали, заслуживают скорби и светлой памяти...
И ещё не упоминает достойнейшая Лика о том, что невозможен такой расклад, как «преступники - жертвы», от рождения, по этническому признаку. Так же как умалчивает о том, что среди тех, кого она заведомо и поголовно относит к жертвам, было много преступников. Не столь важно, свастика у них на рукаве или красная звезда на фуражке. В сапогах и при кобуре - и те, и другие.
Многократно спотыкаясь по ходу повести обо все эти идейные манифесты Лики, приходишь к выводу о стремлении автора заслужить (или выслужить) хорошую отметку по определённому предмету. В определённой среде. Получить от кого-то поощрение и похвалу за рвение. Напрасно стараетесь. Непорядочность, даже если и приносит временные дивиденды, всё равно когда-то будет названа непорядочностью, и, что ещё неприятнее, будет видна всем, да-да, ВСЕМ! Во всей «красе».
А как там наш Владик? Ах, он всё ещё старается не пропустить ни слова своей уникальной спутницы. Между прочим, «он был согласен с ней насчёт зависших душ»... Быть может, автор насмехается? над читателем? над собой?.. Погодите, этим отнюдь не исчерпывается кладезь идейных сокровищ Лики: «Нужно иметь сострадание к людям. Трудно быть духовно благополучным, живя в таких местах». До чего верно. Прекрасные гуманистические тезисы... Нам остаётся лишь взять их на вооружение.
Когда Лика сетует на «немецкую лаящую речь», Владик «просто так, для смеха» изображает немецкий говор, «как это было в русских фильмах о войне и фашистах». И что же Лика? Она «зажала уши, остановилась и зажмурила глаза, и ей стало страшно.
- Закрой рот, пожалуйста! - закричала она, - закрой сейчас же рот!»
Видите, какое страшное впечатление производит на чувствительную ранимую Лику эта ужасная фашистская речь! До чего тонкая, понимаешь, наду... э-э... натура. К таким, конечно, надо очень бережно относиться. Лелеять и выпестовывать надо таких образцовых, эталонных гуманисток.
...Лика вспоминает, что в упомянутых фильмах фашисты были «остолопами и висельниками». Висельниками? Может быть, вешателями? Ну, ладно. Дальше: «... война крепко сидит в нас - ещё в нашем поколении сидит, а в них - нет... Здесь они как-то быстро всё зачистили...»
Она уверена в этом. Кстати, «зачистили» можно опять же понять двояко: «зачистили» следы своих преступлений (на что, конечно, и намекает «благородная» Лика, игнорируя повсеместные памятники, мемориалы и музеи) или же «зачистили» следы тотальных разрушений, коим подверглась эта страна. Но вот только НЕ «быстро», как полагают те, кому не доводилось принимать в этом участие или хотя бы задуматься над самим процессом... Это был тяжкий многолетний труд, требующий колоссального напряжения сил, воли, интеллекта. Так, как сумел возродиться этот народ и как он сумел воссоздать свою страну - беспримерный подвиг. Да-да, подвиг, «Лика»! Аналогов ему нет. И плодами этого подвига пользуемся все мы, находящиеся как в этой стране, так и далеко за её пределами, куда устремляются и достижения, и щедрость этой страны... За невольный пафос прошу извинить. Во всяком случае, он не напыщенный.
...«Но, знаешь, некоторые говорят очень мягко, очень мягко по-немецки... Но только некоторые».
Но только некоторые! Опять безапелляционность, на сей раз вылившаяся в некий лингво-артикулярно-фонетический вердикт. Владик, хоть и лоялен к Лике, всё же подмечает стереотипность её суждений, но Лика, разумеется, наиубедительнейшим образом опровергает это его «заблуждение». Вообще, надо признать: Владик едва ли умён, если на него произвели столь сильное впечатление пустые и злые слова Лики о Хайдеггере, и если учесть, что он именно из-за этого очаровался безликой Ликой и стал её приглашать...
Их следующие встречи лучше. Лучше, как вы понимаете, в контексте текста, а не в смысле их взаимоотношений. Лика на какое-то время прекратила оглушать Владика и, в особенности, читателя своим высокоморальным экстремизмом, в её речах появляется даже нечто дельное - моментами, правда, живо напоминающее выдержки из каких-то учебников и философских трудов. По этой причине их беседы иногда принимают откровенно книжный характер. Досадно, что в конце очередного их свидания возобновляется оскоминная интонация пошлости: «... его представление о ней, как о достаточно образованной и тонкопонимающей женщине, молодой и не лишённой шарма, - это представление вдруг пошатнулось...» Брр! Что пошатнулось, это можно понять, но как оно вообще могло у него возникнуть?! Загадка. Тем более что «шататься» сие представление стало почему-то тогда, когда в ликиных выступлениях забрезжило нечто иное, более сносное, нежели прежде.
Весьма неплох эпизод, когда Лика и Владик приезжают в аббатство, точнее - сцена в церкви, затем их возвращение в город и расставание. Но во время их нахождения в церкви происходит и такой диалог: « - А кому ты поставила свечку? - спросил он несколько минут спустя.
- Одному русскому поэту, - ответила Лика, - она умерла в начале месяца. Я думаю, ей теперь лучше - там... Поэты, они по жизни мученики, поэтому рано и уходят. Сил не хватает для долгой жизни.»
Диалог происходит в конце сентября, и сразу ясно, кого подразумевает Лика. И год, конечно, 2006-й. Тут надо бы кое-что уточнить. Поэты часто уходят из жизни молодыми, действительно. От тяжёлых условий и «горения». Но в данном случае причина, увы, гораздо банальнее. Не было у той, кого имеет в виду Лика, ни трудных условий существования, ни «жизненного мученичества». Она была вполне обеспеченной женщиной, но курила, извините, как бешеная, и погубила свои лёгкие. Вот вам «приземлённая» прозаическая правда, столь разительно расходящаяся с возвышенными поэтическими мифами. «Горения» в её жизни было много - в виде зажжённых и дымящихся сигарет. Неприятно, кроме того, что она всю жизнь травила (обкуривала) других людей, ибо, как она сама невозмутимо заявляет в одном своём опусе, курит везде, где только нет грудных младенцев. Поэтому хочется больше думать о жертвах её беспардонности... Представляю себе скривленные физиономии «возвышенных» демагогов! Покусился на их непорочную «идолессу»!.. Вообще, она была энергичная, эгоцентричная и властолюбивая дама. Будучи заместителем редактора одного литературного журнала, она беззастенчиво и публично приписывала себе абсолютно главную, решающую роль, отодвигая всех остальных, в том числе собственно редактора - толкового и скромного труженика.
...Лика долго размышляет о типах мышления, сравнивая себя с Владиком, и приходит к выводу о схематичности его мышления, в противовес её мышлению - интуитивному, ассоциативному, «картинному», «генераторно-идейному», «озарительному»... И вообще, изумительное у неё мышление! Забавно, что как раз в этой своей классификации она следует традиционной схеме, а под конец и вовсе сводит всё к избитому штампу: «А они самозабвенно препарируют, превращая тем самым мир в мертвечину, лишая его и цвета, и запаха, и самой жизни». Сентенция сия, в разных вариациях, звучит уже не первый век. Буквально то же самое довелось мне как-то прочесть в «Фаусте» некоего Гёте.
...Она влюблена в профессора, с которым долго обсуждает вроде бы курсовую работу, на самом деле - нечто иное. Глава эта, в общем, неплохая, хотя и очень уж женская (ну-ну, не визжите!), и другой она, естественно, быть не может. Описание чувств, ситуаций, поведения - всё пропущено через «фемальную» призму. Почему бы и нет? Не мешает знать некоторые особенности «другой половины». Кроме других её особенностей...
В начале главы автор сообщает нам по поводу Лики, что английский язык (при сопоставлении с немецким) «был ей роднее». Это озадачивает. Она в Германии, учится в немецком, разумеется, университете, прибыла из России (или СССР), у неё имеются русские и, вероятно, немецкие корни. Почему же английский ей роднее? Потому, что она лучше им владеет? Но тогда и сообщить об этом надо было соответственно. «Роднее» тут ни при чём.
Кое-где автор невнимателен. Например, Лика «молча сидела перед ним с опущенной головой (курсив мой. - Эд.Б.), как наказанный ребёнок. Он наблюдал за нею.
- Вы правы, - вздохнув, проговорила она.
Хотя взгляд её был упрямым, и она продолжала смотреть ему в глаза (курсив мой. - Эд.Б.), он нисколько не смутился...»
После ухода Лики от профессора следует действительно хороший фрагмент - при описании душевных смятений героини, её потерянности, её колебаний. Снежный и слёзный эпизод во дворе университета трогателен, художественно убедителен, есть ярко нюансированные детали.
Хорошо написана и сцена, когда Лика приходит домой, кормит кота, выбрасывает курсовую работу в мусорное ведро, постепенно заболевает... Но и тут, к сожалению, не обошлось без ляпсуса: «Когда не знала, что выбрать, брала уже много раз читанное, посмаковать любимые ею места. Это могла быть сцена с господином Блюмом, аппетитно жарившим кусок печени...»
Увы, увы, Лика ошибается, несмотря на много раз читанное и «посмакованное» ею ЛЮБИМОЕ место. Господин Блюм жарил вовсе не печень, а почку. Н-да. И пережарил её, увлёкшись просвещением своей супруги... Ну, подумаешь, спутала печень с почкой! Не страшно... Но дело ведь не в почке, а в литературе! Тем более когда речь идёт о любимых, понимаешь, местах, многократно перечитанных. Уж можно было и запомнить. (При первой публикации данной рецензии /«Мосты», № 23/ и я допустил оплошность, написав «баранью почку», хотя она была свиная. Sorry!)
...Одумавшись, Лика вытаскивает курсовую работу из мусорного ведра, тут в дверь звонят, и, когда она идёт к двери открывать, держа курсовую в руках, из неё выпадает - незаметно для героини - листок, исписанный мелким почерком профессора... Конечно, такие киношные приёмы создают определённую сюжетную «завязку», но я лично отношусь к ним с недоверием ввиду их затёртости.
Последующий фрагмент - действие в университете - вполне хорош, даже держит читателя в напряжении, созвучном нагнетанию рецидива болезни Лики во время лекции, когда вся обстановка и люди становятся для неё диковинными.
Правда, в этом эпизоде - и вообще в повести - содержится ряд тавтологий, о которых придётся упомянуть: «оглянуться назад»; «... она опоздала, и лист посещений уже ушёл в глубь зала, и она не успела отметиться» (понятно, что не успела, коли лист ушёл); «В фойе воздух был свежее, и легче дышалось» (обычно дышится легче, если воздух свежее); «За что бы она ни бралась, что бы она ни делала...»; «...никаких взаимных обвинений, никаких упрёков...»
Попадаются и шероховатости иного рода: «... начал собираться. У него начинался семинар...» (здесь можно было, дабы избежать «тесных» повторений, хотя бы так: «... стал собираться. У него начинался семинар...»); «Мне не хватило двух оценок...» (следовало, конечно же: «Мне не хватило двух баллов...»); «Это были надписи последних феминисток на стенах университетского туалета.» (Последних вообще или последних в смысле недавних, посетивших туалет последними?); дважды фигурирует «чай с ромашкой», вызывающий невольную улыбку - всё-таки ромашковый чай, а не чай с ромашкой!
Затем опять, увы, возобновляется лейтмотив «немецкой» ксенофобии. Ох, уж эти немцы!.. Итак, Лика встречает в столовой Мириам, турчанку, которая поведала ей, по воле автора, следующее: «Помнишь семинар у Кайзера? - он не поставил мне отметку, написал на моей курсовой, чтобы я отправилась прежде на курсы и выучила язык, а лучше, - он написал, - уехать мне обратно в Турцию, - он считает, там мой язык, моя культура и моя религия.»
Можете ли вы себе представить, чтобы в нашу эпоху германский профессор университета позволил бы себе такое? И дело даже не в «представлении», а в невозможности подобной ситуации! Ибо за такую надпись на курсовой работе студентки-турчанки его буквально разнесли бы в пух и прах - как разъярённые студенты, так и возмущённые коллеги-преподаватели. Его немедля изгнали бы из университета, а то и подали бы на него в суд. Да будь он самым отъявленным ксенофобом и даже членом неонацистской партии, никогда не посмел бы он поставить подобную резолюцию на курсовой работе иностранной студентки!
Здесь автор вновь увлёкся своей неприязнью к немецкому обществу и допустил, мягко говоря, перегиб. Но вовсе не этот профессор выставлен в неприглядном виде, а... автор! Это называется саморазоблачением. Добрый вам совет: не позволяйте вашей неприязни выливаться в злобные наветы, ибо это возымеет обратный желаемому эффект - вас просто перестанут уважать, и поделом.
Героине очень хочется ещё раз ущипнуть этих гадких коренных жителей: ей якобы намекали, что «...не должно быть претензий у иностранцев». А профессора Кайзера она добивает таким приговором: «С ним теперь всё понятно». С тобой тоже, Лика!
...«Какая научная карьера, когда временами есть нечего?» - негодует Лика. Немножко слишком неубедительно. Заставить читателя поверить в то, что ей в Германии наших дней нечего есть - задача архитрудная. Хотя бы потому, что в этой стране самое высокое социальное обеспечение. Голодать здесь возможно лишь по желанию, при наличии «кафкианских» комплексов. Впрочем, если «Несколько дней прошло с тех пор, как она последний раз выходила из квартиры», то можно предположить, что съестные припасы кончились. Но кота ведь она кормит! Причём тем, чем положено - мясными консервами. А сама? «Теперь она могла ночами лежать и днями, и думать, не открывая глаз. Но на самом деле как будто и не думалось, - да и о чём: будущее представлялось какой-то чёрной дырой - яма, - и больше ничего. Прыгнуть, что ли, в неё?»
Её «драма» довольно банальна, но показательна. Это из самого начала повести. Её душевное состояние и последующие её «мытарства», уже рассмотренные нами, призваны вселить в нас уверенность в том, что она «не от мира сего» - натура очень тонкая, поэтичная, философская и т.п. Ну, хорошо, хорошо, мы готовы согласиться, то бишь принять на веру, но ты, тонкая натура, всё-таки сходила бы в магазин, купила бы себе чё-нибудь пожевать, ась? А то, знаешь, голодать долго неинтересно - от этого и твои глубокие мысли путаются. А ежели денег нет, сходи в «социальамт» - дадут, не сомневайся! Здесь и бичи на государственном довольствии, а что уж говорить о таких тонких натурах как ты!
Она, эта Лика, полагает, что если бросила университет и иногда моет где-то посуду, то «знает жизнь» и вправе выносить мрачные вердикты окружающему миру. Шершавые у неё, видите ли, ладони. Но, быть может, лучше знает жизнь всё-таки тот, кого, например, изводили, истязали с детства, мучили, устраивали на него форменные облавы; тот, кого терроризировали учителя, хамы, хулиганы, менты, активисты и чекисты; тот, кого избивали в армии до полусмерти, повредили ему разные органы, в том числе половой, следствием чего - трудности в «сближениях»... Это опять же к примеру.
У неё, у этой Лики, кругом долги (как она в них влезла, не наше собачье дело! В подробности нас не посвящают), и она со дня на день ожидает прихода «серых людей», которые заберут её жалкие пожитки в счёт непогашенных долгов. Право, слеза прошибает. До чего же суровая и жестокая эта немецкая действительность. Сплошной мрак. Но, заметьте, хотя у неё страшные долги и беспросветное существование, она высокомерно даёт чаевые богатому владельцу Интернет-кафе! «Сдачи не надо»... Смотри, какая!
Как же прикажете вас понимать, барышня?! Наверное, так:
„У советских собственная гордость. На буржуев смотрим свысока...“

Позже выясняется, что Лика не стала долго изнурять себя голоданием и пошла-таки за пособием (мы об этом догадывались), но на её восприятии мрака немецкой действительности это никак не отразилось. Она продолжает невозмутимо ненавидеть тех, от кого принимает дары... Впрочем, Лику ведь замучили немецкие чиновники. О какой тогда признательности толковать? К тому же, она явно из тех постсоветских страдальцев, на ком жутко отразился развал империи (подтверждается дальше).
В беседе с подружкой в кафе делается вывод, что в Германии «всё шиворот на выворот». Этой стране, оказывается, «гораздо удобнее» платить людям пособие, чем создавать рабочие места или позволять им учиться! Вот... А что касается разных благ, так это... м-м... как-то само собой образуется... Остаётся только поражаться, как сей народ ухитряется быть вторым в мире по изобретениям и научным открытиям и первым в мире по экспорту своей продукции (в том числе технологий). Но тебя, Лика, пусть это не смущает. Кушай мороженое в кафе, запивай апельсиновым соком и поноси опостылевшую Неметчину.
Вообще-то автор ненароком показывает избалованность своих персонажей. При более форсированных «обертонах» можно было бы даже заподозрить, что здесь сокрыта ирония... Если бы! «Педалировать» эти «звуки» приходится критику. Сомневаясь при том, слышны ли они автору.
Официант приносит им заказанные лакомства, смакуя которые, Лика рассуждает о том, что «жалость действительно развращает людей»... Идейная гуманистка не замечает, что противоречит себе, «вылавливая клубнику» десертной ложкой. Потом она жалуется, что формально «мы все имеем свободу передвижения, но фактически - нет. Пока не найду работу»... Словно те, у кого нет работы, не могут в Германии свободно передвигаться! По-моему, они вольны это делать чаще, нежели работающие. А сменить место жительства - вовсе не проблема.
Привычное нагромождение ликиных дум: «И её желание уйти в монастырь осталось с ней, как сам монастырь (? - Эд.Б.), потому что монастырь - это не высокие забор и ворота, а оборонительное состояние души». Ну, теперь мы знаем!
Лика о Владике: «...если это касается других людей, то он их всех жалеет: одни пострадали от нацистов, другие пострадали от развала Союза, третьи - от немецких чиновников, а кто-то - от всего сразу.»
Хотелось бы знать, где мог Владик встречать пострадавших от нацистов?.. А что касается людей, чувствующих себя пострадавшими от развала Союза, то едва ли они могут вызвать у интеллигента и просто порядочного человека сострадание, ибо нет среди них таких, кто был бы этого достоин... Третья категория, как и первая, опять-таки жертвы немцев, на сей раз - чиновников (и как это немцы всё успевают!)... Лика, додумывая за Владика, не отводит никакого места в этой более чем предвзятой классификации людям, пострадавшим от других, ещё худших, зол: от коммунистов, чекистов или, например, от русских чиновников... О, нет! Это Лике неинтересно. Она слепа на один глаз, глуха на одно ухо, любит игру в одни ворота.
«Есть художники, смотришь на их картины и кажется, что они тебя с картины грязью поливают. Не картина, а какое-то недоразумение... А рядом критики стоят, тоже облитые грязью, но очень, очень довольны...» Ну уж нет! Я, как критик, очень, очень недоволен обильной грязью рассматриваемой нами «картины» немецких «ужасов». Не картина, а какое-то недоразумение.
Персонажи в очередной раз впадают в пошлость:
«...Владик сказал как-то, ему не нужны деньги...
А мне нужны, - возразила тогда Лика, - хотя бы для того, чтоб помогать другим людям. Есть много нуждающихся на свете»... Трогательно, не правда ли? До чего славная и добрая эта Лика.
«Лика решила промолчать: она и так на удивление много говорила в этот раз...» Наверное, автор уверен в забывчивости читателя, «на удивление» которого как раз то, что Лика решила промолчать.
Тривиальность настойчиво заявляет о себе и дальше: «Ей подумалось: как много людей без научных степеней, и они не печалятся об этом. Они устроили свою жизнь, и вполне счастливы. Да, и ведь образованность не есть этический критерий...» Право, как верно, как точно. Летом бывает жарко. Зимой порой очень холодно. Волга впадает в Каспийское море. Хорошие люди лучше плохих.
«...только в детстве всё было настоящее: и рождество и Дед Мороз...» Ощущения детства - примем, но какое могло быть рождество в СОВЕТСКОМ детстве?!
Попадается хороший штрих: «Кот тоже вышел в прихожую встретить гостя, распушил свой и без того пушистый хвост». Вот ещё удачный момент: Владик рисуется перед Ликой упоминанием своих «выдающихся знакомых. Она подозревала, что эти знакомые его своим знакомым не считают».
Что хорошо, то - хорошо. Но затем Лика неизбежно становится самой собой: «Если мужчина хочет с тобой переспать, - это ещё не значит, что ты ему нравишься и что он воспринимает тебя как женщину...» Брр! Правда, подружка на это резонно возражает: как же ещё её можно воспринимать, если она женщина и больше никто. Это мы, так и быть, отнесём к заслуге автора.
«Люди привыкают ко всему» - продолжает одаривать нас перлами глубокомыслия Лика, и даже назидательно повторяет эту оригинальную сентенцию. «Мороженое было съедено» - вероятно, единственное во всей сценке, в чём был какой-то вкус.
...Лика удовлетворённо констатирует, что её наблюдения подтверждаются некой книжкой, делящей человечество на четыре типа невротиков... Хотя не так давно она брезгливо сетовала на чью-то страсть к классификациям и схематизациям. Правда, на сей раз она ставит диагноз самой себе - «Отчуждение и побег из общества». Она стремится «как можно меньше зависеть от общества, его государственных институтов, видя в них угрозу для своего психического здоровья»... Но за пособием всё-таки пошла! Это пособие выдаёт ей то самое общество, и едва ли можно сказать, что тем самым оно угрожает ликиному здоровью. Напротив, оно предоставляет Лике возможность уединяться, дабы удобнее было отдаваться думам о плохом и вредном обществе. «Она искала в жизни нишу». Что ж, пожалуй, она её нашла. Как в рассказе Азиза Несина: нищего, выдающего себя за пророка, приветили во дворце султана и стали его усиленно кормить. Ну, ты всё ещё пророк? - спрашивают его. Разумеется! - отвечает откормленный нищий. И что тебе говорит Аллах? - задают ему вопрос. «Аллах говорит: ты нашёл своё место. Не вздумай его оставить!»

Вдруг мы замечаем интересную «выкладку»: «Та воспринимала одиночество как понятие, но не как состояние, потому что оно было ей чуждо»... и тут же вспоминаем Николая Бокова! Впрочем, бывают совпадения. Мысли перекликаются, ибо «витают в воздухе». Иногда они, правда, заимствуются.
«Самодостаточные люди... мало нуждались в других, их внутренняя жизнь протекала слишком интенсивно». Очень хорошо! Но... опять эти надоедливые ассоциации. Так ведь Лика не лыком шита! Она мыслит почище того парижского отшельника.
...За всё время их знакомства Владик (наконец-то!) резюмирует: «С тобой очень тяжело». Истинная правда! Даже мне, критику... Но, раз уж взялся за гуж...
Небезынтересно, какой видит или ощущает себя Лика: «Рядом с ней сидело такое же полувоздушное существо...» Такое же!
Недолговременная работа Лики в заведениях «общественного питания» описана хорошо, правдиво, здесь возникает подлинное уважение и сочувствие к людям нелёгкого труда. Что ж, кто-то должен этим заниматься - повсюду в мире. Вряд ли уместно в данной связи негодовать по поводу несправедливого мироустройства.
Лика ни с кем не «стыкуется», не «совмещается», и это можно назвать канвой повести. Возможно, сюжетная идея и неплоха. Но мы, как явствует из характера детального разбора данного произведения, «цепляемся» к другому, а именно к тому, чем нас «облили».
Ещё одна «задумка» повести: показать контраст «высокообразованной и тонкочувствующей» Лики с её серым окружением, особенно на работе, где Лика - в роли «подсобного персонала», на самом непривлекательном и грязном участке работы.
Порой кажется, что нам намекают, будто героиня - фригидна. Но это впечатление постепенно рассеивается. И на этом не стоит задерживаться.
Погодите! Мы просто не можем пройти мимо таких вот ликиных рассуждений: «Один говорит: я слишком стар для неё. Другой думает: я слишком для неё беден. Третий: я недостаточно симпатичен, а другой, может быть: что я буду с ней делать, она такая уверенная в себе, верно, она не одна. - А женщина ждёт, ждёт, ждёт и глотает невидимые никому слёзы, уверенная, симпатичная, интеллигентная. И одинокая»... No comment!
«...она отправилась в столовую, надеясь отработать долги, не зная ещё, что продолжает отдавать свои жизненные силы другим, почти ничего не получая взамен». Ух! Героиня, однако, СЛИШКОМ ЧРЕЗМЕРНО переоценивает отдачу себя на благо других, кои, по её мнению, почти ничего не дают ей. Это весьма показательная черта ликиного «автопортрета». И вся-то она на службе людям, из сил выбивается, бедная, а люди и спасибо не скажут!.. Лике невдомёк, что сотни миллионов людей вкалывают не в пример ей. При этом не исходят злой обидой на мир и не рассуждают о том, что отдают свои жизненные силы другим, ничего не получая взамен.
Вот, собственно, главная «идея» повести, «подогретая», как мы увидим далее, несносной эзотерической кульминацией.
«...после всех напастей, катастроф и несчастий выбиралась на белый свет еле живая Надежда». Сильно сказано! Можно подумать, героиня пережила как минимум концлагерь - и не в «прошлой» жизни, а в этой!
«...есть люди, похожие на Лику, и приходящие в этот мир уже познавшими многое, и потому, чуть ли не в четырёхлетнем возрасте, смотрят на этот мир взрослым и мудрым взглядом, удивляясь человеческой глупости». Потрясающе! «Похожие на Лику»! Однако, скромняга! И можно только удивляться её... э-э... мудрости-премудрости. Она сравнивает себя с Бальзаком. Почему не сразу с Джойсом? Или даже с Блаватской? Или с самой Марининой?!
Между прочим, «мысли героев» Бальзака «сбываются» в ликиной жизни, да ещё «с неумолимой точностью». Неизвестно, могут ли мысли сбываться, но заимствоваться они могут.
Чудовищная квинтэссенция банальности содержится в следующем пассаже: «Лика никогда не хотела влачить жалкое существование, наблюдая за жизнью других. Она сама желала быть жизнью»...
Кто-то верно заметил: писатель, уверовавший в свои большие возможности, начинает строчить третьесортные опусы или того хуже, ибо уже не в состоянии трезво оценить написанное. «И не сразу заметила, как оказалась на обочине». Изношенный шаблон в думах Лики неожиданно становится иллюстрацией вышесказанного.
«Но временами находила на неё жуткая тоска, она замыкалась в себе, и заболевала». Это Лика размышляет о бальзаковской героине. Н-да. Бальзак в её передаче становится просто неотразим.
«Она решила жить без будущего, а только сегодняшним днём...» Автор словно нарочно «подставляется».
Лика о себе: «...письма, в которое она вложила столько мыслей». Столько мыслей!
«Владик только сказал, они должны учиться друг у друга» (...)
«Прежде всего, ей нужно было научиться терпению и научиться любить людей, какие они есть, не желая их изменить». Автор, замещая Лику, извергает трескучую болтовню. Это даже не банальность, а идеальное пустословие... Догадываюсь, какие эмоции вызываю у автора, но она когда-нибудь да поймёт, что я оказал ей неоценимую услугу - просто потому, что после этой рецензии она будет писать лучше. Надеюсь, и порядочнее. Не в «одни ворота».
«...она была для него слишком жёсткой, а ему нравились очень красивые женщины, очень умные...» Уже не хочется комментировать, но придётся: понятие «жёсткости» для Лики - из того же смыслового ряда, что и «красота», и «ум».
Лика всё чаще сравнивает себя с «оловянным солдатом». Ну, ещё бы! Она ведь поистине пример жизненной стойкости в экстремальнейших... да что там! в гибельных условиях!
О некоем Эдварде: «Мучительно было понимание того, что он не сможет дать счастья ни себе, ни женщине»... Что за завидное упорство в тошнотворной тривиальности!
Нельзя сказать, что в данной повести всё из рук вон... Мы уже не раз останавливались на заслуживающих позитивной оценки «местах». К удачным элементам повести можно отнести и такой сюжетный приём, как внезапное чередование сценок, не стыкующихся друг с другом во времени, как, например, неожиданный эпизод в квартире Владика - пикантный спектакль под душем и после душа... Выхваченные из водоворота бытия «импрессии»... Вместе с тем показательно, что в повести практически нет новых, свежих образов, метафор, нюансов. Хотя вот, пожалуй: небо в представлении Лики «тяжело дышало не грозой, а злостью». По крайней мере, не штамп.
«Лика часами просиживала в книжном магазине на третьем этаже и читала всё подряд. Было тепло и уютно сидеть на красных диванах... Когда о себе давал знать голод, она покидала красный диван... проходя мимо полок и намечая, что будет читать на следующий день»... Читатель, вспомним - это называется «влачить жалкое существование»! «Отдавать свои жизненные силы другим»! Воистину, жертвенное житие «оловянного солдата».
Выясняется особый дар Лики - необычное свойство её рук, приносящих радость и умиротворение всем живым существам - ребёнку ли, коту, а также растениям. Кроме того, «она держала руки над едой в тарелках, над водой в стаканах». Ах! Наша Лика, оказывается, ещё и экстрасенс! Ну, ваще! Экстраординарно одарённая эзотерическая натура. «Ей было достаточно положить руку на голову ребёнка, и он начинал успокаиваться...» Странно, она ж вроде ни с кем не контачит... Ну, не наше дело.
И вот наступает своеобразный апофеоз повести - Лика встречает некую Миру, тоже зацикленную на всякой сверхъестественной чепухе... Ну, тут просто пир единомыслия, экстаз единодушия! Делятся они друг с другом взахлёб. Придётся перечислить то, что волнует Лику и о чём она мечтает как можно больше узнать: «О голографической картине мира, о числах и символах, о работе с цветом и энергиями, о строении человека, о диагностике ауры и чакр, об астральных путешествиях и реинкарнации...»
Прости, читатель, за весь этот ужас, но это ещё не всё! Терпи! Лику также «интересуют возможности вибрационной медицины, кенизиологии, био- и космоэнергетики...» Ты хохочешь, читатель, а вот мне было не до смеха, пока я переписывал атрибуты этой кунсткамеры разума.
«- Остановимся на энергиях, - перебила Мира...» Ну, здесь и я не удержался... Представить только этих заседающих за столиком кафе корифейш всех наук!.. С их чакрами. Склонившихся «очень близко друг к другу, отчего они стали похожими на сообщников». Тайный союз меча и орала!
Не удивительно, что Лика «не нашла себя» в университете. Ей там действительно нечего делать.
Автор по-прежнему невнимателен: «...подошли к бару заплатить за кофе», хотя заказывался также апельсиновый сок. Пустяк.
Кстати, эта Мира «не реже одного раза в год» ездила в Индию «к своему учителю, в это время жила в ашраме, медитируя и проходя посвящения». В общем, в духе 70-х годов. И Лика с одержимостью готова реанимировать ту давно зачахшую (невзирая на чакры) моду левацко-пацифистского поколения Запада, одуревшего от избалованности и безделья.
Дальнейшее малоинтересно. Внушением и самовнушением можно вызвать что угодно. Мы даже не хотим «всё это» оспаривать. Просто это скучно. Эти сеансы Миры над Ликой. Эти камни с многозначными и многообещающими вкраплениями. Не увлекает такая литература.
«...в книгах написано не всё...» - философствует Мира, - «...а некоторые из нас имеют доступ ко всему». А вот это уже глупая самонадеянность. Впрочем, вполне ожидаемая от этой Миры, которая по части банальных сентенций едва ли уступит Лике... Далее дело идёт о наложении рук на больные места, дабы исцелить... Увенчивается эпизод прямо-таки торжественной галиматьёй: «...мы посылаем энергию пациенту в другой город или страну...»
И любому, даже наивному читателю сразу становится ясно, чего «всё это» стоит.

Сцена сеанса с «лечебными руками» вызывает у читателя догадку о том, что Лика непременно пожелает применить свой новоявленный дар к больному Владику, несмотря на окончательный разрыв с ним, ибо исключительное благородство Лики требует от неё переступить через условности и самоотверженно помочь несчастному. И вправду - вскоре она звонит Владику и предлагает встретиться (он, конечно, и не подозревает, ради чего!).
«Ты слышал что-нибудь о лечении энергиями?» - Лика вкрадчиво подготавливает свои сакральные откровения.
«Владик поморщился». И не он один, Лика! Ну, не все ж такие посвящённые в таинства...
«- И ты отказался?! - закричала она.»
Умора, честное слово! Здесь я смеюсь и над собой тоже - стоило разве тратить на «всё это» время и усилия!
Единственное, пожалуй, в чём Лика права, это когда она прямо заявила Владику: «ты всё гребёшь под себя и ничего не отдаёшь взамен». Справедливый упрёк, особенно если учесть, что Владик когда-то вынудил безденежную Лику поехать с ним в аббатство, обещая купить ей билет (правда, двусмысленно: «Мы купим тебе билет»), но в итоге за длинную дорогу (туда и обратно) расплачиваться пришлось самой Лике, что стоило ей недельной суммы на пропитание.
Владик, конечно, не подарок. Лика - тем более. В последней беседе с Владиком неотвратимо проявляется обычная ликина манера, на сей раз усугублённая позаимствованной у Миры ахинеей. И непонятно, как от этой ахинеи Владик мог оказаться на грани истерики.
Затем мы узнаём, что Лика больше «не хотела никого спасать. Она хотела быть счастливой». Ага! Залог счастья - отказ от помощи другим. Мораль ясна, читатель?
«Я бешусь от гнева! ... такой вот у меня характер». Призналась-таки! И не подозревает Лика, насколько она в этом права.
В конце повести Владик окончательно заболел. Спятил. Правда, драматическая ситуация, когда он лезет в кусты, что-то явно напоминает, поэтому назовём сие реминисценцией... Всё-таки надо отдать должное Владику - он долго держался. Другому - для того чтобы спятить - хватило бы одной-единственной встречи с Ликой. Пожалуй, лишь крепкий африканец может выдержать с ней. Он и появляется на финальных страницах. Их встреча сулит многообещающее продолжение...

В завершение Лика видит «космический» сон, вызывающий её ликование (не отсюда ли имя?). Пробудившись, она стремится поскорее записать его, пока чудесные картинки не выветрились. Но записывать из этого сновидения, в общем-то, нечего. Ничего нового в нём нет.

Февраль 2009 г.

Опубликовано в журнале "Мосты" (№23, 2009 г.) издательства "Литературный Европеец".

----------
----------

* * *
Эдуард Бернгард

ВЕЩЬ

Из опавших листьев можно составить гербарий. Из многообразия живых растений - дендрарий. Из воспроизведённой россыпи звёзд - планетарий.
Из длин-н-ной вереницы накопившихся «случайных» мыслей и «не случайных» замыслов - «Фрагментарий». Казалось бы, бессвязное, нестыкуемое. Дневниковый-черновиковый хаос. А вот и нет. Очень даже связное, стыкуемое. Гармоничное.
Музыка сфер (хм)...

Можно ли написать рецензию на фрагменты? Можно ли написать цельную рецензию на фрагменты? Осуществить, так сказать, дефрагментацию?
В принципе, всё можно. И(бо) невозможно. Всё равно нас ждёт поражение. Поэтому вперёд! Самозабвенно. Дерзновенно.

Вероятно, отозваться на фрагменты «должно» фрагментами же.
Комментарии к «Фрагментарию».
Попробуем.

Намеренно не упорядочивая. Отвлекаться на 1-думья.
А(пчхи!)нализировать.
По не лишённой некоторой доли иронии аналогии с предметом изыскания (изысканным предметом). Да и, чего греха таить, я уж давно тяготею к фрагментам. (Неужели?!)
Это не будет рецензия. Это будет отклик. Отчасти эксперимент.

Вообще-то надо бы упомянуть, что в означенной книге Николая Бокова встречаются едкие выпады в адрес литературной критики как таковой и литературных критиков как таковых. А ещё «вдруг» попалась ёрническая вариация на тему советских первомайских призывов (автор расслабился). Захотелось и мне внести свою лепту в сей пафос, совместив то и другое...

Критики, неустанно улучшайте критерии критики!
Критики, критикуйте всё более критически!
Критики, кричите о кризисе критики!
Ура-а-а!!!

...Тема может быть любой, чередование тем - внезапным, что позволяет фиксировать и те, подчас никуда не «приложимые» и рискованные мысли, начатки мыслей, идей, кои в иных жанровых условиях, то есть в более «классических», традиционных рамках не нашли бы себе места...
Фрагменты Бокова объяли необъятное.

«Жанр фрагментов» (внежанровость) ни к чему не обязывает, ничем не связывает. Но связь между фрагментами есть. Это весьма тонкая, не сразу и не всеми распознаваемая корреляция. Одно более-менее плавно перетекает в другое, имеет с ним единство «вещества». То есть фрагменты эти не столь разрозненны, как может «показаться». И, как ни странно, вольное «тасование» тем в этом «мозаичном» фрагментарном повествовании не порождает хаоса.
Поистине - свобода творчества. Настоящая авторская свобода. Безбоязненно нарушить устоявшиеся (застоявшиеся) «законы» и «каноны», прогнать «внутреннего цензора», который не только сковывает естественное стремление к острому, пикантному, подчас запретному «плоду» (в любом обществе и сообществе), не только сокращает лексикон (выбор выражений), но и закрепощает в прокрустовом ложе жанра... А тут - возможность вольно выразить всё, казалось бы, случайное, спонтанное, стихийное (отнюдь!)... и весьма ценное, с которым при других жанровых обстоятельствах пришлось бы расстаться... Не только ценное, конечно. Фрагменты допускают (пускают) в свою «ткань» даже и совсем уж случайные, нередко спорные (порой вздорные), сомнительные суждения и рассуждения. Почему бы и нет? В них - доля истины и искус искусства.

«Фрагменты. Медленно осознаю, что это жанр. Давно уже действующий, осуществлённый множеством авторов с подходящими эпохе извинениями.»
Кажется, ещё Монтень... Можно назвать его опыты (эссе) фрагментами?
Впрочем, разве это важно?
И задолго до него... и до того...
Выдалбливали в камне свои сокровенные фрагменты.
Вырезали в дереве.
Начертывали углём, камнем, копьём или... хм, «чем-то ещё» в пещерах, на скалах, стенах... Выцарапывали.
(Только не такое, упаси: «Здесь был...»; «Толя + Оля =...)

«Да ничего и нет, кроме фрагментов.»

«- И что же вы пишете?
- Да вот, «Фрагменты»...
- Это признак мудрости.
- Да и правда: нет больше времени на заполнение промежутков.»

«Фрагменты: поскольку целое невозможно...»

...Вещь рефренная, «вагнеровская». Лейтмотивы возобновляются настойчиво и целеустремлённо, даже неотвратимо - через 20, 40 или 100 страниц, занимая (волнуя) воображение, память, думы, совесть автора... Но возвращения к близким сердцу местам не мешают разнообразию местности, охваченному в книге... захватывающе, просторно, пространно...

Удивительно: сказать сразу о многом...
О многом сразу можно сказать лишь малыми, короткими, «бессвязными» абзацами, эпизодами... фрагментами, представьте себе! Ни сюжета, ни композиции... ни «завязки», ни «развязки»... Именно так! Лучший из всех возможных... м-м... жанров. Правда, и это тоже надо уметь.
Фиксировать озарения.
Если успеешь...

О Ровнере: «...нет цельности, написала критика. По какому праву требовать то, чего не существует? Мы живём в эпоху обломков, господа.»

«Островки, обломки, остатки. Отдельные мысли.»
А если мысли НЕ отдельные, то какие они? Слитные? Друг с другом? Но всё-таки по отдельности они тоже отдельные. Или нет, тогда они образуют непрерывную либо прерывную последовательность. Либо непоследовательность.

«Ни о чём» - это всегда о чём-нибудь.
Отрывки от обрывков из урывков. Самая честная литература. Наиболее близкая к... природе? Богу? Бокову?
(Вовсе не язвительно и даже не намеренно аллитерация напросилась и породила непредвиденную иронию то есть я не то чтобы нарочно не подумайте что это умысел или что-нибудь такое просто так получилось само собой внезапно вдруг а вообще такого я себе и не позволяю даже никогда)

О том, о сём... Прежде всего - о своём.
Фрагменты - это ещё и монолог. «Но его запись трудоёмкее.»

Доверительная интимность. Интимная доверительность.
Самое откровенное, сокровенное. Донельзя.
У Бокова это выходит так просто, искренне, естественно. «Непринуждённо».
Его интонации заставляют проникаться к нему симпатией (даже горячей).
Тем более - его отношение к «бедным людям» (в каком-то смысле все мы бедные люди).

Боков - активно присутствующий в мире отшельник. Где только ни уединявшийся (как ныне в Лютеции - мегаполис не помеха одиночеству). Бывало, живя - выживая - прямо на улице, добывая пищу иной раз из... впрочем, почитайте его рассказы (непредставимо экстремальный опыт).
Обособляясь, остаётся в тесном контакте с «нами». Будь он летом в Нормандии или «зимой в Бургундии». Или - длительное время - в «самой настоящей» пещере. Мудрой, мрачной и пыльной.

Пещера имени Бокова.

...Странствия по пространству странной страны Франции.
У Бокова - подлинная поэзия ландшафтов (хм, это немецкое), пейзажей (а это уж французское), зодчества (русское? вместо приевшейся «архитектуры»). Витражи. Готика. Дух эпох. Запечатлённое старинное время, обнадёживающее надеждой на вечность. (Да?)
И утонувший в высокой траве велосипед, и поющий в высоком небе жаворонок, и наполняющий лёгкие свежестью и чистыми запахами воздух простора, свободных далей... (контрастирующих с нашей несвободой).
Путешествия Ник. Бокова - это вообще отдельная тема. Одно паломничество в «святые места» чего стоит... Точнее - способ этого паломничества, делающий его именно паломничеством, а не туристической поездкой... Пуще того - изрядные участки пути преодолевая... пешком! Почти без денег и багажа (так ведь?), вместо которых - мужество, устремлённость, решимость, «отрешённость». Впрочем, уже багаж. Ощутимый. Действенный. Помогающий.
И, наверное - печать печали на челе...
Кстати, на большинстве увиденных мною снимков он именно таков.

...Удручающая участь дочери; сопряжённая с этой участью столь же трагическая беспомощность отца, неизбежно передающаяся читателю - останавливающемуся, застывающему над страницей...

...Боковские диаманты (выхваченные из множества):
«...„чувство языка“ внимательнее нас самих, оно задевается неточностью образа»
«Даже самая очевидность нуждается в проверке, чтобы получить вес факта»
«Совершенство, так сказать, одиноко, оно не оставляет места другому»
«...беспокойство экзистенции связано с отсутствием посмертной перспективы»
«...эта обескураживающая разъединённость областей знания...»
«До повседневности высших ценностей пока далековато»
«Но как удаётся ликовать, измываясь? Поизмывавшись, ликовать?»
«Власти никогда не говорят: мы не знаем»
«...традиция хороша, пока не начинает душить»
«Вытягивая нити смысла из хаоса»
«Огромность ментального пространства...»
«...неслыханная привилегия - сомневаться?»
«преходящесть понятийных аппаратов»
«Усталость, уста...рость»
«Жалость главное»

Или иного рода:
«Пух чепухи»
«Изюм резюме»
«Плоха та блоха, которая не мечтает стать кенгуру»
«...переводят с французского на твардовский»
«...чем же Данте так велик? Уж не Лозинским ли он прославился?»
«Ниша буддой не делает, но позволяет сохранить позу»
«Хотел стать сыщиком, но помешала чудовищная близорукость»
«Что остаётся у бедных поклонников, кроме идола?»
«Канцелярии всех стран, соединяйтесь!»
«...подполковник всея Руси»
«Кремлёвские дикари»
И мн. мн. др.

Интересно беспрестанное чередование и смешение серьёзного и... опять-таки серьёзного.

Возражение: художник всё-таки больше своего искусства. Человек.

Маленькая шероховатость: «Цайтгайст, или дух времени». «Дух времени» - просто перевод, причём буквальный (Zeitgeist). А если в таких случаях (оборотах) используется «ИЛИ», то это всегда должно быть дополнением, расширяющим смысл или «заявку» («программу») декларируемого - например, название новеллы Кафки «Певица Жозефина, или Мышиный народ».
(Кстати, фамилия героя «Превращения», ЗАМЗА - структурно то же, что и КАФКА)

«Никто не знает, где дверь. Ни естественник, ни физик, ни математик, забрасывающий удочку формулы во тьму.» Это перекликается с приводимым Боковым же примером из умозрительного мира Паскаля: ответов нет, ибо за каждой открываемой дверью обнаруживаются всё новые закрытые двери...

... «эту невыносимость я вынес ..., когда мучался загадкой свободы.»
Свобода невозможна. Её, так сказать, не существует «в природе».

«Сладко мне дыхание спящей в полной безопасности.» Вот - простое волшебство будней.

«Божественно плотское»... Да-да, и не надо оговорок!

«Боже мой, отчего всех так жалко.»

«Как гримаса живого страдания среди глянцевых улыбок обложек.» Сочетание: «живого страдания». Живое - страдает. Вновь этот мотив: «...страдание живого неизбежно.»

«...сожаление об уходящей симпатии, о невозможности любить „не нашего“.»

«...любовности слуха по отношению к слову.»

О Бахе: «...мы за ним следуем, не обязательно разделяя его религиозную веру, но веря его искренности.»

О рисунках: «Дышат, звучат, словно раскрылись тетради Дюрера.» Благоухание слов!

«Да, сказал Оскар, Ренессанс бывает не часто.»
А если б часто, была бы повседневность Ренессанса. Серая, скуШная.

Касательно Людовика XIV-го: «...“солнца“ на языке подхалимов, монарха с диктаторскими замашками, воевавшего Европу уже двадцать лет, захватившего вольный город Страсбург.»

«Загадка свежести прозы Булгакова.» Воистину! (Попадается в книге то ли 36, то ли 59 раз)

«...среди шума советской канализации.»

О советских вождях (вождятах и вождишках): «В искренности их мрачности сомнений не возникало.»

...Один из самых ярких (или ярых) эпизодов в книге: попытка Н.Б. добиться получения для своего знакомого, аббата К., паспорта с визой в посольстве Берега Слоновой Кости. Несколько тяжких дней «приступа» или «осады» этой ультрабюрократической «крепости» в самый разгар летней жары. Увенчался «приступ» приступом удушья и почти обморока у «осаждающего» посольство писателя... Смилостивились, наконец! Вызвали «скорую». Выдали паспорт с визой - в последний (буквально) момент, когда следующая неудача означала бы срыв поездки аббата.

Куда более поразительный случай из описанных в книге: имея уже визу на выезд из Тюрьмы Народов, 30-летний Боков предпринял более чем рискованную акцию: «Наполнив портфель архивами и самиздатом, я пошёл в посольство Голландии, никому ничего не сказав.» Милиционер его не пропустил в посольство с портфелем, потребовав, чтобы он оставил его в «будке». Боков отказался и попытался уйти, но его задержали уже несколько «вдруг» появившихся милиционеров. Повалив его, схватили за волосы и стали бить головой об асфальт, а он громко по-английски начал звать на помощь консула (обращение, конечно же, адресовалось всем сотрудникам посольства). «И тут произошло удивительное.» Никто не выскочил, не вышел, даже не высунулся из окна, наоборот - все окна позакрывались за считанные секунды.
Доставив «авантюриста» в одну из «конспиративных квартир» КГБ, милиционеры «сдали» его дежурному, так сказать, чекисту. Случилось чудо - портфель не отняли, не досмотрели, а на вопрос чекиста о цели посещения посольства «дебошир» сказал (словно по спасительному наущению «сверху»), что ему нужны были двести рублей... Нелепость, казалось бы, но... Особист ещё поинтересовался, знают ли дома, куда он пошёл... Разумеется! («А ведь никто не знал») Гебист чего-то подумал, помедлил и... отпустил «хулигана». Вот такой необычный для советской эпохи «перформанс».
Как шутил потом один приятель Н.Б., содержимое портфеля «весило лет восемь». Н.Б. вскоре вновь отправился в то же консульство, на сей раз с пустым портфелем, обвязавшись архивами по телу (под одеждой, естественно). Оставив портфель у входа, он обрёл доступ к консулу, в кабинете коего добился удаления находившейся там "переводчицы" - сотрудницы известно каких органов... А уже в Вене «получил всё в полной сохранности. Но туда нужно было ещё доехать.»
«Без чудесной помощи в стране России не выжить.»
Это относится к достойным людям. А иные - на спецслужбе и получают спецпаёк. Тоже, знаете, разновидность чудесной помощи.

Странные смерти сподвижников Бокова, диссидентов. Целый ряд погибших молодых, а также не слишком ещё пожилых... С короткими интервалами. Не обошлось без гебни, «вероятно» (очевидно). Покушались и на Бокова. Один и тот же автомобиль дважды пытался сбить его на разных перекрёстках, поехав на красный свет, а на третьем к нему подошли милиционеры «и предложили открыть мой чемодан. Я спросил, есть ли у них ордер на обыск...» Отстали.
Случайно или нет, но именно в этом «месте» я вспомнил о рассказах нынешнего российского вождя западным журналистам касательно своей московской (помимо питерской и дрезденской) деятельности ещё советской поры, когда чин у него был совсем махонький: мол, много работали; приходилось, дескать, регулярно мотаться по городу, часто ночами... «Важен был результат» - цитата. Сие «нац.лидер» заявил с особистской... то бишь особой интонацией, почти с пафосом, блин. Хм. Любопытно, чем могли заниматься чекисты в городах и весях державы, причём постоянно, ежедневно-еженощно? И в чём заключался пресловутый результат? Ловили шпионов и диверсантов? Х-ха! Это уже из другой оперы, то есть из прежнего усатого времени... Шпионы и диверсанты после 1953 года почему-то практически перевелись (шмыгающие мыши, крысы и черти тоже, как и прочие параноидальные глюники). Так в чём же тогда - нахально повторим вопросец - упражнялись доблестные слуги народа, ночные санитары плаща и кинжала? Можно догадаться: «пасли» своих сограждан, прощупывали и фильтровали родное население, следили за «неблагонадёжными», устраивали кому-то аварии или «хулиганские» нападения со смертельным исходом... Чем же ещё им было заниматься?! Ась?! Контрразведкой и внешней разведкой? В Москве? На то имелись другие отделения и ведомства, и действовали они далече. А основная масса гебья (гебни) только и делала, что не давала жить своим соотечественникам, стращая их и клепая всё новых осведомителей - а как же! для отчёта!

Как правильнее - гебьё или гебня?

«Отчего русские согласны быть неприятными?»
(А поволжские немцы?! А евреи отчего согласны?! А арабы?! А турки так уж и приятны?! А французы?! А итальянцы?! А цыгане?! А...)
«Почему нужно хотеть хозяйничать в чужих странах - Эстонии, Латвии, Грузии, Чечне, на Украине? Или вот непременно забрать себе эмигрантские церкви во Франции?»
«Движение за сохранение русских школ в Латвии называется „Сталинград“. ... Школы для детей как бы сражение не на жизнь, а на смерть. И на виду всего мира из Москвы дёргают за верёвочки этого бреда.»

«Вековое хамство». Вот-вот! Многовековое.
Только ли у русских? И что вообще такое «русские»? Ведь известно (установлено), что русскими называли себя пришедшие в «те места» (от окрестностей озера Ильмень и «далее - везде») германцы-скандинавы (викинги), в том числе приглашённые править Русью Рюрики со своим воинством. И язык «русский» долгое время разительно отличался от славянских наречий, ибо «русское» звучало «по-варяжски» - сплошные германизмы. Потом - к востоку и северу от «Московии» простирались некогда обширные земли угро-финнов; словно того мало - собственно московиты были чуть ли не в той же степени финнами, сколь и славянами. А монголо-татары сколько влили своей горячей норовистой жестокой крови в русский «этнос»!.. А пресловутые «печенеги и хазары»! А половцы!.. А чуваши! А друг степей калмык! А... Н-да... Так каких же кровей «русские»??? Чёрт ногу сломит. То бишь сломал. Давным-давно.
Иван Грозный являлся (увы, мне грустно это признать) в большей мере германцем, нежели славянином. Однако, холопы его были коренные...
Хромосомы русских Х-Х-Х: Хамство, Холуйство, Холопство - притча во языцех. Только вот надо бы разобраться (бесполезно) в «компонентах», генетических составляющих Х-Х-Х. Нет, не надо.

«Русским неприятны насмешки над тиранами.» (Вероятно, неискоренимо - опять же хронические хромосомы)

Сон Н.Б.: «...пожилой человек пишет на школьной доске: Запад и Россия»... Затем под «Западом» выводит: «изобретать и производить», а под «Россией»: «господствовать и брать».
(Вовсе не однобоко и не тенденциозно. Вспомнилось: ещё и Мандельштам в «Чаадаеве»... А прежде - Чехов! А до него - Тургенев...)

На экономических курсах здесь, в ФРГ, преподаватель рассказывал, что в 50-е годы западногерманский рабочий, явившись в кабинет шефа, обязан был стоять по стойке смирно и отвечать на вопросы начальника по установленному образцу и по-военному кратко... Тоже, знаете, неприятной была эта немецкая казарма, солдафонщина... А в Америке, кстати, и сейчас положено в разговоре с вышестоящим неизменно прибавлять «сэр» - не из уважения, а из унижения (подчинения)... Н-да. А вот в Москве бизнесмен... простите, делец Стерлигов «воспитал» своих подчинённых в таком духе: когда он входит в... «офис» (уместно ли - применительно к Державе?), все - и стар, и млад, и женщины тоже (!) - должны встать из-за столов и стоять навытяжку, пока он не скомандует им «вольно!» - на полном серьёзе, без тени условности, выждав довольно-таки длительную паузу, с наслаждением обводя медленным взором застывших «лакеев» своих... Такое вот стерлиговенное отношение к людям. Подавление как доминирующая потребность. (Да и описанный Боковым парижский «гаишник» немногим лучше своих российских коллег)

«Нагнетание принадлежности к чему-либо: мой народ, догмат, идея. До крика, до крови.»

«Доползли первые слухи: «он не любит русских». Как будто «любить свободу» и «любить русских» (в одном человеке) несовместимо.» И впрямь! Патриотами в России «почему-то» мнят себя прославляющие рабство и людоедство. А тех русских, кому нужны права человека и свобода, называют предателями, наймитами, дерьмократами-либерастами и прочее... Боюсь, в вышесказанном я банален. Что делать? Кто виноват?
Факты - вещь не столько упрямая, сколько банальная.

Русский русскому рознь. (Да что вы?!)

«- Ну уж, позвольте, - нахмурившись, сказал путешественник из Москвы, - славяне лягушек не ели! Никогда!»
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
«- А я вам говорю, что русские не ели лягушек!»
Персонажи чуть ли не гоголевские, только живые.

«Совдеп: аплодисменты, переходящие в ритуальный танец войны. Боже мой, среди всего этого я прожил тридцать лет. О какой родине говорят эти бывшие заключённые.»

«Бог не без милости: коммунизм развалился. Грубое формоделание выдохлось, загадив шестую часть мира ржавыми танками и подлодками.» И радиоактивными, и химическими ядами. И - между прочим - продолжают! Увы... И без коммунизма, который к тому же развалился отнюдь не весь: вон, в «Поднебесной», самой населённой в мире и третьей по территории, маркетинговый марксизм-маоизм - в расцвете сил, пышущий тоталитарным могуществом. Марширующие шеренги. Как и в стабильно агонирующей Северной Корее, подпитываемой донорской «кровью» западных «гуманистических» идиотов.

«Казалось бы, история в 1991 опомнилась, а оказалось, что нет: опять всё поползло в ту же яму...»

«Никогда российское государство не осудило своих ошибок, не осудило преступления своих чиновников.»

«Россия ли... скорее Московия. До России ещё далеко.» Да уж. Куды дальше-то?.. Как, ЕЩЁ далеко?! Что ж там ещё-то будет? Краны? Кранты?

«...потому что те-то вон сапог к ноге подгоняют, а русские наоборот. Вот в чём беда. Даже не беда, а национальная катастрофа.»

«Колбасу на тарелке они понимают, водки стакан запотевший тоже. Ну, ещё песенку с хрипотцой насчёт баньки. А остальное чего понимать. Для остального немцы есть или вот ещё американцы.»

Даются суровые оценки Горбачёву и Ельцину. Первому - особенно за отправленных на верную смерть «ликвидаторов». Да. Преступление. Как ни ужасно, при тех «порядках» у него отсутствовал выбор, и тогда ещё не было воли поступить по-другому. К этому моменту он всего год был генсеком, и решал, конечно, не он один. «Все они» решали.
...В начале мая 1986 года мы с родителями приехали «с дачи» домой, и перепуганная бабушка сказала, что приходили важные дяди, с нескрываемым раздражением отреагировали на моё отсутствие, а затем потребовали, чтобы я явился в военкомат. В ту пору, всего несколько дней спустя после катастрофы, многих забирали для отправки в Чернобыль, даже негодных к воинской службе (мне было 19 с половиной лет, и у меня имелся «волчий билет», что не помешало им, впрочем, в 1988 году всё-таки «загрести» меня в армию).
Никуда я не явился, и с того дня родители стали прятать меня на даче. Примерно месяц я там обитал, пока не стало относительно спокойнее (повестку, насколько помню, не присылали)... А ещё через месяц поступил в консерваторию - подальше от Целинограда (Петрозаводск).
Мой троюродный брат Виктор в 1986-м как раз отбывал воинскую повинность и был отправлен в Чернобыль...

Эпоха «перестройки». Боков называет действия Горбачёва и Ельцина попыткой реформирования аппарата власти. Наверное, так. Но сколько радикальных перемен во всём обществе повлекла эта попытка спасти «систему»! Люди вдруг обрели невиданную прежде, хотя и неполную, свободу мнения, перестали шептаться, заговорили открыто - в этом, правда, есть и некоторый осадок досады, ибо не мы сами добились свободы (относительной), а нам её «спустили сверху». Но тем не менее. Возрождение (скорее появление) духа свободы и постепенное осознание собственных прав и достоинства, хоть и получило импульс «сверху», но уже не могло быть остановлено - в случае попытки возобновления репрессий с того же «верха» (подтверждается событиями августа 1991 г.). Незабываемы газеты, журналы, телепередачи того времени. Они просто, что называется, «вышли из-под контроля». Освещались не только преступления сталинской эпохи, но и критиковались - подчас очень остро и резко - действия актуальной власти. Удивительной была атмосфера того времени - особый настрой, волнующее ощущение глобальной новизны происходящего. Николай Боков мог судить об этом лишь издалека, не имея возможности «проникнуться», «прочувствовать» всё это непосредственно («на себе»), что, разумеется, не упрёк ему (да и с какой стати упрекать высланного из страны диссидента, более отважного, чем те, кто осмелел, когда разрешили).
Ельцина Боков аттестует «партийным оборотнем», что, пожалуй, верно, но в годы его президентства, по крайней мере, была реальная свобода печати и протеста... Но затем он же, Ельцин, привёл за локоть в свой кабинет невзрачного мрачного человечка, и - всё вернулось на круги своя. Эксперимент бесславно (и неотвратимо) провалился. Понятно - можно сварить суп на угле, но не из угля...
Кстати, о Горбачёве хотелось бы добавить следующее: в «перестройку» его критиковали во многом справедливо, но не только - на него ещё нападали как «идейные» коммунисты-реакционеры, так и те, кто послушно подвывал советской власти прежде (или молчал). Он позволил трусам поносить его последними словами, и трусы не преминули... Уже хотя бы из-за этого не подобает именно на Горбачёва обрушивать такой же гнев, как и на его предшественников.

Тоталитаризм в России не сгинул, лишь видоизменился. Диктатура продолжается, но «без мировых претензий. С хирургическим террором мафиозного типа.»

«Тотальный коллектив» (о коммунистах и фашистах; надо уточнить: коммунисты тотальнее и фашистее).

«Как, откуда - а главное, зачем - берутся дикари сталины-гитлеры, чтоб и самое малое отведённое для жизни время потратить на избивание людей, тратить наше время на омерзение? Ну, очаровали простаков дикари сии, но как это нашлись помощники у них, повторявшие конвульсии на местах? Как это у них нашлись послушные жертвы? Уж не культура ли христианская к тому приготовила?» (Подробнее позже)

«В России есть дополнительная трудность в деле помощи: презрение публики к обездоленным...»

Сажали за опоздание. Ломали, коверкали жизнь (и судьбу, - хочется добавить по-гроссмановски). Проспавшая из-за переутомления женщина, испытывая смертельный страх, выбегает из дома... «Образ России: обезумевшая женщина в пальто поверх ночной рубашки бежит за трамваем, крича „Караул!“»
Собственно, ГУЛагом была вся страна: кто в лагерной барачной тесноте, кто в тесноте коммунальных квартир (кандидаты в ГУЛаг, ожидающие своей очереди), с несколько расширенным правом передвижения по Тюрьме Народов. Рабами были и те, и другие... Ну, а сегодняшние мутанты-зомби с их апологией советчины и сталинщины?

«Неужели они все дураки? Все эти десятки тысяч не правы, а я один - прав?»
Боков удивительно рано (и по возрасту, и по стадии советской эпохи) выдавил из себя раба, «совка». «Постойте, сказал я начальнику, я пойти не смогу. Что такое? Видите ли, я думаю, что люди идут на Красную площадь, чтобы выразить свои особые чувства. Таких чувств у меня нет, поэтому идти на демонстрацию было бы для меня лицемерием. А ведь это нехорошо, правда?
И спустя полвека я помню ошеломление на лице начальника Усманова, ... его отвисшую челюсть. Он развёл руками: «Ну, если так...» Я ушёл, чувствуя лёгкость свободы в ногах. ... Пока дело тем, видимо, и закончилось, но где-то я был взят на заметку.» Несомненно.

Характерный юмор Бокова, юношей ездившего в библиотеку Исторического музея читать Канта и Гегеля, «следуя завету... Ленина: он сказал, что нельзя понять теорию революции, не овладев философским наследием.»

«Но Розенфельду и др. пришлось сформулировать идеи мракобесов, прежде чем их «развенчать». И тут открылось много интересного. ... Из-под советского мусора выглянула странная, чудесная действительность, где не было команд и речей, и люди спокойно говорили своё. Не боясь. Где не было ни сталинов, ни партии с её дурацкими съездами. В какой-то другой части света, не похожей на нашу.»

«Тоталитаризм - реакция рода против индивидуализации, вот и всё.»
Нет, не всё. Род, конечно, всегда ограничивал личность, сковывал её теми или иными «правилами» и «обязанностями», но это всё же не тотальное подавление, не отбирание у личности всей свободы и всех прав, тем паче не конвейер по физическому уничтожению личностей. Более того, тоталитаризм едва ли присущ роду, общине, ибо эта община (в широком смысле), даже при наличии сильного «старейшины» (условно говоря), склонна обсуждать планы и проблемы «всем миром» и принимать совместно («коллективно», чёрт побери!) практически все важные решения, при реальном участии буквального каждого... Тоталитаризм же устраивает издевательские инсценировки волеизъявления общества, тогда как общество не может ровно ничего «волеизъявить», будучи тотально подавляемо диктатором с его диктатурой. Поэтому большие сомнения вызывает попытка породнить природу тоталитаризма и природу общины, общества. Диктатура враждебна не только личности, но и роду. Кстати, вспомним, что у «архаично» организованных народов (индейцы, например) всегда были сильные вожди, но никогда не было диктатуры (хотя нравы царили жестокие) - буквально всё обсуждалось на совете общины; каждый мог высказаться и его мнение учитывалось, «взвешивалось». Вождь не имел возможности принимать единоличные решения, игнорируя мнения соплеменников. И уж тем более вождь не мог казнить любого по своему капризу. Таким образом, общине как таковой вряд ли свойственны тоталитарные тенденции. Тоталитаризм - извращение. В полном смысле этого слова.

О том, что история - вовсе не наука и вовсе не объективное и не фактологическое отражение имевших место событий, я подозреваю уж давно. А вот что по этому поводу у Бокова:
«Картины ... стали иллюстрациями. Стали... фотографиями древних событий. И это никого не смущает. Потому что интересно посмотреть.
Вся ваша «история» - плод воображения. Другими словами - выдумка. Кого и чему она может «научить»? А вот формировать - сколько угодно. Манипулировать сознанием, иначе говоря.»
По-моему, самая суть. Точно в точку.

«Друзья из «чистых литераторов» удивляются моему интересу к политике (но прощают).»
Ну, вот - оказывается, можно! Оказывается, прощают!

Николай Боков удивляется соотечественникам-эмигрантам, выбирающим «богатых правых», но отчасти сам объясняет, почему: «Конечно, с ними у меня было общее отвращение к западной левой интеллигенции, мечтавшей на своих виллах о светлом будущем в Москве, а здесь старавшейся замолчать нас, «реакционеров». Да и обобрать при случае.» Кого же ещё тогда выбирать, как не правых? И что значит «правых»? То, что они правы - в своей правоте. А вообще-то они, скорее, центристы. Не экстремисты. В отличие от почти всех левых. К тому же, «богатые правые» не так уж и богаты в большинстве своём. Это так называемый «средний класс» - здравомыслящие (в хорошем смысле) бюргеры, буржуа - фундамент и хребет общества.
Почему я не выбираю левых? Хотя бы потому, что достаточно поглядеть на их плебейские физиономии и послушать их агрессивные речуги, злобные лозунги, примитивную пошлую демагогию насчёт «социальной справедливости», за которую они неизменно и неизбежно срывают аплодисменты глупой публики... Самое смешное - эту пресловутую «социальную справедливость» левые ещё менее способны осуществить, нежели охаиваемые ими правые. Когда левые «берутся за дело», получая власть, всем становится хуже (включая их ярых сторонников).
И разве не отвратительно левацкое мировоззрение, определяемое (детерминируемое) страшной, по сути, идеологией на протяжении ряда десятилетий - и до сих пор? Даже умеренно левые не согласны с тем, что убийцы-коммунисты ничем не лучше убийц-фашистов. Для них, видите ли, большое значение имеет то, ради чего убивали людей - ежели ради расы, то это плохо, а ежели ради равенства, то это не так уж и плохо... При таком «равенстве», правда, жилось очень плохо, на зато лозунги, лозунги!..
Французские так называемые «левые интеллектуалы» поусердствовали на службе советам. Вот на сей счёт из книги: «Какую прочную систему замалчивания организовали левые! Как они плясали все под дудку кагебе! Удобны палачам и мечтатели, и циники.»

«Рынок» не идеален, ясное дело. Но всё же предпочтительнее любой другой «системы». Хотя можно понять сетования автора: ему приходится нелегко, алчный хозяин дерёт с него «три шкуры за конуру», и это на самом деле возмутительно. Более того, обманывает жильца касательно площади квартирки - в действительности она меньше... Что ж, демократия не гарантия от бессовестности.

«...пока благодетель собирается, время идёт, людям надо существовать, и государство всё-таки раздаёт крохи жертвам неудачи.» Резонно. На сердобольное братство и милосердное меценатство особенно рассчитывать не приходится. С налогами как-то надёжнее. И не чувствуешь себя обязанным конкретной благодетельной персоне.

«...китайские иероглифы в «Никто», вкраплённые в «поток сознания» советского чиновника, во французском издании оказались... переведёнными!» Это было сделано, кстати, под редакцией историка сюрреализма... в данном случае не понявшего сюрреализм! Сюр да и только...
Коммуняцкая «Юманите» оболгала, как и положено коммунякам от природы, боковского «Никто», утверждая, «что-де такая книга не может быть написана в Советском Союзе, что её сфабриковали „недруги социализма на Западе“.»
Не секрет, что и по повадкам, и по лексикону французские коммунисты (были?) наиболее близки к советским (для сравнения - итальянские коммунисты всегда держались от советских на некоторой дистанции).

«Ещё и осталось побегать по корту в шортиках белых.» Что-то смущает тут, если учесть (прочесть) контекст. Что же именно смущает? Одномерность (негативной) оценки удач и удовольствий? Пожалуй. Неприятие приятного в жизни вызывает ответную реакцию неприятия угрюмой аскезы, провозглашающей свою (единственную) истинность. Аскеза глумится над «Как хорошо в своей тёплой кроватке, в миленькой трёхкомнатной норке». А разве плохо? Что ж плохого-то в хороших условиях? Сразу следом: «Когда Провидение приходит им на помощь, послав искреннего мужичка со своими историями, они его выставляют, - он им скучен». Речь, правда, о литераторах и литературе. О творчестве. Только ли?
(Однако, у Провидения слишком слабые возможности влиять на происходящее, коли его посланца так легко выставляют)
Аскеза, как ни парадоксально, может быть эгоистичной, капризно осуждающей мерещащийся ей «китч» материального достатка и стремления к нему. Но ведь если бы другие не стремились, то и вашей аскезе нечем было бы питаться (во всех значениях), и не довелось бы мыслям мрачным предаваться о суете сует наедине с пером и бумагой, то бишь перед монитором и клавиатурой, сотворёнными суетящимися с их «пошлым» стремлением к материальному благу (заодно облегчить бытие презирающей их аскезе)...
Аскезе хорошо предаваться в условиях комфорта (пусть и относительного).
Поаскетировать в угрюмых думах, поглощая произведённые суетящимися продукты...
Но не так всё просто - есть и грани, обнаруживающие правоту Бокова. Если затронуть «мэйнстрим», конформизм и навязчивость масскультуры, стадионы, ипподромы, боевички, детективчики, гэрри поттеры, мелодрамы и мыльные опереттки, если коснуться наглого надувательства в виде «маркетинга», обработки кошельков и сознания людей гаерами из страховых компаний, банков, псевдоторговых криминальных организаций типа «Амвея» с его беспардонными спекулянтами файвушкиными, которых никто не в состоянии обуздать...
А если сугубо житейское, то вот, пожалуйста: встречи с родственниками; тотальный примат прагматически-рационального над... о чём я говорю?! «Над» отменяется, ибо ничего больше и нет! Даже в «нижнем слое», на «заднем плане», даже в придушенном состоянии нет никакой, простите, духовности. Обычные животные люди, с их исчерпывающей категорией материальной пользы. Никаких иных категорий. И лица тупые, алчные, и глаза мутные... Родственницы у нас в гостях восклицают, всплескивая руками: как, у вас нет кухонного гарнитура! нет кухонного гарнитура!!! И с таким радостным ужасом они это выкрикивают, с таким пьянящим чувством превосходства над нами: у вас нет кухонного гарнитура! А У НАС ЕСТЬ!!!
Да, у них есть кухонный гарнитур. Правда, кое-чего поважнее у них нет. Но они об этом не догадываются. Счастливые.
Между прочим, есть у нас на кухне и шкафчики, и тумбочки, и стол, и плита, и все необходимые атрибуты, но только вот не в виде цельного гарнитура!
Лишь фрагменты, так сказать...

«Гарсон прорезает толпу подносиком с пирожками, и за ним устремляются дамы и господа, словно чайки за пароходом.» (!)

«Это всё так» (Сэ ком са)

«...тот спохватился, что жизнь проходит в затянувшейся шутке, а с годами смеяться всё труднее.»

...«Теория о сновидениях» (Фрейда) действительно смехотворна (Витгенштейн прав): более чем нелепо теоретизировать по поводу бреда - а сновидения преимущественно и есть бред. Какую теорию можно подвести под мешанину хаотичных образов и их беспрестанных трансформаций и превращений в нечто совсем несуразное?.. Сон - зачастую - даже не фантасмагория, а попросту «броуново» мелькание, мельтешение, переплетение «идей и свиней».
«Толковать» сны, усматривать в них смысл или пророчество - апогей абсурда.

Любопытно узнать, что Силуэт - министр финансов при Людовике XV. Занимал он эту должность всего несколько месяцев в 1759 году. Затем, так сказать, исчез. Во «Фрагментарии» предлагается несколько версий возникновения термина «силуэт», в том числе ориентированных на кратковременность деятельности министра. Кстати, в год правления месье Силуэта Франция потерпела тяжёлое поражение от Англии в Квебеке, вследствие чего лишилась своих огромных колоний в Северной Америке (значительная часть будущих США и Канады), в связи с чем предлагаю ещё одну версию: не из-за этого ли Силуэт потерял свой пост? «Недофинансировал» армию и флот французов?
Промелькнул, то бишь «проступил» силуэтом и испарился.

«Везде найдётся сосед со своей музыкой. Чтоб били в барабаны, и пот тёк бы по лицу. И дрожали бы стены. Весь дом бы вибрировал. Вот тогда ему хорошо. А на остальных, знаете ли, наплевать.»

«Ходят на концерты, чтобы послушать собственные аплодисменты.»
Индийские музыканты перед началом концерта просят не аплодировать ни до, ни после исполнения... «недоумение и молчаливое недовольство публики: у неё отняли роль!»

«Звучат ещё последние такты, и вещь созерцательная. Тихо сидим. И вдруг крик браво, взрыв хлопания в ладоши. Ничего не понимаю. Как возможен переход сей от тишины созерцания к воплю стадиона?»

...«Бывают вспышки такие, что сердце замрёт, чтобы не мешать постижению. Красота омоет очи. Но чаще, всё чаще и чаще в тёмной чаще вспыхивают спички. Пока не подумаешь: ну их к чёрту. Но при устойчивом благодушии замечаю, что по мере чтения всё больше меня занимает ожидание - ну, а теперь как повернётся и вывернется? Ах, молодец! И постепенно всё другое отодвигается в необязательную даль завтрашнего дня. Искусство для искусства в действии.»

Присутствие книги в мире. Исходящие от неё, м-м... ионы.

Ара Мусаян пишет, что Николай Боков просил найти ему «чтиво-огниво». Творцу это нужно. Дабы воспламениться, «вдохновиться порывом» (ох, Северянин получился!). Каждому автору знакомо сие - поиск «стороннего» импульса к растоплению своей «внутренней печи» (хм).
Есть всё-таки надежда на незыблемые ориентиры.

Мне кажется, Боков был утомлён, когда написал, что для прочитавшего много книг их радикальная новизна (в дальнейшем) невозможна. То есть исчезает ожидание... неожиданного - принципиально иного, свежего, неизведанного - откровения. Но такие книги есть наверняка. И, несомненно, появляются.

У культуры, естественно, имеются материальные атрибуты. Под определённым углом зрения можно заключить, что культура из них состоит (игнорируя «духовное измерение»). Это дало повод Бокову «ввести» в сферу культуры ироничные понятия «инвентаризм» и «прейскурантизм». Что ж, и продукты «высокого духа» не обходятся без ярлыков и расценок.

«Возраст её и его встретились в номере (телефона. - Эд.Б.). Знак судьбы... встретиться в номере? Гм, в номерах?» Один из многих примеров литературного... лучше - творческого артистизма Бокова.

Боковское «переложение» одной басни Лафонтена... Говорят, надо «по возможности» избегать оценочных эпитетов... Такой возможности у меня в данном случае нет: великолепно! Также и размещённые в книге - как бы «случайные»! - его стихи. Особенно «белые», точнее - свободные (верлибры). Полные сдержанного трагизма. С проблесками надежды, мерцающей и в самом безнадёжном... (казалось бы)

«Собственно», поэзией пронизана проза Бокова: «И вечерний дрозд всё слышнее в кроне дерева сквера. Он любит печальное томление пауз между коленами птичьей песни, потому что неясно, продолжится ли она, или была последней.» (...)
(Озноб восхищения)

«Говорят: он долго работал над этой вещью. Правильнее сказать: он долго не хотел с ней расставаться.»

Чуточку дёгтя:
«Ну что ж, ваша проза и в самом деле проза. А в моей спрятан цветок и ток веток.»
Мелодичная аллитерация. Но почему «спрятан»? Если спрятан, нельзя разглядеть. Зачем же ЭТО прятать?! А если спрятано ЭТО, то, возможно, ЭТОГО там и нет.

Предвзятость. Ожесточение. Столкновение - к примеру, Бродского и Солженицына. Вывод Бокова очень точен: «Любого писателя можно переписать так, чтобы он выглядел смешным. Для убедительности придать суждениям своего вкуса наукообразность.»
Ряд замечательных эссе Бродского довелось мне прочесть ещё несколько лет назад, в т.ч. «Катастрофы в воздухе», где «досталось» Солженицыну (последний не преминул реваншироваться). Да, не совсем этично, не совсем тактично... Но без этого «между коллегами» не обходится. Боков сетует, что Бродский, кроме того, атаковал сына Пастернака (в выражениях непечатных), но ныне это можно понять и объяснить, узнавая «сына» лучше (см. публикацию Ирины Емельяновой, «Мосты» №19).

«Советская литература - как странное мелководье, бескрайняя лужа: идёшь и идёшь, и вода всё по щиколотку, и становится ясно, что купаться тут не придётся.»

«...остаться на холме, вне досягаемости цунами маньеризма (который осознаёт китч как законный приём)...» Действительно, хочется... подняться на этот холм. Но нелегко.

...«Китч правит миром: комильфо власти, религии, искусства. Кровавый комильфо джугашвили.»

Один из акцентов «Фрагментария» приходится на китч (глобальный). Реклама, комиксы, образ жизни... Пошлость как стиль существования сотен миллионов людей. Суждения Бокова большей частью справедливы, но, как мне кажется, слишком часто употребляется термин «китч» (выставляется оценка, выносится вердикт) и слишком многое объявляется китчем - позиция, близкая к снобизму. Любуешься прекрасной вещицей или нарядным зданием и... спохватываешься: батюшки, уж не китч ли?!
Опера, балет, гастрономия и моды отнесены к искусствам, основанным на китче. Моды - точно. Без сомнения. В балете и опере есть, скажем так, элементы китча, но основаны ли они на нём? Хм. Умалять эту часть культуры едва ли оправданно. С таким же основанием можно «продлить» китч и на театр, и на музей, и на поющий в церкви хор... на что угодно. Да, вот ещё китч - цирк. А вот ещё - зоопарк... А вот ещё...
Гастрономия, признаться, меня смутила: 1) может ли изысканное, вкусное блюдо быть основано на китче? 2) относится ли гастрономия к искусствам?
По-моему, гораздо больше китча (квинтэссенция) в религиозных байках, мифическо-мистических историйках. Собственно, это уже степенью хуже китча...

Вот так «плавно» мы и перейдём к очень трудной теме.

Осмелюсь утверждать: религия и всякого рода мистицизм - художественная, игровая потребность людей, игра воображения, воплощённая в «реальных» обрядах, ритуалах, церемониях. Обряды, ритуалы, церемонии - это поначалу именно игра, на какой-то стадии перестающая быть игрой, становящаяся мрачным, угрюмым и зачастую преступным действом: жестоким, подавляющим личность, отнимающим у неё свободу, достоинство и нередко жизнь. То же касается и идеологий.

Голливуд давно и нагло «обслуживает» (эксплуатирует) эту потребность людей в мистицизме, обрядовости, акционизме, колоссально обогащаясь и - с некоторых пор - напрочь игнорируя интересы «клиентов» и навязывая им то, что считает нужным или то, что быстрее и проще состряпать (поскорее получить очередные миллиарды). Голливуд - крупномасштабный, опасный китч, одурманивающий и обирающий большую часть человечества, иначе говоря - паразитирующий на нём клещ (колония клещей).

...«Для критика интересное произведение - острие его собственного «копья», которым он пробивает себе дорогу к «положению». Он торговец чужим, - розами садовника, фазанами охотника.»
Любопытно здесь то, что садовник розу не делает, не создаёт - он лишь слегка содействует её росту, короче говоря - ухаживает. А свою прелесть и аромат роза «создаёт сама», точнее - природа «выколдовывает» её из своих недр - до сих пор нам не ведомых, эстетически-функциональных «лабораторий», сокровищниц «в действии»... То же с охотником - фазана он не сотворил, лишь подстрелил... Не ахти какое творческое усилие. Так что противопоставление критику садовника и охотника - хромое. Цели не достигающее. (Придирка?)

...Странная, необъяснимая антиномия: презирая и обличая земных тиранов, кто-то может преклоняться перед тираном небесным. Но почему? Ведь это явления одного порядка: любовь... она ещё называется угнетение. Плотский диктатор, как и диктатор трансцендентный (заоблачный), стремятся подчинить себе, своей «любви» по возможности всех, только небесный - «опосредованно», через своих земных, так сказать, «представителей», специалистов по любви. Нередко земной, плотский деспот использует имя и ореол деспота небесного для своих любовных целей - подавления и закабаления людей. Вот и вся любовь.

Мина стал отшельником и нищим из-за Евангелия, «разбойника», его ограбившего. Вот именно - ограбившего. Кавычки с разбойника можно снять.

Некто помочился с башни собора. На пари. На другой день он, будучи за рулём, разбился насмерть. «Если б его просто «припёрло», то, вероятно, ничего бы не было... Б-г судит по намерениям.» Чудесно! Изуверы, изощрённо истязавшие безвинных людей... чекисты, стрелявшие в затылок... убийцы детей и прочие твари божьи, вероятно, не имели никаких дурных намерений - просто их «припёрло», тык скыть... Потому Б-г и не вмешивался. Благосклонно наблюдал. Помочившегося с башни собора он, этот Б-г, на следующий же день убил. Садистов-чекистов пощадил. Многие из них дотянули до весьма преклонного возраста и почили на лаврах (при орденах) в своей постели. Так, может быть, дело в том, что собор - храм божий, Его личная, так сказать, резиденция, потому и не потерпел он осквернения? А поругание храмов большевиками? Они ведь не с купола мочились, а покруче - внутри храма, там же и срали («припёрло» их!), и продолжали гадить годами, и устраивали там конюшни... и разрушали, взрывали... И что же Бык... то бишь Б-г? Отчего ж он их не замочил на следующий-то денёк? Может оттого, что они ему «социально близкий элемент»? Как и для другого усатого Б-га. Впрочем, знаете, ведь ситуация тогда была иная - революция, понимаешь, разруха, все ожесточены... И Он, конечно, это учёл. Мудрый. Ещё одна версия: Б-г вовсе не православен, а католичен. Может, Он в России и не жил вовсе никогда, и не бывал там даже проездом (зря для Него старались). Недаром немцы говорят: «wie Gott in Frankreich» («как Бог во Франции»). Да, наверное, там Его ПМЖ.
Теперь такие вот странности: божья кара - физическое уничтожение грешника. Но то же самое - предел мечтаний праведников: окончить поскорее свой путь земной и... туда, к Нему, на вечный курорт... В одной елейной киносказке: погибший спасает «оттуда», при помощи Бога, свою возлюбленную, дабы она жила дальше своей земной жизнью и радовалась. То есть он предотвращает, оттягивает их встречу, желая ей продолжения именно земной, грешной жизни... «Что всё это значит?»
«...о Боже. Самое время Тебе отозваться.» Как же! Жди!

«При сценах насилия всякого рода ... наступало болезненное парализующее недоумение. Настоящего ответа на попущение зла в богословии нет. Есть терапевтическое размазывание.» Вот именно. Да и какой может быть ответ? Собственно, спорить тут не о чем.

Бесспорно верно грустно-насмешливое замечание Николая Бокова о сказанной Оскаром Уайльдом глупости: дескать, какое мне дело до того, что автор этой прекрасной прозы - убийца... и о повторяющих эту пошлую глупость школьных учителях (не ведают, что творят, что говорят...)
Нам должно быть до этого дело! И до «поэта» Джугашвили, и до «живописца» Шикльгрубера, и до провокатора (без кавычек) Эренбурга...
(Впрочем, Уайльд - достойный автор. Но мне есть дело до того, что он готов был оправдать убийцу ради его таланта. Один мой бывший друг-композитор тоже вот поёт арии наподобие - мол, нет никакого зла и никаких злодеев, есть лишь «некий процесс, который кому-то нужен», а жертвы, мол, сами виноваты в том, что они жертвы... Вот как! Потому-то он и бывший друг... «Истина дороже»)

«Важность преступника и незначительность жертвы»
«Общество» уважает злодея, презирает жертву. «Общество» не позволяет жертве защищаться, сопротивляться - применившая контрсилу жертва осуждается, наказывается - ЗА ЧТО?!... Не укладывается в голове эта «норма». Невозможно с ней мириться.

Пережитое преследует и в воспоминаниях, и в снах. «Ему» мало было наслать на безвинных ужасы - «Он» позаботился ещё и о том, чтобы ужасы не утрачивали своей травмирующей силы и в дальнейшем, неумолимо воспроизводясь, «регенерируясь» в сознании и... в душе. Укоренившись в памяти, обновляясь в сновидениях, страдания сохраняют свою страшную «свежесть».

Ладно если б ещё испытания. А то ведь унижения, издевательства, надругательства, произвол, избиения, пытки, убийства - вот что Он насылает на нас. Это не испытания. Это глумливый жуткий террор. И что, НАМ это действительно нужно? Нет, это ЕМУ, ЕМУ нужно! Не НАМ!
ЕГО любовь и расположение можно заслужить лишь подвергнувшись мучениям неописуемым.
Вопросы ещё есть?

Бог простит - или не простит - человека.
Простит ли человек бога?

...«Они любят (а кто нет?) христианские добродетели без... церковной упаковки. А они в этой упаковке донесены до наших дней.» Хм. Разве доброта, милосердие, забота и вообще нравственность - христианские добродетели? Ничуть. Это общечеловеческие ценности (хотя человеческого в общечеловеческом пока ещё слишком мало). Могут ли добродетели быть именно христианскими? Что, до христианства не было никаких добродетелей? А как же те обширнейшие и чрезвычайно населённые регионы земного шара, куда вовсе не добралось христианство? Что, люди там живут без добродетелей? Ужель у них не имеется «кодексов», сходных с христианскими? Что, буддисты и конфуцианцы были «аморальнее», злее, свирепее христиан? Ровно наоборот. Буддисты и конфуцианцы, во всяком случае, не сжигали никого живьём и не совершали прочих «добродетельных» преступлений, в коих буквально погрязло «благочестивое» христианство. И для вас ведь не секрет, что среди атеистов добродетельных людей - великое множество... В религиозных семьях детей били и унижали веками - наверное, похлеще, нежели в семьях «безбожников».
Стало быть, христианские ценности... Хороши ценности - вдалбливать веками в головы запуганных людей насквозь фальшивые представления о мироздании, о движении небесных тел, а сомневающихся - пытать и на костёр! «Плоскость Земли» (условный показатель мироощущения) - некогда непререкаемая христианская «истина». Что ж, остальные «истины» христианства того же порядка. Вообще, «плоскость Земли» - универсальная метафора христианства, его сущностная квинтэссенция... Когда-нибудь эта религия займёт своё недостойное место рядышком с другими преодолёнными порождениями фанатизма и мистицизма. Но это, увы, не обезопасит больное человечество от сотворения очередных идолов-плодов безумия. Ну-ка, какая там на очереди религия? Чем «порадует» грядущие поколения неизбывное мракобесие? (извините за выражение)
Всё просто: люди не могут без этого. А кто там наверху, неважно: вицлипуцли, атубатубалабумб, яхве, христос, аллах, маркс, джугашвили, шикльгрубер, том круз, саддам, путин или туркменбаши лукашенко... В лучшем случае - элвис.

Человечество названо «безголовым телом». Причина этого - см. выше.

Представления о зле в христианстве. Картинка: облачённый в пышные (китчевые!) одеяния церковный сановник (сановный церковник), весь такой благолепный, на вид уж никак не меньше архиепископа, держит громадных размеров крест перед отвратительной креатурой - вероятно, дьяволом (или одним из его соратников) - рогатым, скрюченным, покрытым густой шерстью, вместо ступней - копыта, вместо пальцев на руках - длиннющие когти (вот оно, оказывается, зло-то! вон оно как выглядит! чтоб знали и узнавали, и ни с кем не перепутали! спасибо за информацию, святоши!)... Они смотрят друг на друга. А крест, видимо, призван либо отпугнуть, либо преобразить беса... Совсем ничего не соображали идеологи церкви! Даже советская изобразительная пропаганда была не столь топорной в своей - тем не менее слишком очевидной - убогости... Стало быть, аргументом священника в противостоянии дьяволу является именно крест, вы понимаете?! Словно предмет (и символ) сей может каким-то позитивным образом подействовать на несовместимое с ним воплощение всего дурного! Но всё же самое примечательное в данной сценке - облик зла. Будто не нам подобные творят его, а некие монстры несуразного вида!
Трагикомичное в той картинке: вовсе не мохнатая рогатая нечисть совершает реальные злодеяния, а её визави - держащий крест епископ. Уж он-то с коллегами дока по части пыток, убийств и превращения людей в баранов... простите, в овец.
Вообще, в массовом христианском «сознании» прочно укоренилось отождествление всякой «нечисти», чертей с... коровушками! Да-да, с этими мирными, чрезвычайно полезными, более того - жизненно необходимыми нам созданиями! Уподобление фантомов людского тёмного воображения нашим кормилицам коровушкам - верх несправедливости, вопиющий пример чёрной неблагодарности рода людского. Если чёрт подобен корове (морда, рога, копыта... характер), то можно уверенно утверждать: он несравненно лучше человека.

Уморительный эпизод в книге: лектор-священник православного Свято-Сергиевского института (в Париже) с пафосом вещает об «ориентации православных церквей, обязательно на восток. На восход солнца. И какой в этом глубокий смысл. И как это важно.»
Ник. Боков, ночевавший (после лекции) в столовой института, на следующее утро обнаруживает, что относящийся к институту православный храм расположен... алтарём на запад!!! Последовавшая за тем сценка архикомична.
«...православный храм всегда стоит апсидой на восток; однако иногда не стоит апсидой на восток.
Диалектика всегда/никогда и иногда.»
(К слову, церковь та некогда была храмом немецкой лютеранской общины в Париже, отнятой у паствы с началом 1-й мировой войны)

...Индуисты в Непале периодически (хоть и не часто) устраивают «жертвенный праздник», то есть учиняют жуткое безобразие: убивают животных тысячами, десятками тысяч! «Просто так». Не себе в пищу, а «богам». Трупы животных потом разлагаются на огромных полях... Богам, видите ли, нужна эта «священная» резня... И сами кромсатели счастливые дальше некуда! Тупые лица светятся божественной радостью! Ждём, говорят, не дождёмся очередного «праздника»! Чтобы схватить, наконец, своё мачете и - рубить, колоть направо и налево! Удовольствие нам и богам!
Видите, что только ни придумают для ублажения садистов! Предоставляя им возможность реализовывать свои пикантные наклонности и... творческие устремления.

(Религиозность - одиозность. Проистекает из предрассудков и суеверий. «Месторасположение» - темнейший, мрачнейший «участок» человеческого... гм... сознания.)

Непревзойдённые - каждая в своём роде - религии насилия: ислам и коммунизм.

...«Святой» Бернадетте «видение» сообщило, что оно - «непорочное зачатие». Но «видение» сие, надо заметить, кое-что перепутало: не само оно было непорочным зачатием, более того - оно даже не было зачато непорочно, а СЫН его (её) был, тык скыть, непорочно зачат. Заморочило голову бедной девочке, которую искренне жаль - ведь она желала иметь семью, а вовсе не становиться «святой»... Ко всему ещё и странность: лишь за видение «видения» и общение с ним можно ли претендовать на святость? Если да, то, оказывается, всё так просто, не правда ли?! Главное - быть вблизи. (Многие так и делают - поближе к власти)
Церковь оскорбляет женщину этой девомарийной непорочностью. Будто реальное (нормальное! натуральное!) зачатие в процессе полового акта может быть ПОРОЧНЫМ! Будто беременность может быть порочной! Будто рождение ребёнка может быть порочным!.. Будто Иисуса непременно нужно было зачать «непорочно»! «Непорочное зачатие» враждебно всему живому - зачатому, рождённому и живущему «во грехе». Безгрешны лишь камни. Непорочные. Бессильные согрешить.
А проповедующие весь этот м-зм католические священники, измученные обетом безбрачия, трахают друг друга в задницу (заодно и мальчиков-певчих). Словно это менее порочно, чем спать с женщиной! Забыли, видать, указания отца небесного насчёт содомии!

Олигофрения церковной идеологии ярчайше обнаруживается (обнажается) в одном из основных «догматов»: грешников ждёт ад. А кто в аду-то заправляет? Дьявол с чертями!
Выходит, злейшие враги бога выполняют его распоряжения по наказанию провинишихся перед ним, богом. Выходит, дьявол с чертями - верные слуги Господа, его карательная инстанция, орудие его возмездия.

Где ритуалы - там злодейство. Казни лютые, несправедливые, бессмысленные.
Богам нужны жертвы - по трогательному мнению прошлых и нынешних жрецов.

Совершенно несносная легенда о мэтре Сило и его ученике. Мораль, из легенды выведенная, выеденного яйца, мягко говоря, не стоит.
«...поражённый суровостью наказания». Именно! Заметьте, КТО так наказан - убийца, клеветник, грабитель? Отнюдь. Так наказан некто, названный софистом, посвящавший себя умственным изысканиям - вероятно, неугодным богу (sic!). Прекрасная в своей ужасности иллюстрация. До бандитов Ему и дела нет, но человека мыслящего, не имеющего дурных и преступных наклонностей, он подвергает НЕМЫСЛИМО суровой каре. Вот и мораль: мыслить нельзя - покараю. Идиотов и изуверов (близких по духу) - прощаю, поощряю.

«...Аквината, очнувшегося после видения ран Иисуса.»
Если долгое время быть поглощённым чем-то, именно это и занимает воображение; возникают образы - наяву ли, во сне ли...

«Энергия убеждённости заражает, но, в конце концов, ничего нет, кроме догадок и постулатов.» Это об одной фрейдистской книжке. С куда большим основанием - о всевозможных книжках «священных».

«Навстречу звёздная тьма и Господь Бог.» Место Он себе выбрал, однако! Тьма. Вакуум. Смертельный холод. Рай называется. Что же ад?

«Елейная скука»... Вот-вот. Сценка: рай; благолепие; святость сплошная, всепронизывающая; никто не шелохнётся; не чихнёт; не пукнет. А «снизу», из ада, шум веселья доносится - застолье, пир (чумы им там не бояться!), звон остроумных («еретических», «софистических»!) речей долетает до застывших в сакральных позах немых праведников... (мысли их, взирающих на неподвижного Христа: «Ну, спасибо, удружил!»)...

Ангелы (и черти) на кончике иглы. Над этим, оказывается, не надо смеяться, ибо это «вид апории». Так. Но что это меняет? Апории заведомо казуистичны, как и всякого рода софизмы. Увлекаться ими можно, пожалуй, на досуге. Поразвлечься. По-видимому, у духовенства католического имелось много свободного времени, коли оно частенько предавалось (посвящало себя) подобным занятиям - в перерывах между допросами, пытками и казнями еретиков и «ведьм» (врачующих женщин, знавших свойства трав и рецепты приготовления снадобий, спасших жизнь многим людям).
...Ещё Аристотель опровергал апории Зенона Элейского, правда, с несколько комичной (ныне) прямолинейностью: мол, то, что утверждает Зенон, - ложь. Или: суждения Зенона неправильны, ибо... И далее следует старательное разъяснение, почему Зенон не прав, хотя неправота его нарочитых (и глумливых) софизмов слишком очевидна, чтобы утруждать себя их разоблачением и развенчанием. Слишком уязвима ахиллесова пята элейской черепахи.
Занятно - софистами церковь называет тех, кто задаёт неудобные вопросы, тогда как именно ответы церкви - сущие софизмы, и сама церковь «софистична» по определению.

«В дарвинизме есть логическая несообразность.» Чего не скажешь о библии и других священных книгах, состоящих квази из несообразности!
Пример с маскирующей окраской антилоп. Автор упускает из виду постепенность процесса приспосабливаемости, но самое интересное, что не антилопа меняет свою окраску, а природа меняет окраску антилопы. Однако, есть сомнения другого рода: ведь защитная окраска, в общем, малоэффективна, и редко укрывает (спасает) антилоп от львиных зубов и когтей. Да и что толку в окраске, если антилопа издалека ПАХНЕТ!

Антиномия в словах Соломона о боге, любящем всё то и всех тех, кого он сотворил. К религии, конечно, нельзя подходить с мерками «общей» логики, но ведь в ней должна быть хотя бы своя «внутренняя» логика, свои законы и стройность системы (пусть заведомо ложной и фантастичной, как и в сказке, например). Так вот, любовь бога ко всему им сотворённому непримиримо расходится с признанием религией же божьей кары. За... неважно что. Выходит, бог, любящий всё сотворённое им и не создавший бы того, чего не любил бы (уверения того же Соломона), карает любимых им за те поступки или убеждения, коих от них - по божьему же замыслу и промыслу - ни в коем случае нельзя ожидать! Ибо бог вложил в них частицу своего... м-м... духа - именно с тем, чтобы они вели себя в идеальном соответствии с его, бога, установками (предписаниями, заповедями). Тем не менее, они, любимые им и выражающие все его чаяния, изрядно отклоняются от предначертанной им модели поведения, а потому бедному богу только и остаётся, что карать их, нечестивых... Но в этом случае придётся признать, что нечестив и сам бог, коли «частицы его духа» ведут себя столь неподобающим образом!

Господи, злая воля Твоя!

«Библейское: ... всё в своё время признано будет хорошим.»
Ах, так! И сталин, и ГУЛаг, и соцреализм, и терроризм, и ГДР, и «Запорожец», и китайские товары - всё будет признано хорошим! Спасибо!

Религия, казалось бы, призвана воспитать в людях пресловутые добродетели. Но - не парадокс ли? - именно в том обществе, где религия утратила былое значение, где большинство людей не религиозны, там выше общий уровень благосостояния, нравы мягче и человечнее, отношение друг к другу терпимее, добрее (хотя и далеко до желаемого). А там, где правит религия (идеология) или где она конгломерирует с властями предержащими (претендуя на статус непогрешимой моральной инстанции), люди мрачнее, злее, «одномернее», проявляют агрессивную нетерпимость и непримиримость к инакомыслящим, инакоживущим. Апогея жестокости достигло религиозное общество при коммунизме, наиболее злом воплощении фанатизма.
Религиозный характер коммунизма убедительным образом подтверждается на следующем примере из полемики в интернете: воинствующие сталинисты в качестве «аргумента» используют такое вот «пророчество»: мол, подождите, гады-демократы, скоро товарищ Сталин опять придёт и тогда он вам покажет!.. То есть они ВЕРЯТ, что обожаемый ими пахан-тиран возродится (воскреснет) и явится народу во всей «красе» и, главное, в былом могуществе безраздельной беспредельной власти. Второе пришествие Джугашвили! А там и третье, и десятое... Не яркая ли это иллюстрация подновлённого варианта классического образца религиозного «мышления»?

Розанов глумился над обстоятельствами угасания Вольтера - мол, лишился рассудка, впал в маразм, умер, дескать, бесславно, и всё из-за того, мол, что не верил в бога, позволил себе насмехаться над ним и т.п. А вот зато я, заявлял Розанов, я и верю в бога, и люблю бога, вот! «Опавшие листья» так и завершаются - пламенными уверениями г-на Розанова в любви к богу... Что не помешало последнему обречь его на жуткую - неизмеримо страшнее вольтеровской - смерть. Страдал неописуемо, боли были ужасные, лежал без движения, беспомощный, беззащитный, полностью зависимый от дочери, от её ухаживаний... Жаль его, конечно, но... не очень. Не надо было издеваться над мужественным атеистом Вольтером (жившим в эпоху, когда за «безбожие» истязали и убивали), не надо было усердствовать в отвратительном подхалимаже перед «Всевышним» - результат оказался противоположным желаемому: лесть и пресмыкательство, видимо, вызывают у высших сил брезгливость и омерзение.

В отношении к ВЕРЕ, понимаю, однозначные оценки не годятся. Хотя бы потому, что вера нечто большее, чем религиозность. Можно - и, наверное, нужно - верить. Только вот без посредников, без конфессиональной «привязки» (безуспешны, обречены на провал все попытки растолковать сие).
Атеисты смогли уяснить себе, что того бога, коего «презентирует» нам церковь (религия), быть не может. Назовём это не истиной, а фактом. Но они же оказались не в состоянии осознать, что есть «что-то иное» (ну, вот, и ты туда же! - слышу по своему адресу).
Командир «Аполло-16», предпоследней экспедиции, побывавшей на Луне, рассказал об удивительном чувстве (ощущении), охватившем его, когда они возвращались на Землю. Он стал испытывать нечто вроде благоговейного экстаза посвящённости в таинство мироздания, слишком логичного, слишком продуманного, слишком стройного, слишком гармоничного, чтобы быть всего лишь случайным продуктом случайного стечения обстоятельств - примерно так высказался он.
Что ж, присоединяюсь. Только вот напрасно ожидать от Высших Сущностей, что они принимают участие в судьбе каждого человека и вообще в судьбе людей. «Они» озабочены жизнью вообще, популяциями, если угодно, созданием условий для существования, но уж никак не индивидуальной участью конкретной живой «единицы».
И ещё поражает такое озарение - стоило разве творить этот удивительный, прекрасный, грандиозный, гармоничный, продуманный мир, чтобы он оказался всего лишь тяжким этапом «проверки» и испытаний на пути в некий «мир иной», где у всех всё хорошо (кроме плохих, у которых «там» всё плохо)? На этот «вариант» не приходится рассчитывать и уповать (хотя, не оставить ли нам с вами лазейку надежды, дабы спокойнее жилось, пока живётся?)...

Архетип. Торжество «заданной» формы, мультиплицирующейся, самотиражирующейся, самоклонирующейся. Непреложность. Странная закованность человека в его оболочку. Кажется, человек есть нечто большее той формы, в коей он «заключён», коей он «является».
Этот микрообъект во Вселенной - и есть человек? Венец творения?.. (хы-хы!)

Ясно, что в «нашем» измерении, в биосфере, ноосфере, нет места Богу. Где ж Его искать? В измерении духовном? «Пожалуй». Но зачем Его искать? Ищет ли Он нас? (Под микроскопом...) «Поиски Бога» кому-то нужны. Что ж. Пусть ищут. Всё же какое-то занятие. Но прежде надо найти само это духовное измерение, а уж затем Его в нём. С фонарём Диогена искать истину, каковая есть Бог. Если найдёте, то вот вам и решение всех ваших проблем - обретённая персонифицированная истина. Можете с ней остаться. То бишь с Ним. Но не могу обещать, что вам с Ним будет хорошо. Гарантийная квитанция не выдаётся. Затраченные на поиск истины средства не возмещаются. От обретённой истины в покинутое измерение, биосферу, обратного пути нет.
Спокойной вечной ночи в звёздной тьме.
(Пробуждения не предвидится. Всего наилучшего.)

...Последнее, чего бы я желал - полемики, тем паче на тему столь отвлечённую и тем более с человеком столь замечательным, глубоко мне симпатичным и, смею надеяться, родственным (в отношении к множеству данностей бытия). А что касается ЭТОЙ темы, то я куда охотнее посвятил бы себя новой теодицее (вклад в надежду) - совместно с ним. Но в этом случае пришлось бы быть не вполне искренним.

«Подозрение»: и для Бокова Бог - категория метафизическая («всего-навсего»). Если ошибаюсь - извиняюсь. Внедряться (вторгаться) в «персональную», «приватную» сферу чьей-то веры я вовсе не намерен (да это и невозможно).
В любом случае, сила веры Николая Бокова впечатляет. И сила духа тоже. И завидное мужество. И образцовость его этики, порядочности, человечности. И исключительно высокий уровень его мысли. И художественная мощь его творений... (Спокойная, т.е. некомплиментарная, констатация)
Если и ориентироваться на кого-то «в жизни», то вот...

Представьте себе, сугубый материализм рассыпается, как и религия, с той же бесславностью. Он также не даёт ни ответов, ни объяснений... Ничего! Попытки материалистов объяснить ВСЁ - смехотворны. Один американский физик-атеист заявлял по «тиви» (и почему-то сердился), будто наука ответила уже на 99% всех (вообразите, ВСЕХ!) вопросов, а если не ответила пока ещё на все вопросы, так это вопрос времени (ближайшего, как он полагает, забывая паскалевские «двери»). Наверное, вопрос времени для него и есть тот, последний ВОПРОС (1%), на который ещё не ответила так называемая наука... На таком фоне даже труды средневековых схоластов-инквизиторов выглядят прямо-таки вразумительными и убедительными...

Среди атеистов тоже много сильных духом. Больше того - атеист по определению должен быть силён духом - он не питает никаких иллюзий, ни малейших надежд на «светлое будущее» - ПОСЛЕ ТОГО КАК... Вынести неизбежно предстоящую смерть без всякой надежды на поправимость этой непоправимости может лишь... Никто не может. Мы «просто» отвлекаемся от ЭТОГО либо тешим себя мифами бессмертия, запредельной экзистенции, реинкарнации...
Грустно-забавное: даже если допустить обретение тобой НОВОЙ жизни, то это БУДЕТ ДРУГАЯ жизнь, жизнь ДРУГОГО человека, и ты будешь не ты, вернее, ты, но уже не тот ты, а другой ты. Одним словом - кранты. Впрочем, не знаю, не знаю... Вышеизложенное, возможно, такая же ложь, как и всё остальное - сложное, ложное... изГложенное.
А вообще, знаете... «что-то» (уф!) и вправду есть. Вероятно (досужие домыслы-догадки), человек (только ли?) являет собой (хм) некую (ох!) субстанцию (эх!), существующую (ага!) вневременно (ого!) и независимо (да?) от бытовых, биологических и исторических обстоятельств (ух ты!)... Так что можете спать спокойно. Пока не умрёте.
Мир славно устроен.

...Уже перед завершением сего «отзыва». Во сне вдруг вижу себя лежащим и спящим, но не сверху, а сбоку; узнаю свой профиль с левой стороны и... постепенно отдаляюсь от него (от меня). Тут же смекаю: что-то не так! надо срочно просыпаться! Встрепенулся, проснулся и - точно! Оказывается, долго не дышал, задыхался - ясно было по реакции моего... организма - и теперь лихорадочно-жадно «ловлю» ртом спёртый воздух... Надо же, так долго лежал бездыханным, что... гм... дух мой (?) стал отделяться и отдаляться от тела! Ну и ну! Начинаю убеждать себя: вовсе и не отделялся, а просто сон такой странный-дурацкий приснился, будто наблюдаю своё тело со стороны... Но совсем самоубедиться не удалось. В чём не сомневаюсь - к религии или к теории сновидений сие происшествие не имеет никакого отношения. То есть наоборот: религия и теория сновидений не имеют отношения к сему происшествию. Уж поверьте. Если дух наш живёт после утраты (гибели) тела, то ни Моисей, ни Христос, ни Мухаммед, ни Шиву, ни Зевс, ни Фрейд... Впрочем, вы поняли. Обойдёмся без объяснений.

...С Боковым хочется соглашаться. И чаще всего соглашаешься. С ним трудно не соглашаться. Иногда - надо.
Читая Бокова, становишься (хотя бы чуточку) лучше, укрепляешь своё духовное (в широком смысле) образование. Правда, и читатель у него должен быть (не прозвучит ли нескромно?) соответствующий - ведь для того, чтобы образоваться, нужны «определённые» предпосылки.
Помимо прочего, Ник. Боков - терминологический эрудит. Немало интересного можно почерпнуть из его кладезя. Он щедр на раритеты, бросает их горстями в разинутые от изумления рты аудитории. Что это я тут вывел, однако...

Кажется, получилось нечто вроде диалога. Если я в этом заблуждаюсь - не так страшно, ибо это далеко не единственное, в чём я заблуждаюсь.

Николай Боков называет Владимира Загребу писателем для писателей: почётно, но печально - бездоходно (безысходно), ибо мало кто способен понять, принять. Но у тех, кого мало, может быть столь многое, чего нет у остальных вместе взятых - несметные богатства! (за пределами «обменных эквивалентов»)
Вот и Боков - писатель для писателей. Удивительно богатый, в некоем важнейшем смысле, человек.

2009 г.

Опубликовано в журнале "Мосты" (Франкфурт-на-Майне), №25/2010 г.

----------