и на время огромных времён
с беспардонностью сивого мерина
присоседится пепельный сон.
Будет плакать капустница белая
и заламывать горько крыла:
" Милый мой, что такого я сделала,
что отныне тебе не мила?"
И прильнёт к изголовью кровати
в розоватом халате луна.
"Убирайся!Проваливай!Хватит!
Ты мне тоже совсем не нужна."
И замечешься чёрной осиною,
одеяло сбиваючи в ком,
оттого, что тебя не простили и
не простят до скончанья времён
те, кто этими гостьями жалкими
навестили твою темноту,
впрочем, всей индуктивной смекалкою
не расколешь ни эту, ни ту.
"Просто, боль приходила проведывать,
не тупая, а хрупкая боль
приходила, любовь проповедовать,
и втирала мне в язвочки соль.
Значит, надо. Я даже не против -
можно боль обналичить свою
грустной песней на пьяном болоте.
И как видите, это, пою."