Не тот Кай (Сказки)

Изо рта шёл пар, а холод пробирал до костей, прокручивая в голове эти банальные определения, ты ограждал свою психику от чрезмерной нагрузки навалившегося на него ощущения ирреальности происходящего.
Ладно, я сплю, хоть я и не видел снов лет сто и не помню, чтобы мне было так холодно, а под ногами так реально и достоверно хрустел снег. Руки. Я помню, что во сне невозможно себя заставить посмотреть на свои руки.
Руки были на месте. Ты повертел перед глазами свои замёрзшие пальцы, подул на них тёплым дыханием изо рта. Не сон. И на ресницах иней. А из-за почти поглощающе-чёрной звенящей темноты не видно вокруг на расстоянии вытянутой руки. В ушах - только свежий и нелепо бодрый хруст снега при каждом неуверенном шаге вперёд. Лица невесомо и прохладно ласково коснулся порхающий рой снежинок, темного обволакивала и сонно баюкала так, что заиндевелые ресницы слипались. Ещё с пару десятков шагов и пространство впереди забрезжило слабыми сизыми сумерками, будто бы потянуло сквозняком и теплом. Почти бегом вперёд, вытянув коченеющие руки, спотыкаясь и скользя. Остановился, ослеплённый и ошеломлённый, вертя патлатой темноволосой головой.
Седеющему инеем взгляду открылся огромный зал, сияющий первозданной дикой и пугающей красотой тёмно-синего, почти что чернильного льда. Стекловидные бока хрустальных изо льда колонн терялись в густой клубящейся морозом тени вверху, там, где темнел сводчатый купол.
Нерешительно потоптавшись, пока глаза не привыкли к контрастному свету, хотя, и скупому, но после абсолютной тьмы, и он казался режущим и едким, ты увидел возле центральной против входа стены трон. С высокой стрельчатой резной спинкой из прозрачного бирюзового льда, несколько ступеней подножия трона устилали собольи шкуры, роскошными серебристо белыми волнами ниспадая вниз на пол.
Любопытство пересилило осторожность, и ты робко подошёл ближе, носком ботинка потрогав мягкий плотный мех. И чуть не подскочил от неожиданности, когда на плечо легла рука. Обернуться побоялся, скосив взгляд на пальцы, обтянутые белоснежной велюровой замшей, сморгнув от пронзительно синего луча сапфира на безымянном пальце, надетом поверх перчатки.
- Заблудился, малыш? - густой, гипнотизирующий голос, от которого предательски дрогнули поджилки, возле самого уха, приподнимая дыбом волоски на коже, змеёй обтёк всё твоё существо, сочась в поры. Невозможно, но ты не слышал его ушами, органы слуха не воспринимали его. Хуже того, ты даже не смог определить пол источника голоса.
Совсем напугано осторожно повернул голову, голову пришлось немного запрокинуть, а оттаявшие ресницы прикрыть, потому что сверху лился жемчужный свет от зубцов ледяной короны, мешая увидеть лицо обладателя её. Нелепой детской мыслишкой пронеслось Снежная Королева?
- Можно и так сказать… - мятно-прохладный выдох без тени усмешки коснулся щеки. – Сейчас я подстроюсь под органы твоего примитивного восприятия.
- Не бойся – теперь ты понял, что голос принадлежал молодому мужчине, скорее даже, юноше, примерно одних с тобой лет. И голос ты теперь слышал.
Рука с плеча исчезла, оставив странную пустоту вместо себя. Высокая фигура, обёрнутая тонким, словно ткань, струящимся мехом голубой норки, прошла вперёд к трону, но странный и величественный корононосец не сел на трон, как ожидалось, а грациозно присел на нижнюю ступеньку перед ним, вытянув ноги в высоких кожаных белых сапогах. Небрежным и, как показалось, усталым жестом снял с головы сияющую корону, осторожно опустив рядом, склонив голову вбок. Теперь его можно было разглядеть.
Ничего не выражающее очень бледное лицо, матово мерцающая кожа, словно тонкий кремовый шёлк, надломленные дуги тёмных бровей и под ними прищуренные щели глаз. Сплошь заполненными темнотой, сахарной и шелестящей, как самая глубокая тьма на дне колодца с ледяной водой, белков не было. Были синие пляшущие в них искорки. Тяжёлым двойным кольцом вокруг шеи была обёрнута тугая змея иссиня чёрной косы. Чужеродная ослепляющая и совершенно мёртвая стерильная красота, которая даже претила и отталкивала, не позволяя, в тоже время, отвести взгляда без мучительного желания смотреть снова и снова.
Престранный тип терпеливо дожидался, пока его закончат разглядывать, после чего рука в перчатке, блеснув сапфиром, протянулась в приглашающем жесте. Голос теперь успокаивал, усыплял, как до этого магнетически усыпляла темнота на подходе к этому месту.
- Ты хотел сказки, идём.
Тут ты решился подать голос, нервно сглотнув скопившуюся слюну:
- Я хочу отсюда уйти – вышло нерешительно и лживо, ты совсем не хотел уходить, ты хотел коснуться этой руки, чтобы убедиться в её осязаемости и материальности, может, надеясь на то, что всё окажется иллюзией и, всё же, сном, а видение рассыплется в прах синими искрами, которые плясали в глазах сидящего. Да и не подойти было трудно, голос не просил, он повелевал и беспрекословно подчинял. Не отдавая себе отчёта, ты присел рядом, улавливая ноздрями тончайший запах свежего снега и озона.
- Ну, так вот, уйти ты сможешь одним банально человеческим путём. – в тягучем ласкающем бархате голоса появились лёгкие насмешливые нотки – Нет, складывать из льдинок слово «Вечность» и ждать сестру не нужно, я слышал об этой сказке, моя сказка другая. Всего то и нужно снять с себя одежду и… скажем, встать на четвереньки. Знаю, по вашим человеческим понятиям это прозвучало пошло.
Лёгкий серебристый смех вслед этим словам резанул тебя по ушам, но, вопреки твоему ошеломлению, смешанному с затаённой гадливостью, внутри стянуло горячим пульсирующим узлом томления. Ты даже не нашёлся, что на это ответить, слепо глядя перед собой на стройный ряд полупрозрачных колонн. Но он продолжал, скручивая тебя внутри в ещё более тугой коверкающий внутренности запредельным и непрошенным желанием комок.
- Думаю, будет больно, но тебе понравится. – не дожидаясь твоего ответа, а, видимо, он его не ждал и вовсе, белоснежная рука тёплым касанием замши прошлась по твоей щеке и видение не исчезло. Более того, видение совершенно хозяйскими жестами, словно ты был куклой или манекеном, принялось тебя раздевать. Первой же мыслью было, что ты сейчас же замёрзнешь насмерть, мысли о хоть каком-то сопротивлении или, хотя бы, праведном возмущении, немного запоздали. До того запоздали, что ты успел оказаться совершенно обнажённым, рефлекторно обхватив себя дрожащими руками, но холода не почувствовал. Краснея до кончиков ушей, ты понял, что возбуждён. Отчаянно быстро сдвинув колени, подтянул их к груди, оставаясь беззащитным перед пристальным космически холодным взглядом и соображая, удастся ли схватить одежду и дать дёру. Обшарив лихорадочно глазами пространство, ты не нашёл выхода, откуда ты сюда пришёл.
- Вот как… – голос был сиплым и предательски подрагивал толи от возмущения, толи ещё от чего – Это так принято у …вас с гостями обращаться?
Понимая нелепость своих вопрошаний и, очевидно осознавая, что тебя просто не слушают, попытался встать, тут же желая провалиться сквозь все вековые льды от стыда, как оказался опрокинутым на спину, казалось бы, легчайшим шевелением его руки. Он стоял над тобой, бесстыдно и невозмутимо оглядывая, ощупывая с кончиков пальцев на ногах и до макушки.
Потом вокруг поднялось невесомое облачко тут же тающих на твоей коже снежинок от упавшего возле тебя мехового палантина с его плеч. Ну и не удивительно, что теперь на нём была только его коса, обёрнутая вокруг шеи, и перчатки с сапогами. Пытаясь отвести взгляд от совершенного изящного тела, словно слепленного из спрессованного снега, имеющего непостижимый почти что человеческий оттенок кожи, опускать взгляд ниже его живота ты просто не рискнул, и всё же оперся о локти, тихонечко отползая к ступеньке, утопая спиной в густом меху, сопровождаемый чарующей улыбкой, глядящего на тебя сверху непостижимого существа.
Столько мыслей и слов, рвущихся наружу, пронеслось в голове, и все напрасно, ибо твоё отступление было пресечено совершенно варварским захватом за щиколотки ног, грозя их просто переломить, потом тебя просто перевернули, поставив на колени. Спина, да и всё тело, словно одеревенели, ты весь сжался, протестуя против подобного обращения с собой, до боли, до потемнения в глазах и дрожи в коленях. Со злым стоном опустил голову и к ужасу своему увидел буквально прижавшийся к животу собственный член с лоснящейся мокрой головкой. Вспоминая все известные тебе матерные ругательства вперемешку с молитвами, ты замер, боясь даже дышать, чувствуя позади себя движение воздуха от нависшего над спиной тела. Тяжёлый кнут косы медленно и хищно скользнул по твоему плечу, теряясь в меху, белая перчатка напряжённой лаской прошлась по твоему позвоночнику, мягко и ласкающе ощупывая подушечками пальцев выступающие позвонки и холодя ободом перстня.
Теперь всё, что ты мог, так это уповать на то, что член этого чудовища не окажется ледяной огромной сосулькой, ну не смог же заставить себя рассмотреть, о чём подспудно пожалел. Стиснув зубы до онемения челюсти, до тупой пульсации натянутых вен, ты ждал пронзительной вспышки опаляющей внутренности боли. Рука, щекоча кожу бархатом замши, подхватила тебя под живот, пока другая по спине скользнула вверх, больно до искр из глаз ухватив пальцами волосы на затылке, что позволило немного, на пару мгновений переключиться от той, что мгновенно разорвала тебя на две части, нет, на тысячу ледяных режущих осколков, когда он вошёл в тебя. Ты бы не смог ни с чем сравнить это ощущение, видя перед собой плывущие волны соболиного меха, расступающиеся перед твоим кашляющим резким выдохом крика, эхом отскочившего от ледяных стен.
Казалось бы, что от такого ты должен был, как минимум, потерять сознание, но оно не желало меркнуть, давая кошмарный шанс ощутить всё до мельчайших оттенков агонии, разрывалась, казалось, каждая клетка в теле. Ты почти был уверен, что бёдра ягодицы и обожгло липкой влагой крови, но этого не произошло. Прежде, чем он сделал хоть малейшее движение обратное поступательному, внутри наступила благословенная тишь и лёгкое щекочущее онемение. Неимоверным образом ты стал чувствовать, как ты плотно обнял совершенно не ледяной член, туго и неохотно растягиваясь и принимая в себя явно не по размеру. Тогда как прохладные губы коснулись твоей шейной косточки, вибрирующая электричеством сладкая судорога прокатилась по венам, начинаясь от паха, затем змейками окрутила ноги и ягодицы, жарким бутоном концентрируясь и пульсируя внутри от каждого раскачивающего твоё тело толчка.
Не заметив того, как от криков боли перешёл к протяжным звериным и утробным стонам, ты краем помутнённого сознания понял, что покачиваешь бёдрами, подаваясь назад каждый раз, как он снова и снова с сокрушающей силой входил, не понимая, как ещё ты способен стоять на коленях, руки то обессилено подогнулись в локтях, опуская тебя грудью вниз. Распластавшись щекой в тёплый шелковистый мех, охрипшим голосом ты опровергал все свои понятия о стыде, достоинстве, приличиях и прочих человеческих нелепицах, умоляя распухшими от собственных укусов губами не останавливаться, распадаясь на мириады снежинок от рванувшейся лавы из глубин твоего естества.
Очнулся от лёгкого холода на разгорячённой коже, с огромной неохотой выплывая из томительной и раздавившей всё тело, но волшебно приятной истомы, мелко подрагивая каждым утомлённым мускулом, ты разлепил влажные ресницы, видя пока перед собой радужные круги, в которых расплывался призрачный силуэт, лежащий рядом. Не видя ещё ничего, нашарил непослушными пальцами край норкового палантина, затаскивая его на себя, как отрезвевший взгляд зацепился за пляшущие синие искорки сапфира.
С трудом приподнявшись на локтях, ты осторожно, словно боясь, на этот раз, что чары рассеются, подвинулся ближе к лежащей рядом голове того, чьего имени ты даже не знал. На восковом бледном виске медленно и неуверенно билась синяя тонюсенькая венка под кожей, билась, затихая. Чуть не подскочил от пронзившего могильным холодом, идущим изнутри, страхом, вцепился в руку в белой перчатке:
- Ты что, умираешь?
- Если ты уйдёшь, то – да.
На этот раз ты не стал искать глазами выход.