Ася стояла, одетая в халатик, прижав руки к груди, вопрошала:
- Марк Григорьевич, миленький, только честно – что с ним?
Вирейский поднял свои большие слезящиеся глаза к потолку, вздохнул, потом перевел взгляд на Асино лицо. Страх собрал кожу на ее лбу в гармошку. Ася стала похожа на плачущего циркового клоуна, из глаз которого вот-вот брызнут фонтанчиком искусственные слёзы. Чтоб не засмеяться – это было бы, ох как, не к месту – он быстро отвёл взгляд в сторону, куда-то в угол, на стул с ворохом неглаженного белья.
- Вы знаете, что с ним, - всё ещё уставясь в одну точку, проговорил Вирейский, делая ударение на второе слово.
- Боже мой, откуда?!
- Вы знаете, - твердил свое врач, не глядя на Асю.
Лицо его оставалось спокойным. Всё ясно. Уникальный случай. Кто бы мог подумать, что он – старый врач с богатейшим опытом, прибавит в свою научную копилку еще один факт о непонятном явлении в человеческом организме, более того, что он ничего не сможет сделать для устранения этого явления. Единственное, что он мог порекомендовать, - терпение.
- Может быть, в играх с ребятами... – продолжала предпологать Ася.
- Вам лучше знать, - строго перебил ее Вирейский.
Ася почувствовала невыносимое раздражение. Откуда ей знать, почему вдруг появилась острая боль в спине у сына? Она терзала не только мальчика, но и Асю, когда слышались несмолкаемые стоны сына, вопли, приглушённые подушкой. Его страдания и собственное бессилие против боли, а теперь вот ещё и нежелание врача что-либо предпринять для избавления от мучений, - всё это изводило ее, истощало, лишало покоя. Напряжение не отпускало, Ася становилась всё более нервной и настолько чувствительной, словно с нее живьем содрали кожу.
- А! Я вспомнила! Он упал! Я помню!... Упал! – молнией пронеслось у неё в голове, и незаметно для себя она выкрикнула спасительные слова.
- Мама!!! Я не падал! Не па-а-ада-а-ал! – это из-за двери – хрипло, на грани истерики.
Тоже нервы сдают. В его-то возрасте такое терпеть! Господи, дай ему силы!
Марк Григорьевич Вирейский подошел к столу, закрыл саквояж, щёлкнул замком.
- Думаю, что я вам больше не понадоблюсь, - вместо прощания проговорил он.
Ася рванулась к двери:
- Не пущу!... Не пущу! Не смейте! Не смейте скрывать! Скажите!
- Что сказать, детка? – простодушно спросил Марк Григорьевич. Глаза его еще больше заслезились, - Зябко у тебя. Сквозняк.
- Пожалейте! – сложив бровки домиком и склонив голову набок, упрашивала Ася.
- Куда мой платок запропастился?
- Я – мать. Я должна знать, должна помочь... – умоляя, зашептала Ася.
- Ах вот он! – Марк Григорьевич вытер носовым платком влажные углы глаз, сморкнулся раз-другой. – Платочек-то дамский. Вишь, кружевцами обвязан. Жена, покойница, старалась...
Ася готова была дать ему по лбу, уже и руку занесла, но удержала. Ничем этого старикана не прошибить. Зачем он упрямится? Это же так просто: сказать что-нибудь, хотя бы что-нибудь! Он что, забыл о своём врачебном долге?
Марк Григорьевич всё ещё стоял на пороге, посапывал, не поднимая глаз, мял в руках женин платочек. Что в них, в глазах его? Тоска по прошлому? Может, и слёзы от того, что открылось ему в мальчике тайное, несбывшееся в нём самом?
- Ты не дрожи от злости, не дёргайся, - наконец, расщедрился словами он, - Жди утра. Мальчика не тревожь. Пусть поплачет. И не пытай меня более. Идти мне надо. Где саквояж?
- Да вот же, у ваших ног.
- Ах да! Так вот, мать... Раз уж ты – мать, так будь ею до конца.
С тем и пошёл. Старый, сутулый, зашаркал ботинками по цементированной лестничной площадке. Воротник поднял – сквозняка боится. А ведь знает что-то такое, о чём сказать не осмелился. И в недоговоренном будет теперь чудиться самое худшее, страшное. Что ждать от предстоящей ночи? Что явит утро?
Ася прошла в комнату сына. Комната полыхала. Предзакатное солнце заполнило ее красным цветом. Теперь она не казалась пустой, хотя в ней, кроме стола, стула и кровати, на которой лежал занемогший сын, больше ничего не было.
- Родной мой, - Ася неслышно подошла к нему, чуть коснулась русых волос, - Бедный мой мальчик.
И снилось Асе всякое в эту ночь.
Марк Григорьевич принимал у неё роды. В лесу, на поляне, средь цветов и высокой травы. Родился сын. Как лягушонок, растопырив ручки и ножки, судорожно вздрагивая ими, кричал на весь лес, далеко возвещая о своем рождении. А молодая мама смеялась от счастья, от того, что солнце – в лицо, что синее-синее небо над головой, что можно...
