В подземном переходе, через который мне приходилось проходить, обычно находились нищие, - чаще всего одни и те же люди. Они, как декорация этого перехода, стали всем уже до того привычны, что проходившие мимо них люди, уже не обращали на них внимание и подавали им мало. В тот же день никого из них не было из-за сильного мороза. Но, к моему удивлению, там сидела на ящике девочка лет шести-семи. Рядом с ней, прислонясь к стене, стоял мужчина в грязном пальто. Лицо его было какое-то измождённое, с розовым оттенком, какой бывает у алкоголиков. Он бубнил тихим и хриплым голосом:
-Подайте, Христа ради, на пропитание. Не дайте умереть с голоду.
Девочка сидела, втянув голову в суконный воротничок, и подрагивала от холода. Её чёрные глаза на белом личике смотрели ясно и доверчиво на проходивших мимо людей. Некоторые прохожие подходили к ним, бросали в коробку, лежащую на земле, монеты и уходили дальше.
Не знаю, что на меня нашло тогда, но я подошёл к этим беднягам и пригласил их к себе домой погреться. Мужчина удивлённо взглянул на меня, потом взял ребёнка на руки и мы пошли. В ту же минуту, я это ясно помню, я уже раскаивался в своём поступке. Из ближайшего телефона-автомата я позвонил на работу к себе в отдел и соврал, что ко мне неожиданно приехали родственники. Мой спутник шёл медленно, спотыкаясь, и после того, как он чуть не упал, мне пришлось взять девочку к себе на руки. Её лёгкое и маленькое тельце дрожало от холода. Я хотел поскорее прийти домой, но мой приятель не поспевал за мною.
-А побыстрее ты не можешь идти? Она замёрзла совсем!- крикнул я ему. Он, видимо, старался изо всех сил, но всё равно еле тащился.
Когда мы, наконец, пришли, я опять направился к выходу:
-Я сейчас приду, сбегаю в магазин. Ей надо горячего молока с медом выпить.
-Э… А нам с вами горяченького нельзя чего-нибудь?- просипел мой гость.
-Ладно, - сказал я и вышел. «Ещё обворует»,- подумал я, - «вот будет номер».
Через десять минут я был уже дома.
-Сейчас, сейчас, - засуетился мой гость, потирая почему-то руки. – Всё будет хорошо, Машенька! Сейчас я тебе молочка согрею, и всё будет нормально. Видишь, - есть на свете добрые люди. Сейчас, сейчас, девочка моя, - приговаривал он, суетясь и только мешая мне.
Я жил один. В квартире был уютный холостяцкий беспорядок. Маша подошла ко мне на кухню и тронула меня за руку.
-А можно я, как молочка попью, подмету тут у вас пол? – спросила она.
Не скажу, что меня это тогда тронуло - я был немного раздражён, жалея о своем безрассудном поступке, - и ничего не ответил. Девочка немного постояла рядом, затем смешно надула губки и ушла в другую комнату. Мой гость принёс ей чашку тёплого молока с булочкой. Выпив с удовольствием все до дна и, поставив чашку на стол, она сказала с важным видом:
-Спасибо?
-Ну, Маша, отдыхай, - ответил я ей. – Ну что, пойдём и мы выпьем чего-нибудь?- сказал я её отцу, который стоял рядом с Машей и с умилением, которое как-то не шло к его пропитому лицу, смотрел на неё. А я сказал:
- Отдыхай, Маша, пока. А потом перекусим чего-нибудь.
-Нет, спасибо, не хочется.
-Аппетит приходит во время еды. Мы пойдём с папой на кухню. Скоро вернемся.
Мы выпили за знакомство. Моего гостя звали Иваном Николаевичем. Алкоголь развязал его язык, лицо его просветлело, и глаза заблестели весёлым блеском. Теперь он выглядел намного лучше. Водка распрямила его плечи и разгладила морщины на его лице.
-Эх, Сергей Васильевич, я предлагаю выпить за вас. Мало я встречал добрых людей. Спасибо вам. Вы не волнуйтесь, Маша согреется, и мы уйдём.
Мы выпили ещё.
-Хотя честно вам кажу, некуда мне идти, - он покосился на бутылку водки, которая была наполовину выпита.
-Что лечит - то и калечит, правду говорят, фуу… немного отошел от мороза. Давай еще по половинке, - все сразу - ничего потом не останется.
-Вы что, часто пьете? - спросил я.
-Сейчас нет, - улыбнулся он, - а раньше было время, да… как сапожник хлестал.
-Как же вы живете, Иван Николаевич? На что?
-А где работать? Куда Машу девать? Кто меня, такого дурака на работу возьмет? Попробуйте устроиться сейчас! У меня никакой специальности нет. Я - сейчас никто, офицер бывший, правда.
-А охранником куда-нибудь устроиться но пробовали?
-Да пробовал, отовсюду гнали.
Иван Николаевич как-то сник и обхватил голову руками
-Все мои беды начались после того, как меня выгнали из армии.
-Да-да, выгнали как ненужную собаку, у которой повыпадали все зубы, - стукнул он негромко по столу. После Афгана со мной что-то случилось. Не знаю, как это объяснить…
-Вы что, воевали?
-Да. Именно воевал, а не просидел в штабе. Всякое пришлось повидать, но не буду об этом рассказывать. Знаете… Я не люблю, когда кто-нибудь начинает трепаться, мол, я там… я, - головка от БМП, а не я! Короче, я сильно запил. Потом, уже на гражданке я запил еще сильнее, будто мстил кому-то, а, как оказалось, мстил только себе, и… моей семье. Жена несколько раз уходила от меня. Возвращалась и опять уходила. Если бы не Маша она бы ко мне ни разу не вернулась. Дело в том, что Маша очень любит меня.
-А сейчас где ваша жена, Иван Николаевич?- спросил я.
-Умерла…
-Извините, - что я мог еще сказать.
-Уже как два года. – он немного подумал, - Два года и восемнадцать дней. Да что ты церемонии разводишь. Извините… Что за разговор? Давай на ты, ладно? Может еще по чуть-чуть?
Мы еще выпили, поговорили, Иван Николаевич ушел в другую комнату к дочке и вернулся встревоженный:
-У нее наверное температура, - вся горит.
-Надо было меньше таскать ее по такому морозу, - разозлился я.
-Легко тебе говорить. Меньше таскать…- проворчал он. - А куда ее прикажешь девать? Было бы лето круглый год. А, да что там! Да и есть нечего было.
Я измерил Маше температуру. К нашему ужасу градусник показал 40,1. Я побежал к соседке звонить в скорую помощь за не имением своего телефона. Уже через десять минут бригада скорой помощи суетилась возле девочки. В конце концов, Машу увезли. Иван Николаевич уехал с ними. На кухне осталась недопитая бутылка водки.
На следующий день мой вчерашний гость забежал ко мне рано утром очень расстроенный и слегка подвыпивший.
-С Машей очень плохо, - начал он с порога. - Врачи сказали, что у нее двустороннее воспаление легких. Температуру немного сбили, но Маша плоха.
На глазах у него заблестели слезы.
-Я тебя умоляю, дай денег на лекарство. При первой возможности сразу тебе отдам. Пожалуйста… Что за больница! Ничего у них нет! Вот, - он протянул дрожащей рукой листок бумажки, - врач один написал, что надо. Говорит, что у них нет таких лекарств. Помоги, ради бога, мне не к кому больше идти.
Я решил дать ему денег, но пойти вместе с ним: боялся, что он все-таки все пропьет. "Черт, еще один день придется прогулять" - подумал я.
Несколько часов мы рыскали по всему городу в поисках лекарств, и я про себя проклинал вчерашний день и себя за свою глупость. Только к обеду мы были в больнице. Врач без обиняков сказал, что девочка очень плоха.
Иван Николаевич, бледный и растерянный, забормотал:
-Ну, идите, идите, сделайте что-нибудь. Я же принес вам… Не дай бог… не дай бог… Можно мне к ней пройти?
-Нет, нельзя.
-На одну минутку хоть. Я туда и обратно.
-Ну, хорошо, только на одну минутку. Пойдемте со мной.
Машина палата была четырехместной. Там весело болтали о чем-то выздоравливающие девочки. Маша лежала на спине с закрытыми глазами. Ее маленькие ручки были поверх одеяла, одна из них была привязана к дощечке и в нее была воткнута игла из капельницы. Дышала она часто и тяжело. Как только мы вошли, детишки притихли, и Иван Николаевич вдруг сказал, чуть не плача:
-Маша, это я, твой папа.
Неожиданно Маша открыла глаза. Они были какие-то неестественно умные, ясные и все понимающие для маленькой девочки.
-Пап, ты не волнуйся и не переживай очень, когда я умру. Я ангелочка видела, и он сказал, что у меня все будет хорошо, и я улечу с ним.
У меня по спине забегали мурашки.
-Что ты доченька, - запричитал Иван Николаевич. - Мне доктор сказал, что ты скоро выздоровеешь, а потом мы с тобой пойдем в цирк, в луна-парк, на каруселях будем кататься. Главное, ты выздоравливай, и все будет хорошо.
-Ты главное, не ругай себя, папа, - это не из-за тебя.
Тут нас доктор выпроводил.
На следующий день Маша умерла. Чувство жестокой несправедливости, царящей в этом мире, долго не покидало меня после этого.
Ивана Николаевича я больше никогда не видел, даже не знаю, жив ли он сейчас. Эта история потихоньку забывается. И только иногда у меня возникает светлая надежда на то, что на том свете все-таки есть рай и, меня, когда я умру, встретит там маленький ангелочек по имени Маша. Встретит, обнимет и приласкает.
