Монолит и ртуть (Зарисовки)

Они сидят напротив друг друга, они разные, но у них одинаковые черты лица, но непохожий взгляд. Один сидит в кресле, выпрямившись. При общей видимой расслабленности позы тела, он напряжён, он всегда внутри напряжён, как заряженное оружие, на спусковом крючке которого отточенный под выстрелы палец.
А в пальцах его одной из холёных рук тлеет сигарета, он изредка подносит её к губам, жадно и торопливо затягиваясь. Неприметный строгий костюм, лишь фривольно расстегнуты пара верхних пуговиц безупречно отглаженной рубашки. Монолит, полированный до блеска тысячами взглядов, чувств, желаний, они не проникают внутрь, внутри – тишина и стерильная морозная темнота. Внутри – гулкое эхо, тепло одного единственного тела, отражения одних единственных глаз, звуки одного единственного голоса. Они хранятся там надёжнее, чем в банковском сейфе. Он тщательно, как скрупулёзный судмедэксперт на месте происшествия, осторожно и бережно складывает в себя фразы, слова, сортирует и раскладывает по полочкам, прикрепив к ним памятные бирки дат. И он вряд ли скажет, как предательски дрожат его колени от иногда произнесённых простых слов, как в горле застревает шершавый, как сахарная вата, комок несказанного, но он иногда говорит тоже, боясь спугнуть. Дозировано, отфильтровано, но всегда чистейшую правду, она может быть хуже любого яда.
Мягкая поступь лап и на колени огненным клубком запрыгивает кот, требовательно ткнувшись лбом в свободную бледнокожую руку. За всё это время они привыкли друг к другу, он стареется не кидаться тут же с досадливым выражением на лице собирать с брюк кошачьи волосы, а кот, в свою очередь, не запускает мстительно в его колени когти перед тем, как слететь обратно на пол от лёгкого шлепка.
Неуловимо улыбается, небрежно и прохладно, без интереса, но с долей снисходительного раздражения разглядывает сидящего напротив.
Тот, кто сидит напротив, давно бы смёл все надежды на здравость и трезвость ума, увидевшего его, если бы не.
Сидит он на спинке дивана, на корточках, чудом балансируя, но, совершенно не напрягаясь, он расслаблен даже внутренне в отличие от первого, ему можно. Ему всё равно, что о нём подумают, потому что видят его редко, не положено. Ещё он обнажён, его светлая, с чуть жемчужным пепельным отливом кожа туго натянута на совершенном, хоть и худом, жилистом теле. В абсолютной космической тьме газ на самом дне зрачков слабо тлеет, словно фитилёк сигареты сидящего напротив, потусторонний огонь. Развязно, бесстыдно и вызывающе улыбается, обнажив кончики отточенных белых клыков, заправив за ухо длинную тёмную прядь растрёпанных по спине мшистых дремучих косм. Заострённый костистый ноготь вспарывает обивку на спинке дивана, точно так же, как кожу на спине того, кто хранится в самом лучшем из сейфов сидящего напротив. Это он, никто иной, помогает тому единственному голосу сладко вибрировать, тем единственным глазам туманиться и терять чёткость взгляда от влаги. Он незримо перебирает внутри идеального хранилища эти драгоценности, поднося их к своим губам и вдыхая их аромат, выудив одно из них, подрагивающим голосом за пределом слышимости шепчет «Мне мало тебя даже двух». Вопросительно смотрит на безмятежно и будто бы совершенно отстранённо курящего, тот медленно кивает, почесывая рыжую шкурку на коленях между ушек. Им нет нужды разговаривать, потому что они – одно целое.
Когда в прихожей раздаётся звук отпираемого замка двери, в комнате сидит уже один, он потягивается, хрустнув плечами под туго обтянувших их сукном пиджака, и встаёт, огненный клубок скатывается с коленей и мчится к входной двери. Он сам бы так сделал, но он сдержан и он решил, что их сегодня будет четверо.
Осталось только сделать так, чтобы источник сокровищ сам попросил об этом. Тот, второй, как всегда, поможет.
- Вечерочка – прохладный, чуть насмешливый ласкающий под кожей голос. Он сегодня снова будет язвить.