В мыслях моих — кружение города.
Я привык к суете и нервам,
Привык подошвы ставить на твердое.
Многоугольного мира пленник,
Скольжу по граням витринных призм...
Избыток правил,
Нехватка денег —
Жизнь.
Ловлю на лицах начинки транспортной
В норах глаз отчаянья мышь.
Но я — горожанин.
Что в мире прекраснее
Скатов московских зеленых крыш,
Особняков, затаивших эпохи,
Теплого камня улиц старинных,
И вечеров с фонарями — крохами
золота — в теплом ультрамарине.
Бьется во мне изначально под кожей
Улиц стремительных этих пульс.
Я — москвич. Потому, возможно,
Я всегда и везде тороплюсь.
Меня укоряют холсты в Лаврушинском
За сумасшедшинку вечной спешки,
Мне н е о б х о д и м а отдушина,
Чтоб постоять, поразмыслить, помешкать.
И мало моих телефонных знакомых
Слышат за шорохом жестких мембран,
Как бьют во мне руки беззвучного грома
В круглый игрушечный барабан.
Тогда я, от одиночества скорчившись,
Накручиваю, срывая диск.
Словно в горах цепляюсь ночью
за что попало.
Лишь бы не вниз.
Друзья мои, до событий чуткие,
Чуют, что я в бреду и в болезни,
Что нервы рвутся, трясутся руки
От гулкого звука полночных лестниц,
От звонкого скрипа паркетов старых,
От тяжкого, душного запаха пепла.
Что я превращаюсь в огрызок, огарок
Души, замурованной в слякоть тела.
И честно неврозам моим соболезнуя,
Обходят все ж телефон стороной.
И только гудки — опасней, чем лезвия
В комнате движутся рядом со мной.
И я швыряю о стенку звуки —
Пусть сыпятся горсти звонкого бреда!
Я в город свой простираю руки
Со всем, что им давно исповедано.
И теплую свежесть мне дарят парки,
И вдруг бледнеет всевластье ночи.
И дарит мне мука свой главный подарок —
Преддверие строчек...
Я — москвич. Я люблю приезжих,
Когда их не много. И не в магазине.
И утром вокзалы московские, бешеные
Лечат меня от ночного бессилья.
Рязанцы с кошелками бодро толкаются,
Грузия смотрит на женщин, облизываясь...
Как хорошо, что Москва такая:
Странноприимная, гордая, близкая...
Пахнет асфальтом, промытым и розовым,
Словно вон там начинается море.
Кажется праведным стать — не поздно,
Кажется добрым быть — не позорно.
Кажется — это московское утро
В жизни моей еще самое первое...
Кажутся люди родными и мудрыми.
Я — москвич. Потому, наверное.
