Несколько тактов тишины (Повесть)

Похоже, я задремал под мерный шум прибоя. Проснулся от звонкого возгласа «Эй!». Спросонья не сразу понял, что сижу в своем кресле на веранде,  а это самое «Эй!» обращено ко мне.
Потянувшись за сигаретами, оставленными мной на деревянных перилах, я, наконец, увидел, от кого исходил сей не слишком вежливый возглас.
Внизу прямо передо мной стояла девушка в маленьком топике на тоненьких бретельках, в шортах и спортивных тапочках на босу ногу. «И легкий бриз заигрывал с ее длинными волосами».
- Ты что, не слышишь? – хмуро спросила она.
Я невольно залюбовался ею и замешкался с ответом.
- Теперь слышу.
Я достал-таки сигареты, с наслаждением затянулся и тут уж услышал недовольное:
- Фу, как можно курить такую гадость?
- А что такого? – чуть удивился я. – Известный бренд, хороший вкус.
- Я имею в виду вообще курить, - пояснила девушка.
- Ну… У каждого свои недостатки, - отвечал я единственное, что пришло в голову. – Однако чем могу быть полезен?
- Да я просто спросить хотела, - она вдруг ловко подтянулась на перилах, перекинула одну ногу и села верхом, не отрывая от меня взгляд: - Ты не знаешь, где домик управляющего? Мне с ним поговорить надо.
- Если это по поводу работы, то вряд ли он поможет. Сейчас не сезон, практически все домики свободны, никого сюда в такую пору не заманишь. - Удивительно, но я  обрадовался неожиданной возможности поговорить с кем-то, пусть и вижу этого человека впервые в жизни и вряд ли еще когда-нибудь увижу. – Да и штат вполне укомплектован.
- Ты говоришь, как профессиональный оратор, - она прыснула со смеху.
«Так тебе и надо, - подумал я, - нечего умничать». Мне оставалось лишь кивнуть в направлении домика управляющего, бросить короткое: «Туда» и отвернуться.
Она разочарованно хмыкнула, подождала несколько секунд, затем перекинула вторую ногу через перила и соскочила на пол веранды.
- Чего ты обиделся? Я же просто так сказала. И вовсе не думала, что ты…
- Я бы хотел побыть один, если это возможно.
- А я нет, и это невозможно. Я не на работу устраиваться собралась. Просто мне сейчас жить негде. А управляющий мой какой-то там дальний родственник. Думала пожить пока тут.
Я чуть смягчился.
- До него идти далековато.
- Сколько?
- Около километра по берегу.
- Ну, это не так много для того, кто только что прошел двадцать, - она мило улыбнулась.
Она все время стояла спиной к заходящему солнцу, и я никак не мог рассмотреть ее лицо. Но мне показалось все же, что улыбка была действительно милой. Я задумался ненадолго, обратиться к ней на «ты» или на «вы»; и все же остановился на более демократичном «ты».
- Почему ты шла пешком? Насколько я знаю, от города сюда на автобусе можно доехать.
- Денег нет, - беспечно ответила она, чуть склонив голову набок.
- А почему двадцать? – вдруг осенило меня. – Тут всего-то километра три будет.
- Я из другого города шла, - несколько язвительно пояснила она, удивляясь моей непонятливости.
- Есть еще автостоп, - продолжал упорствовать я.
- Прошли те времена, - насмешливо откликнулась она, - когда девушка могла спокойно проехать таким образом.
Заметив, что своим ответом смутила меня, она сменила тему, спросив с любопытством:
- А ты давно тут?
- Второй месяц, - я затушил сигарету в пепельнице и напрягся, догадываясь, какой вопрос может последовать.
- Нравится? – она неотрывно смотрела на меня.
- Вполне. Тихо и спокойно. Главное, никто не достает, - отрывисто бросал я, хмурясь больше и больше с каждым словом.
- Как же ты один справляешься с этой штукой? – она кивнула на кресло. – Тебе же помощь нужна.
«Вот вам, пожалуйста. Какого черта я вообще с ней разговариваю?» – промелькнуло у меня. Но все же я кое-как сдержался, хотя мне и пришлось с силой сжать подлокотники.
- Ничего, привык уже, - сухо ответил я.
А она будто не видела моего нежелания продолжать эту тему.
- Ты в аварию попал, да?
«Когда же она наконец уйдет?» - отчаянно подумал я.
Но она стояла и ждала ответа и уходить вовсе не собиралась. Ну что за бестолковая девица! Неужели не понимает, что у меня нет ни малейшего желания обсуждать подобные вещи.
Не знаю почему, но я ответил хмуро:
- Нет, не авария. Нервы у меня ни к черту, вот и все, - закурил новую сигарету и отвернулся, собираясь уехать с веранды в дом, но все же задержался.
Она присвистнула:
- А с виду и не скажешь.
- Спасибо, - в сердцах буркнул я.
- Ну вот, опять я тебя обидела, - краем глаза я заметил, что она опустила голову.
- Ладно, - промямлил я.
Мы оба замолчали, потом она резко перемахнула через перила веранды и уже снизу сказала:
- Пойду я, еще с родственником договориться нужно. Я к тебе позже загляну. Пока.
«Лучше не надо», - подумал я про себя, но вслух ничего говорить не стал.
Она подождала немного, подхватила с гальки небольшой рюкзачок и поспешила в указанном направлении.
Глядя ей вслед, я подумал, что ей, должно быть, не слишком удобно по камням ходить, подошва-то у спортивных тапочек тонюсенькая. К тому же пройти такое впечатляющее расстояние… Или это оно для меня такое впечатляющее, потому что ходить не могу?
Зачем я ее обидел? Что плохого, по большому счету, она мне сделала или сказала? Ребенок же, все ей интересно. А я просто великовозрастный болван.
Впрочем, что теперь об этом думать? Все равно она больше не придет.
Я потушил сигарету и въехал в комнату. Огляделся: пусто и тихо. Как всегда.
Трудно сказать с полной уверенностью, насколько я привык быть один. Порой я думаю, что совершенно ни в ком не нуждаюсь. Но иногда все же замечаю, что проскакивают моменты, когда мне ужасно не хватает хоть чьего-нибудь общества. Находит что-то, какое-то особенное состояние, и тогда хочется поговорить, обменяться мыслями, мнениями с другим человеком.
Успокоив себя тем, что все это лишь суета, особенно праздные умозаключения, я решил немного поработать. Но для начала заварил крепкий кофе и с удовольствием его выпил, заодно избавившись от мыслей.
Подъехал к пианино, открыл крышку, пробежал пальцами по клавишам, будто проверяя звук, хотя и так знал, что инструмент настроен идеально.
Для разминки поиграл кое-что из Моцарта и Шумана, и лишь затем перешел к своим собственным мелодиям. Сегодня я решил окончательно отредактировать свои произведения, чтобы в следующий приезд моего продюсера отдать ему готовый материал.
Я играл, кое-что исправляя на ходу, стараясь добиться наилучшего звучания и восприятия, а еще, пожалуй, той самой искренности, которой так восторгаются мои поклонники и критики. Почему бы и нет, в конце концов? Хуже-то от этого никому не будет, напротив.
Я хмыкнул, припомнив, как она однажды спросила будто между делом, насколько я сам верю во всю эту искренность. Поначалу я даже растерялся, но потом начал убеждать ее в своей вере, основной акцент делая на том, что не получилось бы никакой искренности, если бы я сам в нее не верил. Однако я так и не смог ее убедить, а теперь уже и не удастся никогда. Впрочем, теперь я этого и не хочу вовсе, точнее мне это не нужно.
Между тем закат давно превратился в нескончаемый сумрачный вечер. Прошло, наверно, часа три, как я начал играть. Потянувшись, стараясь размять затекшие мышцы спины и шеи, я сделал несколько резких взмахов руками.
- Ты потрясающе играешь, - раздался уже знакомый голос, но я вздрогнул от неожиданности и с трудом повернулся к двери на веранду.
Давешняя девчонка стояла в дверном проеме, прислонившись к притолоке.
- Ты решила окончательно меня добить? – хмуро проворчал я, пытаясь совладать с бешено стучащим сердцем. – Мне еще инфаркта не хватает.
- Да что с тобой? – удивленно крикнула она. – Такое впечатление, что тебе уже под семьдесят! Тебе же от силы сорок, да и то с огромной натяжкой.
Она подошла ко мне почти вплотную и присела на корточки. Я смерил ее недовольным взглядом, который она, впрочем, вряд ли уловила.
- Ты зачем пришла?
- Обещала.
- Зря время потеряла.
- Нечего подобного. К тому же мне понравилась твоя игра. А чья музыка?
- Моя.
- Ого… Потрясающе! Никогда в жизни не общалась ни с одним композитором, - она улыбнулась, как мне показалось. В доме было совсем темно, так что видеть я ее не мог, только силуэт угадывался.
- Давно ты пришла?
- Честно говоря, да.
- А чего не позвала?
- Не хотела мешать. Подумала, что ты не станешь играть, пока я здесь, а мне хотелось послушать. Свет включить?
- Включи.
Она подошла к стене и повернула выключатель. Не слишком большое пространство комнаты, которую тут называли гостиной, осветилось сдержанным матовым светом.
- Так, пожалуй, веселее, - она улыбнулась.
Теперь я смог рассмотреть ее лицо. Сказать по правде, ничего особенно выдающегося я не увидел. Лицо как лицо, таких тысячи и тысячи. Чуть вздернутый носик, пухленькие губы. И черные, как бездна, выразительные глаза. Это, наверное, единственное, что могло бы привлечь к ней внимание.
Я даже растерялся, заглянув в них, чего никак не ожидал от себя. Мне ужасно захотелось подойти ближе и постараться всмотреться в самую их глубину. Прямо как наваждение какое-то.
Она сама подошла ближе, бесцеремонно сняла с меня очки и сделала то, чего я бы себе никогда не позволил: пристально и с интересом рассмотрела мои глаза. Ну а я имел возможность окунуться в ее. Сколько же удивительных вещей и событий я увидел в этой глубине. Только я вряд ли смогу все это описать хотя бы в общих чертах. Я и не понял ничего, только почувствовал. Счастье, надежда, тайна, восторг… Я действительно окунулся в бездну, но это оказалось не страшно, напротив, мной овладело спокойствие и умиротворение, которых я никогда прежде не испытывал.
Уверен, что прошло всего-то несколько секунд, но мне показалось, что они тянутся долгие-долгие годы. И у меня не было ни малейшего желания возвращаться в привычный обыденный мир.
Но она меня вернула в него так же бесцеремонно, как и выхватила до этого. Без всяких предисловий она вернула очки на их обычное место, улыбнулась и заявила:
- Ты ужасно симпатичный.
- Это что-то значит или ты всего лишь констатировала некий факт? – с легкой улыбкой спросил я, пытаясь за эту улыбку спрятать нахлынувшие на меня мысли о невероятности и безграничности.
- Констатация, наверно, - смеясь, ответила она.
Смех ее оказался звонким, открытым, как у ребенка, объятого радостью.
Я залюбовался ею. Но она тут же прервала мои любования, задорно заявив:
- Слушай, уже совсем поздно, а ты еще не ужинал. Не хочешь чего-нибудь поесть?
- Можно было бы, - неловко ответил я, опустив глаза.
- Тогда я принесу. Подожди немного, - и выбежала на веранду, с легкостью перемахнула через перила и полетела вдоль берега.
«Вот ведь неугомонная девчонка», - подумал я почти ласково.
Она сильно отличалась от местных жителей. Конечно, они вполне приветливы и дружелюбны, но никогда бы не стали вмешиваться в чужие дела или задавать бестактные вопросы, и уж тем более ни за что на свете не стали бы вести себя подобным образом. Да и внешность у нее совершенно европейская. Интересно, кто ее родители? Кстати, она сказала, что управляющий – ее родственник, а он родился и вырос здесь, и вид у него местный на сто процентов.
Отчасти из-за общей сдержанности и отсутствия чрезмерно любопытных взглядов я сюда и переехал. Мне необходимо хотя бы наполовину вернуть себе душевное спокойствие и подлечить нервы. Впрочем, какое тут лечение, я никаких лекарств не пью уже несколько месяцев, если только в крайнем случае. Но по крайней мере не шарахаюсь от каждой тени или внезапного звука, хотя исключения все же бывают. Вот только ноги вряд ли когда-нибудь станут прежними, так что мне суждено остаток жизни провести в этом идиотском кресле.
Вскоре я услышал стрекот приближающегося скутера, который тут использовали для доставки питания отдыхающим. Он остановился перед верандой. Раздались два голоса. Первый принадлежал моей новой знакомой, второй Сэму, одному из сотрудников коттеджного поселка; этот парень помогал мне во время крайне редких прогулок и в тех случаях, когда я сам никак не мог с чем-то справиться.
- Тебя подождать?
- Нет, не надо. Сама дойду. Спасибо.
Вновь застрекотал мотор, теперь удаляясь, а девушка вошла с термосами разных видов и форм.
- Вот и я, - весело сообщила она. - Надеюсь, ты не слишком проголодался в мое отсутствие? Давай-ка мой руки, а я пока на стол накрою.
Я хмыкнул, но все же нажал на одну из кнопок на подлокотнике кресла и поехал к ванной.  Вернувшись, обнаружил, что стол уже уставлен яствами, даже бутылка вина была.
- О, у нас праздник? – не без ехидства бросил я.
- Вроде того. Отметим наше знакомство, если ты не против.
- Вообще-то я не пью…
- От одного бокала вина тебе не станет плохо, я полагаю, - она чуть пожала плечами.
- Что ж, пожалуй… Кстати, мы так и не познакомились, - я подъехал к столу.
- Верно! Я Марина, - она протянула мне тонкую руку с длинными, чуть не прозрачными пальцами, такую хрупкую…
- Алекс, - зачарованно пробормотал я, не в состоянии ни пожать ее руку, ни отпустить, и просто легонько ее придерживая. Наконец я ее все же отпустил; девушка с улыбкой села за стол напротив меня. – Красивое у тебя имя. Так ты не здешняя?
- Не совсем. Я живу тут с родителями уже десять лет, а до этого мы жили в разных городах Европы. Родилась в Торонто.
- Бывает же, - пробормотал я.
- Что не так?
- Да нет, все нормально. Просто я сам родился и вырос в Торонто. А потом переехал в Элэй.
- Никогда там не бывала и не горю желанием, - она нахмурилась почему-то.
Повисла неловкая пауза. Подумать только, скажи мне кто еще вчера, что меня может смутить такая пауза, я бы откровенно рассмеялся ему в лицо, а теперь что же… Она меня смутила, я стал лихорадочно соображать, чем ее можно заполнить. Но Марина меня опередила:
- Ничего, что я так вот уселась ужинать с тобой? Ты меня вроде бы не приглашал.
- Ничуть. Напротив, я рад.
- Даже так? – она чуть удивленно вскинула брови.
- Представь себе, - я улыбнулся.
- Удивительно.
- Разве? Кстати, ты с хозяином договорилась?
- Да, все в порядке. Поживу пока тут, а там видно будет.
- Почему «пока»? – я немного обиделся.
- Просто. Я не знаю, что собираюсь делать дальше. Потому и говорю, что потом будет видно.
- Так ты не останешься тут?
- Останусь на какое-то время.
- Это я понял. Но потом все же уедешь…
- Вся наша жизнь состоит из сплошного движения, - философски заключила она, принимаясь за ужин. – Расскажи, давно ты из Торонто уехал?
- Довольно давно, уже лет шесть. В Элэй проще найти работу оказалось.
- А чем ты занимаешься?
- Пишу музыку. По крайней мере стараюсь.
- Стараешься потому, что плохо получается или потому, что что-то мешает, а ты все равно делаешь? Стараешься?
- Наверно, то и другое вместе.
- Как это?
Не знаю, с чего во мне вновь взяла верх моя ставшая привычной обычная нелюдимость, но я не слишком-то любезно спросил:
- Ты просто из вежливости спрашиваешь или тебе действительно интересно?
- Я никогда ничего не спрашиваю чисто из вежливости, - с вызовом отвечала она, отложив вилку и нож. – Если я чем-то интересуюсь, то мне это действительно интересно. По крайней мере, в этот момент.
- Уговорила… Извини, я слишком мало общаюсь в последнее время.
- Почему? Из-за того, что ты не можешь двигаться, как остальные? – снова напала она.
- Нет. Точнее, не только. Тут другое, - и поспешил сменить тему: - Однако ты просила о Торонто рассказать.
- Рассказывай. А потом о своих ограничениях в общении расскажешь, - совершенно безапелляционно заявила она, вновь начиная есть. – Впрочем, не думаю, что там что-то сильно изменилось с тех пор, как мы оттуда уехали. Так что давай сразу по второму пункту.
- Хм-м, какие крутые переходы с одного на другое…
- Ладно уж, не хочешь, не рассказывай ничего. Давай просто поедим. Я жутко проголодалась.
- Представляю. Столько пешком протопать…
- И это тоже, - она кивнула, жуя. – А ты вообще общества избегаешь?
- Да. И весьма старательно, - я без особой охоты поковырялся в тарелке, есть не хотелось. Хотелось рассказать этой девушке обо всем, что со мной случилось за последние два года.
Не знаю, что на меня нашло. Почему именно ей? Неужто только из-за того, что она так вовремя появилась? Не хотелось бы так думать. Хотелось бы верить, что в ней есть что-то особенное. То, что я всегда пытался найти в людях: редкий талант слушать и понимать, а не просто кивать в такт рассказу и строить соответствующие гримасы.
Когда-то я был уверен, что Мэган именно такая, потому и рассказывал ей обо всех своих мыслях, чувствах, переживаниях и мечтах, но когда случилось то, что случилось, я напрочь разочаровался не только в ней, но и вообще во всех. Пришлось до минимума сократить общение с людьми вне зависимости, были они когда-то моими знакомыми или же оказывались лишь случайными попутчиками. Впрочем, это не только от моего желания зависело, скорее от их нежелания общаться со мной.
- О чем ты думаешь? – прервала она мои размышления.
- Обо всем понемногу.
- Снова закрылся в своей ракушке? – с пониманием глядя на меня, грустно спросила Марина.
- Я так похож на устрицу? – попытался сострить я.
- Скорее на жемчужину, которая очень не хочет быть пойманной умелым ныряльщиком, - то ли шутливо, то ли  язвительно заявила она.
- Ну и комплимент…
- А это и не комплимент вовсе. Давай ешь, остынет все. Не пойду же я к родственнику разогревать твой ужин.
- У меня тут микроволновка есть. Да и камин работает.
- Камин? – у нее заблестели глаза.
- Ну да, камин. Порой бывает прохладно по ночам, а с камином в самый раз.
- Здорово, - восхищенно протянула она. - А ты не мог бы его разжечь? Я так хочу посидеть у камина. У настоящего. До сих пор как-то не получалось, камины попадались исключительно искусственные.
- Камин, бокал вина и любимый мужчина рядом? – тихо спросил я и тут же испугался, что допустил вольность, но она с какой-то странной интонацией ответила:
- Можно и без любимого мужчины обойтись.
- Прости, если задел…
- Брось. Разведешь огонь?
- Запросто. Прямо сейчас?
- Нет, давай после ужина. Ты есть-то собираешься?
- Придется.
Я принялся за ужин. Снова подумал, что было бы просто прекрасно, окажись Марина именно такой, как мне бы хотелось. Можно было бы поговорить с ней, рассказать все. Кто знает, возможно, она дала бы мне подходящий совет или хотя бы выслушала, не посчитав психом. Кто знает… Впрочем, имею ли я право морочить голову этой девчонке своими бредовыми мыслями. Похоже, у нее и без меня проблем хватает, иначе не пришлось бы ей топать пешком в такую даль к неизвестному родственнику. Интересно, кем он ей приходится? Какая-то седьмая вода на киселе по отцовской или материнской линии, должно быть. У них ведь нет совершенно ничего общего, ни одной схожей черты. Даже в характерах. Конечно, я ее знаю совсем чуть-чуть, но она производит впечатление смелой и решительной, здравомыслящей девушки, а хозяин, скорее, рохля, если можно так сказать. Безусловно, некоторая предпринимательская жилка у него есть, но вот трезвый расчет отсутствует напрочь, иначе не стал бы он строить свой кемпинг в такой глуши. Даже в хорошие времена у него бывает не так много постояльцев, а уж в межсезонье и подавно. На сегодняшний день я единственный, кто живет здесь.
Раздался звук включенной воды и звон посуды. Я взглянул в направлении своей импровизированной кухни, где обычно сам себе разогревал или готовил. Марина, что-то мурлыча под нос, мыла посуду.
- Послушай, а та мелодия, которую ты играл последней… Ты не мог бы ее еще раз сыграть?
- Могу, только она не закончена.
- А мне показалось, что это законченная композиция, - она вытерла руки и вернулась к столу.
- Еще нет. Я не знаю, как ее закончить. Застрял на середине примерно.
- Откуда ты знаешь, что на середине?
- Мне так кажется. Я чувствую.
- Именно на середине? – она как-то саркастически прищурилась.
- Скорее, ближе к концу, - не слишком решительно ответил я.
- Сыграй.
Я откатился от стола, подъехал к пианино, поднял крышку и без всяких вступлений начал играть мелодию, которая уже довольно длительное время не давала мне покоя. Она была до невозможности грустная, чувствовалась в ней какая-то щемящая тоска, боль, печаль и тревога. Именно так я ее и писал. Большая часть далась мне сразу, я выдал ее чуть ли не на одном дыхании, но неожиданно дело застряло на мертвой точке. Как бы я не старался, чтобы ни придумывал, ничего не получалось. И вот теперь мне предстояло сыграть ее для моей случайной знакомой, с которой что-то свело меня на этом тихом побережье, вдали от людей и шума городов, от ненавистных небоскребов и оглушительной подземки, от бешеного темпа жизни.
Что я представлял себе, когда писал ее? Сам не знаю. Но точно не свою прежнюю жизнь.
Я прервал игру и требовательно взглянул на Марину. Она с задумчивым лицом стояла рядом со мной и покусывала нижнюю губу.
- Тогда она не показалась мне такой тревожной, - едва слышно произнесла она, медленно переведя взгляд с клавиш на меня. – Как реквием прямо. Будто что-то хоронить собрался.
- Спасибо за «что-то». «Кого-то» прозвучало бы хуже, - сухо заявил я, закрыл крышку и поехал к камину.
- Я не хотела тебя обидеть, честно. Это здорово, правда.
- Если человек то и дело повторяет «здорово» и «правда», значит, он не слишком-то верит во все сказанное.
- Глупости! – она поспешила за мной. – Кто тебе это сказал?
- Сам додумался.
Я начал разводить огонь в камине. Взял с полки длинные спички, чиркнул по картонной коробке. Вспыхнуло маленькое пламя, я не торопясь поднес спичку к сложенным в камине щепками и поленьям и держал, пока по одной из щепок не пробежал огонек.
Марина с радостным предвкушением следила за моими действиями, а когда занялось  первое полено, уселась на пол перед камином, обхватила колени руками и вздохнула.
- Люблю смотреть на открытый огонь.
- Это от предков осталось.
- Каких предков? – она повернула ко мне голову, непонимающе нахмурившись.
- От самых древних, тех, что в пещерах жили. Они же всегда разводили огонь для обогрева, приготовления пищи; он служил защитой, ему даже поклонялись, - пояснил я.
- А, этих, - Марина улыбнулась, вновь повернувшись к камину. – Наверно, ты прав. Только я не совсем уверена, что это от них. Нельзя же все сваливать на кого-то, надо сначала в себе покопаться. Ты и не представляешь, какие порой тайны в нас скрыты. Или не тайны, а просто что-то совершенно личное, такое, что никогда никому не покажешь. Это не обязательно что-то плохое, хорошее тоже может быть. Вот и моя страсть к огню. Я не знаю, откуда она и что она мне дает. Но я обожаю огонь, - она чуть язвительно добавила: - Пожалуй, я должна бы любить свободный, огромный огонь, но предпочитаю ограничиваться костром или камином, вот как теперь.
Я выслушал ее с некоторым удивлением, но мне показалось, я понял, о чем она хотела сказать. Однако она не дала мне ответить, тут же задав вопрос:
- Как ты все-таки здесь оказался? Если не секрет, конечно.
- Сначала на самолете летел, потом на машине. Ничего особенного, - ворчливо отозвался я. - Да и что могло быть особенного в самом заурядном переезде?
- Не таком уж заурядном. Мало кто согласится по собственному желанию бросить Элэй и перебраться сюда. Ладно быть хоть в столицу. К этому надо было долго готовиться. Я имею в виду морально.
- Ну ты же живешь здесь.
- Это другое. Сколько я себя помню, мы с родителями всегда переезжали с места на место, работа у них такая. Меня сюда привезли в детстве и не спрашивали, хочу я или нет, потом привыкла постепенно, все равно деваться некуда было. А ты? Какие призраки тебя преследовали, что ты умудрился забраться в такую дыру?
Я прищурился сквозь очки, вглядываясь в ее лицо и пытаясь понять, почему она сказала именно так. Ведь можно было подобрать множество разных определений, можно было и вовсе не уточнять до таких мелочей. Но она сказала «призраки».
Неужели мне повезло? Неужели совершенно случайно?.. Впрочем, не буду даже думать об этом, вдруг не получится? Лучше постепенно, аккуратно и ненавязчиво. А там видно будет.
- Было кое-что, заставившее меня перебраться подальше от людей, - несколько настороженно произнес я.
- Это как-то связано с твоими никудышными нервами?
- Откуда ты все знаешь?
- Просто подумалось. Так я права?
- Права. Это долгая история вообще-то.
- А мы вроде не торопимся никуда. Расскажешь?
Конечно, я все ей расскажу. Уж не знаю, что оказало на меня такое странное влияние, но точно не сдержусь. И все будет совершенно  не так, как с другими, с кем я пытался поделиться своей странной загадкой. Она если и не поймет, то хоть смеяться не станет, я в этом уверен. В момент, когда я это понял, мне стало тепло и уютно, я готов был тут же все выложить начистоту, я парил над разумом и предрассудками… Но что-то сбросило меня с небес на землю. Словно кто-то негромко, но весьма внушительно запретил мне это делать. Восторг как рукой сняло, стало тоскливо, пропало всякое желание что-то говорить или делать. Кое-как собравшись, я пробормотал:
- Давай в другой раз.
- Как уныло это прозвучало.
- Извини, не хотел. Так уж получилось.
- Ты не хотел, но кто-то хотел.
Я взглянул на нее с нескрываемым испугом. Неужели меня ждет еще какая-то скверная история, на этот раз с участием этой милой девушки? Хотя можно всего ожидать.
- У меня есть предложение. Давай прогуляемся. Погода чудесная, вовсе не холодно, туч почти нет, а луна круглая и желтая, - весело затараторила Марина, будто нимало не расстроилась из-за моего непонятного поведения. – Сейчас тут вообще странная погодка. Днем бывает довольно жарко, даже вода у берега теплая, хоть купайся, к вечеру немного холодает и иногда появляется ветер, а по ночам холодно, а то и ливень начнется. Не слишком уютное местечко, надо сказать.
Честно говоря, я был не прочь прогуляться. Я вообще всегда любил вечерние прогулки, но с тех пор, как перестал ходить, не позволяю себе такую роскошь. В темноте видно плохо, если вдруг где-то застряну, то это до самого утра, пока мимо не пройдет кто-нибудь. Хотя сейчас-то что могло случиться? Не один же я гулять собираюсь, Марина сама предложила. Поэтому моим первым желанием было немедленно согласиться, но что-то меня снова удержало. И вместо того, чтобы с удовольствием согласиться, я хмуро ответил:
- Я бы предпочел поспать. Между прочим, поздно уже. Тебе не пора?
- Прогоняешь? – она приблизилась ко мне со странной улыбкой.
Мне стало несколько не по себе. Только вот с чего бы вдруг?
- Мне не хочется идти к родственнику, у него скучно. Я не знаю, о чем с ним можно поговорить.
- Тогда послушай, что он говорит, - пожав плечами, бросил я.
- А он и не говорит почти. Потому и скучно.
- Ну а со мной о чем? Я и сам не большой любитель разговаривать, - соврал я, надеясь, что не покраснею.
- Хм-м, ты? Скажешь тоже, не любитель. Тебе дай возможность, ты будешь говорить без умолку, - насмешливо заявила она, добавив задумчиво, - только тебе что-то мешает.
- Тоже мне, психоаналитик доморощенный, - раздраженно бросил я, отвернувшись и подъехав к окну.
- Ты и психоаналитиков не перевариваешь? – она будто не замечала моей резкости.
- Я много чего не перевариваю, - глядя через плечо сказал я.
- Между прочим, ты так и не доел. Чаю тебе сделать? Или кофе? Впрочем, если ты собрался спать, кофе не надо, а то не заснешь. А вот чашка чая очень благотворно сказывается на беседе, да и спать после нее замечательно, - и выжидательно посмотрела на меня.
- После чая или беседы? – чуть помолчав, решил уточнить я.
- После того и другого вместе.
Не дожидаясь ответа, она подошла к столу, разлила по чашкам заваренный в небольшом фарфоровом чайнике чай.
- Тебе с молоком?
- Нет.
- Сахар?
- Пару ложек.
- Сластена.
- Из-за двух ложек? – возмутился я, разворачиваясь.
- Смотри, растолстеешь, - рассмеялась она. – Я без сахара, например, хотя двигаюсь гораздо больше тебя.
- Спасибо, я сделаю вид, что не заметил твоей бестактности, - с изрядной долей сарказма заявил я, подкатывая к столу и начиная размешивать сахар.
- Обиделся? – смутившись, спросила она и закусила губу.
- Не знаю.
- Не сердись, а? Ну, хочешь, я себе четыре ложки сахара кину и выпью?
Тут уж я рассмеялся, вызвав у нее легкую улыбку.
- Тогда уж лучше все шесть, наказание ощутимей получится.
- Можно и так. Только не сердись.
- Да не сержусь я, - устало выдавил я, сняв очки и потерев переносицу.
- Устал? – она бросила на меня сочувственный взгляд.
- Немного.
- Дай-ка.
Быстро развернув меня спиной к себе, она положила обе ладони мне на уши так, что кончики пальцев касались висков. Где-то внутри меня начал зреть протест против подобной бесцеремонности, но я скрутил его, решив, что не надо так сильно переживать из-за того, что этой девчонке почему-то нравится нянчиться со мной. Если она считает себя классным психоаналитиком или чудо-лекарем, что ж, пусть. Может, оно и к лучшему. Не зря же я все-таки позволил ей находиться рядом, в то время как других людей старательно избегал.
Само собой, была тут немалая доля эгоизма, но и непонятная надежда на что-то хорошее давала о себе знать. Я и сам не мог понять, что за надежда и зачем она. Но раз появилась, пусть будет. Впрочем, это тоже эгоизм.
- Ты знаешь местные сказки? – я услышал ее голос словно откуда-то издалека, и мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы понять, где я нахожусь и что происходит.
Наверно я задремал от ее манипуляций. Попытавшись собраться с мыслями, я понял, что упускаю нечто едва уловимое, что-то непонятное и необъяснимое. Когда-то подобное уже происходило, и это упущение дорого мне обошлось.
- Кто ты? – тихо спросил я, глядя на Марину с неожиданно нахлынувшей тоской.
- Марина. Ты разве не помнишь? – совершенно искренне удивилась она.
- Помню, - я медленно кивнул. – Я не об этом. Кто ты такая?
- Обычная девушка, ничего особенного. А что? Что-то не так?
«Да что ж ты за параноик такой?!» - обругал я сам себя. – «На каждом шагу сам себе противоречишь. Сколько можно везде видеть что угодно, только не то, что есть на самом деле?!»
- Я заснул, кажется. И спросонья всякую чушь несу, - я попытался замять эту тему.
- Со мной тоже часто так бывает, ничего страшного.
- А что за сказки? – вдруг вспомнил я.
- Разные, местный фольклор.
- Нет, не знаю. Никогда не интересовался подобными вещами… Знаешь, такое чувство, что я проспал часов восемь, - удивленно признался я, прислушавшись к себе.
- Ну и хорошо. Зато теперь ты не сможешь отвертеться от разговора, - хитро улыбнулась она, усаживаясь на диван.
- О чем разговор-то? Неужели о сказках?
- Почему бы и нет? – она чуть пожала плечами.
- Может, в другой раз?
- Чего ты так сильно боишься? Неужели я такая страшная? Или тебе кажется, что я несу с собой беды?
Я видел, что она огорчена. Однако ее слова насчет бед что-то задели во мне. Снова возникло чувство, что я упускаю нечто важное. До меня вдруг дошло, что Марина хочет не о сказках поговорить, а обо мне. Непонятно только, зачем ей это нужно. Что она может знать обо мне? Наверняка она и имени-то моего не слыхала никогда прежде, а о моих тайнах и вовсе не имеет ни малейшего понятия. Я еще раз взглянул на нее. Не было в ней ничего особенного, по крайней мере внешне. Обычная девчонка. Хотя надо признать, что усталость действительно пропала.
Может, она относится к той категории женщин, которые мгновенно влюбляются в человека, если видят, что он слаб и беспомощен? Интересно, настолько ли я беспомощен, чтобы сразу обращать на себя внимание? Вроде бы нет. За год я научился жить так, чтобы никому не доставлять особых проблем, в первую очередь себе.
Впрочем, наверняка я снова стараюсь объяснить все, полагаясь лишь на свои знания. У меня уже был подобный опыт, и чтобы увидеть, чем это кончилось, достаточно взглянуть на меня. По большому счету и на нервы сваливать ничего не надо.
От размышлений меня отвлек звон посуды. Оказывается, Марина собрала ее на поднос, и уже вышла на веранду, намереваясь уйти.
- Постой, куда ты? – тревожно спросил я.
- Пойду я, не хочу тебе мешать. Спокойной ночи.
- Погоди, зачем куда-то уходить? – это была уже не тревога, а испуг, что она сейчас уйдет и все, ничего не будет, ни разговоров, ни ее улыбки, ни странной атмосферы, ни этой сногсшибательной бездны в ее глазах.
Я хотел подъехать к ней поближе, но тут случилось то, чего уже очень давно не происходило. Совершенно отчетливо я увидел Мэган. Она была, как обычно, в своем идиотском розовом платье с легким шарфиком, рыжие волосы безукоризненно уложены, а вот лицо совершенно испортилось. Это было не то живое красивое лицо моей бывшей жены, и даже не лицо, исковерканное падением, которое мне пришлось лицезреть под окнами на тротуаре и позже, на похоронах. Оно чем-то напоминало маску для паршивого ужастика. «Убирайся»,  - мысленно велел я. – «Тебе здесь не место». Но Мэган осталась стоять там же. Я с тоской подумал, что мне придется снова куда-то переезжать, искать безопасное место, где она до меня не доберется хотя бы какое-то время.
Опять навалилась усталость и немного закружилась голова. Чтобы унять это, мне пришлось приложить кончики пальцев ко лбу и, сильно нажимая, начать массировать по часовой стрелке, обычно это помогало.
Но тут я вспомнил о Марине и бросил на нее тревожный взгляд. Она все еще стояла у двери на веранду и смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами. «Интересно, видит ли она то же, что вижу я?» - подумалось мне. Словно в ответ на эти размышления Марина осторожно продвинулась вперед, упершись подносом в Мэган, впрочем, лишь на секунду или две, затем с легкостью прошла еще несколько шагов, прямо сквозь нее, вплотную подойдя ко мне. Она осторожно поставила поднос на стол и что-то прошептала, я не разобрал.
Мэган залилась истерическим хохотом, совсем как тогда, в первый раз. Мне стало не по себе, голова закружилась еще сильнее, а к горлу подкатил какой-то комок, будто меня сейчас вырвет.
- Ты должен ее прогнать, - чуть слышно проговорила Марина, беря меня за руку. – Как хочешь, но скорее.
Истерика Мэган и мое бездействие явно затягивались. Но что я мог поделать? За столько времени я не научился прогонять ее. Точнее, она меня просто никогда не слушалась. Чего же ждать в этот раз?
- Я пытался, - так же тихо ответил я.
- Давай еще.
Не знаю, что мне взбрело в голову, но я высвободился от руки Марины и нажал на одну из кнопок, расположенных на правом подлокотнике кресла. Оно резко дернулось и проехало вперед, прямо через Мэган. Ощущение было не из приятных, словно преодолеваешь участок застоявшегося болота, покрытый густым и липким серым туманом, настолько плотным, что даже движение через него получилось каким-то замедленным. Я зажмурился, с отвращением сделав вынужденный вдох.
Видимо, я так и держал кнопку, потому что кресло не остановилось, а довольно быстро проехало небольшое расстояние до двери, выкатилось на веранду и, не найдя препятствий, скатилось по ступенькам вниз.  Я не удержался при тряске и вывалился прямо на гальку. Кресло замерло в паре метров от меня, перевернувшись на бок.
Услышав вскрик Марины, я чуть приподнял голову и попытался сесть. Она выскочила из домика, спрыгнула ко мне и испуганно спросила:
- Ты цел?
- Наверно. А ты?
- Да со мной-то что станет? – нетерпеливо бросила она. – Как бы тебя на место посадить?
- Ну, уж если ты хочешь помочь, затащи кресло на веранду, - я кое-как уселся и теперь пытался отдышаться, - а туда я как-нибудь доберусь. Осторожно, оно тяжелое.
- Ерунда.
Она поставила кресло на колеса, подкатила ко мне и заявила:
- Давай-ка садись тут, а я пока найду какие-нибудь доски, на ступеньки положить.
- Тоже выход, только никаких досок ты не найдешь. А тащить меня наверх вместе с креслом я тебе запрещаю.
Слабый свет из открытой комнаты освещал ее лицо, такое решительное, что я удивился и задался множеством вопросов, вытекающих из последних событий. Особенно меня интересовало, что она видела и что думает об этом.
- Я справлюсь, садись, - велела Марина, но я лишь улыбнулся и с некоторой опаской попытался заглянуть внутрь комнаты, приподнявшись на руках и вытянув шею. – А ты совсем ходить не можешь?
- Нет.
- И даже стоять?
- Не могу.
- А если тебя придерживать?
- Какая разница? – я равнодушно пожал плечами. – Все равно ничего не получится.
- Ну хорошо. Погоди, я быстро, - Марина закусила губу, втащила кресло по ступенькам и оставила его там. Сама подошла ко мне, присела на корточки. – Я попробую тебе помочь подняться, обними меня за плечи. – Я собрался возразить, но она заявила: - Обними, и будем подниматься.
Я рассердился. Зачем устраивать цирк, если все можно сделать гораздо проще? Ладно бы хоть толк был от ее попыток. Ну что она может сделать? Если бы я мог стоять или просто опираться на свои ноги, она бы, поддерживая, помогла бы мне подняться по лестнице, а я ведь даже шевельнуть ногами не могу, я их и не чувствую вовсе. Ну что ж, пусть сама убедится. Правда, мне было обеспечено еще одно падение в течение каких-то пяти минут. Ладно, переживу. Я положил руки ей на плечи и крепко обнял.
- Почему ты не встаешь? – тяжело дыша, спросила Марина, стараясь встать.
- Потому что не могу. Я пытался объяснить, но ты не захотела слушать.
- Объясняй.
- У меня ноги не болят. Я их просто не чувствую, будто их нет совсем. И хоть немного на них встать не могу. Если я стою, то только за счет рук, когда держусь ими за что-то, а ноги при этом не участвуют. Теперь понятно?
- Вполне. Ну тогда просто держись за меня, я сама попробую все сделать.
- Ты еще меня на руки возьми, - язвительно заметил я, но все же продолжал крепко обнимать ее хрупкие плечи.
- Надо будет – возьму, - решительно заявила она.
Ей все же удалось поднять меня. Первый шаг ей дался достаточно легко, во всяком случае мне так показалось. А вот дальше… Бедная девочка. Мне гораздо проще было самому как-нибудь подтягиваться на руках по этим дурацким ступенькам, чем смотреть, как Марина выбивается из сил, лишь бы помочь мне. Худенькая, совершенно не атлетичная, представляю, каково ей было таскать меня. Хорошо еще, что я не слишком высокий и достаточно худощавый. Но в любом случае по сравнению со мной она была и ниже и слабее.
Три ступеньки остались позади, когда Марина остановилась, глубоко вздохнула, медленно подняла голову, посмотрев куда-то в темнеющую даль неба, а потом как ни в чем не бывало поднялась со мной на оставшиеся четыре ступеньки, подтащила меня к креслу, помогла сесть и убрала мою руку со своих плеч.
- Все, готово, - сказала она с таким видом, будто ничего особенного не случилось.
Я непонимающе смотрел то на нее, то на верхние ступеньки.
- Как тебе это удалось? – хмуро и удивленно спросил я.
- Когда приспичит, еще и не такое сделаешь. Поехали домой, холодно стало. Еще не хватает, чтобы ты простыл. Давай скорее.
Даже голос у нее был совершенно не запыхавшийся. Мне оставалось лишь диву даваться.
Я въехал в гостиную, Марина вошла следом и закрыла дверь на задвижку.
Я остановился посреди комнаты, внимательно оглядел ее, проехал в спальню. Мэган нигде не пряталась, просто исчезла.
Подъехав к камину, я подбросил в него несколько поленьев, заехал в ванную, вымыл руки и лицо, вытерся и вернулся в комнату.
Марина со сдержанным любопытством поглядывала на меня.
Смущенно кашлянув, я бросил на нее хмурый взгляд из-под сдвинутых бровей. Наверняка так я должен был бы выглядеть солидней, но получилось совершенно наоборот. Марина тихонько рассмеялась.
- Ты такой чудной, просто ужас.
- Что же чудного ты во мне нашла? – не меняя выражения лица, поинтересовался я.
- Все вместе.
- Наверно, ты хотела бы получить некоторые объяснения.
- Если ты сочтешь это нужным.
- То есть ты настаивать не будешь?
- Мне интересно, но настаивать не стану. У каждого свои скелеты в шкафу, так что… Я пока о другом спрошу, ладно? Чего ты вдруг промчался через нее? Да еще и не остановился. А если бы шею себе свернул?
- Может, оно и к лучшему. Сразу бы все кончилось.
- Хм-м… Не уверена. Мог бы еще хуже покалечиться, но выжить. Ты об этом не подумал?
- Как-то в голову не пришло, - смутившись, признался я.
- В следующий раз подумай. Спать-то будешь?
- Да нет, не хочу. Посижу пока.
- Будешь ждать?
- Чего?
- Очередного появления.
- Вот уж нет! Пошла она знаешь куда…
- Догадаться не трудно. Пойду я, пока ты и меня примерно в ту же сторону не отправил, - она весело улыбнулась, взяла поднос и собралась выйти. Во всяком случае щеколду отодвинула.
- Погоди, не уходи. Успеешь еще. Сама же говорила, что тебе с родственником скучно. Посиди со мной, - убитым голосом попросил я, стараясь не смотреть в ее сторону.
- Давай в другой раз, - и выскользнула из коттеджа.
- Черт побери,  - пробормотал я, глядя на закрывшуюся дверь.
Я и подумать не мог, что она меня так запросто отошьет. А ведь сам виноват-то, по большому счету. Не я ли не так давно отвечал ей точно такими же словами?
Теперь у меня будет вся ночь на раздумья о ней самой, о тех вопросах, которые я ей так и не задал, и о множестве других вещей.
Впрочем, более остального меня беспокоило внезапное появление Мэган. За последние два месяца я почти не вспоминал о ней, а она ни разу не объявлялась. Зачем же теперь она возникла вновь? Неужто ей еще не надоело меня мучить? С того злосчастного дня прошло больше полутора лет, а ей все неймется.
Я совершенно отчетливо увидел перед глазами тот день. Как я вернулся домой, счастливый и сияющий после разговора с Бартоном, хотел тут же рассказать о нем Мэган, надеясь, что она порадуется вместе со мной. Даже бутылку вина приобрел по такому случаю. Но едва вошел в квартиру и почувствовал удушающий запах огромного количества цветов, весь настрой как будто растворился в нем, исчезая с бешеной скоростью. Окно, Мэган в коротком розовом платье, с прекрасной прической и в солнечных очках, закрывающих пол-лица. А потом тот взгляд, который я прекрасно разглядел. Или мне это теперь так кажется? Не знаю, но, по-моему, все-таки я его видел. Выражение такое, что прожигает расплавленным железом, причем до сих пор.
Эта сцена преследовала меня снова и снова, днем и ночью, когда я спал и когда бодрствовал. Постоянно на протяжении нескольких месяцев. Психоаналитик, к которому я обратился по совету одного из знакомых, после непродолжительного общения послал меня к черту, а сам немедленно отправился лечиться. Подумать только, всего один раз он стал свидетелем чего-то странного и трудно объяснимого, и то не выдержал. Как же я сам не свихнулся?
Неожиданно мне пришло в голову, что сегодня я впервые не испугался. Даже напротив. Только тоскливо стало и неприятно. И досада появилась на то, что придется переезжать.
А вообще с чего это я должен переезжать? Ну да, достала она меня и тут. Так что ж теперь всю жизнь бегать с места на место? Не хочется. К тому же «бегать» в моем случае не подходит.
Невесело усмехнувшись таким мыслям, я закурил, но это не слишком помогло. Лишь мысли немного рассеялись, не задерживаясь ни на чем определенном. Приходили и уходили какие-то воспоминания, не плохие и не хорошие, просто воспоминания ни о чем, если можно так сказать. Я не заметил, что начался дождь. Его присутствие дошло до меня лишь спустя какое-то время. Точнее я просто понял: идет дождь. Сильный, все очищающий. Смывающий всякую грязь и прилипшие неприятности. Именно такой дождь мне и был нужен сейчас, чтобы хоть немного отмыться от прилипших забот.
Лишь мысли о Марине я спрятал подальше, чтобы дождю не достались. Пусть будут лишь моими и больше ничьими. Я не хочу ни рассказывать о ней кому-то, ни  обдумывать что-то, пусть все останется как есть сейчас, ни больше, ни меньше.
Я почему-то был уверен, что скоро вновь ее увижу. Не могла она не придти. Просто не имела права. Что-то нас крепко связало за несколько часов знакомства, что-то такое, чего нельзя объяснить или понять. Это даже чувствуется с большим трудом, но все же я знал, что скоро она вернется. И тогда я смогу рассказать ей все. Она выслушает и поймет, может даже сможет помочь.
Тут мне пришло в голову, что мне следует рассчитывать именно на помощь с ее стороны. Уж не знаю, как она могла мне помочь, но прекрасно осознал, что это именно она. Это понимание явилось внезапно, как озарение, как вспышка молнии, сверкнуло, осветив все мгновенным светом.
В конце концов, она же точно видела то, что видел я сам. В этом-то я не сомневался.
Конечно, я мог бы себе возразить, что тот гребанный психоаналитик тоже кое-что видел, и даже похуже, чем сегодняшнее видение, но на его помощь рассчитывать было глупо, ох как глупо. А Марина совсем другое.
Я открыл дверь и выехал на веранду. На улице бушевал оглушительный ливень. Мне нестерпимо захотелось съехать на гальку, очутиться под струями воды, промокнуть насквозь и смыть с себя все горести, всю тоску, которые поселились в моей душе после странного ухода и еще более невероятного возвращения Мэган. Если б я только мог забыть о ней! А еще лучше сделать так, чтобы вообще никогда с ней не встречаться.
Неожиданно я услышал ее голос.
- Что ж, мечты сбываются, дорогой. К сожалению, не все. Нашу встречу отменить нельзя, а вот оказаться там, внизу, ты можешь.
Резко обернувшись, я успел краем глаза заметить ее, Мэган, моего злого гения. Она прикоснулась руками к спинке кресла и толкнула его, отчего оно тут же начало катиться по ступенькам, зацепилось за последнюю и грохнулось оземь. Надо ли говорить, что я, хотя и крепко вцепился в подлокотники, вывалился, мельком подумав, что дважды за один вечер свалиться на гальку, которая теперь к тому же была вымочена ливнем, уже чересчур.
Оставаясь лежать, я лишь перевернулся на спину и постарался присесть, но это мне не удалось. Заплакав от отчаяния, я закричал:
- Что еще тебе от меня нужно?! Катись к чертям! Убирайся!
Она лишь рассмеялась, подошла вплотную, присела на корточки и уперла в меня долгий тяжелый взгляд. Мне стоило огромного труда его встретить, слишком это было тяжело, во всяком случае, для меня. Насмотревшись вдоволь, она поднялась, поправила платье и отошла чуть в сторону.
Понимая свое бессилие, я вдруг схватил один из камней, швырнул в нее и промазал. Такой поворот еще больше развеселил ее, а меня привел в неописуемое бешенство, я хватал камень за камнем и кидал снова и снова. Сквозь забрызганные водой стекла очков я мало что мог разглядеть, а исступление не давало сосредоточиться, так что все мои старания попасть в нее оказывались тщетными, если не считать того, что она смеялась все громче, и вскоре этот ужасный хохот начал перекрывать шум ливня, падающего сплошной стеной.
- Ты делаешь мою жизнь невыносимой, но я тебя не боюсь!
Ответом был очередной взрыв хохота и жесткие, как битое стекло, слова:
- А мне не и нужно, чтобы ты меня боялся. Достаточно того, что ты скоро сам себе опротивеешь, как до этого опротивел всем своим знакомым и друзьям. До тебя наконец дойдет, что ты никому не нужен, даже себе самому, что ты никчемный неудачник, что ты устал жить такой постылой жизнью. И вот тогда-то мы с тобой и встретимся там, где нет ничего живого, а если что-то туда и попадает, то остается живым лишь долю секунды. Я слишком заждалась тебя, дорогой. Жду не дождусь, когда же ты придешь.
- Зачем же ждать, если тебе так не терпится? – я снял очки, так хоть ее силуэт можно было разглядеть. – Давай, помоги ускорить эту встречу. Уж тогда я тебе спуску не дам, ты мне за все ответишь!
Из ее рта донесся то ли рык, то ли бульканье, будто она чем-то подавилась, а остатки лица исказила жуткая, непередаваемая гримаса. С трудом она выдавила:
- Я подожду. Одни твои страдания доставляют мне неизмеримое удовольствие. К тому же мне-то торопиться некуда, - добавила она ехидно.
- Может, ты просто не можешь этого сделать, а? – эти слова как-то сами вырвались у меня, я даже не сразу понял, что сказал.
И тут же сильно пожалел о них. Мэган сорвалась с места одним невидимым движением, мне даже показалось, что она на несколько мгновений превратилась в облако черного дыма, а когда дым рассеялся, ее ледяные руки, пахнущие черт знает чем, сомкнулись на моей шее стальными тисками.
Я видел ее невероятно живые глаза прямо перед собой и чувствовал, что задыхаюсь. Я попробовал оттолкнуть ее, но при этом потерял всякую опору, тут же оказавшись на твердой гальке, бившей мне в спину и бока при каждом движении. Было во всем этом что-то до безумия глупое. Она держала меня, мои же руки проходили сквозь ее тело без малейших препятствий. Так я мог сопротивляться невесть как долго. Точнее до тех пор, пока она не придушила бы меня.
Но она вдруг выронила меня, медленно отошла на два шага и сказала:
- Убедился, что могу? Или тебе нужны еще доказательства? Просто я жду.
Кашляя и все еще задыхаясь, я судорожно глотал воздух, смешанный с ливнем, и никак не мог надышаться. А она исчезла, словно ее и не было вовсе. Только ощущение сжимавших мою шею рук никак не покидало меня. Я откинулся на спину, глядя в плотное полотно туч, и зарыдал.
Наверно вслед за этим я на какое-то время потерял сознание. Немного придя в себя заметил, что дождь стал довольно слабым. Я вымок до нитки и совершенно закоченел. С трудом приподняв руки, я понял, что надо немедленно добраться до дома и хоть как-то отогреться.
Недолго думая, я перевернулся на живот и пополз к ступенькам, влез на веранду, затем в открытую дверь, затем в спальню и с огромным трудом добрался до кровати. На все это у меня ушло по меньшей мере минут пятнадцать. Однако оставалось еще раздеться и забраться под одеяло. Сил на это почти не осталось, но зато я согрелся от таких физических упражнений. Отдохнув пару минут, я стянул с себя мокрую, прилипшую к телу одежду. Рубашка снялась довольно легко, а вот с ботинками и брюками пришлось повозиться. Затем последним усилием приподнялся, держась за спинку кровати, и подтянулся. Это оказалось самым трудным. Даже карабканье по ступенькам показалось сущей мелочью. Кровать была высокая, особенно для человека, вынужденного лежать перед ней почти пластом, но все же я кое-как влез и даже укрылся одеялом. Поняв, что больше не могу сделать ни одного движения, я снова отключился.
Сколько я проспал, не знаю. Проснувшись, обнаружил, что я не один в постели. Точнее я проснулся оттого, что понял: рядом кто-то лежит. Первая мысль, пришедшая мне в голову и повергшая меня в ужас, была, что рядом со мной находится Мэган. Я с отвращением дернулся, ощутив дикую боль в перенапрягшихся ночью мышцах. Плечи и руки горели. Впрочем, возможно, у меня был жар, утверждать что-то определенное было трудно. И все же я собрался скинуть своего неожиданного гостя на пол, несмотря на боль, когда услышал сонный голос Марины:
- Ты проснулся? Что тут у тебя ночью стряслось?
Откинув одеяло, я с удивлением обнаружил ее саму, свернувшуюся посередине кровати. Причем она была совершенно раздета.
Удивленно уставившись на нее и поморгав глазами, я пробормотал:
- Ты что здесь делаешь?
- Греюсь. И тебя пытаюсь согреть, - она повернулась на бок, приподнялась на локте и подперла им голову. – Я не могла уснуть, всю ночь сидела в своей комнатенке и читала какую-то ерунду, а потом не выдержала и решила идти к тебе. Это было под утро, рано совсем. Еще дождь шел, так что я промокла. Сначала я увидела твое кресло на улице перевернутым, пришлось затащить его на веранду. Захожу – дверь нараспашку, в прихожей лужа, мокрый след тянется сюда. Тут куча мокрой одежды валяется, твоей, кстати, ты сам ледяной на кровати, без одеяла, голый. Что, по-твоему, я должна была делать? Сняла свою промокшую одежду и залезла к тебе, укрыв нас обоих. Сначала пыталась тебя обнять, но ты в порыве страсти отталкивал меня изо всех сил и жутко ругался, так что пришлось просто лечь рядом, - она говорила сонным голосом, чуть с ленцой.
Случись что-то в этом роде несколько лет назад, я бы подумал, что прошлым вечером в каком-то кабаке нажрался до чертиков и снял девчонку, и теперь попытался бы судорожно понять, было у нас с ней что-то или нет. Теперь же я думал… Нет, теперь я ни о чем не думал. Просто смотрел на нее.  
- Что ты так смотришь? – чуть недовольно спросила она.
- Просто…
- И о чем ты думаешь?
- Ни о чем, наверно. Не знаю.
- Тогда ложись. Я еще не отогрелась. Обними меня, а?
- Марина, что ты делаешь? – до меня будто только сию минуту дошло, что все это совершенно неправильно.
- Сколько укоризны я слышу в твоем голосе. Интересно, с чего бы?
- А что ты надеялась услышать? У меня была трудная ночь…
- Это я уже поняла.
- Не перебивай. Прихожу в себя, а в моей постели лежит совершенно раздетая девушка.
- Ты тоже раздетый.
- Но это моя постель. Как хочу, так и сплю.
- Ну и на здоровье. Почему я не могу составить компанию? – на полном серьезе заявила она, подвинувшись и положив голову мне на грудь, а потом натянула одеяло до подбородка.
Ясно было, что надо ее прогнать, сразу, без возражений и сожалений. Я и собрался это сделать, но вместо этого рука сама потянулась, чтобы обнять ее. Сначала пальцы пробежались по спине снизу вверх, потом, уже сам, я спрятал их в ее еще влажных волосах. Она чуть приподняла голову, с минуту внимательно рассматривала мое лицо с очень серьезным видом, потом дотянулась губами до подбородка и поцеловала.
- Ты колючий.
- Да, надо побриться, - немного смущенно произнес я.
- Ты вообще колючий, все воспринимаешь как-то… Ощетинишься и никого не подпускаешь. Нельзя так.
- Приходится.
- Зачем?
- Долго рассказывать. К тому же в этом нет ничего интересного, тебе будет скучно.
- Возможно. Мы об этом потом поговорим. Хорошо?
- Хорошо. Но я должен тебя предупредить, что ты вряд ли дождешься от меня что-то как от мужчины. С этим у меня те же проблемы, что и с ногами.
- Неважно. Я сейчас хочу согреться. Ты разве не знаешь, что наилучший способ для этого – когда два обнаженных тела…
- Перестань.
- Ну ладно, молчу. Хочешь, я тебе горячего чаю сделаю? Я там в камин дров подбросила, но сюда тепло еще не скоро дойдет.
- Не хочу. Побудь со мной. Я жалею, что вчера позволил тебе уйти. Надо было удержать тебя.
- И как бы ты это сделал?
- Не знаю. Постарался бы.
- Но ты не старался.
- Ты бы не осталась.
- С чего ты взял? Вот осталась бы. Что бы ты тогда стал делать?
- Не знаю.
- А все же?
Я задумался. Правда, что? Всю ночь рассказывал бы ей свою историю? Скорее всего. К утру настолько успел бы ей наскучить, что она сама сбежала бы. Я бы снова остался один, теперь уже точно навсегда, потому что больше никогда не смог бы ни с кем поделиться этим. Чего я вообще жду от нее? Понимания? Интереса к моей персоне? Надеюсь, что она сможет избавить меня от затянувшейся депрессии? Ну не любви же, в самом деле. Она же почти ребенок. Ага, ребенок, а я как последняя скотина лежу с ней в постели и обнимаю ее. Зачем я сразу не прогнал ее? Еще вчера, когда она с ужином пришла. Надо было сказать что-то обидное… Нет, я точно скотина, она такая добрая и ласковая, заботливая… Пришла же сюда под дождем, не испугалась промокнуть. Да и вчерашнего появления Мэган тоже не испугалась. И тащила меня по лестнице, такая маленькая, хрупкая. А то выражение бесконечности, что я видел вчера в ее бездонных глазах.
Мне снова захотелось окунуться в их глубину, да так сильно, что я приподнял ее лицо за подбородок и попросил посмотреть мне в глаза. Она тут же вскинула ресницы и чистым, открытым, прямым взглядом встретилась с моим уставшим.
Теперь я не увидел там никакой бездны. Зато в ее глазах было спокойствие и что-то до боли знакомое, только вот я не мог понять, что именно. То ли я где-то видел нечто подобное, то ли просто когда-то мечтал об этом, но я тут же узнал это выражение. Что-то свое и родное, до боли знакомое, отчего душу щемит.
Вытянув голову, я поцеловал ее в лоб. Она улыбнулась и вновь удобно устроилась на моей груди.
Хотел ли я чего-то большего, чем обнимать ее? Впрочем, что думать о невозможном. Буду воспринимать все с точки зрения согревания. В конце концов, я хоть что-то могу для нее сделать, впрочем, и для себя тоже. Я невесело хмыкнул. Она тут же напряглась, тревожно и вопросительно взглянула на меня.
- Все в порядке, не волнуйся, - тихо сказал я, легонько потрепав ее волосы. Мои пальцы в них безнадежно запутались. Она, похоже, успокоилась. Помолчав, я спросил: - Идиотский вопрос, конечно, особенно в таком положении… Сколько тебе лет?
- Через пару недель будет двадцать, - нехотя отвечала она. – Это я с виду такая, как подросток. Сильно вводит в заблуждение, зато иногда помогает. А что?
- Интересно стало.
- А тебе?
- Почти тридцать.
Она приподняла голову, одаривая меня удивленным взглядом.
- Плохо выгляжу? – с искусственной улыбкой поинтересовался я.
- Выглядишь ты, прямо скажем, не очень, - критично сообщила она и прыснула со смеху. Затем посерьезнела и продолжила: - Конечно, учитывая некоторые события… Впрочем, твой внешний вид меня вполне устраивает.
Мне оставалось лишь постараться сменить тему, что я и сделал.
- Ты часто одна путешествуешь?
- Теперь да.
- А что теперь случилось?
- С родителями поругалась. Не хочу больше дома жить, точнее не могу. Они всю жизнь ко мне относились как к предмету обстановки, ни разу не поинтересовались моим мнением, даже когда я выросла. Закончила школу, которую они мне выбрали, поступила в тот университет, в который хотели они, всегда делала только то, что они мне говорили. Даже друзей они мне навязывали. Надоело. Не могу больше. Вот и ушла.
- Давно?
- Не слишком. Чуть меньше года.
- И ты все время одна?
- Одна. Сюда пришла потому, что работу найти не могла нигде, и деньги кончились. Устала я, понимаешь? Хотелось хоть немного отдохнуть, а потом все сначала начать. Поеду в столицу, а то и вовсе уеду в Европу. Но это позже, пока надо на работу устроиться. Ты согрелся?
- Да, согрелся.
- Тогда дай я встану. Пойду приготовлю чего-нибудь.
- Не надо, не уходи. Останься.
- Ты уже говорил это.
- Наверно. Говорю, что чувствую. Я не хочу, чтобы ты уходила.
- Я всего лишь в другую комнату выйду, - с легкой улыбкой на губах она старалась образумить меня. - Я же не собираюсь уходить вообще.
Я упрямо помотал головой.
- Ну ладно, остаюсь, - сдалась она.
Снова во мне что-то ощетинилось, я тут же придрался к этим словам и бросил холодное:
- Это одолжение?
- Отчасти, - язвительно заметила она, обняв меня обеими руками. – В том смысле, что придется еще какое-то время сидеть, то есть лежать, голодными. Но ты избавил меня от необходимости готовить. Так что моя совесть чиста. Сыграешь потом ту вещь, незаконченную?
- Обязательно, если ты хочешь, - почти ласково отвечал я, прижимая ее к себе.
- Отлично. А пока расскажи, что случилось ночью. Мне нужно знать.
- Ты так серьезно это сказала. Зачем тебе это?
- Только не вздумай снова выпускать колючки, - предупредила она, чуть вздрогнув, будто и впрямь укололась. – Мне куда больше нравится, когда ты их прячешь как можно глубже. Договорились?
- Я постараюсь, - честно пообещал я. А что еще я мог сказать? Я действительно готов был стараться, но все же не мог ничего гарантировать, слишком уж я отвык от чьего бы то ни было общества, особенно от девушек в своей постели. К тому же я всегда старался найти скрытый смысл или какой-то намек в чужих речах. Тоже идиотская привычка, приобретенная мной после некоторых событий. – И все же зачем?
- Может, смогу помочь, - просто ответила она. - Ты совсем один остался с какой-то странной проблемой, помощи ждать явно не от кого. Сам уже не справляешься, я же вижу.
- Ты что, экстрасенс?
- Да нет, никакой я не экстрасенс. Рассказывай.
Я прикрыл глаза, глубоко вздохнул и подумал почему-то: «Вот я ей сейчас расскажу о том, что случилось, может, даже о своих мыслях, а потом что? Она же уйдет. Не нужна мне ее помощь. Мне нужно ее присутствие. Я просто не хочу, чтобы она уходила… Эгоист я все-таки. И скотина».
Но я поведал ей о ночных событиях. Под конец где-то в душе что-то будто оборвалось. Я понял, что сейчас снова разревусь. Вообще черт знает что, я никогда не плакал, а за несколько последних часов ревел, как барышня, уже несколько раз. Она же меня за эти слезы возненавидит. Или станет жалеть, а этого мне вовсе не хотелось.
Только тут я заметил, что она внимательно смотрит мне в лицо, будто одних слов ей не достаточно, необходимо еще и видеть меня.
- А эта Мэган, кто она вообще такая? – задала она вопрос после небольшой паузы.
- Моя бывшая жена.
- Ого, - удивленно протянула она. – Неужели можно так сильно ненавидеть? Не представляю, как такое возможно. Но за что? Что такого ты ей сделал, если это чувство не дает покоя вам обоим?
- Должно быть, я ее чем-то обидел очень сильно, только не знаю, чем именно.
- Или она просто сумасшедшая, - едва слышно пробормотала она, – только безумный человек может так ненавидеть.
- Я не знаю. Сказать по правде, и не хочу знать. Но я здорово устал от всего этого. Мало того, что я стал инвалидом, так я и покоя нигде найти не могу. Друзей растерял, знакомых не осталось. Как еще мой продюсер не ушел? Вполне мог бы.
- Значит, неплохой человек. А что вообще случилось? Ты можешь рассказать?
- Могу, но не сейчас. Я немного устал.
- Обещай, что расскажешь, - требовательно заявила она.
- Расскажу. Тебе расскажу. Давай вставать, я хочу в душ сходить и одеться.
- Тебе помочь? – тут же вскинулась она, наверняка готовая дотащить меня до душа.
- Помоги. Прикати сюда мое кресло, будь добра.
Она откинула одеяло и встала. Хрупка фигурка, совершенно не женская, скорее подростка. Маленькая грудь, угловатые плечи. Мне впору ее саму защищать, а я вместо этого жду помощи от нее.
- Можно воспользоваться твоей рубашкой?
- Возьми в шкафу.
Открыв шкаф, она сняла с вешалки первую попавшуюся рубашку, надела ее и застегнула. Она сидела на ней, как халатик. Там вполне могла бы поместиться еще одна Марина. Я невольно улыбнулся. Захотелось подойти к ней и взять на руки. Она улыбнулась мне в ответ и выскользнула из комнаты, впрочем почти тут же вернулась, катя перед собой мое кресло.
- Куда поставить?
- Рядом с кроватью. И отвернись, пожалуйста.
- Хм-м, я могу вообще выйти, - игриво промурлыкала она, снова выскользнув за дверь.
Я испуганно подумал, не обидел ли я ее случайно? Но тут же услышал, как открылась дверца холодильника, и решил, что Марина собралась что-то приготовить на завтрак.
Облегченно вздохнув, я перебрался в кресло. Руки и плечи все еще болели, но по сравнению с первым утренним движением это было вполне терпимо. Можно было позвонить хозяину, попросить его прислать Сэма, чтобы он  помог, но мне совершенно не хотелось никого утруждать. К тому же мне было не привыкать мыться самому, так что я поехал прямиком в ванную комнату.
Горячий душ окончательно привел меня в чувство. А когда я еще и оделся, все стало просто замечательно. Даже воспоминания о прошлой ночи отошли на задний план, я был занят только мыслями о Марине. Впрочем, я не смог бы точно описать, о чем думал. Единственное, что я знал: она мне нужна. Вот только я ей вряд ли нужен так же сильно. Кто я для нее? Случайный знакомый, у которого полно проблем, в том числе и с самооценкой, не больше. Возможно, она действительно думает, что сможет помочь мне чем-то, но потом, вне зависимости от результата, она скажет что-то вроде «Ты классный парень, но мне пора уходить». При этом абсолютно правдивой будет лишь та часть фразы, в которой говорится о расставании.
Мне снова стало грустно.
Собравшись с мыслями, я въехал в гостиную. Перед камином стоял стул, на нем сушилась одежда Марины. Внимательно оглядев комнату, будто стараясь убедить себя, что никого лишнего здесь не наблюдается, я подъехал к Марине. Она старательно делала бутерброды из найденных в холодильнике припасов. Чайник весело зашумел и отключился.
- Заваришь чай? – спросила Марина, кинув на меня быстрый взгляд.
Мне было приятно смотреть на нее. Что-то притягивало к ней. Только сейчас до меня дошло, что я где-то посеял очки. В принципе, можно и без них обойтись, но все же привычней в очках смотреть на этот странноватый мир. Да и Марину я лучше разгляжу.
- Заварю, прямо сейчас. А ты случайно мои очки не видела?
- Я подобрала их на улице еще утром, пришлось отмывать, вот они. Иди сюда, - она взяла со стола мои очки, сделала шаг в мою сторону, я тоже подъехал к ней ближе. Немного наклонилась, заглянула мне в глаза, потом быстрым и точным движением нацепила их на нос. – Вот так. Теперь лучше?
- Не то, чтобы лучше, привычней просто.
- Ну да, дополнительная броня.
- О чем ты?
- О том, что ты стараешься спрятаться, в том числе и за стеклами очков. Носил бы линзы.
- Между прочим, очки мне очень идут. Тенниска, вязаный жакет на пуговицах, потертые джинсы, трехдневная щетина и очки, - с невероятно серьезной физиономией заявил я, сложив руки на груди.
Марина тихонько рассмеялась.
- Особенно щетина.
- Нет, все вместе. Или ты не согласна?
- Согласна. Ты мне вообще нравишься.
Видно было, что она дурачится, но все же за этим проскальзывало что-то более серьезное или глубокое. Не знаю, с чего я это взял, наверно, просто мне этого хотелось. Или я так воспринимал свою новую знакомую. Что бы она не делала, мне казалось, что за этим есть что-то более важное, далекое от сиюминутного. Сейчас я и сам был не прочь подурачиться, поэтому я шутливо поинтересовался:
- Что входит в понятие «вообще нравишься»?
- Вопросы у тебя. Я же не спрашиваю, почему ты не выгнал меня из своей постели. Ты же хотел сначала, а потом передумал, - она сразу насупилась.
Мне тоже пришлось сменить тон.
- Но не прогнал же. Хотя и не было ничего. Прости меня.
- За что? – тут же вскинулась она, стрельнув в меня колючими огоньками глаз.
Она все еще стояла рядом. Протяни руку и прикоснись, вот она, близкая, почти совсем своя. И тут же нестерпимо захотелось прижать ее к себе, если уж не поднять на руки, так хотя бы усадить себе на колени, укрыть от остального мира, подарить ей свой, где есть любимая музыка под шум дождя и потрескиванье дров в камине.
И снова черным дымом промелькнул знакомый демон, коснувшись опадающей пылью нас обоих. Марина вздрогнула и отшатнулась назад. Впрочем, она немедленно вернулась ко мне, протянула руку, крепко сжав мою, и произнесла одними губами:
- Не обращай внимания. Пусть. Завари чай, - и тут же отпустила.
Ничего не понимая, я сполоснул чайник, насыпал в него заварки и залил кипятком. Поставил чайник на маленькую подставку и тупо уставился на Марину. Боковым зрением я замечал, что пыльное черное облако продолжает носиться по гостиной, но уже никого не задевая.
Я никак не мог понять, почему Мэган появилась в такой спокойный момент, когда мы собирались перекусить. Вот если бы она возникла, когда мы с Мариной лежали в постели, это еще можно было бы как-то объяснить, но теперь… Странно. К тому же минут через пять облако бесследно исчезло, ничего не натворив и никого особо не побеспокоив.
- Тебе нужен экзерсист, - с удрученным вздохом сообщила Марина, закончив раскладывать бутерброды на тарелке.
Я про себя тут же додумал: «… а я тебе в таком деле не помощник, давай завтракать, да я пойду». Вот и все. Хотя, чего я мог ждать? Это так, риторический вопрос.
Снова захотелось заплакать, но я сдержался. Все же рядом находится девушка, так что придется потерпеть. Обойдусь. Переживу. Не в первый раз, наконец. Могло быть и хуже. Все замечательно.
- Сыграй мне, пожалуйста, - тихо-тихо попросила она и требовательно добавила, словно я собирался отказаться: - Ты обещал.
Я молча подъехал к пианино, открыл крышку и начал играть. Марина устроилась рядом на полу, положив руку мне на колени и внимательно глядя из-под моих рук на клавиши. В этот раз даже игра напоминала что-то угрюмо-похоронное. Я сам удивился, но остался вполне доволен. Мне нравилась эта мелодия, я вложил в нее большую часть своей помрачневшей души. Только вот концовка все еще не складывалась. Вдруг я подумал, что закончу ее после ухода Марины. Раз у меня мелодия ассоциировалась с собственной душой, то скорее всего именно так и будет. Да, грустно. И ничего не поделаешь. Во всяком случае, я точно не стану заставлять эту добрую девчонку каждый раз вздрагивать от появления малейшей тени. А я… Я как-нибудь переживу.
Погруженный в такие тяжелые мысли, я закончил играть. Марина еще какое-то время смотрела на клавиши, потом поднялась, подкатила меня к столу и предложила поесть. На самом деле аппетита у меня не было, но огорчать ее отказом не хотелось. Кое-как сжевав пару бутербродов и запив их чаем, я поблагодарил и решил покурить.  
Взяв новую пачку и зажигалку, осторожно выехал на веранду, закурил с удовольствием. Я решил просто покурить, ни о чем не думая. Что-то я устал думать. Надо сделать перерыв. Я любовался прибоем, в перерывах между затяжками вдыхая солоноватый воздух, доносившийся от моря. Недалеко от берега летала чайка. Она то взмывала вверх, то бросалась вниз, в гущу волн. Наверно, тоже решила позавтракать. Вот снова взмыла вверх, в ее клюве трепыхалась рыбешка. Красивая была бы картинка: белоснежная чайка с клочком серебра на фоне синего неба. Жаль, фотоаппарата нет.
Потушив первую сигарету, я тут же закурил вторую.
А чайка все взмывала и падала, и снова взмывала. Не каждый раз ей удавалось поймать рыбешку, довольно часто ее попытки оканчивались неудачей. Но она ничуть этим не смущалась, настойчиво продолжая добывать себе еду.
За наблюдениями я не заметил, как подошла Марина. Лишь почувствовал ее руки, когда она обняла меня сзади за плечи, да еще так крепко. Она легонько поцеловала меня в макушку, да так и осталась стоять. Ее волосы приятно щекотали мои щеки и нос.
Снова во мне встрепенулась обычная колючесть, я уже хотел попросить Марину отойти, но не смог этого сделать. Я не спорил сам с собой, просто не хотелось. Вместо этого я выкинул сигарету, ласково провел ладонями по обнимающим меня рукам, задрал голову и поцеловал ее.
- Ты не будешь меня прогонять? – прошептала она.
Я заметил, что у нее глаза мокрые.
- Ты плачешь?
- Такое иногда случается, - будто извиняясь, прерывисто вздохнула она.
- Иди сюда.
Взяв за руку, я обвел ее вокруг кресла, притянул к себе, так что ей пришлось сесть ко мне на колени. Затем развернул ее лицо к себе, осторожно смахнул слезинки с ее ресниц и серьезно сказал:
- Послушай, малыш, я не хочу причинить тебе боль, прогнав тебя. Хотя, сказать по правде, мне и самому будет довольно больно. Но я должен знать, зачем тебе все это вдруг понадобилось? Я же инвалид. Да еще и с привидением в придачу. Характер у меня тяжелый.
- Ты просто замороженный, - тихо ответила она.
- Хорошо хоть не отмороженный, - попытался сострить я. Марина глянула на меня убийственным взглядом, я смущенно покраснел. – Ну не дуйся.
- И не думала. Если хочешь, можешь считать меня ненормальной. Кажется, в психологии есть такое понятие «розовая шапочка». Это чем-то сродни матери Терезе.
- И все? Больше ты ничего не скажешь?
- Разве ты чему-то другому поверишь?
- Я постараюсь.
- Вряд ли.
- Давай попробуем.
- Не-а. Не сейчас. Ты не против, если я переоденусь?
- Я категорически против. Мне приятно, что ты ходишь в моей рубашке. И я не хочу, чтобы ты слезла с моих колен.
- Ой, а тебе не тяжело? – испуганно спросила она.
- Не тяжело и не больно. Я ничего не чувствую. Я просто знаю, что ты тут сидишь, вижу это, но не чувствую, - она передернула плечами. – Тебе неприятно?
- Нет, ничуть. Просто холодно. Одними меня покрепче, или давай в дом вернемся.
- Я бы еще подышал воздухом. Иди, оденься. И приходи, я буду ждать.
Она соскользнула на пол, вошла в дом и вернулась через минуту, неся с собой шерстяной плед. Переодеваться она так и не стала. Без лишних церемоний села на прежнее место, укутав нас обоих пледом, и вздохнула. Лицо у нее было какое-то хмурое. Мне тут же пришло в голову, что ей снова пришлось столкнуться с Мэган.
- Все в порядке? – настороженно поинтересовался я, заглядывая в ее лицо.
- Да, вполне.
- Никого там нет?
- Нет, пусто. Сегодня она не появится.
- Откуда такая уверенность? – слегка удивился я.
- Просто знаю.
Она доверчиво прижалась ко мне, я с удовольствием обнял ее под пледом. Неожиданно я почувствовал какую-то приятную тяжесть в районе коленей. Я стал внимательно прислушиваться к своим ощущениям, но больше ничего не менялось, просто чуть тяжело стало. Улыбнувшись, я поцеловал Марину в висок.
Неужто она пытается как-то вернуть меня к прежней жизни? Учитывая, что вчера она довольно легко втащила меня на веранду… Нет, ерунда все это, не может быть. Не бывает такого. Просто она дает мне свою нежность и доброту. В любом случае приятно. Осталась бы она со мной насовсем. Была бы всегда рядом. Я знаю, это эгоизм чистейшей воды, но поделать ничего не мог, мне в кои-то веки было хорошо.
- А что врачи говорят? Ты же наверняка был хоть у одного, - вдруг спросила она, не глядя на меня.
- Был. Говорят, что никаких отклонений нет. Физически я здоров.
- Значит, это она так на тебя повлияла, - мрачно констатировала Марина, устраиваясь поудобней. – Как это случилось?
- Можно сначала мне кое-что спросить?
- Ты и так только этим и занимаешься.
- Я тоже хочу кое-что знать, - мягко ответил я.
- Спрашивай, - она тяжело вздохнула.
- Вчера, когда ты прошла сквозь нее, что ты почувствовала?
- Затхлое болото. И началось это задолго до ее смерти. Я не знаю всего, но это чувствуется сразу.
- Ты говорила, что не экстрасенс.
- Конечно. Я просто чувствительный человек. Кстати, скоро погода испортится, начнутся постоянные дожди, а море каждый день будет переполняться из-за ураганов. Не хочешь уехать куда-нибудь?
Я помолчал немного, потом ответил:
- Я думаю, что мне понравится такая погода. Чем-то напоминает мое состояние.
Она тут же вскинула на меня обиженные глаза.
- Даже теперь, когда у тебя есть я?
Как у меня сжалось сердце в этот миг… Я обрадовался таким словам и огорчился одновременно. Ну как я мог сказать, что почти счастлив и хочу лишь быть с ней? Это значило бы признать ее правоту и право остаться со мной. Я очень этого хотел, но смею ли я подвергать ее постоянным стрессам? Уверен, что нет. Я не знаю, что будет со мной через день. А вдруг через какое-то время я вообще потеряю способность двигаться? Она ведь не бросит меня, будет днями и ночами сидеть у постели и ухаживать за мной. Не надо быть ясновидящим, чтобы понять это. У нее это на лице написано. Слишком она честная и верная.
Вдруг я подумал, что снова у меня полнейшая каша в голове. Почему из-за моих попыток проявлять благородство должны мучиться сразу два человека? Если ей хорошо со мной, то пусть остается, мне же тоже хорошо с ней. Надо просто-напросто сделать все возможное, чтобы по крайней мере мне не стало хуже, тогда и ей не придется  страдать.
- Почему ты молчишь? – тихо спросила она, не сводя с меня пытливого взора.
- Думаю, имею ли я моральное право сделать то, что хочу, - признался я.
- А ты не думай. Просто скажи, нужна я тебе или нет? Думаю, что нужна, иначе давно прогнал бы. Не надо бояться таких чувств. И давай эту тему закроем. Все равно я никуда не уйду.
Сердце снова екнуло, я закрыл и открыл глаза.
- Ты уверена?
- Да.
Тогда я не сдержался, стал пылко целовать ее лицо и волосы, ласково поглаживать ее спину. С каждым поцелуем мне казалось, что я все больше прихожу в себя, становлюсь сильней, приобретаю уверенность в себе. Как же это было приятно.
В то же время я не мог не замечать, что Марина изменилась по сравнению с вчерашним днем. Была бодрая и деятельная, все порывалась куда-то, а стала спокойная. От меня не отходит. Словно у нее заряд кончился. Сидит, прижавшись ко мне, почти не говорит, и двигаться не хочет. Может, это из-за Мэган? Или все же старается свой заряд мне передать? Но если так и дальше пойдет, то она же совсем выдохнется. Хотел бы я знать, о чем она сейчас думает. Вот я ее целую, обнимаю, думаю о ней. Но я еще не получил ни одного ответного поцелуя, если не считать утреннего. Может, она уже жалеет, что дала мне надежду. Кто знает. Во всяком случае, точно не я.
Отвечая на мои размышления, Марина тихо произнесла:
- Я подумала, как было бы здорово, если мы могли прогуляться прямо сейчас. Я показала бы тебе такие красивые местечки. Недалеко есть высокий холм, почти гора. Говорят, если забраться на него и встать на самой вершине на большой серый камень, поросший мхом, и загадать желание, оно сбудется. Правда, только одно и такое… как бы сказать… самое-самое что ли. Потом вернулись бы домой и занимались любовью. А что ты хотел бы загадать?
Ее взгляд, обращенный к морю, блуждал где-то в районе горизонта. Она словно старалась заглянуть за него и увидеть нечто особенное, доступное лишь ей одной.
Я хотел ответить на ее вопрос, но она продолжила:
- У подножия холма простирается огромное цветочное поле. Не знаю почему, но там растут только колокольчики и васильки, а местами попадаются огромные поляны мака. Ярко красные цветы перешептываются между собой, обсуждая то погоду, то случайных путников, забредших на поле. У них есть свои тайны. Особенно они любят шушукаться о своих самых жутких секретах. Маки же очень красивые, им ничего не стоит заманить в центр своей полянки одинокого путника и усыпить его своим ароматом. Только это не совсем сон. Если человека вовремя не разбудить, он заснет навсегда.
Вообще о здешних местах есть много сказок. Иногда они волшебные, но часто попадаются действительно страшные. Если захочешь, я как-нибудь расскажу.
Я молчал, не зная, что ответить. Хотя она и не ждала ответа. Вместо этого она вдруг неторопливо поднялась, потянулась, сняла рубашку и повесила на ручку двери, спустилась по ступенькам и пошла прямиком к морю.
- Марина, куда ты? Ты с ума сошла? Заболеть хочешь? – испуганно заговорил я. – Вернись сейчас же! Холодно! Марина! – последние слова я уже прокричал изо всех сил.
Но она не слушала или не слышала. Подошла к самой кромке прибоя, постояла несколько секунд, затем с разбегу влетела в воду. Я зажмурился. Сердце начало бешено колотиться, готовое выпрыгнуть из груди и поспешить за ней, лишь бы заставить ее вернуться.
Открыв глаза, я обнаружил, что Марина заплыла уже довольно далеко от берега, я же был вынужден сидеть и смотреть на нее, не в состоянии догнать и вернуть. Мне даже жарко стало от волнения. Скорей бы она вернулась. Нервно сжимая подлокотники кресла, я твердил лишь «Возвращайся!». Само собой, моего истового шепота она не слышала, однако дальше заплывать не стала, плескалась на одном месте.
Неожиданно зазвонил телефон. Я вздрогнул и чертыхнулся. Мне вовсе не хотелось отвечать на звонок, пока не увижу, что Марина вернулась, но звонили так настойчиво, что мне пришлось заехать в комнату и схватить трубку.
- Да! – рявкнул я в нее.
- Да что с вами? – послышался удивленный голос хозяина. – Я всего лишь хотел узнать, когда вам принести завтрак. Обычно-то вы сами звоните, а сегодня как-то глухо.
- Я уже завтракал, спасибо, - стараясь придать голосу спокойное выражение, отвечал я, подъезжая с телефоном к двери и надеясь разглядеть Марину.
- Ну, как хотите… - он немного помялся, не зная, как лучше спросить. – Вы не знаете случайно, где Марина? Она сказала, что познакомилась с вами, вот я и подумал, что, может, она неподалеку.
- Была несколько минут назад совсем близко, а теперь пошла купаться, - раздраженно бросил я, вглядываясь в волны.
- Что? Как купаться? – хозяин совсем растерялся. – Холодно же, не сезон.
- Вы это ей объясните, а я и сам понимаю.
- Вы ее видите?
- Кажется, но не уверен. Слишком далеко. Можно узнать, кстати, кем она вам приходится? – совершенно некстати спросил я.
- Ее мать – моя внучатая племянница, но… - он снова замешкался, - какое это имеет отношение к…
- Простите, я не вовремя с расспросами, - совсем поникшим голосом отвечал я. – Перезвоните позже, если вам не трудно.
И повесил трубку, а телефон, нагнувшись, поставил на пол, потом выехал на веранду и снова стал смотреть в море. Я так старательно вглядывался в волны, что у меня зарябило в глазах. Наконец  я ее увидел. Марина плыла к берегу. Потом стала выходить из воды. Я схватил плед и стал ждать, пока она поднимется на веранду. От кромки воды до веранды было около сорока ярдов. Марина пробежала их очень быстро и подлетела ко мне. Я тут же накинул на нее плед и сказал:
- Неужели ты не слышала, что я просил тебя вернуться?
- Наверно, нет, - она завернулась в плед и прошла в комнату. – Закрой дверь, холодно.
- Марш в душ, сейчас же! – не терпящим возражений тоном заявил я, доставая из буфета бутылку виски. – Да воду изволь сделать настолько горячей, насколько сможешь стерпеть. Быстро!
Она бросила на меня странный взгляд, скинула плед и отправилась в ванную. Тут же оттуда донесся плеск включенной воды.
Я налил виски в два стакана, один тут же, поморщившись, осушил сам, а второй оставил для Марины. Потом схватил сигареты и жадно закурил.
Она долго не появлялась, а я все курил и курил сигарету за сигаретой. Мыслей в кои-то веки не было, я просто ждал ее возвращения и каких-то объяснений.
Снова зазвонил телефон. Я медленно подъехал и взял трубку.
- Прошу прощения, это снова я, - послышался голос хозяина. – Она вернулась?
- Да, она в душе, – и совершенно глупо спросил: - Позвать?
- Нет, что вы. Пусть… Я  позже позвоню, - и тут же дал отбой.
На этот раз я просто швырнул телефон, он жалобно тренькнул и затих в углу.
- Добавь дров в камин! – послышался голос Марины сквозь шум воды.
Нехотя бросив в огонь пару поленьев, я снова закурил. У меня мелко тряслись руки, словно я таскал тяжести.
Через пару минут появилась Марина, завернутая в полотенце, подошла к висящей на спинке стула одежде, взяла ее, не взглянув на меня, и снова скрылась в ванной.
Только теперь я обратил внимание, что у меня сильно болит между позвоночником и лопаткой слева. Знакомо, черт побери. Правда, какое-то время я прекрасно обходился без подобной боли, даже почти забыл о ней. Сердце глухо гудело, отдавая тяжестью.
Сделав глубокий вдох, я тут же пожалел об этом. Стало настолько больно, что я не мог выдохнуть. Кое-как мне все же удалось очень медленно проделать это. Пришлось дышать совсем поверхностно и при этом не шевелиться.  
Надо было подъехать к столику в спальне и взять с него таблетки. Или капли. Скорее капли, они сейчас будут куда уместнее, да и подействуют быстрее. Но Марину мне просить почему-то не хотелось. С трудом сдерживаясь, чтобы не застонать, я нащупал кнопку на подлокотнике и нажал ее. Теперь надо было нажать другую, чтобы повернуть. Так… Едва я заехал в спальню, как появилась Марина. Кинув тревожный взгляд на меня, потом на столик с лекарствами, она тихонько охнула, и почему-то шепотом спросила:
- Что тебе подать?
- Ничего. Я сам.
Она поджала губы. Видно было, что она вот-вот заплачет.
Трясущимися руками я взял пузырек, свинтил крышу и накапал прямо в рот капель сорок. Гадость, конечно, несусветная, зато сразу должно помочь. Прошло минуты две, в течение которых я прислушивался к своему состоянию и искоса поглядывал на Марину. Сердце постепенно успокаивалось. Марина в расстроенных чувствах стояла посреди комнаты, глядя на меня.
- Вместо того чтобы помочь, я причиняю тебе боль, - едва слышно произнесла она, смахнула слезинки с ресниц, подошла ко мне и опустилась на пол, положив голову на мои колени. – Прости меня, а?
- Тихо, малыш, тихо. Я не сержусь и не обиделся, - как можно ласковее отвечал я, поглаживая ее по волосам.
- Болит?
- Сейчас пройдет. Объясни, зачем ты купаться полезла?
- Захотелось в море поплавать. Ты не переживай насчет этого, я не заболею. Я часто купаюсь в несезон, привыкла. Чаю хочешь?
- Нет, спасибо. Я там тебе виски налил, выпей, пожалуйста. Мало ли…
- А ты?
- Уже.
- А говорил, что не пьешь, - она стрельнула озорным взглядом и тут же поднялась.
- Не пью.
- Давай прогуляемся.  
- Лучше я расскажу тебе свою историю, если тебе еще интересно.
- Конечно интересно! Тебе уже легче?
- Вполне. Только давай переберемся в гостиную, - я поехал, Марина поспешила за мной. – Не забудь выпить.
- Ну хорошо, если ты настаиваешь, - она не спеша выпила те несколько глотков обжигающей жидкости, что я налил ей, поморщилась и спросила без прочих вступлений:
- Так где ты познакомился с Мэган?
Я опешил, но тут же ответил, остановившись посреди комнаты так, чтобы Марина могла устроиться на диване, что она и сделала:
- На кладбище.
- Где? – она непонимающе посмотрела на меня. – Я не ослышалась?
- Нет, не ослышалась, - я улыбнулся, впрочем, не слишком весело.
- Ну ты совсем… - она закусила губу.
- Псих? – закончил я.
- Вроде того.
- Но что плохого в том, чтобы с кем-то познакомиться на кладбище? – попытался протестовать я.
- Да нет, наверно, так и надо, - с нескрываемым сарказмом отвечала она, удостоив меня тяжелым взглядом.
- Ты должна понимать, что в жизни всякое случается, - словно извиняясь, пробормотал я.
- Понимаю. Рассказывай.
Вздохнув, я подумал, что совершенно не хочу сейчас что-то рассказывать. Лучше потом, вечером, к примеру. Или еще лучше через пару дней, когда мы узнаем друг друга лучше. Надо ли загружать ее своими проблемами сейчас? Но она все еще стояла, выжидающе глядя на меня, так что мне пришлось продолжить с тяжелым вздохом.
- Ты садись, это надолго… - она послушно присела на диван. - Я уже некоторое время жил в Элэй. Однажды мне нужно было присутствовать на похоронах одного знакомого. День был солнечный и довольно жаркий, церемония затягивалась из-за большого количества памятных речей. Мне не терпелось поскорее уйти с кладбища, тем более что с тем парнем у нас знакомство-то было весьма поверхностное. Когда все закончилось, я немного отстал от общей компании, они ушли вперед, но я знал, что меня все равно дождутся. И тогда я увидел ее. Она стояла возле могилы со странным памятником в виде молящейся на коленях девушки, одетой в какую-то хламиду, что уже само по себе привлекало внимание. Мэган, высокая, стройная, была одета вовсе не по погоде: короткое черное шерстяное платье, шляпка с густой вуалью, плотные колготки или чулки и перчатки на руках. Удивительно, как она не запарилась. Лицо за вуалью разглядеть было трудно, да и стояла она ко мне в профиль, но мне подумалось, что она должна быть весьма привлекательна. И памятник,  и живая девушка смотрелись рядом очень гармонично, одна дополняла другую, словно на самом деле это были две фигуры одной скульптурной композиции. Я задержался на несколько секунд, рассматривая эту оригинальность, тогда Мэган повернулась ко мне и спросила, который час. У нее оказался приятный и мелодичный голос. Взглянув на часы, я отвечал, что уже начало второго и собрался догонять остальных, но она обратилась ко мне с просьбой проводить ее до ворот, потому что не слишком хорошо чувствует. Я не смог отказать. Предложив руку, чтобы ей было легче идти, я повел ее к выходу. По дороге поинтересовался, чью могилу она навещала. Она отвечала, что приходила к сестре, похороненной здесь пять лет назад. Ну а потом слово за слово, разговорились, познакомились. Я даже предложил проводить ее домой, но она лишь оставила мне свой телефон, села в ожидавшее ее такси и уехала, я вернулся к своим спутникам.
Через пару дней я позвонил, мы договорились встретиться. Стали встречаться каждый вечер. С ней было интересно говорить, что-то обсуждать. Она была очень начитана, разбиралась в кинематографе и политике, имела свою точку зрения почти по любому вопросу; была умна и нетривиальна в суждениях, к тому же обладала завидным чувством юмора. Оказалось, что у нас весьма схожие вкусы, кроме одного: она не слишком жаловала музыку, причем любую, будь то классика или панк. Что ж, это не такая большая проблема, ну не любит человек музыку, ничего страшного. Если бы я тогда знал, к чему приведет эта нелюбовь… Но я даже не догадывался. Когда я сказал, что сам занимаюсь музыкой, пишу и играю в ресторане, она лишь кисло поморщилась, удивившись, что я не нашел себе более интересного и прибыльного занятия. Но на этом подобные разговоры закончились.
Я быстро привык к ней, если нам не удавалось увидеться пару дней, я уже скучал, мне ее не хватало. Через пару месяцев мы решили жить вместе. Я тогда снимал небольшую квартирку на окраине, куда она и переехала. А еще через полгода мы решили пожениться. Денег на жизнь вполне хватало, я зарабатывал музыкой, она работала в какой-то конторе то ли секретарем, то ли еще кем-то вроде этого. Я не раз расспрашивал о ее дневных занятиях, но она каждый раз отвечала без всякой охоты. Она совершенно не  говорила о своей семье, о том, как жила до нашей встречи, так что вскоре я прекратил расспросы. Мне казалось, я ее вполне понимаю, потому что и сам не часто распространялся на эти темы.
Однажды мне жутко повезло. Бартон со знакомыми заглянул в один из ресторанов, где я работал. Услышав мою игру, он подошел узнать, что это за музыка, он ее ни разу не слышал. Я признался, что сам пишу. Тогда он представился и предложил зайти к нему в студию в ближайшие дни и показать весь материал, который у меня есть. Это был первый реальный успех. Конечно, еще неизвестно, понравятся ли ему мои творения, но упускать такую замечательную возможность я не собирался.
Придя домой вечером, я радостно рассказал Мэган о предстоящем прослушивании. Она лишь скривила презрительную гримаску и насмешливо пожелала удачи. Я был несколько удивлен подобной реакцией, но не стал придавать этому особого значения, тем более что был слишком поглощен предстоящей встречей с Бартоном.
В ту ночь, странно конечно, я не уверен, что это было… В общем, я проснулся, захотелось пить. Глянув на спящую Мэган, я с удивлением заметил что-то вроде длинной тени на ее подушке, но быстро сообразил, что это всего лишь волосы, заплетенные в косу. Но самое странное было то, что это коса вдруг пошевелилась, вытягиваясь на гораздо большую длину, чем на самом деле, и потянулась к моему лицу. Я вскочил как ужаленный, не в силах поверить в увиденное, но и не считая в тот момент, что мне это лишь привиделось. Несколько придя в себя и видя, что больше не происходит никаких движений, я осторожно протянул руку к косе, желая убедиться, что она не двинется с места, и каков же оказался мой ужас, когда она вновь шевельнулась, дернулась и обвилась вокруг моего запястья, как змея.
Тут уж я не выдержал и закричал. Мэган проснулась, включила ночник и спросила, с какой стати я ору среди ночи как ненормальный. Я внимательно посмотрел на нее. Мэган, похоже, ничего и не заметила, а коса стала совершенно нормальной, ничуть не длиннее обычного. Это заставило меня думать, что случившееся было всего лишь ночным кошмаром. Я не стал рассказывать Мэган о своем видении, только извинился, сказав, что видел нехороший сон. Она недовольно пожала плечами, заявив, что это не повод кричать и будить полдома, пожелала хороших снов и тут же уснула, отвернувшись.
Спать в эту ночь я уже не смог, пил чай на кухне и курил, стараясь забыть ночное происшествие. Зато, придя домой на следующий день после удачных переговоров с Бартоном, я обнаружил, что Мэган сделала себе потрясающую прическу, для чего пришлось сильно укоротить волосы. На мой удивленный вопрос она ответила, что длинные волосы ей давно надоели, хотелось чего-то нового, и тут же обиделась, сказав, что, в общем-то, старалась для меня. Оставалось лишь извиниться и довольно долго делать комплименты в адрес новой прически и самой Мэган.
Если не вдаваться в подробности, то в ближайшие месяцы случилось следующее: я стал работать с Бартоном, он устроил мне прекрасную рекламную кампанию. Я становился все более популярен; музыки у меня был много, хватило на несколько дисков, выпущенных его компанией; благодаря хорошим продажам, мы с Мэган переехали в новую квартиру в том самом доме, где начались последующие события; Бартон пытался заключить контракт с одной из крупнейших звукозаписывающих компаний, чтобы расширить аудиторию моих почитателей. Все было просто замечательно.
Как-то вечером, прогуливаясь по парку возле нового дома, мы с Мэган нашли котенка. Это был маленький серый комочек, всклокоченный и жутко голодный. Я тут же захотел взять его домой, о чем и сказал Мэган. Она, кажется, была не в восторге от моего предложения, но все же согласилась. Даже имя я ему дал музыкальное – Брамс. Вскоре котенок вырос, стал большим красивым котом. Спал он исключительно на моей подушке или у меня под боком, обожал наблюдать за моими руками, когда я играл на рояле, частенько прятался на струнах под крышкой, играл только со мной, а вот Мэган старательно избегал. Стоило ей появиться в комнате, где находился кот, как он тут же снимался с места, выгибал спину дугой и быстро ретировался. Правда, это не касалось тех случаев, когда он сидел со мной. Тогда он лишь провожал Мэган недовольным взглядом. Ну а Мэган почти не обращала на него внимания.
Чем популярнее я становился, тем более странным становилось поведение Мэган. Раньше она всегда была добра и приветлива, встречала меня после работы с милой улыбкой на очаровательном личике, всегда старалась сказать что-то ласковое или хорошее, теперь же стала еще более замкнутой, нелюдимой. Бросила работу, почти постоянно сидела дома, даже со мной гуляла без малейшего желания. Стоило мне войти, как у нее сама собой складывалась гримаса презрения, отлично говорившая, что я достал ее своим присутствием и зачем я вообще пришел, ей и одной хорошо.
Мне оставалось лишь удивляться подобным переменам. Я все еще любил ее и не хотел расставаться. Много раз я пытался узнать причину изменений, но она не отвечала или начинала ругаться. А потом стала задавать мне вопросы о музыке, которую я пишу.
В первый раз такой вопрос был задан почти в шутку, зато потом дня не проходило, чтобы я не услышал его хотя бы раз. Дальше – больше. Снова и снова, изо дня в день она со все возрастающим азартом спрашивала, зачем я пишу, что я при этом чувствую, что это мне дает и т.д. Наконец пыталась узнать у меня, кому это все нужно. И тут же сама отвечала, что все это только для себя, и нужно лишь мне одному. Кроме меня ни один нормальный человек не может испытывать необходимости в чем-то подобном.
Услышав это, я жутко разозлился. Я кричал на нее, пылко объяснял, что мою музыку слишком многие любят, и она не имеет ни малейшего права оскорблять мои и их чувства своими злобными истериками. Требовал, чтобы она извинилась и взяла свои слова обратно.
Она же вдруг стала заходиться от дикого смеха, с трудом приподняла руку, указала на меня и, давясь словами, прохрипела: «Смотрите, вот ненормальный, возомнивший себя великим композитором!».
Сначала я удивился. Несколько времени пытался придти в себя от таких слов, затем мне просто стало страшно. Мне вдруг подумалось, что она сошла с ума, иначе объяснить подобную истерику я не мог. А с такими людьми надо быть очень осторожными, стараться не сердить и не выводить их из себя. Хотя куда уж больше? Она и так…
Я подошел к ней, заговорил мягким голосом, уверял ее, что она права, но теперь-то уже пора успокоиться. И не пойти ли нам поужинать или просто прогуляться.
Она с хитрым видом слушала, но ее мысли, я наверно знал это, все еще крутились вокруг недавно брошенных обвинений в мой адрес. Я старался улыбаться как можно естественней, предложил назавтра поехать отдохнуть, покататься на яхте, в общем, был готов на многое, лишь бы заставить ее хоть немного уняться. Пришлось потратить не меньше получаса на разные умасливания, обещания и комплименты, в то время как  сердце бешено колотилось от страха. Удивительно, что мой ум оказался способен придумывать на ходу разные уловки, прибегнуть к которым в нормальном состоянии я вряд ли смог, моей фантазии на это не хватило бы.
Когда она успокоилась, я уложил ее в постель и кое-как заставил заснуть. Сам же быстро оделся и выскочил из квартиры, будучи не в состоянии дольше там оставаться. Это было свыше моих сил. Я бродил по пустому ночному городу, забрел на пляж, потом прошелся по какой-то аллее. Голова разваливалась от разных вопросов, которые я сам себе задавал. Все они касались только моей жены. Среди прочих чаще всего повторялся один-единственный: «Что вдруг случилось, что она так резко изменилась?» Должно же быть какое-то объяснение тому, что произошло. Я старался припомнить все события с момента нашего знакомства, но так и не нашел ни одного подходящего, которое могло настолько вывести ее из себя. Мы даже и не ссорились никогда.
После тщетных поисков ответа я довольно сильно устал, да и многочасовая ходьба давала о себе знать. Ноги гудели, голова начала раскалываться. Если бы тогда я мог предвидеть, чем все это закончится, я бы предпочел все бросить к чертям и свалить из города. Но во мне было слишком развито чувство совести или долга. Я старался убедить себя, что обязан вернуться, удостовериться, что у нее все в порядке. Может, ей стало плохо, и нужно вызвать доктора или отвезти ее в клинику. Вдруг она погибнет без  моей помощи?
Но при одном воспоминании об ее безумном поведении меня охватывал дикий ужас, какой-то первобытный страх. Я боялся возвращаться домой, боялся ее неистового взгляда и безумного хохота.
Зайдя в первый попавшийся открытый бар, я выпил столько, что отрубился прямо там же, за стойкой. Что было дальше не помню. Вроде бы меня сажали в какую-то машину и куда-то везли. Скорее всего, так и было. Утром, протрезвев, я увидел, что лежу на диване в гостиной у себя дома.
Мэган была удивительно спокойна и хороша. Она являла собой заботливую супругу, делающую холодные компрессы перепившему мужу. Заботливо, почти нежно она меняла мне полотенце на голове и непрестанно улыбалась грустно и чуть осуждающе.
- Ну, Алекс, ты и напился вчера, - с легкой укоризной в голосе начала она. – Как ты себя чувствуешь, дорогой?
- Голова болит, - признался я, с трудом ворочая языком.
- Еще бы. Ты бы видел, в каком виде тебя привезли. Двое парней просто внесли тебя и с большим трудом уложили сюда. Ты никак не хотел оставаться дома, твердил что-то о том, что у тебя ненормальная жена, и ты ее ужасно боишься. Требовал вызвать полицию и доктора.
Мэган говорила сладким голосом, чуть насмешливо. Будто это не она вчера закатила черти какую истерику, а я, и теперь она с легкой иронией рассказывает о моих, - ты понимаешь? моих! – вчерашних выходках!
Поначалу я чуть было не обрушился на нее с обвинениями в лживости, но вовремя спохватился. Извинившись за вчерашнее отвратительное поведение, я обещал, что ничего подобного больше не повторится и, сославшись на головную боль, высказал желание поспать. Она не спорила, тут же согласилась, что я прав, а на вчерашнее вовсе не сердится, с кем не бывает. Погладила меня по голове и пожелала добрых снов. Я немедленно закрыл глаза, оставив узкую щелку, чтобы можно было следить за ней.
Она стала заниматься макияжем, переоделась и собралась уходить. Я старательно делал вид, что сплю. Судя по всему, она вполне мне поверила. Во всяком случае, перестала обращать на меня внимание. Время от времени она что-то бормотала, но мне не удавалось разобрать ни слова. При этом милейшая улыбка не сходила с ее губ.
Я уже начал было сомневаться в своих вчерашних мыслях и страхах. У меня чуть было не случилось подмены реальных событий вымышленными. Мой мозг старался преобразовать вчерашние страшные события в выдумку, но все же здравомыслие взяло верх. Я ведь совершенно нормален, может, не без некоторых бзиков, однако могу вспомнить вчерашние события до мелочей и прекрасно помню, что мне действительно было чего опасаться.
Решив не показывать никаких сомнений, я упорно делал вид, что сплю. И вдруг  увидел Мэган, отраженную в зеркале. Она грозила мне кулаком, при этом на ее лице было выражение удивительной ненависти. Мне никогда прежде не доводилось видеть ничего подобного. Я снова почувствовал себя до крайности неуютно, если не сказать большего. К тому же я не мог понять, разгадала ли она мои ухищрения или этот жест был адресован лишь моему образу в зеркале.
Сначала я зажмурился, но тут же распахнул глаза и сел на диване. Мэган плавно повернулась. Ее лицо теперь не выражало ничего страшного или угрожающего. Сама забота.
- Что с тобой, дорогой? Тебе нехорошо?
- Голова болит, - ответил я первое, что пришло на ум. – Заснул вроде, но не смог спать. Пойду выпью таблетку.
- Давай принесу, а ты лежи.
- Спасибо, роднуля, я сам. А ты куда собралась? – добавил я, желая сменить тему.
- Решила по магазинам прогуляться. Ты не возражаешь?
- Ничуть. Прогуляйся. Хотел бы составить тебе компанию, но боюсь, что буду плохим спутником сегодня.
- Не волнуйся, в другой раз сходим вместе. А пока отдыхай, дорогуша.
Как только она ушла, я вскочил и начал звонить разным знакомым с просьбой найти хорошего психиатра, которому я мог бы вполне довериться и попросить совета или поддержки. К сожалению, мне так и не удалось найти ни одного.
Тогда мне пришлось искать информацию самому. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти в библиотеку, чтобы там воспользоваться компьютером, подключенным к сети. Может, я неправильно ставил вопросы, но и в сети я не нашел ничего дельного. Зато случайно мне попалась на глаза заметка о девушке, исчезнувшей несколько лет назад и до сих пор числящейся пропавшей без вести. Ее звали Маргарет, до пятнадцати лет она жила в доме родителей в маленьком городке на Среднем Западе и всю жизнь отличалась от сверстников буйным нравом. Ей ничего не стоило придти в бешенство от малейшего замечания в ее адрес, а если кто-то начинал высказывать неприкрытую, хоть и справедливую, критику, она могла запросто напасть с кулаками и так отделать доброжелателя, что тому приходилось отлеживаться в больнице с телесными повреждениями разной тяжести. Кончилось тем, что ее поместили в небольшую частную клинику, откуда она благополучно сбежала через некоторое время, соблазнив одного из сотрудников. После этих событий ее след был потерян.
Мне пришло в голову, что, может, моя жена и та девушка – это одно лицо, особенно из-за некоторого сходства имен. Я стал искать фотографии Маргарет и нашел две или три штуки, но не обнаружил особого сходства.
Потратив еще несколько часов на разные поиски, я пришел домой. Мэган уже вернулась. Ее несколько удивило мое отсутствие, но не насторожило, как мне показалось. Вечер прошел на удивление спокойно, ночь тоже.
Однако стоило мне утром подойти к пианино, как начался новый поток вопросов и грубостей. Вот с тех пор все и началось.
Поначалу я еще пытался работать дома, но это было невыносимо. Мэган мне проходу не давала. Едва я начинал что-то наигрывать, как она тут как тут со своими идиотскими вопросами и непрекращающимися истериками. Все ее речи состояли из фраз о моей ненужности и никчемности, а так же о полном отсутствии элементарного таланта. Когда я начинал спорить, она закатывала истерику. И так день за днем в течение месяца. Наконец я сдался, перестал играть дома. Теперь я с самого утра уходил в студию и сидел там до глубокой ночи, благо Бартон никогда не возражал, напротив, он сам давно уже приобрел твердую уверенность, что дома работать невозможно в принципе, всегда найдется отвлекающий фактор, а то и не один.
Должен сказать, что именно благодаря его мудрым советам и исключительному такту я стал хорошим композитором. Он научил меня создавать прекрасные вещи, к тому же частенько весьма ловко снимал жестокие приступы хандры, которым я с некоторых пор стал подвержен.
С Мэган я старался не спорить да и видеться как можно реже. Домой приходил только ночевать да на выходные, а если настрой был не слишком рабочим, то уезжал за город.
А потом пропал кот. В один из моих приходов домой я обнаружил, что его нигде нет. Спросил о нем у Мэган, она равнодушно отвечала, что кот убежал несколько дней назад и не возвращался. Я удивился, ведь он никогда не пытался не то чтобы выйти за дверь, а даже ни разу не заглядывался на пролетающих мимо окна птиц, совершенно домашний и спокойный. Я даже остался на несколько дней дома, искал его, обошел парк и ближние улицы, заглянул в приют для животных в надежде, что он, возможно, там, но найти так и не смог. Переживал, конечно. Мне приснился странный сон. Я в нем был только наблюдателем, и увиденное сильно покоробило меня. Во сне был вечер. Мэган в гостиной на диване листала модный глянцевый журнал. До ее слуха то и дело доносился какой-то назойливый звук. Поначалу она старалась не обращать внимания, но через некоторое время не вытерпела и пошла выяснять его причину. Странно было во сне красться за Мэган, пытаясь не попасться ей на глаза, - я хмыкнул. - Оказалось, виновником звука был кот. Он сидел на стуле рядом с роялем в моем кабинете и жал лапкой на одну из клавиш. Бедное создание… Мэган взъярилась, как фурия. Влетев в кабинет, она схватила с рояля тяжелый подсвечник и со всего маху, как бейсбольной битой, ударила по коту. Я кинулся к нему, но моего сонного присутствия было недостаточно для вмешательства. Одного удара хватило с лихвой, он упал на пол с размозженной головой. А Мэган с удовлетворенной ухмылкой поставила подсвечник на место и посмотрела на кота. Видно, до нее дошло, что я наверняка спрошу о нем. Тогда она озабоченно нахмурилась, вышла, но вскоре вернулась, неся в руках небольшую сумку. Брезгливо переложив в нее кота, прошла к себе, переоделась и вышла на улицу. Я неотступно следовал за ней. Дойдя до парка, прошла вглубь одной из аллей, потом свернула в сторону. Остановившись возле недавно посаженного деревца, она вытряхнула из сумки кота, вслед за ним выпала лопатка для торта. Выкопав ею приличную яму, Мэган вновь убрала кота в сумку и закопала. Потом спокойно вернулась домой, а лопатку выбросила в мусоропровод. Зачем она несла ее обратно, я не понял. Ну а дома все было тихо и спокойно. Мэган вновь уселась за свой журнал.
Но самое интересное началось потом. Проснувшись утром, я первым делом вспомнил этот сон до мельчайших подробностей. Помню, я еще удивился, что запомнил его так отчетливо, вплоть до каждого поворота дорожки и едва заметной тропинки, каждый куст, приметные деревья и так далее. Пройдя в кабинет, я внимательно осмотрел оба подсвечника с рояля, но они были чисто вытерты.
Как неприкаянный, бродил я по квартире. Мэган тем временем приготовила завтрак и позвала меня. За завтраком я снова завел разговор о пропавшем коте, но Мэган вовсе не была расположена обсуждать эту тему, в итоге я сдался, молча поел и решил пройтись по тому маршруту, который проделал во сне. Зачем? Наверно проверить, стоит ли доверять снам, какими бы необычными они не казались.
Вскоре я нашел то место под деревом, которое видел во сне. Теперь оставалось лишь выкопать яму и посмотреть, есть ли там что-нибудь. Конечно, я не догадался взять с собой хоть что-то, чем можно было бы копать. Пришлось потратить несколько минут на поиски подходящей палки. Слишком долго рыть не пришлось. Палка довольно быстро наткнулась на что-то мягкое. Я стал разгребать землю руками и достал ту самую сумку, что видел во сне у Мэган. Открыв ее, я обнаружил останки кота, уже начавшие разлагаться. Голова у него и впрямь была разбита. Признаюсь, я всплакнул. Мне было очень жаль его. Мы всегда так хорошо ладили, он любил спать у меня под боком. Наконец, я сам его вырастил. Я забрал сумку и палку, ушел далеко от этого места, нашел то, которое мне понравилось, и похоронил его там. Домой я вернулся лишь под вечер, весь перепачканный землей. Мэган наорала на меня за внешний вид, я же молча собрался и ушел.
- Почему ты никому не рассказал обо всем этом? Хотя бы тому же Бартону. Возможно, он помог бы тебе.
- Я рассказал, но потом, когда было уже слишком поздно. Но он действительно помог мне… Давай я буду рассказывать по порядку, не хочется прерываться. Мало ли что…
- Продолжай, я слушаю.
Марина чуть нахмурилась, подтянула под себя ноги и укутала их пледом. Мне подумалось, что ей не только интересно слушать мою странную историю, но еще и немного страшно. Поэтому я неуверенно спросил:
- Может, в другой раз? Поздно уже…
- Нет, давай сейчас. Я не устала.
- А ты не боишься? – совсем тихо добавил я.
- Если мне станет страшно, я попрошу тебя остановиться, - совершенно серьезно отвечала она.
- Что ж, тогда слушай. Я пропущу небольшой промежуток времени, чтобы не рассказывать об одном и том же. Скажу только, что мое добровольное изгнание из дома продолжалось немного больше полугода. За это время мы с Бартоном подготовили мой первый настоящий альбом, он переработал контракт одной известной записывающей компании под меня, ну а потом этот контракт был подписан.
Само собой,  в тот день я очень спешил домой, мне хотелось как можно скорее поделиться с Мэган этой прекрасной новостью. Конечно, у меня оставались опасения, что она примет ее в штыки, но все же изрядная доля надежды на благоприятный исход у меня была. Должен признаться, что и некоторая доля самолюбования присутствовала в моей спешке. Мне хотелось показать Мэган, что я вовсе не пустое место, в чем она старалась убедить меня; что я вовсе не бесталанный; что я могу создавать действительно хорошую музыку.
Влетев в квартиру, я остановился на пороге, сбитый с ног удушающим запахом множества цветов. Поначалу мне подумалось, что Мэган разбила флакон каких-то цветочных духов, но, пройдя в гостиную, я увидел, что весь пол усыпан цветами, ботинки полностью утопали в них. «Мэган, что происходит? - растерянно оглядывая комнату, спросил я. - Откуда столько цветов?»
Тут я бросил взгляд в сторону окна. Оно было довольно большое, почти во всю стену и от пола до потолка. Прямо перед ним стояла Мэган в розовом платье, с красивой прической. Она смотрела на улицу. Я позвал ее. Она обернулась медленно, элегантно. Тогда я испытал такой страх, которого до сего момента не только не испытывал, но даже о существовании которого не подозревал. Дикий, животный ужас. Лицо ее было наполовину закрыто солнечными очками, но и они не скрывали злобной, нечеловеческой гримасы. Ужасающий взгляд, хищный рот, - я вновь представил себе это выражение и довольно явственно услышал тот странный звук – то ли хохот, то ли рычание, и передернул плечами, а потом кинул тревожный взгляд на Марину, забившуюся в угол дивана. Она смотрела на меня широко открытыми глазами, полными испуга. Виновато посопев, я неловко спросил: - Может, хватит? Кажется, ты уже напугана.
- Нет. Я хочу, чтобы ты продолжал, - тихо ответила она.
- Ну ладно… - я взял очередную сигарету и быстро закурил. Мне подумалось, что, наверно, не стоит перегружать рассказ подробностями. Вроде бы и так все вполне ясно. Однако Марина была явно другого мнения, потому что она вдруг таким же тихим голосом попросила:
- Рассказывай, пожалуйста, подробно, постарайся ничего не пропускать.
Теперь уже я посмотрел на нее немного испуганно, подумав, уж не умеет ли она читать мысли? Да и вообще было в ней что-то непонятное.
Сигарета тем временем обожгла мне пальцы, я чертыхнулся и скинул пепел, перехватив ее поудобнее. Еще раз смерил Марину оценивающим взглядом и продолжил:
- Хорошо… Что случилось дальше, я понял не сразу. Мэган вдруг стала медленно отступать к окну, пока не уперлась спиной в стекло. Я позвал ее. Тогда она со всех сил ударила по стеклу сжатыми кулаками. Жалобно задребезжав, оно брызнуло осколками и в комнату, и на улицу. Но это не только не остановило Мэган, напротив, будто послужило сигналом. Она вдруг резко развернулась и шагнула в проем окна.
Я зажмурился, несколько секунд куда-то исчезли, или же я настолько потерял контроль над собой, что они просто стерлись из моей памяти. Когда же я открыл глаза, то увидел, что и сам стою на том самом месте, где только что была она, и понял, что теперь уже перестал бояться. Я даже осторожно глянул вниз, отчетливо увидев разбившуюся о тротуар Мэган, окруженную толпой любопытных, каждую складку ее идиотского платья и каждый локон ничуть не поврежденной прически. Я стоял и тупо смотрел, пока до меня не донесся вой приближающихся сирен. Тут до меня окончательно дошел смысл всего происшедшего, я кинулся к лифту, спустился вниз и вскоре уже пробирался сквозь толпу. Я понимал, что некий этап закончен, и вслед за ним неминуемо последует новый. Но я и вообразить не мог, что он с собой принесет.
Меня кто-то узнал, и по толпе пронесся быстрый шепот: «Это ее муж». А возле тела уже суетились парамедики. Ко мне подошел полицейский, начал о чем-то спрашивать, я монотонно, как автомат, отвечал не его вопросы. Не знаю, сколько на это ушло времени. Тело почему-то не спешили закрыть, хотя с первого взгляда было ясно, что надежды на то, что в ней еще теплится жизнь, не было ни малейшей.
Я стал нервно оглядываться по сторонам, чего-то с тоской ожидая. Словно какого-то продолжения этой в неприятной истории. И дождался. Сквозь многочисленные ноги на середину пробрался Брамс, уверенно посмотрел на меня и неторопливо взобрался Мэган на грудь, тут же начав умываться. Мне стало не по себе, он и раньше-то всегда старательно обходил ее стороной, а тут вдруг повел себя в высшей степени странно, особенно учитывая, что его самого уже нет. В голове это не укладывалось. Однако кроме меня никто не видел никакого кота, все оставались в том же спокойно-удрученном или любознательном состоянии, что и прежде. Тогда произошло нечто еще более жуткое. Мэган вдруг приподнялась, брезгливо сбросив кота на асфальт, встала, ломаными движениями отряхнула и поправила платье, чуть более уверенно подобрала чудом неразбившиеся очки и надела их. А затем посмотрела на меня. Ужасный взгляд… Я видел его и сквозь очки. От этого взгляда я чуть не умер на месте. Должно быть, она этого и добивалась. Остается только гадать, как я умудрился сдержаться и не позвать на помощь. Затем она ехидно ухмыльнулась и произнесла: «Скоро увидимся, дорогуша», развернулась и легко просочилась сквозь толпу, никого не задев. Ее по прежнему никто не видел. И в то же самое время она оставалась лежать на асфальте. Тело как раз убирали в пластиковый мешок.
Только Брамс стал усиленно вылизывать то место на шубке, до которого дотрагивалась Мэган, потом внимательно посмотрел на меня, вильнул хвостом и скрылся в толпе.
Тут меня за рукав потянул полицейский, чуть не прокричав мне в ухо очередной вопрос. Видимо, он уже какое-то время о чем-то спрашивал, но я не реагировал, поглощенный ужасным зрелищем. На его громкий голос немедленно отреагировал один из парамедиков. Он стремительно подлетел к нам и велел полицейскому оставить меня в покое на ближайшее время, сунул мне под нос ватку, смоченную в какой-то гадости, от чего я вполне пришел в себя; затем попросил консьержа проводить меня домой.  Однако дотошный полицейский не пожелал отложить допрос и пошел вслед за нами. Впрочем, увидев обстановку, точнее кучу цветов, он, видимо, сделал какие-то выводы и немедленно ушел.
Я между тем отослал болтавшего без умолка консьержа, предварительно убедив его, что чувствую себя неплохо, и рухнул на диван. Мне нужно было постараться понять, что же я все-таки видел, и не показалось ли мне это. Как именно я обдумывал сложившееся положение пересказывать не стану. Но думал долго. Наконец решил, что я совершенно здоровый человек с нормальной психикой, и если что-то видел, то так оно и было. Правда, от этого вывода мне ничуть не полегчало, скорее наоборот. Ну и вовсе непонятно было, раз мне ничего не привиделось, что же мне теперь-то делать?
Оглядевшись и снова увидев цветы, я почувствовал жуткое отвращение, поэтому позвонил консьержу и попросил прислать кого-нибудь убрать их. Через какое-то время пришли два уборщика и все убрали. А следом за ними появилась бригада стекольщиков, поставили новое стекло и ушли. Я остался один.
Незаметно наступил вечер, стемнело, а я все еще сидел на том же месте. Мне пришло в голову, что надо бы позвонить Бартону, что я и сделал. Но рассказал я ему только о самоубийстве Мэган, без всякой потусторонней мистики. Он выразил соболезнования и предложил помочь с организацией похорон, потому что сам я был не в том состоянии, чтобы что-то делать. Он приехал через полчаса и сообщил, что уже обо всем договорился, остается только оформить разные формальности ну и прочее. И очень удивился моей подавленности, ведь у нас с Мэган были не самые теплые отношения. Я же сослался на неожиданность случившегося, да еще и в моем присутствии.
Его утешения кончились тем, что он увез меня в какой-то маленький ресторанчик ужинать, не обращая ни малейшего внимания на мои попытки отвертеться.
Спал я в своем кабинете, постелив себе постель на полу возле рояля. Дивана там еще не было, я купил его позже. В спальню я зашел без какого бы то ни было желания лишь за тем, чтобы взять из шкафа белье. Мне даже удалось неплохо выспаться. Странности начались утром, в ванной. Дверь я оставил приоткрытой на случай телефонного звонка. Душ обошелся без приключений, зато, когда я начал бриться и заглянул в зеркало, то не увидел не только своего отражения, но и отражения ванной комнаты. Вместо этого зеркало изображало сплошной туман. Я невольно огляделся, надеясь, что это всего лишь пар от горячей воды. Ничего подобного, в комнате не было и намека на пар, а в зеркале упорно держался туман. Я даже протер его ладонью, но толку от этого не было. А потом вдруг дверь ванной полностью открылась и закрылась, мне же показалось, что я краем глаза уловил какую-то легкую тень. Впрочем, я сообразил, что, если кто-то хотел пройти мимо ванной, разумнее было дверь прикрыть и открыть вновь, а вовсе не наоборот. Но и в ванную никто не вошел. Совершенно сбитый  столку, я оставил бритву, открыл дверь и выглянул в коридор. Там никого не оказалось. Однако каким-то шестым чувством я уловил чье-то присутствие. Мне стало совершенно не по себе, плечи обдало ледяным холодом, по спине пробежали мурашки. Я затылком ощущал чей-то взгляд, почти физически чувствовал постороннее присутствие, но, оборачиваясь, никого не видел.
Пройдя по всем комнатам, я так никого не нашел, но еще больше утвердился во мнении, что в квартире есть кто-то помимо меня. Поначалу я не мог определить, как этот новоявленный субъект ко мне относится, желает он помочь или навредить мне.
- Представляю, как ты себя чувствовал в тот момент, - сочувственно отозвалась Марина. – Наверняка ты никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. А ты пытался как-то для себя самого объяснить свои ощущения?
- Пытался. Начиная от вполне естественных, вроде сквозняка и потрясения от самоубийства Мэган, до мистических – привидений, - честно признался я, с интересом глядя на нее и пытаясь представить себе, как она к этому отнесется.
Марина оставалась серьезной. Я не увидел в ее лице ни тени насмешки или недоверия, но вид у нее был такой, словно она сама нередко видела что-то особенное, и уж ей-то не приходилось долго раздумывать, что да как. Поэтому спросил:
- А тебе самой часто приходилось сталкиваться с чем-то эдаким?
Она неуютно поерзала, подтянула колени к подбородку и обхватила их руками, а потом, чуть слышно вздохнув, нехотя ответила:
- Не часто.
Пристально вглядевшись в ее глаза, я осторожно поинтересовался:
- Но все же что-то похожее случалось?
- Случалось, но, к счастью, не со мной. Просто когда много путешествуешь, сталкиваешься с самыми разными людьми. Знаешь, странно, что твой кот уселся ей на грудь.
- Я знаю это поверие, начитался всякой всячины.
Она не стала продолжать, а я сделал для себя вывод, что ее интерес ко мне вызван лишь моей странной историей. Кроме очередного загадочного случая, с непосредственным участником которого ей довелось столкнуться, ничего особенного во мне нет. И такая на меня обида навалилась, сразу как-то тяжко стало. Продолжать рассказ пропало всякое желание. Молча подъехав к камину, я стал смотреть на огонь, чуть не плача. Впрочем, кого мне винить, кроме самого себя. Лишний раз убедился, что не стоит быть чрезмерно откровенным и доверчивым. Кроме праздного любопытства они ничего не могут вызвать, в крайнем случае, сочувствие. Ждал ли я чего-то большего? Конечно. Чего? Понимания в первую очередь. Хотя понимание я получил сполна, в этом можно не сомневаться.
Глядя на пламя, постепенно поглощающее поленья, заставляющее их чернеть и уменьшаться в размерах до тех пор, пока они не превратятся в угольки, потом в золу, которую останется лишь выгрести и выкинуть, я подумал, что и сам в скором времени превращусь в такую же никому не нужную золу. Что мне тогда останется, кроме как самому прервать это никчемное существование. Видимо, Мэган была права.
Марина молчала. Значит, она не умеет читать мыслей, иначе… Да что «иначе»? Ничего же. Надо просто собраться и успокоиться. И еще выбросить из головы все мысли и надежды, связанные с этой милой доброй девушкой, а ее саму вежливо попросить уйти.
Бросив взгляд на стоящие на каминной полке часы, я увидел, что уже начало третьего. Затем развернулся, подъехал к Марине и начал:
- Послушай, поздно уже. Спать пора. Может, хватит?
- Ты снова обиделся что ли? – нахмурясь, спросила она.
- Просто времени много, я устал, - отводя взгляд, отвечал я; потом подъехал к столику, чтобы взять новую сигарету и закурить.
- Ты так много куришь…
- Привычка, - сухо ответил я, зевнув.
Она, похоже, поняла мое плохо скрытое намерение отделаться от нее.
- И настроение у тебя меняется с невероятной скоростью, - печально поддела она, поднявшись. – Что ж, не буду мешать. Спокойной ночи.
- Тебе тоже.
Кинув на меня нерешительный взгляд, словно спрашивая: «Неужто ты меня выгоняешь?» и не получив ответа, она вздохнула и направилась к двери. На пороге все же обернулась, но не поймав моего взгляда, медленно вышла и закрыла дверь.
У меня сердце сжалось, а горло сдавили судороги. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как я обидел ее своим поведением и внезапным нежеланием ее видеть. Мне подумалось, что она вообще никогда не придет. Значит, я ее не увижу.
Выключив свет и вооружившись сигаретами и пепельницей, я перебрался к пианино и начал что-то наигрывать. А потом вдруг ударил кулаком по клавишам, те жалобно всхлипнули, уронил на них голову и разрыдался.
Как бы одинок не был человек, ему невероятно трудно смириться с мыслью, что однажды у него вообще никого не останется. А уж если ты привык общаться чуть ли не с каждым встречным, неважно, знаком ты с ним или нет, то остаться одному вообще невозможно. Тем страшнее мне было привыкать к одиночеству. Я по своей натуре человек очень общительный, порой мне не сразу удавалось сойтись с новым человеком, но все же я старался, я никогда не ставил никаких барьеров между собой и новым знакомым. Общение то получалось, то не слишком, но все же…
Теперь я сам прогнал человека, желающего со мной общаться, быть моим другом.
Я представил, как она идет одна по ночному берегу, пытается понять, что сделала неправильно, и не находит ответа.
В общем, от раздумий я вскоре задремал, полный неясных тревог. Сквозь сон я чувствовал, что в доме кто-то есть. Приоткрыв глаза, увидел смутную расплывчатую тень, и решив, что это снова Мэган, мысленно послал ее к черту. И вдруг услышал недовольный голос Марины рядом со своим ухом:
- Ну и трудно же с тобой. У тебя, оказывается, еще есть жуткая привычка спать где попало. Я еще могу понять на полу у рояля, но на самих клавишах… Это что-то. Я таскать тебя должна, что ли?
Окончательно проснувшись и резко обернувшись на голос, в предрассветных сумерках я увидел ее и глупо спросил:
- Ты пришла? – я все еще не верил и с жадностью вглядывался в ее лицо.
- Как видишь, - она пожала плечами.
Тогда я взял ее руки и стал целовать их.
- Ну что с тобой? – ласково и устало спросила она, присев ко мне на колени.
- Я рад тебя видеть. Прости меня.
- Что рад – я и сама вижу, у тебя глаза блестят. Но я не думала, что ты так отреагируешь на мое появление. Вроде я ничего особенного не сделала, просто пришла.
- Ты пришла, и я прошу прощения.
- Ну вот, - она усмехнулась, - теперь тебя зациклило на этих фразах.
Я улыбнулся.
- Сейчас ты начнешь задавать разные вопросы, вроде того, зачем я пришла, почему, для чего мне это понадобилось после того, как ты меня прогнал, и так далее. Верно?
- Нет, не начну.
Она удивленно вскинула брови.
- Это еще почему?
- Твое возвращение значит только то, что ты нуждаешься во мне. Я же рад твоему возвращению потому, что ты мне нужна. Больше сейчас меня ничего не интересует.
- Так уж и ничего?
- Угу. Оставайся и никогда не уходи. Знаю, что бываю невыносимым, но постараюсь исправиться.
- Вроде бы я это уже слышала. Или мне показалось?
- Теперь увидишь.
- Договорились. Идем спать, я и впрямь устала.
- А где ты была все это время?
- Гуляла по берегу. Не стану же я среди ночи родственника будить, - она пожала плечами.
- Думала?
- Думала.
- О многих разных вещах?
- О многих, но на одну тему.
- Поделишься выводами?
- Не-а, - лукаво улыбнулась она.
- Так не честно! – я даже обиделся немного, впрочем, обида была в большей степени наигранной.
- Ладно тебе. Лучше идем. Можем кое-что сделать, - заговорщицки шепнула она, потянулась и зевнула.
- Даже так? – чуть удивился я, пытаясь сообразить, о чем она.
- Угу, - промурлыкала Марина, поднялась и отошла чуть в сторону.
Я уже привык к ее занятной манере общаться. Мне нравилась ее непосредственность и неординарность. Но часто мне было трудно даже предположить, что она собирается сделать в следующую секунду, поэтому каждая ее идея ставила меня в совершеннейший тупик. Вот и теперь я не знал, что последует за этим мурлыканьем.
А она словно прочитала мои мысли и тут же прокомментировала:
- Не бойся, ничего страшного не случится.
Мне пришлось сдержано улыбнуться.
- Ну вот, другое дело, а то напрягся весь. Предлагаю два варианта на выбор. Первый – я все же ухожу к родственнику и ночую в своей комнате, хотя придется его разбудить.
Я молча закурил, глядя в темноту за окном и тихонько постукивая пальцами по подлокотнику. Интересно, что у нее на уме? Какой второй вариант она готова предложить, если первый был не слишком приятным? У меня не было желания расставаться с ней. Я не боялся остаться один; меня мало волновало возможное появление Мэган; мне было плевать на темноту; невеселые мысли тоже вряд ли могли причинить особое беспокойство. Но я не хотел, чтобы она ушла. Короче, я не стал ждать ее второго предложения.
- У меня тоже есть идеи на остаток ночи. Сначала я немного поиграю, если ты не против, потом выпьем горячего чая, который ты заваришь, пока я буду играть. Ну а напоследок душ и спать. И никуда ты не пойдешь, ночуй здесь.
Мне очень хотелось добавить «Со мной», но на это я не решился. Я и так допустил столько вольностей, что дальше некуда. Поэтому я лишь взглянул на нее с надеждой или немой просьбой. Марина подошла, забрала у меня сигарету, затушила ее легким привычным жестом, будто сама всю жизнь курила. Потом села мне на колени и легонько чмокнула меня в щеку.
- Почти угадал. Я хотела остаться, но не здесь, а с тобой. Так что спать придется вместе. Потеснишься?
Я кивнул.
Утро началось не совсем обычно. Я проснулся от тихой игры на пианино. Кто-то старательно музицировал, стараясь не слишком шуметь. В робком мотиве я узнал свою неоконченную пьесу. Интересно, кто бы это мог быть? Глянув на кровать, я убедился, что Марины нет. Наверно, это она наигрывает. Я отметил, что у нее, в общем, неплохо получается, разве что уверенности не хватает, но это наверняка оттого, что она не знает нот и подбирает по памяти.
Слушая пьесу в чужом исполнении, пусть робком и неуверенном, я подмечал каждый оттенок, улавливал своеобразие и непохожесть мелодии. Но как это было тоскливо! От этой музыки хотелось плакать, забившись в темном заброшенном уголке какого-то старого парка, но в то же время ее хотелось слушать и слушать без конца, чтобы пианист не останавливался ни на минуту, не оставлял тебя наедине с угрюмыми мыслями. Мраком веяло от музыки, мраком и белесым туманом, стелящимся по земле, скрывающим какую-то тайну от любознательного взгляда.
Пока я слушал, у меня возникло четкое понимание, как надо закончить пьесу. Закончить не для того, чтобы отделаться от нее, но дать твердую уверенность в благополучном исходе. Но это концовка. А как продолжить то, на чем  я застрял? Надо же сделать переход от мрака и тумана к рассветному, поначалу едва заметному лучику солнца.
В задумчивости я вылез из постели, натянул джинсы и перебрался в кресло. Затем выехал в гостиную. Я оказался прав: играла Марина. Увидев меня, она робко улыбнулась.
- С добрым утром.
- Привет, - ласково отозвался я, подъехал к ней и поцеловал в плечо; она тут же потерлась щекой и ухом о мое лицо.
- Прости, что разбудила. Хотела немного подумать под твою музыку.
- И как думается под мою музыку?
- Немного странно. Словно блуждаешь в тумане. Мысли разбредаются и тут же теряются, но хочется играть и слушать дальше.
Я невольно вздрогнул, несколько испуганно глянув на нее, но она ничего не заметила, продолжив наигрывать. Внимательно рассмотрев ее и убедившись, что это действительно моя милая странная подруга, к которой меня тянет настолько сильно, что я готов позабыть обо всем на свете, лишь бы быть всегда рядом с ней, я успокоился и попросил ее немного подвинуться. Начав с начала, я доиграл до затруднительного места и задумался. Возникла пауза, которую прервала Марина, сыграв всего-то четыре ноты, но они дали мне возможность продолжить так, как я хотел. Заключительная часть получилась действительно лучистой. Поначалу появился лишь крохотный лучик, но вскоре из-за горизонта вышел край солнца. Это уже не было похоже на поминки жизни. Стало ясно, что все будет хорошо. И эта пауза возникла не случайно, именно она тут и нужна. Без нее, без нескольких тактов тишины, теряется всякий смысл. Я сыграл еще раз, проверяя свои ощущения и впервые остался совершенно доволен этой пьесой.
- Молодец, - торжественно произнесла Марина.
- Это ты молодец. Твоя тишина и твои ноты, которых я не мог найти.
- Получается, что ты закончил?
- Вроде того. Я не вижу смысла что-то исправлять. Мелодия безупречна, - я закрыл крышку.
Она взглянула на меня с невыразимой тоской. Я и сам понимал, что в этот момент закончился какой-то важный этап в моей и в ее жизни. За хмурым взглядом я постарался спрятать свою тоску и печаль. Мне подумалось, что вот теперь-то Марина точно уйдет, я ведь почувствовал это прежде. Наверно, и она думала о том же.
Она попросила сыграть еще. Я играл несколько раз подряд, пока не довел Марину до слез. Она разрыдалась отчаянно и безнадежно, словно знала, что скоро случится что-то неотвратимое, несущее слишком тяжкие неприятности, если не сказать большего. Притянув ее к себе и усадив на колени, я стал исступленно целовать ее, твердя шепотом, что никуда ее не отпущу. Я настолько увлекся желанием удержать ее, что не заметил, как мы оказались в постели. Я видел лишь ее широко раскрытые глаза, отражающие манящую меня прекрасную бездну. Я окунался в нее с головой, целиком, без остатка растворяясь, веря, что мы теперь не можем быть врозь. Стоит нам расстаться, и можно смело умирать. За свои двадцать девять лет я достаточно повидал и испытал, чтобы научиться доверять своей интуиции. И теперь она мне упорно твердила, что мы с этой странной девушкой должны быть вместе, от этого слишком много зависит, причем не только наши жизни и судьбы, но жизни и судьбы других людей. Не скажу, что мне было какое-то особое дело до других, но спорить с интуицией я не желал.
Когда это необычное действо кончилось, я почувствовал жуткую боль во всей нижней части тела, будто меня пытались разорвать на несколько частей. Кажется, я закричал и потерял сознание от боли. Сколько прошло времени, не знаю. Едва придя в себя, я испытал новую боль, не такую сильную, как первую, но весьма чувствительную. Марина легонько поглаживала мои ноги, стараясь унять боль. У нее были заплаканные покрасневшие глаза. Видно было, что она напугана. Увидев, что я очнулся, она тихо всхлипнула и попросила осторожно:
- Ты больше так не делай. Не надо так кричать и терять сознание. Я не знала, что делать, боялась, что ты умрешь.
У меня сжалось сердце от любви и нежности к этой милой девушке. Моей девушке. Резко сев на кровати, я обнял ее за хрупкие плечи, прижал к себе и спокойно ответил:
- Не бойся, я не собираюсь умирать, тем более теперь, ты только не уходи. Нам нельзя расставаться.
- Это я знаю, - тихонько всхлипнула она.
- Ты не уйдешь?
- Нет.
- Будешь со мной?
- Да. Ты лучше ляг, не надо слишком напрягаться. Тебе сейчас надо отдохнуть.
- Не волнуйся, уже все прошло. Я не знаю, что это было, но теперь я себя чувствую вполне нормально.
- Ноги сильно болят?
- Откуда ты все знаешь? – спросил я, через силу улыбнувшись.
- Не все. Все никто не знает. Только кое-что, - теперь и она улыбнулась, а потом ехидно добавила: - Кто-то кстати говорил о своей несостоятельности в некоторых сферах жизни. Не помнишь, кто именно?
Я хмыкнул:
- Похоже, я был не совсем прав. Впрочем, это благодаря тебе. Я люблю тебя.
Она посмотрела на меня долгим взглядом, вздохнула и спросила:
- А ты не боишься?
- Что бы ты не имела в виду, я не боюсь. И не хочу, чтобы ты чего-то боялась.
- Ты ответил, даже не подумав, - с каким-то упреком в голосе и взгляде заявила она.
- Я уже думал.
Она помолчала, потом удовлетворенно сказала:
- Что ж, раз так… Давай будем вместе. Но ты еще не рассказал до конца, что с тобой случилось. Когда продолжишь?
- Когда захочешь, - чуть разочарованно отвечал я, пытаясь понять, о чем она думает. Сказать по правде, я ожидал несколько другой реакции, да и продолжать повествование, на мой взгляд, сейчас было не слишком кстати. Я все еще был под впечатлением от неожиданной близости.
- Тогда я позвоню родственнику, попрошу привезти завтрак. А после этого ты продолжишь. Договорились?
- Хорошо.
Я окончательно сдался. Пусть будет, как будет, а там посмотрим. Может, ей действительно зачем-то нужно срочно дослушать страшную историю из моей жизни.
Пока она звонила, я вновь сел за пианино, сыграл еще раз пьесу, потом записал ноты, аккуратно сложил их на крышке пианино и удовлетворенно закурил. Я решил меньше думать, отдавшись на волю Марины, пусть она сама сейчас решает и действует.
После завтрака мы устроились на веранде. Марина вновь напомнила о моем обещании продолжить рассказ. Собравшись с мыслями, я начал.
- Итак, в квартире явно ощущалось постороннее присутствие, хотя я так никого и не заметил. Было тихо, пусто. Трудно предположить, что ко мне мог кто-то пробраться, и все же, пока я одевался, чей-то вызывающий взгляд не переставал сверлить мою спину. Одевался я перед зеркалом, так что вполне мог бы заметить, кто мне надоедает, но я никого не видел. Странное ощущение: вроде никого нет, но в то же время ты не один.
На этот день были назначены похороны Мэган. Само собой я должен был присутствовать. Народу собралось раз-два и обчелся. Кроме меня были Бартон с женой и пара общих знакомых. Все прошло спокойно, без неожиданностей и суеты. Хотя я опасался, что может случиться что-то вроде вчерашнего, но на этот раз Мэган вела себя вполне прилично.
Несколько дней прошло спокойно. А потом снова началось. Какие-то шаги непонятные, запахи, звуки, эффект присутствия, постоянно кто-то рядом находился, но я никого не видел. Сначала я старался относиться к этому спокойно, все сваливал на расшатавшиеся нервы, но с каждым днем становилось только хуже. Каждую секунду меня преследовал чей-то тяжелый, убийственный взгляд. Стоило мне чуть отвлечься на занятия музыкой, как этот самый взгляд упирался мне в спину и начинал сверлить ее, не давая возможности ни сосредоточиться, ни играть. Этот взгляд доводил меня до исступления, до ужаса. У меня по всему телу начинали бегать мурашки, а волосы на голове просто вставали дыбом.
Как-то утром я увидел самого себя, идущего себе навстречу по коридору. От неожиданности я замер на месте, а другой я прошел мимо меня, на его лице блуждала дьявольская усмешка, сам он излучал что-то ужасное, какую-то опасность. Я прекрасно знал, что такого выражения у меня никогда не было и быть не могло, но все же это был я и никто другой. Даже в той же одежде, что я сам в тот миг. Между тем мой двойник скрылся в гостиной. Я понимал, что обязан увидеть, что он там делает, но сдвинуться с места не мог, ноги не слушались; мне стоило большого труда заставить себя идти. Очень медленно я дошел до гостиной, открыл дверь и оказался внутри. Второй я, судя по выражению его лица, ждал меня. Он стоял у окна лицом к двери, но стоило мне войти, как он усмехнулся, отворачиваясь, разбил стекло и шагнул в пустоту. У меня екнуло сердце, я кинулся к разбитому стеклу и обнаружил, что оно целое, ни трещины. Ошарашено проведя по нему рукой и убедившись, что оно действительно не разбито, я замер на месте, стараясь понять, что это значит, но ответа так и не нашел.
На другой день, зайдя в ванную комнату, я вновь обнаружил другого меня, на этот раз в наполненной до краев ванне и с перерезанными венами. Этого зрелища я не вынес и выскочил из квартиры в тапочках и домашних брюках. Консьерж поймал меня у двери и сообщил, что в таком виде не стоит появляться на улице. Понимая, что он прав, я попросил у него сигарету, и, немного придя в себя, решил проверить, увидит ли он то же, что видел я. Вдохновлено соврав, что у меня в ванной завелась большая крыса или еще какое-то похожее животное, я попросил его подняться со мной в квартиру и посмотреть, потому что сам я с детства боюсь разных грызунов. Конечно, он немедленно согласился, и мы поднялись ко мне. Первым делом он прошел в ванную и какое-то время не возвращался. Я с опаской ожидал его реакции, стоя чуть не у входной двери, чтобы в случае чего тут же сбежать, однако консьерж вскоре вернулся и сообщил, что никакого животного не нашел, равно как и следов его пребывания, но, выполняя свой профессиональный долг, предложил осмотреть всю квартиру на случай, если это животное, пока меня не было, перебралось еще куда-то. Я с благодарностью согласился, тщательный осмотр всех углов занял минут двадцать, потом он сказал, что я могу жить спокойно, ибо он так никого и не нашел. Все же он предложил поставить ловушку в ванной или в любом другом месте. Пришлось снова согласиться. Консьерж ушел, я осмелился заглянть в ванную и действительно не обнаружил там ровным счетом ничего странного.
Кое-как приведя себя в порядок, я ушел на улицу и бесцельно бродил весь день. Вечером, уставший и голодный, вернулся домой.
Несколько дней подряд все повторялось снова. Утром я встречал другого себя, старательно совершавшего очередное самоубийство. Вариантов было много, обо всех рассказывать нет смысла. Не знаю, хотел ли он свести меня с ума или заставить покончить с собой, однако с некоторых пор я стал шарахаться даже от своего отражения в зеркале или витрине магазина или кафе. А потом он пропал так же внезапно, как объявился.
Теперь началось кое-что новое. Стоило мне выключить свет и лечь спать, начиналось нечто. Все предметы внезапно меняли свои очертания, становясь похожими на что-то весьма жуткое. Стол становился каким-то четырехногим чудищем, оно время от времени начинало наскакивать на меня, похрапывая или подвывая. Люстра превращалась в гигантского паука, протягивающего свои длиннющие мохнатые лапы в мою сторону и выбрасывая толстые нити липкой паутины, стараясь запутать меня, прикрутить к дивану. Постельное белье старательно пыталось меня придушить. Я как мог оборонялся, и эта борьба отнимала много сил. Спать я не мог, заниматься музыкой тоже. Свет ночью я теперь вообще перестал выключать, надеясь, что при нем ничего особенного не случится, но мои надежды потерпели фиаско. Превращения продолжались с завидной регулярностью, не смотря на устраиваемые мной иллюминации.
Часто, входя в темный кабинет до того, как там включится свет, я видел нечто весьма пугающее, словно это была не обычная, знакомая до мелочей, комната, а какой-то темный склеп с соответствующим запахом; повсюду виднелись страшные полуистлевшие головы давно казненных преступников, насаженные на копья или шесты. Все они с яростью вперялись в меня пустыми горящими глазницами. Неприятные ощущения, должен признаться. Как только зажигался свет, головы исчезали, и лишь запах еще какое-то время оставался витать в воздухе.
Однажды я как обычно пытался заснуть, когда внезапно почувствовал ужасную тяжесть на груди, будто на нее положили большую бетонную плиту. Я хотел приподняться и не смог. Кстати, именно после этого у меня стало побаливать сердце. Несколько минут я боролся с этой тяжестью, пока она не пропала так же внезапно, как появилась, зато посреди кабинета возник сгусток темноты. Черная дыра медленно, дюйм за дюймом поглощающая все вокруг. Я в ужасе вжался в угол дивана и швырнул подушку в центр этой темноты. Подушка благополучно исчезла, вызвав у меня сдавленный крик. Дыра замерла в метре от меня, и я имел возможность заглянуть в ее глубину. Страшно было, но я рискнул. Ничего там не оказалось, кроме черноты, но эта чернота выглядела живой, пульсирующей, стремящейся все втянуть в себя. В ней что-то чавкало и причмокивало, и воняло из нее протухшим болотом или уже знакомым мне склепом. В ужасе я ждал, что будет дальше. Некоторое время ничего не происходило, а потом вдруг из дыры появилась Мэган. Со дня ее смерти прошло почти два месяца, так что видок у нее был тот еще, ну, ты понимаешь, о чем я. Все же время, проведенное в могиле, дало о себе знать. Я просто растерялся, когда она внезапно возникла рядом, тупо смотрел на нее, не зная, как реагировать и что вообще делать в таких случаях. Мне подумалось, что я всего лишь заснул и теперь мне снится кошмар, но увы, я не мог проснуться, потому что это не было сном. А она молча подошла, уселась рядом и стала безмолвно смотреть на меня. Меня прошиб холодный пот, я хотел кричать, но рот будто залепили вязкой глиной. Меня хватило лишь на то, чтобы смотреть, даже пошевелиться я был не в состоянии, даже глаза не мог закрыть, как околдованный кролик перед удавом. Так продолжалось какое-то время, затем она молча поднялась и ушла в стену. Черная дыра последовала за ней. Я же еще долго пытался осознать, что произошло, меня трясло, как при сильнейшем ознобе, мысли путались, а пораженный взгляд блуждал по сторонам, ожидая увидеть еще что-то не менее ужасное.
Едва дождавшись рассвета, я оделся и вылетел на улицу. Прохладный воздух немного освежил меня, дав возможность самую малость собраться с мыслями. Побродив по городу, я решил, что надо поискать какую-то информацию о подобных вещах. Ведь не могло же быть, чтобы такое случилось исключительно со мной, тем более что я никогда не претендовал на какую бы то ни было собственную феноменальность. Наверняка что-то подобное где-то с кем-то уже случалось.
Не стану перечислять все, что мне удалось найти. В основном это были весьма оригинальные выдумки разной степени мастерства. Чего-то более реалистичного мне найти не удалось. Все истории заканчивались вызовом специалистов по разной нечисти. Мне это показалось совершенным бредом, так что я бросил поиски. Меня хватило только на один день.
Тут я замолчал на некоторое время: что-то мне не хорошо стало. Марина подошла, присела на корточки и положила руки мне на колени.
- Тебе плохо?
- Немного, не волнуйся. Сейчас пройдет.
- Может, не надо больше рассказывать? По-моему, тебе это не нравится.
- Ерунда. Сделай чаю, пожалуйста.
Она тут же занялась чаем, а я сидел, прикрыв глаза и прислушиваясь к себе. Казалось, что давешняя боль в ногах сейчас повторится. Я испугался, но в то же время понимал, что Марина перепугается еще сильнее, если я поведу себя так же, как давеча. Надо было сдержаться любой ценой, лишь бы не выдать своего состояния. Я оказался прав, та же жуткая боль, постепенно нарастая, захватывала всю нижнюю часть тела. Стараясь дышать глубже, я вцепился в подлокотники, сжав их так, что костяшки пальцев побелели.
Все же я надеялся, что Марина ничего не заметит.
Когда боль накрыла с головой, я молча отключился.
Первое, что я увидел, придя в себя, были встревоженные глаза Марины рядом со своим лицом.
- Что с тобой происходит? – печально спросила она, обняв меня.
- Не знаю. Никогда раньше ничего похожего не случалось, - честно признался я, стараясь говорить ровнее. – Я немного отдохну и продолжу, если ты не против.
- Чем дальше ты заходишь в своем рассказе, тем хуже тебе становится, - удрученно констатировала она. – Не нужно было заставлять тебя.
- Перестань, милая, я же сам хотел тебе все рассказать. К тому же я и раньше кому-то рассказывал, из-за этого со мной и знакомые перестали общаться. Ни у кого не было желания поддерживать отношения с психом, у которого такие глюки. Знаешь, кое у кого даже идея возникла, что я стал наркоманом, - я с трудом рассмеялся.
- Так-так, это уже что-то новое, - Марина ласково улыбнулась.
- Да ничего нового, я это уже пережил.
- Ты что, действительно?.. – делано удивилась она.
- Вот еще, мне и без вспомогательных средств видений хватило, - я хмыкнул и вздохнул.
- Опять? – Марина нахмурилась.
- Нет, не переживай, все  в порядке. Ты мне чай не дашь?
- Забыла совсем, подожди секунду.
Она подкатила кресло к столу, налила мне чай и сказала:
- Прошу. Не хочешь перекусить чего-нибудь? Можно сделать бутерброды.
- Нет, спасибо. Только чай. И покурить надо.
Она снисходительно покачала головой, как бы говоря: «Ну и зачем тебе эта гадость нужна?» Я в ответ лишь пожал плечами, мол: «Ничего не могу с собой поделать».
Выпив чай и выкурив сигарету, я решил продолжить рассказ. Марина это поняла, устроилась за столом напротив меня, подперев голову руками.
- Слушай дальше. С тех пор Мэган стала приходить каждый вечер, теперь уже просто появляясь посреди комнаты, обходясь без посредства черной дыры. Сначала молча, беззвучно, просто сидела и сводила меня с ума своими истлевшими чертами, платьем, прической и очками. Все на ней было как в тот самый день, разве что с каждым визитом ее внешность портилась все больше.
Наконец она снизошла до разговора со мной. Сколько я услышал… Безумная, беспричинная ненависть, дикая злоба, проклятия в мой адрес, гадости о времени, проведенном со мной. Никогда не думал, что смогу удивиться чему-то, сказанному ею, но я удивлялся, удивлялся и боялся все сильнее с каждым разом.
В один прекрасный день я подумал, что все-таки схожу с ума. До психиатра правда не дошло, но к психоаналитику мне пришлось обратиться, хорошему, как говорили,  и весьма дорогому специалисту. Как ни странно, но в нем успешно сочетались два увлечения: психоанализ и интерес к паранормальным явлениям, так что я был для него настоящим кладезем для изучения того и другого. Он выслушал меня с большим интересом, но не нашел каких-то серьезных отклонений, кроме сильного переутомления, и начал заниматься анализом моих странных видений. Он сразу решил, что я считаю себя виновным в смерти жены, потому мне и мерещится черти что, а все необычное посчитал лишь плодом моего перевозбужденного творческого воображения. И все же каждый день я приезжал к нему в офис, как идиот, ложился на диван и принимался рассказывать о событиях прошедшей ночи. Он старательно записывал все в тетрадку и на диктофон, но через несколько сеансов пришел  к выводу, что я просто дурю ему голову и понапрасну трачу его время и свои деньги. Тогда я предложил ему самому попробовать увидеть то, что вижу я. Он согласился, несчастный. Это было  нечто, признаюсь честно. Он приехал ко мне домой вечером, мы устроились в кабинете. Настроен он был более чем скептично, даже позволил себе отпустить пару колкостей в мой адрес. Еще бы, он ведь не ожидал увидеть чего-то особенного. Точнее он не ожидал увидеть вообще ничего, наивный.
Свет я погасил, но ложиться не стал. Мы с моим визави просто сидели на диване и ждали, что случится.
Началось с того, что люстра распустила паучьи лапы и попыталась схватить доктора за шею. Ну и завопил же он, я чуть не оглох. А потом появилась Мэган со своей насмешливой миной. Она стала нести какую-то чушь в адрес докторов, а потом и меня, смеясь, говорила, что всю жизнь ненавидела врачей и музыкантов, а теперь станет их еще и презирать.
Мне было не столько страшно, сколько неприятно. Я понимал, что теперь-то мне и с психоаналитиком не о чем будет поговорить. Ему самому впору бежать лечиться в ближайшую клинику, настолько дикий, испуганный и жалкий вид у него был. Стало тоскливо, хотелось, чтобы все это закончилось как можно скорее. Но Мэган продолжала что-то еще говорить, о чем-то рассказывать. Теперь она уже припоминала разные не слишком приятные события из жизни доктора, доводя его до полуобморочного состояния. Ну а под конец она снова перешла на обсуждение моей персоны, только закончила это дело довольно быстро и весьма оригинально. Она заявила, что давно мечтала сделать то, что собирается сделать теперь. Подойдя к роялю, она одним уничтожающим взглядом подожгла его. Он загорелся мгновенно, словно был полностью полит бензином. Пламя поднималось до самого потолка, освещая комнату, Мэган и доктора, который от избытка впечатлений хлопнулся в обморок. Я понимал, что это не видение, огонь действительно полыхает что есть сил. Он быстро заполнил собой кабинет, сжигая ноты, какие-то бумаги, занавески, ковер, словом, все. Ты не представляешь, как мне хотелось сразу со всем этим покончить. Стоило лишь сдаться и умереть. Пламя принесло бы не только смерть, но и избавление от еженощного созерцания всякой мути. Но я не смог себе этого позволить. Кое-как вытащив доктора, я вызвал пожарных. К их приезду вся квартира сгорела, спасать было нечего, зато мой эскулап частично пришел в себя, и мы с ним сидели на ступеньках, оба надышавшиеся дымом и перепачканные сажей.
На другой день он действительно отправился в клинику и просил запереть его в самой изолированной палате. Не знаю, случалось ли ему там видеть что-то необычное или  нет, я вообще больше ничего не знаю о его судьбе.
А мне еще пришлось разбираться с пожарными и страховщиками, да и с владельцем квартиры, которую так красиво сожгла моя бывшая жена. Мои объяснения были сбивчивыми, им никто не хотел верить. Впрочем, это не так интересно. Позволь пропустить эти события. Лучше я расскажу о другом.
Я переехал в маленькую квартирку на окраине города, конечно, не ту, где жил когда-то. Но и там Мэган не давала мне покоя. Снова приходила каждый вечер, ныла, ругалась, швыряла вещи, пыталась опять устроить пожар, но я настолько привык к ее выходкам, что имел наглость просить ее не повторяться, а придумать что-то новое. Странно все это было. Я и представить не мог, чем это закончится, да и закончится ли вообще.
Ну и как-то в очередной ее приход, когда я все же пытался хоть что-то сыграть, она сделала что-то, произнесла какую-то фразу, я не помню точно. В общем, сразу после этого я просто не смог встать из-за пианино. Ноги перестали меня слушаться. Вот тогда я действительно испугался. Если я не могу ходить, то как же я буду выступать?
Первое, что я сделал, это позвонил Бартону. Он немедленно приехал и потребовал объяснений. Мне пришлось рассказать ему все с самого начала. Он слушал внимательно, ни разу не перебив. Казалось, что он взвешивает каждое мое слово с тем, чтобы понять, свихнулся я или говорю правду, пусть и неестественную. Видимо, он решил, что я не придумываю. Во всяком случае, он устроил меня в хорошую больницу, где я был подвергнут самому тщательному обследованию. Врачи так и не поняли, почему я не могу ходить. Но все в один голос утверждали, что нервы у меня ни к черту, надо для начала их лечить, может, тогда и ходить снова смогу. Глотал кучу таблеток, микстур и прочей ерунды, уколы, процедуры… Много чего. Надоело жутко, зато Мэган перестала появляться. Возможно, ей не нравилась больничная обстановка. Но стоило мне вернуться домой, как и она вернулась и продолжила донимать меня.
Бартон специально для меня заказал кресло, чтобы я не чувствовал себя совсем уж беспомощным. С этим чудом техники я научился справляться быстро, как и обходиться без посторонней помощи. Но это была ерунда по сравнению с тем, что у меня напрочь отшибло интерес к пианино и музыке. Было время, когда я ненавидел и то и другое. Постепенно это проходило. Я заставлял себя хотя бы сидеть перед пианино, а вот играть еще долго не мог. Порой садился за него и не мог даже прикоснуться к клавишам. Тупо смотрел на ноты, на чередование черных и белых клавиш, а в душе-то пусто было. Ничего не хотелось ни сочинять, ни играть. И жить не хотелось.
Днем сидишь у окна, глядишь на улицу, на людей, на машины. Ни книг, ни телевизора, ни радио, ничего. Ничто на свете не может привлечь внимание. Ни одного знакомого рядом, ни доброго слова, ни малейшей поддержки. И это кресло, будь оно неладно! Никуда без него, только вечером в постель. А по ночам очередные визиты Мэган. Едва я опускал голову на подушку, как появлялась она, садилась на край кровати и начинала свои вечные бредовые разговоры. Пугать меня она уже перестала, пожары больше не устраивала, разные вызывающие ужас персонажи тоже не появлялись. Я даже привык спать урывками под ее нытье.
Обо мне уже давно ходила дурная слава, прежние знакомые просто-напросто боялись поддерживать со мной какие-то отношения. Теперь представь мое состояние, когда я звонил кому-то, а мне очень вежливо давали понять, что не хотят со мной разговаривать. Да что там разговаривать! Знать обо мне хоть что-то! Жив я или сдох, работаю или запил, да мало ли…
Одним словом, мне становилось с каждым днем все труднее не только общаться со старыми знакомыми, но и обзаводиться новыми, и не только из-за того, что я был ограничен в передвижениях. Люди словно чувствовали мои проблемы и заранее старались отгородиться от меня. Так я и остался один.
Только Бартон не переставал доставать меня. Каждый день приезжал и требовал новой и новой музыки. Он даже дошел до шантажа, заявив, что не станет оплачивать счета от врачей и за квартиру, а если я не буду сочинять, то придется еще платить громадные неустойки той самой компании, контракт с которой когда-то так меня радовал, теперь повергая в уныние, и платить придется мне самому, на него я вообще могу не рассчитывать… Я до сих пор удивляюсь, откуда у него было столько веры в меня. Я своеобразный, но есть куда более талантливые музыканты, а он продолжал работать со мной, порой доводя меня до истерик, но добиваясь своего. В общем, если бы не он, я бы точно свихнулся.
Потом я снова переехал, надеясь, что на новом месте меня никто не будет мучить. Я старался играть как можно больше, пытался сочинять, гулять, в общем, жить более-менее сносно. Неделю все оставалось спокойно, но потом снова вернулась Мэган.
Ну а потом переехал сюда. Говорят, здесь воздух подходящий для расстроенных нервов. К тому же никаких соседей, туристов и прочего. Ты не могла бы подать мне сигареты? Эти кончились, - устало вздохнув, попросил я.
- Да, держи. Значит, это все?
- Ну, если не слишком вдаваться в подробности, - я закурил, - то да. Если тебя интересует еще что-то, спрашивай. Постараюсь удовлетворить твое любопытство.
- Нет, не сейчас, - она растянула губы в лукавой улыбке.
- Ах, так? – в тон ей отвечал я, вскинув брови и выражая удивление.
- Именно. Надо отдохнуть. Потом продолжим этот разговор.
- Да хватит уже, - я махнул рукой, - мне все равно больше не о чем рассказывать.
- Как это не о чем? Есть еще кое-что, но сейчас мы сделаем перерыв. Скажи, как думаешь, много надо человеку для счастья?
- Ну, наверно все от человека зависит. Одному одно, другому другое. Третьему третье. А уж в каких количествах, это вообще вопрос загадочный.
- А тебе?
- Мне нужно не так уж много, - без особой охоты отвечал я, вздохнув.
- Что?
- Ты настаиваешь?
- Да.
- Ты и музыка.
- Ну да, мы же договорились быть вместе, - она как-то странно улыбнулась.
- Договорились, - подтвердил я, не понимая ее интонации.
- А что ты станешь делать, если со мной что-то случится или я должна буду уехать на какое-то время? – продолжала допытываться она.
- Что за ерунду ты говоришь? – сбитый с толку спросил я, нахмурившись. – Ты куда-то собралась?
- Всякое бывает в жизни.
- Даже и думать не смей ни о чем подобном, - твердо велел я.
- Хорошо, уговорил, - с легкостью согласилась она. – Давай прогуляемся. Хочется воздухом подышать и вообще.
Ох, не хотелось мне никуда идти. Я словно чувствовал, что должно что-то случиться. Откуда появилось такое чувство, я не понимал, вроде бы все было спокойно. Даже Мэган не появлялась. Но меня что-то сильно тревожило. Словно в доме мы с Мариной были в полной безопасности, а снаружи нас ждало что-то нехорошее.
Но все же мы вышли. Марина с легкостью скатила кресло по ступенькам и покатила его по берегу.
- Помнишь, я рассказывала тебе о маковом поле и холме? – чуть отрешенно начала она. – Я хочу сейчас туда пойти. Надеюсь, что дорога не займет много времени.
- Дорога-то может и не займет, а как мы на холм поднимемся? Ты же не сможешь меня туда затащить, - совершенно резонно заметил я.
- Хотя бы просто на поле посмотрим, - она старательно уговаривала меня, словно от этой прогулки что-то зависело. - Там сейчас должно быть очень красиво. Уверена, тебе понравится. Да и мне хотелось бы побывать там с тобой.
- Это далеко? – почти сдавшись, спросил я.
- Нет, не далеко, - с энтузиазмом отвечала она, упорно толкая перед собой кресло.
- Подожди, я сам поеду, а ты иди рядом. Если застряну, тогда подтолкнешь, хорошо?
- Ладно.
Кромку берега от остальной территории отделяла полоса густого леса, неизвестно когда и кем посаженная, вполне возможно, что она тут появилась сама по себе. Идти по нему было сложно, а уж передвигаться в моем состоянии еще хуже. До ближайшей дороги, по которой временами курсировал рейсовый автобус, было далеко. Мы пробирались по какой-то тропке, хорошо хоть она вела по ровной местности, без подъемов и спусков.
У нас ушло около часа, чтобы преодолеть лесок и выехать на широкую пустошь. Взглянув на нее, я подумал, что даже пытливый взгляд художника вряд ли смог бы найти тут что-то более-менее интересное. Однако моя спутница продолжала идти вперед, увлекая меня за собой. Временами она подбадривала меня, говоря, что осталось еще немного, скоро будем на месте.
Действительно через некоторое время мы оказались у макового поля. Все до самого горизонта было усеяно великолепными красными цветами, редко глаз замечал маленькие полянки колокольчиков, а посреди этого моря возвышался высокий холм, сложенный из огромных серых и бурых камней. Я не слишком хорошо разглядел, но мне показалось, что сам холм абсолютно лишен растительности.
- Красиво, правда? – спросила Марина, вдыхая аромат цветов.
Мне же этот запах напомнил другой, тогда, в гостиной. Я нахмурился и спросил:
- Надеюсь, ты не собираешься идти туда, - я кивнул в сторону холма.
- Почему бы нет?
- Хотя бы потому, что это небезопасно. Море мака с его ароматом… Короче, посмотрели и давай возвращаться. Я туда точно не пойду, да и тебя не пущу. Тем более что мы все равно не сможем подняться на него при всем желании.
- Ну что ж, - она печально вздохнула. – Раз ты не хочешь, то я не настаиваю. Хотя жаль, можно было бы загадать желание.
- У меня одно желание, - смягчаясь, отвечал я. – Ты и сама знаешь, какое. И исполнить его вполне в твоих силах, если захочешь, если нет, то и никакой холм не поможет.
Она улыбнулась.
- Хорошо, возвращаемся.
Обратная дорога заняла гораздо меньше времени. Я все думал, насколько реальна эта история с загадыванием желаний на вершине холма. Интересно, какое бы желание загадал я, будучи уверенным, что оно сбудется? Что оказалось бы важнее - здоровье или Марина? Будь я здоров, я бы наверняка смог добиться, чтобы она была со мной. Или мне стоило пожелать, чтобы она и так была со мной, пусть и инвалидом? Снова я задумался, имею ли право заставлять ее остаться со мной, быть рядом, особенно теперь, когда у меня внезапно начались странные приступы. В один из них сердце может не выдержать болевого шока, и тогда… Что она будет делать? Она ведь призналась, что испугалась. Получается, что нам обоим будет лучше, если мы все же расстанемся. Теперь она знает мою историю, но все же ничуть не изменила своего доброго отношения. Возможно, мы сможем остаться друзьями, временами встречаться и так далее, но заставлять ее быть со мной всегда я не имею никакого права. Господи, так и свихнуться можно… Не могу больше. Пусть будет, что будет. Но тогда выходит, что я все сваливаю на Марину,  эгоист…
Постепенно темнело, наступал вечер, неся с собой обычное похолодание, но едва мы оказались на берегу перед коттеджем, Марина заявила:
- Раз ты не пустил меня на холм, то я пойду искупаюсь.
- Ты с ума сошла! – испуганно вскрикнул я. – Уже темнеет, а ты купаться собралась! В душе поплещешься, я запрещаю даже подходить к морю.
- Эй, ты чего это? – насмешливо бросила она. – Мы еще не женаты, а ты уже такие запреты ставишь на каждом шагу. Представляю, что потом будет. Туда не ходи, это не делай, с этими не встречайся и тому подобное. Я так не согласна. Мне родители всю жизнь указывали, что делать, а чего нет.
Из ее речи я уловил только слова о замужестве.
- Повтори, что ты сказала, - тревожно попросил я.
- Только не говори, что не слышал.
- Слышал, но хотел бы уточнить насчет слова «женаты».
Она немного задумчиво глянула на меня.
- Похоже, я сильно опередила события. Не надо было говорить об этом.
- Нет, постой. Ты просто так это сказала, или ты хотела бы… - я не закончил, но она и так поняла.
- Хотела бы, - слегка прищурившись, заявила она. – Ты ведь свободен, я тоже. Только не сейчас, чуть позже. Может, к Новому году. А сейчас я хочу купаться. Ты уже имел возможность убедиться, что со мной ничего не случится, так что не переживай, я быстро. Ты и не заметишь моего отсутствия.
Она разделась, оставшись в одном белье, разбежалась и влетела в воду. У меня в тоскливом предчувствии сжалось сердце. Становилось все темней, да и похолодало заметно, а я не сумел удержать ее, заставить бросить эту глупую затею. Мне вдруг отчетливо послышалась игра на пианино. Кто-то запросто, прямо-таки мастерски, выводил мою мелодию, законченную утром. Я и вообразить не мог, кто бы это мог быть. А ведь музыка доносилась из моего коттеджа.
Чертыхнувшись, я крикнул:
- Эй, кто там?
В ответ раздавалась лишь музыка. Мне стало совсем не по себе. Подъехав ближе к дому, я попробовал заглянуть в окно, приподнявшись на руках, но никого не увидел. Пианино было не разглядеть с улицы. А потом вдруг наступила та самая пауза, вместе с ней повсюду разлилась гудящая тишина, и в этой тишине я едва уловил сдавленный крик Марины.
Сомнений не было, она звала на помощь. Но что я мог сделать? Как помочь? Пока я доползу до телефона и позвоню хозяину, уже никакая помощь не понадобится. Тогда я стал звать того, кто мог находиться в доме, но он не отзывался, продолжая играть. Я понимал, что нельзя терять время, но не знал, что делать. Вдруг я решил сам отправиться на помощь моей милой подруге, она-то не стала бы раздумывать, очертя голову бросилась бы помогать мне.
Я вылез из кресла и пополз к воде, постепенно забираясь все дальше. Уж руки у меня сильные, плыть смогу. И поплыл, постоянно зовя Марину. Плыть было неудобно, приходилось работать руками изо всех сил, к тому же я не видел Марину. Задержавшись на одном месте, я вновь стал звать ее, потом пришлось нырять. Наконец мне показалось, что я видел ее всего в нескольких метрах от меня, словно она на секунду появилась над поверхностью воды, едва слышно вскрикнула и снова исчезла. Я кинулся туда, несколько раз нырял, пока не заметил ее. С трудом ухватив ее за руку и вытянув на поверхность, я поплыл к берегу, стараясь держаться так, чтобы ее голова оставалась на поверхности, однако прекрасно понимал, что Марина не дышит, и мне придется сделать еще одно важное дело: попробовать привести ее в чувства.
Вскоре ноги коснулись дна. Я даже и не понял сразу, что произошло, все как-то само собой получилось. Я взял Марину на руки и пошел к берегу, поднялся в коттедж, уложил ее на диван в гостиной и начал делать искусственное дыхание. Минут через пять мои старания получили отклик, Марина закашлялась и начала дышать. Я усадил ее, прижал к себе.
- Ч-шш, тише, милая, все уже позади. Все в порядке. Успокойся.
Затем укутал ее пледом и вновь прижал к себе, нежно гладя ее мокрые волосы.
- Ты вытащил меня? – задыхаясь, охрипшим голосом спросила она, повернув ко мне лицо, усыпанное капельками воды.
- Пришлось. Я же говорил тебе, что не надо плавать. Но теперь все хорошо.
- Как ты… я не понимаю… ты…
Она шептала сбивчиво и взволновано, испуганно глядя на меня. Я вдруг понял, о чем она говорит. Я шел сам. Не полз, а именно шел. После такого открытия меня начало трясти. Марина высвободилась из пледа, обхватила мою шею руками и крепко прижалась ко мне. Теперь уже ей надо было меня успокаивать, что она и начала делать неумело и сбивчиво.
Потом она вдруг резко замолчала, замерла и осторожно обернулась. Я последовал ее примеру. Посреди комнаты стояла Мэган. Тихая, спокойная, словно она тут совершенно ни при чем.
Я нахмурился. Марина сильнее прижалась ко мне.
- Сколько я ждать должна? – тихо спросила Мэган, сверля меня взглядом. – У меня уже терпение кончается.
Не знаю, что на меня нашло, но я неожиданно даже для себя ответил:
- А ты не жди, убирайся туда, откуда пришла. Считай, на этот раз тебе не повезло, неправильно ты меня выбрала. Не таким я оказался, кто тебе нужен был. Уверен, ты многих успела забрать черти куда, я уж не знаю, как это у вас называется, но со мной это не получится. Уходи, все кончено.
Она смерила нас обоих долгим тяжелым взглядом и вдруг растаяла в воздухе, оставив после себя лишь гнилостный запах.
Марина передернула плечами, я поморщился. Мне не верилось, что она так просто исчезнет из моей жизни. Слишком легко как-то получилось. Хотя, если задуматься, то не так все просто. Сколько проблем было, неприятностей, кошмаров… Марина повернулась ко мне, в ее взгляде угадывались те же мысли. Вдруг она подскочила с дивана, завернувшись в плед как в тунику, и задорно сказала:
- Встань-ка.
Я бросил на нее робкий взгляд, неуверенно посопел и произнес:
- Я вряд ли смогу.
- Глупости! Если ты хочешь, чтобы я осталась, вставай и иди ко мне. Я за тобой бегать не собираюсь.
- У тебя еще хватает дерзости смеяться над больным человеком, - недовольно проворчал я, но все же попробовал подняться.
Я стоял. Сам. Как когда-то. Даже долгое сидение в кресле не слишком сказалось на этой моей способности, чего я никак не ожидал. Марина подбадривала меня озорной улыбкой. Ради нее я готов был пройти гораздо большее расстояние, чем эти несколько шагов. Сделав глубокий вдох, я сделал первый шаг. Потом второй. Шаги получались робкие и неверные, но все-таки я шел. А когда приблизился вплотную к Марине, то обнял ее, расцеловал и серьезно заявил:
- Я пришел. Тебе придется остаться со мной. Только учти, это навсегда.
- Договорились, - она радостно улыбнулась. – А где твои очки?
Я невольно схватился рукой за переносицу и растеряно улыбнулся.
- Надо же, я и не заметил, как потерял их. Должно быть, когда нырял за тобой.
- Как же ты без них будешь? Тут магазинов нет, придется в город ехать, - Марина казалась немного расстроенной.
- Ерунда, - я махнул рукой, - пока обойдусь как-нибудь. Можно попросить Бартона, чтобы прислал новые.
- Ладно, разберемся. Я ведь с тобой, если что – помогу.
Тут я вспомнил о звуках музыки, доносившейся из моего коттеджа. Отстранив Марину, я осторожно подошел к пианино. Крышка была открыта, листы нот разбросаны по полу.
- Что там  у тебя? – на цыпочках подошла Марина, кутаясь в плед.
Я обратил к ней задумчивый взгляд.
- Ты не слышала, как кто-то играл на пианино?
- Когда? – она нахмурилась.
- Как раз в то время, когда ты купаться полезла.
Она покачала головой и закусила губу.
- Не слышала. А кто играл и что?
- Мелодию, которую мы с тобой закончили утром. Кто – не знаю, я не видел. Смотри, - я указал рукой на пианино, - крышка открыта и ноты разбросаны по полу.
- Ноты могло ветром сдуть, - неуверенно ответила она, нагнувшись, чтобы собрать их.
- Крышку тоже ветром открыло? А играл кто? – не скрывая скептического настроя, спросил я.
Мы надолго задумались. Я присел на диван, Марина стала готовить чай. Мы оба молчали, не зная, что предположить. Она попросила принести ее одежду с берега. Осторожно поднявшись и не менее осторожно выйдя из дома, я медленно спустился по лестнице, прошел по берегу до кресла, ставшего теперь уже ненужным. Задумчиво посмотрев на него, хмыкнул, провел ладонью по спинке и подлокотнику. Огляделся. Погода безнадежно портилась с каждой минутой. Время было еще не слишком позднее, но темно стало, как ночью. Небо заволокло черными тучами, поднялся сильный ветер, море тоже стало беспокойным, высокие волны с ревом накатывали на берег и нехотя отползали назад. Кое-где на горизонте сверкали молнии, но грома пока не было слышно.
Я поднял одежду Марины и, толкая перед собой кресло, не торопясь, вернулся. Втащив кресло на веранду, вошел в дом и замер на пороге. Всю заднюю стенку закрывала уже знакомая мне черная бездонная дыра. Прямо перед ней стоял я сам, другой, с лицом, искаженным дьявольской ухмылкой, с глазами, устремленными на стоящую перед ним в нерешительности Марину, все еще завернутую в плед, как в тунику; он манил ее к себе пальцем, и она, не в силах противиться, медленно, но неуклонно приближалась к нему и к дыре все ближе. Я уловил смертельную угрозу, исходившую от всего его облика.
Заметив мое появление, другой я бросил на меня полный ненависти взгляд и процедил сквозь зубы:
- Даже не думай.
Я с удивлением услышал собственный голос, звучащий с такой уничтожающей интонацией, пришпиливающей к месту. Я не мог сдвинуться и с ужасом подумал, как бы снова не разучиться ходить.
- Марина, - тихо позвал я, но она услышала, обернулась с видимым трудом, и я увидел ее перепуганное лицо с дорожками слез на щеках. Эти слезы… Господи, ее слезы мучили меня сильнее, чем убийственный взгляд моего двойника. Я не мог допустить, чтобы с ней случилось что-то ужасное, надо было что-то предпринять, но у меня из головы все мысли разом испарились. Тогда я прошептал: - Смотри на меня и слушай только меня, старайся не обращать на него внимания. Попробуй повернуться ко мне.
- Не могу, - едва слышно отвечала она, с трудом шевеля губами.
Что же делать? Я все-таки попробовал сделать хоть один шаг. Мне это удалось, хотя и с большим трудом. Такими темпами я доберусь до Марины не раньше, чем минут через десять, а это будет слишком поздно. А если не идти? Не особо раздумывая дальше, я напрягся и прыгнул, преодолевая расстояние в доли секунды, и оттолкнул Марину; краем глаза я увидел, что она упала и откатилась в сторону. Тут же раздался один из первых ударов грома, слившийся с яростным воплем моего двойника. Я быстро поднялся и встал наизготовку, словно собирался драться.
Однако больше мне ничего делать не пришлось. Послышался еще один громовой раскат грома, я увидел яркую вспышку света, внезапно возникшую между мной и моим двойником, и на несколько секунд практически ослеп. Мне даже подумалось, что это молния каким-то образом угодила в комнату. Когда свет медленно исчез, и мои глаза вновь приобрели способность что-то видеть, выяснилось, что и черная дыра, и другой я бесследно исчезли.
Я повернулся к Марине. Она сидела на полу, выставив перед собой руку, словно все еще защищая лицо от недавней вспышки. Подойдя, я тронул ее за плечо и позвал. Она подняла на меня восхитительно чистые глаза и улыбнулась.
- Ты в порядке?
- Да, вполне. А ты?
- Вроде цел. Вставай, - я протянул ей руку, когда она ухватилась за нее, рывком поднял ее на ноги.
- Я есть хочу, - виновато призналась Марина, смущенно глянув на меня потом на телефон. – Давай родственнику позвоним, пусть привезут чего-нибудь, а то я помру.
Я удивился, потому что у меня не было даже намека на аппетит, но все же позвонил хозяину. Тот обрадовался звонку.
- Наконец-то! Я звонил несколько раз, у вас никто не отвечал, пришлось отправить к вам помощника; он вернулся и сказал, что ни дома, ни поблизости вас нет. Мы переволновались, думали, если до вечера не объявитесь, придется в полицию звонить.
- У нас все в порядке, просто загулялись. Я понимаю, что погода не самая подходящая, но не могли бы вы прислать нам ужин?
- Через десять минут он будет у вас.
- Спасибо. И еще что-нибудь из одежды Марины, пожалуйста. Лучше потеплее.
- Хорошо, Сэм все привезет.
Марина благодарно чмокнула меня в щеку и упорхнула в душ. Я вздохнул и опустился на диван, только теперь почувствовав жуткую усталость. Болели и ноги, и руки, и спина, будто я весь день таскал тяжести, но эта боль мне даже нравилась: значит, я действительно ходил, мне это не приснилось. Я бросил взгляд на открытую дверь – за ней бушевал ливень, сверкали молнии и постоянно слышались раскаты грома. Море и небо слились в одну сплошную черную и грязно-серую линию. Я закрыл глаза и задремал.
Разбудил меня звонкий голос хозяйского помощника, расставлявшего посуду на столе.
- Просыпайтесь, господин. Все горячее и очень вкусное.
- Спасибо, Сэм. Прости, что пришлось заставить тебя выходить в такой ливень.
- Ничего страшного, не тревожьтесь, - улыбнулся он и с гордостью прибавил. - Я в плаще приехал, а он у меня особенный, ни в какой ливень не промокнет. А вот вам не мешает переодеться, одежда-то совсем промокла.
- Да, верно. Сейчас переоденусь, - смущенно произнес я и добавил: - Может, останетесь, переждете?
- Ну что вы? – он улыбнулся еще шире. – Вы не знаете местной погоды. Ливень продлится до утра, если не до обеда. Как бы он в настоящий шторм не перешел. Так что я лучше вернусь. Приятного аппетита.
Он взял с вешалки у двери свой чудесный плащ, накинул его и вышел, закрывая за собой дверь. Через пару секунд послышался звук работающего мотора, быстро удаляющегося вдали.
Вернулась Марина.
- Садись ужинать, - предложил я.
Она не заставила себя упрашивать, тут же принявшись за еду. Мне есть все еще не хотелось, вместо этого я отправился в душ, а когда вернулся, Марина уже спала в моей постели. Я улыбнулся, постоял немного, любуясь ею, потом ушел в гостиную и устроился на диване. Спать решительно не хотелось, к тому же до меня только сейчас начал доходить смысл всего происшедшего за этот день. Вроде бы прогулка к маковому полю ничего особенного не значила, учитывая, что мы так и не поднялись на холм. Но то, что Марина чуть не утонула, а я вдруг приобрел способность ходить; жуткое исполнение моей фортепьянной пьесы, да еще внезапное появление моего двойника после того, как я понадеялся, что всякая мистика закончилась – вот это да, это нечто из ряда вон, непонятное и необъяснимое. И кстати, куда и почему другой я вдруг исчез? Как это произошло?
Поднявшись, я осмотрел комнату. Все было на своих местах, ничто не изменилось, словно все случившееся мне лишь померещилось. Ни намека на появление черной дыры, на вспышку света или еще что-то.
Вернувшись на диван, я постарался расслабиться и избавиться от всех мыслей. Закрыв глаза, я даже попытался уснуть, устроившись более-менее удобно, но сна не было и в помине. Я ворочался до глубокой ночи, прислушиваясь к шуму ливня за стенами и редким раскатам грома. Иногда за окном проскакивала вспышка молнии, освещая комнату.
Вдруг в очередной вспышке я увидел Марину, она присела на корточки возле дивана и всматривалась в мое лицо. Я невольно вздрогнул и резко сел.
- Испугался? – весело спросила Марина, присаживаясь рядом со мной. – Почему ты здесь? Я проснулась, тебя нет. Без тебя, между прочим, холодно.
- Прости, не хотел тебе мешать. Это ты можешь прилечь тихо и осторожно, а я верчусь и вообще…
- Ты мне не помешаешь, не волнуйся. Идем туда, ладно?
Проснулся я поздно, голова болела, во всем чувствовалась какая-то напряженность. Марина готовила чай. Приветливо улыбнувшись, она пожелала мне доброго утра. Умывшись, я вышел на веранду. Ливень кончился, на берегу блестела мокрая галька. Море было хмурое, но спокойное. Ленивые волны даже не пытались забраться на берег. У кромки воды деловито прохаживалась чайка, что-то выискивая среди камней. Я решил немного прогуляться по берегу, то ли чтобы окончательно убедиться, что смогу это сделать, то ли просто чтобы получить удовольствие от холодных круглых камней. Подойдя к самой воде, я присел на корточки и опустил пальцы в воду. Мне припомнилось, как вчера я залез в нее, тут же стало холодно, по спине пробежали мурашки. А потом послышался пронзительный телефонный звонок. Я напрягся, вслушиваясь в этот звон, резко поднялся, так что закружилась голова, а по всему телу разлилась неприятная слабость. Закрыв глаза, я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, приходя в себя, и с  некоторым трудом добрался до дома. Марина говорила по телефону. Заметив меня, она будто смутилась и огорчилась одновременно, но продолжила разговор.
- Да, дядя, я понимаю. Но как я доберусь до дома?.. Ладно, буду ждать. Давай через полчаса, мне надо собраться и вообще… Да, пусть привезет мой рюкзак.
Я терпеливо ждал на пороге, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди. Из этих нескольких фраз стало понятно, что она уезжает, и теперь мне не столько хотелось узнать, почему и зачем, сколько просто заплакать. Черт, это в который раз за последнее время? Впрочем,  у меня было оправдание: я-то поверил, что она останется со мной…
Я подумал, что за утро еще не выкурил ни одной сигареты, а если быть точным, то еще с вечера. Последние события плохо на меня влияют, зато благотворно сказываются на моем здоровье. Подойдя к столу, я взял сигарету, щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и вышел на улицу, а Марина что-то еще говорила в телефон, но я уже не слушал. Я вновь подошел к кромке воды, закрыл глаза и дышал морским воздухом, сильно разбавленным сигаретным дымом. Придется снова привыкать оставаться одному.
Мне подумалось, что она заранее знала о предстоящем отъезде. Она же сама сказала: «если со мной что-то случится или я должна буду уехать». Наверно, она хотела осторожно подготовить меня к своему отъезду, вместо того, чтобы прямо сказать об этом. Или не была уверена до конца, а теперь вот… В общем, уезжает и не вернется. В принципе оно и правильно. Зачем я ей сдался?
Прошло минут десять. Я успел выкурить две сигареты и собирался взяться за третью, когда почувствовал, что Марина обняла меня и прижалась к моей спине.
- Мне придется уехать ненадолго, во всяком случае, я надеюсь, что это не займет много времени. Я не хотела, но у меня нет другого выхода. Мать искала меня, на всякий случай позвонила сюда, дядя признался, что я у него… Отец попал в больницу, что-то с сердцем.
- Ты не вернешься, - холодно ответил я, отстраняясь.
- Обещай, что дождешься меня, никуда отсюда не уедешь до тех пор, пока мы не увидимся, - словно не слыша моих слов, продолжила она. – Я постараюсь вернуться как можно быстрее.
- Ты не вернешься, - повторил я.
- Посмотри на меня, потом будешь говорить.
Я медленно повернулся и поразился ее виду. Она увядала чуть не на глазах, словно цветок, брошенный на палящем солнце без капли воды, в глазах застыли слезы, щеки побледнели. В ней чувствовалось что-то обреченное. Я схватил ее за плечи и встревожено спросил:
- Что с тобой?
- Ты мне не веришь.
Потрясенный, я не мог дальше сохранять видимое равнодушие. Мою уверенность в том, что она заранее знала об отъезде, сдуло как ветром.
- Я буду ждать тебя здесь, только возвращайся скорее, - целуя ее со всей страстью, обещал я.
- Уверен? Я могу задержаться, - печально отвечала она, прижимаясь ко мне так, словно хотела раствориться во мне.
- Уверен.
Мы молчали какое-то время, успокаиваясь, потом вернулись в дом и стали пить остывший чай.
- Как ты доберешься?
- Меня отвезет Сэм на своем скутере.
- А как вернешься сюда?
- Приду, как в прошлый раз, пешком, - она устало улыбнулась. - Мне не привыкать много ходить.
- Лучше я дам тебе денег на дорогу, чтобы ты уж точно вернулась, - по-доброму пошутил я, ласково поглаживая ее руку.
- Ну если тебе от этого полегчает, то давай.
Вскоре Сэм увез ее.

Хозяин был удивлен моим внезапным выздоровлением, я в шутку предложил ему рекламировать этот курорт как лучшее средство от разного рода параличей, даже вызвался выступать живым доказательством неоспоримых достоинств этих мест. Впрочем, дальше шуток дело не пошло. Я сообщил, что в ближайшее время уезжать не собираюсь, свой коттедж оставляю за собой и заплатил за пару месяцев вперед.
В один из дней меня навестил Бартон. Он не столько удивился, сколько обрадовался моей вновь обретенной способности ходить самостоятельно и с удовольствием прослушал новую музыку. У него сразу возникла идея не только выпустить новый альбом, но и устроить небольшие гастроли. Однако я твердо решил дождаться Марину, поэтому вынужден был отказаться, заставив его удивиться еще больше, так что мне пришлось рассказать ему обо всем, что произошло с момента моего знакомства с Мариной, не упуская почти ничего. Что ж, к этому он отнесся с большим пониманием, но все же просил по крайней мере не впадать в уныние, продолжать сочинять и морально готовиться к гастролям. На ожидание и улаживание личных дел он дал мне три месяца, обещав по их истечении вернуться и забрать меня отсюда любым способом, хоть усыпив и связав по рукам и ногам. Я понимал, что это шутка, но все же Бартон есть Бартон, от него всего можно ожидать, слишком он предан своей работе.
С момента ее отъезда минула неделя, другая, третья. Ни новостей, ни вестей от нее я не получал. На все мои расспросы хозяин твердил одно: она почти неотлучно находится в больнице у отца, и неизвестно, когда вернется. Я попросил дать мне адрес, чтобы самому съездить, но хозяин вежливо, но неуклонно отказался, сославшись на нечто вроде вторжения в частную жизнь не только самой Марины, но и ее родителей. Если, мол, она обещала вернуться, то надо просто ждать, а не суетиться. Что мне оставалось? Я ждал.
Поначалу мне было тяжело сосредоточиться на музыке. Меня хватало лишь на повторение своих старых пьес да на любимых классиков. Но постепенно стало появляться вдохновение, я начал сочинять что-то новое, сначала с трудом, потом все более легко. Я написал всего три новых пьесы, но они удались на славу, я мог честно сказать, что горжусь ими.
Погода совсем испортилась, постоянно шли дожди, часто проносились грозы и несильные ураганы. Мне такая погода нравилась куда больше жаркого климата Элэя. Я даже начал подумывать о том, чтобы насовсем остаться жить здесь. Вроде тогда и Марине, какие бы там отношения не сложились у нее с родителями, не нужно было бы ехать к ним издалека в случае необходимости.
Между тем с каждым днем я себя чувствовал все увереннее, и вскоре был готов совершать довольно длительные прогулки. Поначалу хозяин просил Сэма сопровождать меня на всякий случай, и мы вместе бродили по окрестностям. Сэм рассказал мне много местных легенд. Там была и сказка о прекрасной девушке – лисе-оборотне, соблазнившей немало смелых мужчин; и о гоблинах, чьи головы по ночам рыскали по горам в поисках одиноких путников, устроившихся на ночлег; и о каком-то древнем феодале, на которого обрушился гнев мстительных духов-призраков. Сэм был мастер рассказывать и прекрасно знал такие истории. Но все это происходило когда-то, так что теперь стало лишь сказками, которыми можно напугать только впечатлительного ребенка, мне же они нравились исключительно благодаря манере повествования моего спутника. Сам я не стал рассказывать ему свою историю о призраках, решив, что это ни к чему, а на его вопрос, верю ли я в подобные вещи, отвечал, что в жизни с любым человеком может произойти все, поэтому было бы просто неразумно сходу отметать возможность чего-то невероятного.
Как-то я попросил его рассказать о холме, окруженном маковым полем. Он долго пытался вспомнить хоть одну историю на эту тему, но так и не вспомнил. Он даже спросил, уверен ли я, что это местная легенда. Я отвечал, что да, несомненно. Во всяком случае я сам видел это поле и холм в его середине. Он состроил удивленную гримасу, но помочь, увы, не мог.
Это заставило меня задуматься о том, кто такая на самом деле моя милая подруга. Что она из себя представляет? Почему она оказалась здесь именно тогда, когда была мне так нужна? И вернется ли она?
Мне подумалось, что единственной возможностью выяснить хоть что-то, например то, что холм мне не привиделся, будет попробовать самому найти его. Я проснулся рано утром, приготовил бутерброды, налил горячего кофе в термос, оделся по погоде и отправился в путь. Со времени нашей прогулки с Мариной прошло почти два месяца, я не слишком хорошо помнил дорогу, но все же порой мне казалось, что я узнаю те места, мимо которых мы проходили. В тот раз на весь путь у нас ушло не так много времени, а теперь я блуждал по лесу часа три, хотя он был не такой уж густой и большой. Наконец я вышел на проселочную дорогу, пробегающую по какому-то заброшенному  пустынному полю, но дорога оказалась не той. Я прошел по ней несколько километров, но до поля так и не добрался, пришлось возвращаться. В общем, с большим трудом мне удалось к вечеру вернуться в кемпинг, так и не найдя ни нужной дороги, ни поля.
На следующий день я поднялся с огромным трудом, у меня жутко болели все мышцы. Было понятно, что я не смогу отправиться на поиски. Выпив стакан холодной воды, я снова лег в постель и проспал почти до сумерек. Вечером я обнаружил в гостиной Сэма. Он сразу сообщил, что они с хозяином были обеспокоены моим вчерашним состоянием, а когда сегодня он принес мне завтрак и увидел, что я заболел, то решил посидеть со мной на всякий случай. Еще сказал, что у меня, скорее всего, был жар, я бредил, ища в бреду какую-то дорогу и зовя Марину. Само собой, оставить меня одного он просто не имел права.
Я рассеянно слушал, мало что понимая. Мне хотелось только, чтобы сейчас меня все оставили в покое. Наверно не слишком вежливо я велел Сэму уйти, дать мне побыть одному. Он, кажется, обиделся, но тут же ушел.
Я взял сигареты и вышел на веранду. Было довольно холодно, но это даже лучше. Я решил, что мне не мешает освежиться. Усевшись на перила веранды, я обхватил колено рукой и закурил. Из-за ветра сигарета то и дело гасла, мне приходилось прикуривать заново. У меня в голове не укладывалось, что все, что я считал реальностью, на самом деле не происходило. Единственным доказательством оставалась вновь приобретенная способность ходить, но ведь и это могло оказаться лишь сном. Кто знает, вдруг я завтра проснусь и уже не смогу встать… В любом случае я хотел, чтобы Марина вернулась, пусть хоть во сне.
Я долго еще рассуждал сам с собой на эти темы, но в конце концов мне надоели эти бессмысленные изыски и я снова лег спать.
Несколько следующих дней я посвятил поискам, но мне так и не удалось добиться результата. Куда бы я ни шел, где бы не сворачивал, все без толку.
Однажды, проснувшись среди ночи, я подумал, что было бы неплохо прямо сейчас отправиться на поиски холма, вдруг на этот раз повезет. Не долго думая, я оделся и вышел на улицу. Пройдя некоторое время вдоль берега, наугад свернул к лесу. Я внезапно сам поверил, что если найду это идиотское поле, то Марина обязательно вернется. Наивно, конечно, но самовнушение штука действенная, особенно когда очень хочешь надеяться на лучшее.
Мне так сильно хотелось его найти, что и передать сложно. Признаться, я не уверен, чего мне хотелось больше: отыскать поле или чтобы вернулась Марина. Впрочем, в тот момент эти две вещи стали неотделимы одна от другой…
Я шел долго, ориентируясь лишь по собственной интуиции. Если мне казалось, что в этом месте надо повернуть – я поворачивал. Вскоре лес кончился, я вышел на открытое пространство. Прямо передо мной раскинулась пустошь, я не был уверен, она мне нужна или нет, но все же пошел по ней. Ни тропки, ни дороги видно не было, так что я шел просто вперед, спотыкаясь на камни и попадая в маленькие ямки, встречавшиеся тут и там. Часто я смотрел на небо в надежде, что сплошные тучи хоть немного разойдутся, открыв луну, но она так и не появлялась. Я шел до тех пор, пока совсем не устал, сказывалась прежняя усталость, к ней прибавилась новая. Наконец я был вознагражден, уловив запах маков. В сплошной черноте было трудно разобрать, где заканчивается пустошь и начинается небо, они сливались в одну сплошную черноту. Вроде бы высокий холм должен был бы хоть как-то выделяться, но сколько я ни вглядывался в пространство перед собой, так ничего и не разглядел. Я снова, то ли положившись на интуицию, то ли ориентируясь на прошлые зрительные воспоминания, пошел в неком направлении, с каждым шагом углубляясь в маки. Хотелось спать, я с трудом передвигался, но еще находил силы идти.
Если бы я не наткнулся на груду камней, я бы и не понял, что уже дошел до холма. Однако предстояло еще подняться на него, что сделать в темноте достаточно сложно. Я уж подумал, не стоит ли подождать до рассвета, чтобы хоть немного видеть, куда лезть, но все же решил попробовать, а уж если не получится, то ждать. Но для начала стоило немного отдохнуть. Присев на какой-то камень, я выкурил сигарету, затягиваясь глубже обычного. Я каким-то неизвестным чувством понимал, что не смогу сойти с места. Закружилась голова, по телу волнами расходилась неприятная слабость, сразу расхотелось что-то делать; хотелось сидеть на камне, вдыхать ночной воздух, до краев наполненный пьянящим ароматом маков, закрыть глаза и уснуть.
Зачем вообще эти поиски, ожидание, надежда… Ни к чему. Ну нашел я холм и поле, ну жду ее уже давно. За это время можно было хотя бы позвонить… Забыть. Все забыть. И уснул.
Кто-то кусал меня за ногу, ухитрившись прокусить джинсы. С трудом открыв глаза, я увидел Брамса. Даже в предутренних сумерках я не спутал бы его ни с кем другим. Вся дрема мгновенно улетучилась, я испуганно вскочил, дико глядя на него и пытаясь стряхнуть с ноги. Это оказалось непросто. Он вцепился в штанину довольно крепко зубами и когтями и не спешил отпускать ее, вел себя так, словно всего-навсего играл со мной. Я и сам не ожидал, что сделаю это, но я позвал «кис-кис», тогда он тут же отпустил меня, выгнул спину и начал боком тереться о ногу. Снова присев на камень, я медленно протянул к нему руку, касаясь пушистой гладкой шерстки. Мне не хотелось, чтобы он вдруг пропал, это значило бы снова остаться одному. Но он и не думал исчезать. Вместо этого он влез мне на колени, уютно свернулся клубком и замурчал. Я стал тихонько гладить его. Он был настолько реальный, живой, теплый, мурчащий, что мне подумалось, будто он и не умирал вовсе, а просто бродил где-то, и хоронил я не его, а какого-то другого кота.
Пока я думал об этом, Брамс поднялся, выгнул спину, потягиваясь, зевнул и спрыгнул на соседний камень. Видя, что я смотрю на него, он перепрыгнул на другой камень, располагавшийся выше первого, потом еще выше. Он прыгал и оборачивался – звал меня за собой. Обреченно вздохнув, я последовал за ним. А что мне еще оставалось? Он уверенно вел меня на самый верх. Я только не мог понять, зачем мне куда-то лезть, если и так все понятно; ждать возвращения Марины не имеет смысла; да и загадывать желание мне не нужно. Я уже здоров, до сих пор популярен стараниями Бартона, продолжаю писать хорошую музыку. Правда, я снова остался один, но тут никакие волшебные холмы не помогут, будь они вышиной хоть до самых облаков.
Постепенно светлело, тучи медленно расходились, освобождая небо. Брамс был куда ловчей меня, так что ему постоянно приходилось дожидаться, пока я поднимусь еще немного. Но он оказался очень терпеливым, а я, как ни странно, весьма настойчивым. Частенько я устраивал небольшие камнепады, неудачно ставя ногу или не там хватаясь рукой, а то и сам скатывался на пару метров вниз. На вершину холма мы поднялись с первыми лучами солнца. Дышать было трудно, хорошо хоть воздух был прохладный. Встав на ноги, я вытер лоб рукавом рубашки и огляделся. Красиво, когда оранжевые лучи солнца касаются просыпающихся огненно-красных цветков мака, но это зрелище не вызывало у меня каких-то особых эмоций. Я чувствовал себя только уставшим и одиноким человеком, который добрался до вершины холма, исполняющего желания, вот только пожелать-то ему не о чем. Я невесело усмехнулся.
Брамс устроился на большом сером камне, повернув мордочку к встающему солнцу и жмурясь от его еще не яркого света. Я подошел, сел рядом и погладил его по спинке. Он благодарно подался навстречу ладони, снова начав урчать.
- Ты ведь останешься со мной? – полушутливо полусерьезно спросил я. – Говорят, у кошек девять жизней.
Он повернул ко мне добродушную мордочку и заурчал громче, заставив меня улыбнуться.
Я вдруг сказал, глядя навстречу солнцу:
- Марина, я хочу, чтобы ты была счастлива.
Затем махнул рукой и стал спускаться, постоянно рискуя скатиться вниз и крепко треснуться о какой-нибудь камень, но все обошлось, мне удалось не только не свалиться, но и добраться до подножия холма не слишком устав. Спустившись, я увидел, что Брамс, неотступно следовавший за мной, быстрой рысцой побежал по полю в направлении далекого леса. Я последовал за ним. Мы миновали поле, пустошь, лес и оказались на берегу моря. Я все боялся, что кот вдруг исчезнет, но он, похоже, действительно решил истратить еще одну свою жизнь на меня. Что до меня, то я был бы только рад такому повороту.
На берегу было совсем холодно из-за дующего с моря ветра. Солнечные лучи уже добрались сюда, даря слабое тепло гальке и волнам. На пороге моего коттеджа стоял хозяин, тревожно оглядывая берег. Увидев меня, он кинулся навстречу, высказывая свое «фи» по поводу моего странного ночного отсутствия, в очередной раз заставившего его поволноваться. Неохотно отвечав, что я довольно взрослый и могу бродить когда и где хочу, я вполне добродушно улыбнулся и протянул ему руку. Он спешно ее пожал и только теперь заметил Брамса.
- А это кто? – удивленно уставился он на кота.
- Брамс.
- Где вы ухитрились тут кота найти? – не переставая удивленно пялиться, продолжал хозяин.
- Там, - я неопределенно махнул рукой в сторону леса. – Довольно далеко отсюда, если уж честно. Надеюсь, вы не станете возражать против его присутствия?
- Да нет, пожалуйста. – Он растерянно направился вслед за нами.
Закурив, я задержался на пороге, глядя на Брамса; он вошел в дом и с деловым видом начал осматривать и обнюхивать все, что ему попадалось. Настроение у меня постепенно улучшалось, захотелось немного поиграть, что я и сделал. Хозяин, не ожидая приглашения, устроился на диване и слушал, время от времени вздыхая.
Краем глаза я видел, что Брамс закончил разведку и со всеми возможными для кота удобствами прилег у камина.
Где-то застрекотал мотоцикл, быстро приближаясь. Я решил, что это Сэм везет завтрак. Однако вместо этого я услышал веселый голос Марины с порога:
- Ну вы совсем обалдели. Я звоню со вчерашнего вечера, а к телефону никто не подходит. Куда пропали-то?
Оборвав игру, я повернулся к двери. Это и впрямь была Марина. Хозяин начал что-то объяснять о своем и моем отсутствии, а она бросила рюкзак на диван, чмокнула родственника в щеку, наговорила всякой веселой чепухи о том, как добралась, потом тихо подошла ко мне. Я поднялся ей навстречу. Она виновато улыбнулась и прислонилась щекой к моему плечу.
- Прости, что так долго.
- Я уже и не ждал, - признался я.
- Понимаю. Но я вернулась, как и обещала. Нужна я тебе или нет?
- Я хочу, чтобы ты была счастлива, - серьезно повторил я слова, произнесенные не так давно на вершине холма.
Она улыбнулась, глядя мне в глаза. О, эта прекрасная бездна в ее ясных глазах… У меня в голове пронеслись все события, случившиеся с момента нашего знакомства. Нужна ли она мне? Конечно, хоть я и потерял надежду на ее возвращение. Наверно, бывает и так, когда человек, потеряв всякую надежду, получает желаемое совершенно неожиданно. Конечно, она нужна мне.
Марина вдруг ойкнула, отдернув ногу, и посмотрела вниз: Брамс решил познакомиться и теперь, обнюхав мою подругу, важно мурлыкал, кружась вокруг ее ног.
- Говорят, у кошек девять жизней, - Марина присела на корточки, поглаживая его спинку, и подняла на меня задорный взгляд.
- Не знаю, - пожав плечами, отозвался я, - так говорят, по крайней мере, -  и присел рядом.