Было время, когда мы с тобою не признавали зари
на диване, длинном, как та дорога, что не ведает компромисса.
Ночь входила. Тогда я шутил: "Чтоб не вспугнуть - замри"
(предполагая: их впереди - тысячи...
"тысячи тысяч").
Мы тогда были меньше, намного наивней речей
о шекспирообразной любви при луне и аспектах Венеры...
Мой бинокль не прельщали те волны, что в море Дождей
образуют узоры, которые можно сверить
(находясь в темной зале) с ненастным пятном на окне,
с чем-то вполне иллюзорным, со знаками энских религий...
А к тебе приходили мысли о вещем сне -
навязчивые вериги.
Я ждал поздним вечером, что прекратится районный гам,
философски молчал, сочиняя свою Валгаллу.
Но когда я менялся и мглу выводил по слогам,
Ты меня, разумеется, к ней ревновала.
А могло быть иначе: в жизни будто бы островной
я оттенял бы наст "обрусевший"
где-то в предместьях Вены.
Возвращаясь в квартиру,
падал бы в кресло, обретал диалог с тобой,
культивируя ностальгию, вытягивая сокровенность.
А могло быть вообще по-английски:
уход без цветастых фраз.
Я отдалялся бы втайне, оглядываясь вне тона...
[Что ж, когда-то и "Вояджер" глянул на призрачных нас,
т.е. на Землю (недалеко от Плутона).]
...............
2
Ткань ускользающей мглы коснулась плеча.
Мнится Манчестера сырость,
тумана или туманности дымка.
Ночь проводим до сквера.
(Простишь мне сомненье, что вырвалось сгоряча?)
В том сквере есть пара скамеек, "где становятся невидимками".
Мы там притаимся. Там можно по-детски ждать
того, чего нет и в помине.
Наши жизни сполна никому не нужны опять -
две "ледниковые" котловины...
Мы родимся когда-нибудь в Индии.
Выбрав одну из восточных вер,
будем нежить до старости наши любовные догмы.
И не раз, и не 10 раз вспомним все тот же сквер,
оставаясь дома,-
дома,
потому что "английских аллей поблизости нет"
(есть только память и седина - пресловутый "иней")...
Но наиболее ценное - вновь - не коллекция лет,-
коллекция жизней...