- Мост детей и блаженных.
- Вот оно что... - протянул Рики и храбро шагнул на тростниковый настил. - А почему так?
- У местных существует поверие, что всякий, кто сумеет его одолеть, становится святым. Но на моей памяти это не удавалось никому. Только детям и безумцам, а они и без того святы.
- Ну-ка, попробуем.
Солнце стояло высоко, слегка тронутое мягкой оранжевой гнильцой, но еще полновесное и упругое, однако лицо проводника тонуло в тени. Он и сам казался тенью, сутулый и тощий, закутанный с головы до пят в многоцветную рвань. Типичный побирушка, из тех, что добывают свой хлеб, пережевывая старые байки на новый лад, напотребу наивным иностранцам. Рики подцепил его полчаса назад на автобусном вокзале.
Подвешенный на лианах мост выглядел хлипким, но достаточно широким, чтобы протискиваться по нему не боком, вдобавок имел перильца. Его противоположный конец терялся в тумане, а внизу, по дну ущелья, бежала горная река. Глухой плеск воды обманчиво успокаивал, а пропитанная светом радужная дымка скрывала опасные камни.
Идти по мосту не было нужды — в двух километрах находилась канатная дорога, которой обыкновенно пользовались туристы, но Рики, не задумываясь, решил испытать судьбу. Если хоть кто-то смог, то сможет и он, тем более, что комплекций он обладал субтильной. При среднем росте весил не больше одиннадцатилетнего пацана, а ловкостью мог бы соперничать с белкой или куницей. К тому же — и это главное — Рики умел разговаривать со своим ангелом, вернее, с той частью себя, которая была ангелом.
О, как любил он щемящее чувство почти что всемогущества, когда над пропастью тебя проносят на руках и любой камень убирают с дороги... пусть и не в буквальном смысле, но это и ни к чему. Человек и сам на многое способен, если ему вовремя подсказать, что и как делать. Когда Рики грустил, ангел, как губка, впитывал его печаль, очищая ее и осветляя. Если радовался — отдавал радость, как зеркала отдают солнечный блик, усиливая его многократно.
Проводник сунул в карман двадцатиевровую купюру и отступил под сомкнутые ветви акаций. Его лицо потемнело и сморщилось, сделавшись похожим на гнилое яблоко, но Рики ничего этого не видел — плененный мостом, он не оглядывался назад. Сырой холод бил ему в глаза. Настил пружинил под ногами, мягко взбрыкивал, как породистый конь, ходил ходуном. Струнами выгибались лианы, и мост тихо, самозабвенно гудел. Ветер играл на нем, как на гигантской арфе.
Рики одолел уже треть пути, когда над головой раздался хлопок. Оборвалась одна из лиан. Полотно моста накренилось, и, приняв на себя вес человека, напряглись перильца, готовые обломиться. Испуганный, Рики опустился на колени. Он старался не смотреть вниз и не думать о камнях на дне ущелья. Известно ведь, что от страха тело становится раза в полтора тяжелее.
- Документы, - шепнул ему прямо в ухо ласковый голос, и Рики узнал своего ангела. - Выброси документы. Чемодан слишком тяжел.
Рики облегченно выдохнул. Вот он, невидимый советчик — здесь, рядом, прикосновение белого крыла тает на щеке. Но какие документы?
- Кредит на дом.
- Что?
Только тут он с удивлением заметил, что держит в левой руке чемодан, большой и угловатый, вроде докторского. Килограмм на десять, не меньше. Как это его угораздило, недоумевал Рики, прихватить с собой такую громоздкую штуку и вдобавок напихать туда столько всякого барахла?
Пачка налоговых квитанций, перетянутая синей резинкой, и первая кукла дочери, семейный альбом с бархатной обложкой, табели, брелки, компьютерные диски, счета за газ и телефон, сухие цветы, рентгеновские снимки, старые тапочки, разношенные до состояния кошачьей мягкости, учебник по физике, который он потерял в седьмом классе, морская ракушка, немецко-французский разговорник, страховой полис... Каждую вещицу он знал, а некоторые — любил когда-то. Милые или страшные, полезные или нет, они, как придорожные вехи, стояли вдоль всей его жизни. Они были частичками его души.
Пока Рики вспоминал и разглядывал — а разглядывать и вспоминать ему пришлось многое — солнце село, и на другом берегу затеплились мутные огни турбазы.
Крестильная рубашечка... его или дочкина? Галстук и туфли. Папка с банковскими документами. Жаль выпускать из рук... но с другой стороны — если сейчас он погибнет, на что ему дом?
- Отказаться от частности, чтобы сберечь главное, - прошептал Рики. - Спасибо за урок, - сказал он ангелу.
И папка полетела вниз. Вслед за ней хлопнул двойным листом, как большими крыльями, договор о съеме квартиры. Рики подумал немного и туда же отправил налоговую декларацию за текущий год.
Его охватила изумительная легкость. Вроде и выкинул-то всего пару бумаг, а с ног как будто упали кандалы.
«Так вот откуда такое имя, - догадался Рики, - у моста этого... Только дети и безумцы способны отправиться в путь налегке, только они не волокут за собой тяжелых чемоданов».
Полулежа на тонком настиле, он швырял вниз тряпки, безделушки, чеки, фотографии... Сверкнула в радужной дымке искорка — обручальное кольцо, и Рики сделал маленькое движение, словно хотел перехватить его налету. Не успел. Последним кувыркнулся в радужную дымку пустой чемодан. Остались только Рики, и огни в тумане, и плеск реки, и душа, невесомая, как пушинка. Он вскочил на ноги, готовый не то что по мосту, по канату перейти ущелье. Бабочкой перелететь.
На берегу толпились люди с фонариками в руках. Один из них лучом света показал на Рики и громко произнес:
- Вот чокнутый! Здесь нельзя ходить.
Рики поспешил нырнуть в темноту, на ведущую к турбазе тропинку.
«Спасибо, - шепнул он своему незримому советчику, - без тебя я бы не справился». Гулко и тоскливо ухнула в кустах какая-то птица. Ночная тишина серебряным пением цикад вползала в уши. «Порадуйся за меня», - попросил Рики, но голос молчал.
Не отозвался он и на следующее утро, и через день, и через два... И тогда Рики понял, что вместе с чемоданом выбросил ангела.
