«Это что ещё за бомжа ты к нам домой притащил?» — кричала на Санька тёща, стоя подбоченясь, с полотенцем в руках.
Санек, словно не слыша окрика, ввёл на кухню за руку грязного седого старика. « Садись, отец. А вы, мама, налейте нам со Стефаном борща, запах от кастрюли многообещающий», — проговорил Санек, усаживая гостя на скамью.
« Вот ещё!» – бурчала тёща, но полные тарелки густого наваристого борща на стол поставила. Старик посмотрел на стол, на тёщу, на Санька, и вдруг беззвучно заплакал, утирая глаза потрепанным платочком.
— Что это он? — спросила тёща.
— Трудные для него времена настали, мама. Из родного дома выгнали. На улицу. Как старую, отслужившую свой век дворнягу!
Старик всхлипнул, шумно высморкался, спрятал тряпку в карман, взял ложку и прошептал: « Спаси вас Господь», – начал причмокивая и похваливая стряпню, есть.
Тёща тоже присела на стул, разглядывая неожиданного пришельца: « Где ты его подобрал, Санёк?»
«Не поверите, мама, в центре, на площади. Сидел на чемодане, а рядом матрас свернутый лежал, да ещё связка книг. Люди на него как на шелудивого пса смотрели, а потом мимо пробегали, как будто о срочных делах вспоминали», — рассказывал Санёк, уплетая тёщин борщ.
Старик закончив трапезу, вытер рот и, поискав икону глазами, перекрестился.
Тёща вскочила, засуетилась:
— Может ещё второго? Я котлеты пожарила.
— Спасибо, хозяюшка, но боюсь, как бы плохо не стало. Я в последнее время скромно питался, — ответил старик.
— Как же ты на улице оказался, сердешный. У кого совести хватило?
— Это всё от большой любви…
И тёща, и Санёк удивлённо рассматривали гостя. Старик помолчал и продолжил:
— Я со своей Тосей шестьдесят два года душа в душу прожил. Она удивительной доброты женщина была. Люди к ней за советом, за помощью шли. Да что там люди! Растения и те при виде её бутоны поднимали, цветы раскрывали! А сына нашего любила так, что душу щемило! Вот эта её любовь и погубила нас. Сначала её до смерти довела, а потом и меня на улицу погнала…
Сын наш прибаливал с рождения. Все головой страдал, болела. От того я разные народные средства искал. А Тося по врачам с ним ездила. Но училище, с горем пополам, сынок закончил и даже женился! Девушка хорошая попалась, только строптивая. Ножкой топать любила, да быстро отходила и прощения просила. Ребёночек народился. Внучок, значит, наш…
Но с сыночком беда приключилась, псом себя посчитал, забился в будку, что во дворе стояла, и не вылез больше. Лаял, рычал на нас с Тосей. Есть отказывался. Супружница моя ни за что не хотела людей из психбольницы звать – стыд, родного ребёнка в такую лечебницу поместить! А он, кровиночка наша, так и помер там, в конуре, ещё и тридцати не исполнилось. Тоня слёзы лила – не смогли в гробу хоронить, скрюченный, скукоженный закостенел.
Сноха наша нас не покинула и мальца не увезла. Лет десять прожила, и тут её рак одолел. Тося опять по врачам, а я опять за травы. Но болезнь страшная, тяжело сноха помирала…
Вот Тося на внучка всю свою любовь и выплеснула: не ругай, не поучай, прихоти и капризы выполняй! Сколько с ней спорил, сколько объяснять пытался, только глуха она к моим словам была. Вырос внучок избалованным, счёта в деньгах не знал, работы всякой чурался.
Тося обе наши пенсии ему отдавала, только на коммуналку, да на хлеб оставляла копейки…
Люди поговаривали: пьет, играет в карты. Тося злыми наветами всё это называла. А я верить стал, когда внук в ногах валялся, денег просил. Сумму называл огромную, клялся, что убьют его изверги. Мы тогда два обручальных кольца, Тосины серьги и мои ордена ему отдали.
Тосюшка после этого слегла, парализовало. Два месяца промучилась и отошла. Так тихонечко умерла, что и не понял, что нет её больше со мной. Месяц горевал, а потом бритоголовые понаехали. Внука били сильно, а я заступиться не смог — сила не та. Когда утюг включили, и внучок в крике зашёлся, согласился дом на них подписать. Тося не простила бы меня, если бы мученической смерти внука допустил.
Вот они ироды и выкинули меня на площадь. Я сидел как истукан, что делать не знал, куда идти не ведал, пока Санёк, добрая душа не подобрал.
Вы меня, хозяюшка, простите за вторжение. Я недолго вас стесню. На родине у меня племянники есть. Спишусь, разузнаю и переберусь к ним. Авось, пригреют сиротинушку.
Старика тёща отмыла, вещи перестирала. Он удивительные байки рассказывал. Пока у Санька в доме жил много писем разным людям написал — советы по лечению разных болезней. У тёщи суставы огнём горели — ослабил боли, грыжу пупочную у новорожденной дочки Санька загрыз-заговорил, да и своему спасителю головные боли излечил. Долго Санёк страдал, никому не жаловался, а Стефану рассказал.
Через месяц отвез Санёк Стефана на родину. Это недалеко было. Приютили старика родственники.
Прощаясь, узнал Санёк, что Стефан не рядовой пенсионер, а известный народный целитель. Раньше, люди к нему за советами из разных мест приезжали, очереди создавали. Только вот себе самому, своей семье, помочь Стефан не смог. Санёк часто думал по ночам о том, что бы стало со стариком, не остановись он тогда возле него на площади?