Он рождён там, где курили план - в стране мусульман.
Едет караван, оставляя за собою дым,
С огромным приветом всем плановым.
Долина солнца, где Фергана,
Где короли короновали ещё мальчишкой его в короля.
Проезжая мимо тех мест, где кайфовал,
Где первая тюрьма, где первый раз украл,
Где родной дом, где брата потерял,
Где каждый уголок что-то ему напоминал.
9 грамм.
Я вошел в холл гостиницы Дустлик. Мест не было. Администратор позвонила руководителю следственной группы. Он согласился, чтобы я переночевал в его номере.
Дверь открыл полноватый тип высокого роста с небольшими мутными глазками. Он сразу лег лицом к стене. Я сел на кровать напротив и стал вынимать вещи из сумки. Парень повернулся, включил настольную лампу и закурил.
- Ты откуда?- спросил он.
- Из Кустаная.
- А где это?
- Недалеко от Челябинска.
- Так ты с Урала, получается, земляк. А я из Свердловска.
- Ну да, - не стал возражать я.
- А где по-русски хорошо говорить научился?
- У нас все русский язык знают.
- Надо же.… А куда тебя направили?
- Мне надо в Коканд, заменить следователя из нашей прокуратуры.
Познакомились. Дима достал из тумбочки бутылку водки. Выпили, покурили. Он был руководителем следственно-оперативной группы Ташлакского района. Рассказал об оперативной обстановке, сложившейся после массовых убийств турок-месхетинцев. В Фергане комендантский час, узбеки ломают дела, никому верить нельзя. Группа в составе следователей и оперативных сотрудников уголовного розыска, дислоцируется в здании поселкового совета поселка Ташлак. Дима повеселел и вдруг сказал:
- На фиг тебе Коканд, оставайся у меня. Я завтра с руководителем объединенной оперативно-следственной бригады по Ферганской области договорюсь.
Я согласился. Утром поехали в Ташлак. По архитектуре Фергана вполне советский город, но высокие чинары с густыми, переплетающимися над улицами кронами, придавали ему мусульманский облик.
Вдоль трассы мелькали синие дома, кое-где разрушенные и обгоревшие. Дима объяснил, что это дома турок-месхетинцев.
-Они их вытаскивали во дворы, обливали бензином и поджигали, а все добро уносили. Машины тоже сжигали. Потом власти распорядились похоронить все трупы в одной братской могиле возле полигона. Вот попробуй теперь определи, кто есть кто! - возмущался Дима. - Заключение экспертизы фотосовмещения из Москвы приходит через пару месяцев только. Эксперт пишет, что на представленном фото другое лицо, а дело то в суд направили. Экспертиза, ясный цвет к делу не приобщается.
Вот мы и в Маргилане. Здесь русских мало, средневековье, в общем. В этих краях земля дефицит, - кажется, из Ферганы не выезжали, а уже Маргилан начался.
Маргилан, словно индийский городок. Улицы загружены повозками, арбами, по бокам теснятся навесы с прилавками, заваленные шелком и другими товарами. Снуют толпы людей в халатах и черных советских телогрейках. Многие на велосипедах.
Руководитель бригады моложавый генерал Фролов без вопросов подписал рапорт, и мы поехали в поселковый совет. Группа построилась в большом как актовый зал кабинете председателя поселкового совета. Вальяжная толпа небритых и помятых парней, с любопытством рассматривала меня.
Дима встал в центре и громко сказал:
- Ребята! Приехал мой земляк с Урала, и я назначаю его руководителем следственно-оперативной группы по расследованию убийства братьев Содиковых.
Такой поворот событий был полной неожиданностью. Дима крепко пожал мне руку и сказал:
- Давай земляк руководи! В твое распоряжение поступают три следователя и один отличный опер из центрального аппарата МВД Белоруссии, “Волга ГАЗ-24” и два водителя. Работать будешь в этом кабинете. Вон стол большой, югославская печатная машинка, все как положено!
Подошел водитель киргиз по имени Мамисали. Круглое лицо расплывалось в улыбке. На щеках при этом появлялись ямочки. Черные волнистые волосы закрывали уши. Кланяясь и прижимая правую руку к груди, он предложил ехать на обед.
- Так еще рано вроде, проговорил я.
- Ничего Руслан-ака, вы с дороги, вам покушать надо, Успеете еще поработать.
Семенящей походкой Мамисали пошел впереди.
Приехали в открытый ресторан с фонтаном посередине. Мамисали побежал искать свободный столик. В ресторане были одни мужчины. Все улыбались и громко здоровались с входящими.
- Салям алейкум ака! Яхшимисиз? - доносилось со всех сторон. Слова «салям алейкум ака!» произносились с каким-то особым шиком – скороговоркой и с ударением на окончание.
На меня обращали внимание и махали рукой в знак приветствия. Некоторые поднимали обе руки. Узбек в синем халате и квадратной черно-белой тюбетейке быстро принес чашки с красной похлебкой, источающей душистый пряный запах, большие горячие лепешки и два чайника с зеленым чаем.
-Это куча - кушайте ака, - улыбаясь, сказал Мамисали. - Можете звать меня Миша, - добавил он.
Куча - с бараниной, томатом, морковью, светлой фасолью луя, стручком красного острого перца, приправленная кинзой, шафраном и зирой, была невероятно вкусной.
Затем принесли плов в керамическом блюде, украшенном бирюзовой глазурью, салат из помидор с тонко нарезанным кольцами луком и графин водки.
Плов красноватого оттенка с грецким орехом, изюмом и айвой. Зернышки риса были очень крупные.
- Это рис девзира, только в Фергане бывает. В Ташкенте такого нет, - с легким презрением добавил Миша, наливая водку.
Я выпил пару рюмок и моментально захмелел. Казалось будто я в сказочном сне. Было жарко, в воздухе стоял запах дымка от тлеющего в мангалах саксаула, чарующе звучала мелодия флейты под аккомпанемент ударов дойры.
Улыбка не сходила с сияющего лица Миши. Каждый раз, когда я выпивал рюмку, Миша наклонялся вперед и прижимал руку к груди. Я ставил рюмку на стол, а Миша щелкал пальцами и одобрительно качал головой.
- Гы-гы-гы! - Мокрые губы Миши растянулись, обнажив редкие зубы. - Сегодня поедем на свадьбу к уважаемым людям, Руслан-ака.
- Так неудобно же, никого там не знаю, - пытался возразить я.
- Ничего познакомитесь. У нас осенью свадьбы, вовремя приехали Руслан-ака...
В поселковом совете все были пьяны. На столах арбузы, дыни, виноград, гранаты, персики. Местные учителя, которые работали переводчиками по уголовным делам, выносили блюда с остатками плова.
Следователи из моей группы – два узбека и каракалпак из Нукуса сидели трезвые. Смуглый каракалпак в норковой шапке, несмотря на палящий зной. Узбек Юсупжон был племянником знаменитого Ахмаджона Одилова из Папского района Наманганской области. В «Литературной газете» писали, что он закатывал неугодных людей в асфальт.
Опер изрядно выпил и лениво возмущался, что нигде не подают жареной картошки.
-Не могу уже смотреть я на кучу эту. Че я заяц, морковку каждый день есть.
Я вспомнил пьяного Верещагина из фильма «Белое солнце пустыни».
Следаки из моей группы толком по-русски не знали, и я разговаривал в основном с оперативником из Минска. Его звали Михаил. Он был ушлый столичный опер с бородкой и расслабленными манерами. Все видел, все подмечал и добродушно посмеивался.
-Как пообедал? - спросил он и рассмеялся. - Вот так мы и живем!
Я начал читать дело. Текст расплывался перед глазами. Показания были одинаковые. Начальник махалинского комитета сказал, что турки убивают в Кувасае узбеков и поэтому надо явиться вечером на пост. Слово пост было взято в кавычки, им обозначалось место сбора дехкан в школе для обороны кишлака от нападений турок. Вооружались. Кроме ружей и ножей брали еще даскалля - топоры для рубки тутовника, как уточнялось в скобках.
Братья Содиковы - Валис и Мухлис на своем «москвиче» хотели проехать через кишлак. Разъяренная толпа, остановив машину, затоптала их. Затем машину вместе с трупами братьев подожгли и столкнули в Северо-Ферганский канал имени Юлдаша Ахунбабаева. Половину, аккуратно подшитого в виде книжки тома уголовного дела, - как это было принято у следователей прокуратуры, составляли постановления об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении первого секретаря Ферганского обкома партии, секретаря Ташлакского райкома партии, председателя райисполкома, начальника махалинского комитета и других важных лиц.
Под стражей было всего два человека, которых раскололи опера.
В кабинет зашел Дима.
- Ну что изучаешь? Вези этих двоих на проверку показаний на месте, а потом закрой еще несколько человек. В отношении остальных, их там человек сорок, придется прекращать уголовное преследование. Пошли ко мне на минутку.
В кабинете Дима вытащил из сейфа бутылку водки, яблоко и лепешку.
-Давай земляк треснем по одной, мы же с тобой с Урала!
Разговорились и выпили всю бутылку. Время от времени заходили и заглядывали пьяные следаки и опера. Дима их быстро отшивал, беззлобно прикрикивая.
-Тут же со всего Союза чуваки собрались. А такой халявы не видели. Бригада круглые сутки под колпаком. Вот откуда машины? Нас же таксопарк обслуживает. А что делать? Но дела расследуем. С операми иногда цепляемся, но ничего, все нормально пока. Я же в бригаде Гдляна по хлопковым делам работал. Тогда проблем не было. Шеф привез пачку бланков санкций на арест с печатью и подписью заместителя Генерального прокурора Найденова; только фамилии вставляли!
Здесь немножко по-другому. Узбеки прибурели, за санкцией приходится к прокурору области идти. А дела Верховный суд рассматривает. Вытаскивают своих как могут. Фролов наездами, в Москву летает, да еще по Карабаху бригадой руководит. Чуглазов за него остается, тоже из Генеральной прокуратуры; сидит отмороженный, никого к себе не подпускает, но он голова! Следователь, каких мало. По факту массовых беспорядков возбуждено одно уголовное дело, которое расследует шестнадцать следственно-оперативных групп. Следствие по отдельным эпизодам ведут аналогичные подгруппы. Эпизод выделяется в отдельное производство и по окончании расследования дело направляется в суд через прокурора Ферганской области.
Ладно, вечером увидимся. Будешь жить со мной. Узбеки на плов вечером позвали, поздно приеду.
Ближе к пяти база опустела. Все разъехались со своими таксистами. Мы с Мишей поехали в Фергану, а через пару часов оказались на свадьбе. Столы были накрыты в просторном дворе. В огромных казанах томился плов, на мангалах пеклись шашлыки. Под пронзительные звуки сурная, началась свадьба.
Меня посадили за небольшой стол под ветвистой ивой для особо почетных гостей. Там отдыхали три солидных узбека мафиозного вида.
В отличие от других, одетых в халаты и тюбетейки, они были в однобортных английских пальто «Хилтон» из серой шерсти и фетровых шляпах. Гладко выбритые холеные лица скалились в хищных улыбках. Сидевший напротив, учтиво подал мне с чаши жареную перепелку. Возле стола находился узбек в халате и наливал водку. Пили не чокаясь. Одну за другой мы опрокидывали рюмки с холодной водкой марки «Кристалл».
Зазвучали волшебные, нежные переливы танбура, дойра выбивала дробь. Узбеки танцевали по одному, сменяя друг друга. Стоявшие рядом бросали деньги. Танцор подбирал их и вставлял под тюбетейку. Корпус он держал прямо и резко поворачивался из стороны в сторону с поднятыми вверх руками, переступая ногами в такт ударам дойры. Иногда он выдвигал одно плечо вперед, а другое одновременно отводил назад.
Я тоже вышел на площадку и начал танцевать, подняв руки с открытыми ладонями. Кто-то надел на меня тюбетейку. Посыпались деньги, раздавались одобрительные возгласы. Я вернулся за стол. Тот, кто сидел справа, описав рукой круг, протянул мне персик и сказал, что я сильно похож на узбека.
Объявили перерыв. Прибежал Миша и повел за собой по двору.
- Руслан-ака, с вами хочет познакомиться очень уважаемый человек, врач-невропатолог Бахтиор – ака.
Мы подошли к грузному молодому мужчине в черном плаще, надетом поверх белой шелковой рубашки.
У него было толстое самодовольное лицо и тонкие усики. Миша, чуть кланяясь перед ним, представил меня. Бахтиор-ака тепло, но с достоинством сказал, что для него большая честь познакомиться с руководителем следственной группы. Он взмахнул рукой и сразу же появился узбек в халате с подносом, на котором была закуска, рюмки и водка. Мы выпили несколько рюмок. Бахтиор-ака похвалил меня за танец, обещал познакомить с родителями и какой-нибудь хорошенькой узбечкой.
В это время к нам приблизился тщедушный узбек в телогрейке и громко, прижимая руки к груди и кланяясь, поприветствовал Бахтиора-ака.
-Ты кто? – спросил Бахтиор-ака.
-Я же Азиз, вот из тюрьмы вышел. Вы меня не узнали Бахтиор-ака?
Какое-то время Бахтиор-ака изумленно смотрел на него, а потом воскликнул:
- Азиз это ты?
-Да, Бахтиор-ака! Из тюрьмы вернулся, ноги болят, помогите.
-Ноги болят? - Бахтиор-ака направил на него руку с вытянутым указательным пальцем и воскликнул:
-Приходи завтра в больницу, я тебя вылечу!
Затем обнял Азиза за плечи, повернулся ко мне и сказал:
-Вот Руслан-ака ребята с моей махалли! Вот кого я люблю! Приходи завтра, понял?
-Рахмат Бахтиор-ака, я завтра приду, - сказал Азиз и попятился спиной, кланяясь и прижимая руки к груди.
Уже на рассвете мы покинули свадьбу и поехали в гости к Бахтиору-ака. Он жил в роскошном доме. Первым делом Бахтиор-ака показал мне тучных черных коров, стоявших в кирпичном помещении.
Пока его братишка готовил закуски, мы пили чай в узорчатой беседке, к которой вела мощенная камнем дорожка, окаймленная бордюрами с желтыми розами.
За столом с нами были родители Бахтиора-ака. Расточая любезности, они говорили, что я вылитый ферганский узбек и когда Бахтиор-ака начал разливать водку, удалились.
По дороге в Ташлак я немного поспал.
В поселковом совете ко мне завалился какой-то пьяный рыжий опер и начал пробивать:
-Ты шефа, Дмитрия Анатольевича, откуда знаешь?
-Да здесь познакомился.
-Да че ты лапшу вешаешь, - недоверчиво сказал опер,- с чего бы он тебя начальником назначил?
-А тебе какое дело?
-Не, ну я не понял, откуда ты такой шустрый взялся, - только приехал, а уже в гостинице не ночевал!
-А я на свадьбе гулял.
-На свадьбе? – ну ты даешь! Давай бухнем тогда!
-Наливай.
-А у меня пузырь с собой…
Вечером Дима познакомил меня со своим другом Литвиновым Сергеем из Нижнего Тагила, и мы поехали на плов.
В прохладной чайхане нас встречали несколько узбеков в черных фуфайках. Мы разлеглись на пестрых подушках и ковре, постеленном на деревянном топчане с перегородками по бокам, в предвкушении обильной трапезы и пили водку. Узбеки наперебой говорили тосты и рассказывали разные смешные истории.
В конце один узбек налил чаю в опустевшее блюдо от плова и сказал, что по обычаю надо его выпить. Он протянул блюдо Литвинову. Тот нахмурился, и, вращая выпуклыми, пьяными глазами, повернулся ко мне:
-Выпей!
-Тебе дают, ты и пей!
-Чтоб ты сдох! – сказал Литвинов, и выпил с блюда чай.
Я засмеялся.
Время летело быстро. В субботу Миша, второй водитель Амон-ака из Маргилана, повезли нас с Юсупжоном в долину Шахимардан, лежащую среди гор Алайского хребта.
Шахимардан - жемчужина Ферганской долины. Могучие горы и глубокие ущелья густо покрыты древним арчевым лесом, перемежающимся елями, березами и кленами. На склонах растут заросли барбариса и шиповника. По дороге посетили суфийского дервиша. Он жил в келье из сырцового кирпича. Это был аскетичный старец в белой чалме со слезящимися синими глазами. Дервиш помолился за меня, и мы поехали дальше.
Остановились в живописном местечке возле горного ручья, где были два черных казана под навесом и в стороне деревянный помост, накрытый кошмой. Я и Юсупжон прилегли на нем в ожидании плова. Миша и Амон-ака ловко зарезали барашка.
Пока Миша готовил плов, Амон-ака зажарил в другом казане печень с луком, солью и острым перцем.
Горячая печень на свежем горном воздухе оказалась отменной закуской. Я перевернулся на спину и смотрел на бездонное синее небо. Острые вершины заснеженных гор искрились под лучами солнца.
Еще в первый день, я заметил в толпе следаков небольшого паренька в узбекском халате похожего на чеченца. Он куда-то исчез, а через несколько дней зашел ко мне познакомиться. Его звали Солодилов Саша. Он приехал из Алма-Аты и происходил из верненских казаков. Техничный малый. Мама его была чеченка.
Особенно я подружился с Сашкой Юняевым из Рязани. У него был высокий лоб, нос с горбинкой, темная шевелюра и светло-карие глаза. Дима терпеть не мог Юняева и прессовал его на субботних оперативных совещаниях. Санек только посмеивался. Он напоминал мне хитрого рязанского князька времен Золотой Орды, соперничающего с московскими князьями. Мы постоянно были вместе. Утро начинали с пива и горячей лепешки со сметаной в чайхане; а вечером ездили в гости к узбекам.
Однажды мы поехали в аэропорт провожать на самолет следователя Рахима из Кашкадарьи. Это был крутой авторитетный узбек, все знали и уважали его. Он передумал ехать и позвал нас на плов в Ташлак. Была глубокая ночь. Мы заехали в Ташлак на двух машинах и долго петляли по кривым улочкам. Фары освещали глиняные дувалы и группы молодых узбеков с длинными волосами, в халатах, куривших гашиш.
В небольшом домике с низкими потолками был накрыт дастархан на полу. Сидели несколько узбеков. Старик с белой бородой налил чай и передал по кругу дымящуюся папиросу с гашишем. Дым не рассеивался и висел в комнате, медленно завиваясь кольцами. Было отчетливо слышно, как потрескивали дрова в печке.
Старик спросил:
-Ты откуда ака?
-Из Кустаная.
-Там у вас есть мост через речку, я бывал в твоем городе.
Арифа знаешь?
Ариф был следователем из Бухары и хорошо общался с Димой.
Я ответил:
-Знаю.
Старик усмехнулся и сказал:
-Ариф пьет и шатается. Но мы ему сделаем.
Мне стало жутковато. Санька Юняев замер от страха и смотрел в пиалу с чаем.
Старик улыбнулся и продолжал:
-Послушай Руслан-ака! Я знаю, где в горах змея ходит. Ты друг Рахима, давай все что есть, разделим пополам.
Рахим громко засмеялся и спросил:
-Калайса, ака?! – и хлопнул меня ладонью по спине.
Мы с Санькой тоже засмеялись…
Наступал новый 1990 год. В ночь на 31 декабря я сидел в поселковом совете и печатал обвинительное заключение на шестерых человек. Четверых арестовали в ходе расследования. Вину они не признали. Но двое давали на них стабильные показания. Когда Содиков Валис лежал окровавленный на земле и был еще жив, они душили его руками и прыгали ногами на грудь. Вскрытие показало перелом грудины и подъязычной кости гортани. Напротив, за столом приставкой сидел Санька Юняев и разливал водку. Приехал Амон-ака и забрал нас на ужин в ближайшую чайхану. Возле чайханы горел большой костер, вокруг сидели узбеки. Мы привычно расположились на подогретом деревянном топчане, накрытом толстым ковром и стегаными ватными одеялами.
Чайханщик – широкоплечий узбек в норковой шапке разрезал на весу яблоки ножом и рассказывал притчи о Ходже Насреддине. Нож был с точеной рукояткой из сайгачьей кости и черным широким лезвием, заканчивающимся миндалевидным изгибом.
-Однажды ходжа, гуляя с друзьями, пригласил их на ужин. Когда компания подошла к его дому, Насреддин решил сначала предупредить жену. «Постойте здесь, а я пойду и предупрежу ее», - сказал он друзьям. Жена воскликнула: «В доме ничего нет! Как ты посмел пригласить этих людей!» Ходжа поднялся наверх и спрятался. Через некоторое время люди постучали в дверь. Жена Насреддина ответила: «Муллы нет дома!» Гости закричали: «Но мы видели, как он вошел в эту дверь!» Жена шейха не знала, что ответить. В это время Насреддин, наблюдавший из верхнего окна, высунулся наружу и сказал: «А разве я не мог выйти из дома с черного хода?»
Расхохотавшись, узбек снял шапку, под ней была круглая зеленая тюбетейка, и вытер платком лоб. Дверь в чайхану была открыта и он окликнул сидевших за костром:
-Келиля! (Подойди)
Зашел молодой узбек в халате и протянул чайханщику папиросу с гашишем, скрученную в «пятку».
Чайханщик дал папироску Саньке Юняеву и сказал:
-Бери друг, «пяточка» не каждому фрайеру достается…
Мы сделали несколько затяжек, и мне казалось, что я уже не смогу подняться с пола. Санька беззвучно смеялся.
Чайханщик снял тюбетейку, обнажив крепкую бритую голову, и продолжал рассказывать про похождения Насреддина.
В полночь узбеки начали палить в воздух из ружей. Было тепло, в ночном воздухе стоял запах опавшей листвы и дыма. На небе ярко мерцали звезды.
Ночевать поехали к Амону-ака в Маргилан. Он накормил нас лагманом. За чаем Амон-ака забил папиросу гашишем. Мы с Санькой раскурились и легли на веранде. Санька рассказывал про Рязань, лица его не было видно в темноте. Я заснул.
В январе намечался отцовский юбилей. Я взял у Димы кратковременный отпуск и вылетел в Свердловск. Перед посадкой в аэропорту познакомился с парнем по имени Олег из Свердловска. Мы распили бутылку водки и полетели. Я был в костюме, фуфайке и летних туфлях. За спиной огромный рюкзак с фруктами, рисом девзира и двумя бутылками коньяка «Узбекистон». В Свердловске была лютая стужа. Мы поехали домой к Олегу. Он жил в коммуналке на Сортировочной, в районе пятого военного завода. Жена Олега Танюха накрыла стол, и мы втроем продолжили пить водку. Когда водка закончилась, я вытащил бутылку коньяка. Потом я принял горячую ванну. Коммуналка была грязная. Из дверей выглядывали дебильные физиономии соседей. Утром Олег с Танюхой положили мой рюкзак на санки и проводили на автовокзал, где посадили на автобус до Челябинска. Когда автобус тронулся, они стояли и махали мне руками. Танюха была в коротком полушубке и пуховой шали, а Олег в тулупе и какой-то лохматой собачьей шапке.
Когда я вернулся, группа переехала в гостиницу «Фергана». Дима жил с Арифом, а я один в двухместном номере.
Вскоре ко мне заселился высокий приблатненный парень из Свердловска. Его звали Вадим. В соседнем номере остановились его друзья, их было пять человек. Они были бандиты и занимались кидаловом автомашин при покупке. Деньги забирали, а машину просто угоняли. Я ужинал с ними в ресторане. Водка лилась рекой. Однажды они заказали музыкантам десять раз спеть «Мурку». Это не понравилось сидевшим в ресторане карманникам из Маргилана. Началась жестокая драка. Лучше всех дрался друг Вадима в тельняшке по кличке «Цыган». Карманники отступили, пряча за спины ножи, и приехала милиция. Через неделю братва уехала в Коканд, а я перебрался к Саше Солодилову.
Дело об убийстве братьев Содиковых после длительного изучения в прокуратуре области было направлено в суд. Прокуратура находится в добротном каменном здании. Перед входом красивая ковровая дорожка. Рабочий день начинается в десять часов. На каждом этаже комната с казаном для плова. В прокуратуре тихо и прохладно, неспешно двигаются упитанные прокуроры. Шофера в халатах целями днями стоят возле машин.
В конце февраля командировка закончилась. Я попрощался с Димой и подарил ему собрание сочинений Чаковского.
Миша отвез нас с Сашей в Ош, а оттуда мы вылетели в Алма-Ату. Проезжая через высокогорную долину Шахимардан, я подумал, увижу ли еще когда-нибудь эту неописуемую красоту.
Амон-ака с нами не поехал. Он обиделся из-за того, что я отдал Мише свои югославские туфли на липучке.
Амон-ака был старше Миши. Как-то раз в Маргилане я увидел людей в белых покрывалах, закрывающих лица. Амон-ака сказал, что это вахабиты. Я тогда впервые услышал это слово. Амон-ака всегда был в фуфайке и норковой шапке и не любил Фергану.
-Вот в Коканде живут настоящие люди! – восхищенно говорил он.
-А за что турков убивали? – спросил я.
-За то, что они головой об хлеб бились!
Через год прокуратура Ферганской области возбудила уголовное дело о нарушениях конституционных прав граждан сотрудниками следственной бригады Союза ССР. Меня вызывали телеграммой на допрос. Для принятия решения было назначено заседание коллегии. Я доложил, что ехать опасно, поскольку бригада расформирована, а дело возбуждено с целью реабилитации участников массовых убийств. Никто возражать не стал. Дали ответ, что обеспечить явку не представляется возможным.
Прав был академик Сергей Павлович Толстов, сказав, что человек хоть раз побывавший в Средней Азии, никогда ее не забудет.
До сих пор помню номер своей «Волги» - 0168 ФЕЖ.
Я привычно зажариваю баранину в сильно прокаленном масле, добавляю лук, морковь, томат, стручок красного жгучего перца, а потом заливаю холодной водой. Чтобы усилить горьковатый запах зиры, я растираю ее ладонями над казаном. Затем, кладу горсть светло-зеленых бобов маша, придающих супу нежный ореховый аромат.
Величественные контуры Алайского хребта вырисовываются в небе. Над высокими перевалами движется сильный ветер из Большого Хорасана…
3.09.2013.