Воспоминания (Проза)

- Ты не отвечаешь?
- Прости, я подумала, теперь гораздо больше стоит между нами.
- Ты всегда воздвигала препятствия из ничего, и я  теряюсь в догадках, что же на этот раз? - Нахмурился Ричард,  ослабил усилие, его пальцы больше не стискивали запястья Грейс. Разве от неё добьешься согласия насильно? Он мог бы крепко держать её, мог привязать и даже приковать цепью, но при этом она все равно оставалась непостижимо далекой. Почему? Что  за проклятие лежало на их переплетенных судьбах, как снять его, разрушить невидимую стену отчуждения?
- Прости, - Грейс невольно потерла онемевшую руку, - не следовало нам спорить.
- Мы только и делаем, что спорим, вот уже тысячу лет. – Невесело пошутил он и снова взял её за кисть. На этот раз прикосновение было лёгким и нежным. Ричард поднес к губам и поцеловал тонкие пальцы Грейс, потом то место, где на запястье остался  красный след его  пожатия.  Глаза Ричарда, полные раскаяния молили о прощении, но губы оставались крепко сжаты. Наконец он превозмог свою гордость и произнес. – Извиняться надо мне, а не тебе. И все же, почему ты не хочешь говорить?
Лучше мне было промолчать, но теперь я скажу, - вздохнула Грейс.
Она понимала,  время пришло и невозможно дальше жить с этим. Попытка бегства от самих себя не удалась, неведомая сила через сотни лет  удерживала их рядом,  заставляла  вновь и вновь  испытывать все тот же восторг обладания и неизменно следующее за ним разочарование отчуждения. Когда- то ей казалось, нет ничего проще - расстаться. Стоит только исчезнуть из этой новой жизни Ричарда, навсегда забыть его,  как  все вернется на предопределенные Судьбой места, но время шло, их отношения все больше запутывались и усложнялись. Она искала выход в лабиринте чувств, а выход был только один – сделать тот решающий шаг, которого она так боялась. Шаг навстречу. Ричард хотел, чтобы Беатрис сама пришла к нему, он всегда хотел этого, ничто не изменилось и теперь. Ему необходимо было удостовериться в полной покорности, в признании безоговорочной зависимости, в слабости женщины по имени Беатрис Элдфорд или Грейс Нордтон, собственно имя не имело никакого значения, её могли звать как угодно, но все равно она принадлежала ему. Да, он победил, Грейс устала сопротивляться, сражение проиграно, крепость пала, только много ли счастья принесет эта победа им обоим? Что он ответит, когда узнает всю правду?
- Когда-то ты стремился ко мне, готов был оставить законную супругу отказаться от многого, что считал в своей жизни важным…
-   Сожалею, что не успел, - она уловила обиду и новое раздражение в его тоне.
Что ж, у Ричарда были причины сердиться, испытывать разочарование, его уязвленное самолюбие страдало от холодной сдержанности Грейс, она знала это наверное, и тем больнее  сейчас ранят его слова, которые  она решилась наконец произнести.
- Подожди, Ричард, не начинай снова гневаться, прежде выслушай. Теперь я знаю, как это больно, когда  ты  оставляешь первым. Если бы я испытала это раньше, кто знает, скольких мучений и страданий позволило бы это избежать.  
- Я что же должен был тебе изменить, ты хотела этого? Но зачем?
- Я ревновала…
В её словах слишком трудно было уловить смысл. Ревновала, но хотела его измены? Невозможно до конца понять женщину, её логику и образ мысли. Перед Ричардом выросло знакомое препятствие: мужчина и женщина, не одно и то же. Мысли, чувства, – все в них  различно.  
- Ревновала, - изумился он, - ты? Но к кому же, душа моя? Я, кажется, не давал повода.
- Его всегда легче найти, чем потом отказаться от сомнений. Да, я ревновала тебя, и самое ужасное заключалось в том, что все мои соперницы были недосягаемы.
Он только покачал головой, Грейс продолжала, хотя, быть может, в глубине души надеялась, что он положит конец этому разговору и не станет выслушивать её признания дальше. Но Ричард молчал, он больше не проявлял раздражения, и это больше всего  настораживало Грейс. Раньше она на много ходов вперед могла просчитать его реакцию, но как бороться с незнакомым непредсказуемым противником. Ричард изменился, возможно, настолько, что теперь, наконец, поймет?
- Это было неразумно тратить время, отпущенное нам Господом, на ревность, споры, раздражение и обиды, но я ничего не могла поделать с собой, правда… Сначала это была Алиса, потом Беренгария и всегда твоя мать – они владели тобой до меня, знали тебя раньше, любили.
Боже, Грейс и не предполагала насколько живучи эти чувства, они по-прежнему владели её помыслами с той же неистовой силой, только скрывались в глубине, тлели, как торф изнутри, чтобы вспыхнуть неожиданным и всеобъемлющим пламенем ревности. Грейс уже не думала, что слова её абсурдны, она забыла где находиться и сколько веков минуло с тех пор,  как эти женщины покинули мир живых.
- И еще Святая Земля! Да, ты стремился к ней, как к несбыточной ускользающей мечте! Ну разве я могла противостоять им всем?
- Святая Земля! – Взгляд Ричарда стал печальным, подернулся дымкой мечтательной  задумчивости. – Да ты права, несбыточная ускользающая мечта. Я размышлял об этом. Знаешь ли, чтобы  прийти к ней, мы стремимся в неведомую даль, а иногда достаточно сделать только один шаг.
- Ричард? – Грейс была поражена его неожиданным откровением, тихим голосом, отрешенностью взора. Несомненно, в этом чуждом ему мире Ричард стал другим. Но, как и прежде, оставался одиноким. Запоздалое раскаяние пронзило сердце, она не хотела причинять ему боль!
- Кроме Алисы и Беренгарии была еще Мэрион, - он говорил скорее уже для себя, чем для Грейс, -  женщина, которую я и вправду любил, со всем пылом юности.  Но она не стала женой герцога Аквитанского, как не  стала королевой некая Беатрис Элдфорд. И одна и другая подарили мне гораздо больше, чем я того заслуживал – сыновей. А Святая Земля показала тщетность человеческой воли перед могуществом Промысла Божия. Мои надежды и мечты обратились в прах, и лишь тогда я  по -настоящему уверовал.  Два бесконечно долгих года в плену, отягченный бессильной яростью более, чем железными цепями, в своей непокорности предавался я мрачным планам мести, желал сам покарать виновных, но позже, достигнув желаемого, не испытывал облегчения.  И тогда я  укрепился в своей вере. Осознавая  свои грехи, я  понял, что недостоин прощения и старался осудить себя, как можно строже, на вечные мучения до конца света.
Ричард неожиданно замолчал, в глубокой задумчивости он стоял на полуразрушенном дозорном пути башни, а внизу текла река. Как и в далёкие времена рукава её огибали замок Шато Гайяр. За рекой на пологом берегу лепились к самой воде дома под красными черепичными крышами. Андели жил и жил своей жизнью. Этот городок помнил короля Ричарда. Неисповедимы пути Господа, по разному приводит он душу к прозрению. Что видел Ричард Лейнхард, сквозь непроницаемую мглу веков -  лица своих далеких возлюбленных или берега Сирии, едва различимые в лазурной морской дали?
- Господь милостив, он возвратил мне тебя, хотя я, по прежнему недостоин. В своей великой милости он соблаговолил просветить мой разум и я понял истинный смысл его жертвы, склонился перед тайной воскресения и принял дар бесконечной любви. Не ради заслуг достойнейшего, но ради спасения заблудшей души худшего из всех грешников явил он это чудо. Возвращая любовь, он вернул и надежду, и способность прощать, - совсем тихо промолвил Ричард. Он улыбался Грейс, но глаза другой женщины, внимательные, настороженные, полные любви и сострадания встали перед его мысленным взором и до Ричарда отчетливо донесся голос матери.
  "Прошлое не знает слов сожаления, сын мой. Забудь, и не повторяй без конца «если бы». Алиса, Иерусалим… Ты не женился на французской принцессе, покинул Сирию и уже никогда не сможешь изменить этого, все в прошлом. Но в жизни многое остается впереди. Ты не знаешь лучшее там, или худшее, помни одно: грядущее связано с надеждой, а не с сожалением. И каждый день от восхода до заката - Милость Божья"  
- История не терпит сослагательного наклонения, Грейс, - стряхивая задумчивость произнес Ричард и привлек девушку к себе.- Я люблю тебя сегодня, сейчас и хочу смотреть, на то, что впереди.
Грейс не могла возражать ему, и не хотела. Чья бы воля не связала в бесконечности вселенной их судьбы, это было предначертано свыше добрым началом. Ричард во всем искал промысел Божий, он  был  истинным  рыцарем с чистым сердцем, возвышенными помыслами, и наивной верой в чувство долга.
С твердостью духа, присущей немногим, он со всей строгостью судил себя и, поэтому, был нетерпим к проявлениям слабости в других, ставил честь превыше всего и скорее пожертвовал бы своей жизнью, чем нарушил данное слово. Грейс знала - в этом Ричард остался прежним. Но одновременно со знакомым, близким и понятным Ричардом часто жестоким, но, справедливым правителем,  доблестным воином, благородным рыцарем  перед ней представал  и другой образ – загадочный, манящий к себе, не суровой сдержанностью зрелого мужчины, не  безрассудной решимостью и отвагой в битвах, не безудержной  страстью, а непривычной пылкостью и нежностью только пробуждающихся чувств.
Может быть, это он, тот самый  ранимый, восторженный юноша, который  был скрыт неумолимой завесой времени,  тот,  кого она не могла знать в прежней жизни. Если так, то Господь и впрямь милостив, ибо он, являя чудо, исполнил  мольбы о несбыточном.