Цифры на электронных часах замерли на 21:03, а потом, увеличиваясь в размерах, стали стекать медленно, словно оплавленный воск свечи, на стену. Две точки разделяющие часы от минут все ещё оставались на месте, и я длительно удержала нажатой кнопку с красным телефончиком на мобильнике. Это стало последней связью с реальностью…
…двойка добралась до каминной полки и свесила голову с неё, словно разглядывая огонь, танцующий в топке. Единица двигалась без остановки и первой свалилась на решетку, ограждающую отлетающие угольки. Ноль скатился следом огромной каплей, рассыпался на мелкие блестящие части, и по всей решётки заполыхали огоньки.
Тройка, зацепившись за двойку, плюхнулись вместе, расплылись в непонятном знаке на полу, а потом, разделившись, превратились в череду цифр.
Мой разум оторвался от рационального и пытался осмыслить символы высвечивающиеся ярче остальных. Пограничное сознание: когда уже почти спишь, но сон ещё не навалился тяжестью, приказало пальцам рук, удерживающим карандаш, записать главное. Теперь я знала возраст человека, о котором сегодня будет сновидение…
…треснуло, разломившись, бревно в топке, покатилось, едва не свалившись на пол. Искры при падении взметнулись к просвету трубы, завертелись в танцующем вихре, а потом выпорхнули назад в комнату сотней разноцветных бабочек, которые уселись мне на плечи, руки, грудь, облепили ноги.
Мне показалось важным, просто жизненно необходимым разместить живые цветы в радужном порядке.
Я сажала их на журнальный столик: справа – лиловые, слева – красные. А между ними в строгом порядке синие и голубые, зелёные и жёлтые, оранжевые и алые. Я торопилась, спешила, ощущение краткости мгновения не покидало меня.
Я не успела. В руке, перебирая лапами, скручивая и раскручивая усики, осталась одна, самая большая, тёмно-синяя, почти чёрная бабочка, остальные всколыхнувшись разноцветным облаком, улетели прочь.
Удерживая слёзы, вернулась в то спокойное, мягкое небытие и поняла – в руке уже неживая бабочка, а бабочка для смокинга.
Ой-ля-ля, я знаю для чего она! В сознание мелькнула мысль: хорошо, что сегодня не убийство! Мне уютно-тепло в новом видении: зал, нежная музыка, цветы — бракосочетание…
…разом лопнули стекла окон. Холодный ветер влетел, оборвал лепестки, расшвырял плавность мелодии. Послышался ритмичный звук, такой, когда тяжёлым предметом ударяют о натянутую кожу…
…откуда-то вынырнула шаманка в звериных шкурах, металась влево, вправо, сжимаясь так, что не видно было за бубном, а мотом прыгая ввысь, вскидывала руки, призывая небеса, и становясь удлинённо высокой.
Камин исчез, но пламя свершало бег по кругу. Я не могла разглядеть, что там за огненной стеной. Меня пугал, тревожный стук, заставлял убыстряться ритм сердца, и оно подталкивало пульсирующую кровь к вискам. Мне хотелось сжать ладонями голову. Поднятую руку шаманка схватила за пальцы, дёрнула на себя и резким сильным ударом отсекла мне кисть.
Боль настолько резка, что крик застрял в горле. Но ведьма, смеясь беззубым ртом, нанесла следующий удар ритуальным ножом – под рёбра…
…невесомым призраком я испарялась, поднималась ввысь вместе с искрами пламени и видела человека, несущего кейс. Чемоданчик был пристёгнут наручниками к запястью. Из двери здания, куда мужчина направлялся выбежали двое. Один, как будто споткнувшись, упал под ноги, второй битой нанёс удар. Мужчина рухнул. Дальше всё быстро: один из нападающих выхватил топор и отрубил кисть руки, освобождая кольцо наручника, а второй ножом нанёс удар в область печени…
… пульс есть. Жива, и тот человек выжил. Я точно знаю. Но почему перед глазами луна? Огромная, на полнеба. Цветные бабочки облепили её, а потом вспорхнув, унеслись одна за другой к фонарю, возле которого дремлет старая липа. В её ветвях, гнездо. Там кто-то есть, но я не видела жильца.
Передо мной причудливая ограда. Такая только в Александровском парке. Абсурдный предмет на заострённом пруте – галстук в жёлто-голубую полоску. Меня потянуло к нему.
Мураши по спине, ноги тяжелы, словно в них булькают литры воды. Одиночество! Горькая безнадёжность! Странные силы толкали меня к ограде, и я набросила удавку-галстук на шею. Сладострастные мгновения страха и нерешительности…
Звонок! Глухой, еле слышный. Я в растерянности: то ли резко поджать ноги, то ли избавиться от трели.
Удары! Бум-бум-бум! Бреду на шум. Привычно справляюсь с замком.
— Привет, — голос из приоткрытой двери.
— Эй – эй! — оклик, и щёлканье пальцами у глаз. Зрение фокусируется, спрашиваю неуверенно:
— Алка? У – рыжая бестия! Вечно не вовремя!
— Кто же ещё? Опять сны? Гони их прочь! Я на кухню, котлеты привезла, разогрею.
Звук закрывающийся за ней двери. Опустилась тут же, на обувь…
…свет фар. Большущий, мне так казалось, белый «Лексус» освещал старую липу в тупике аллеи. Из машины вышла женщина. Я видела её ноги, обтянутые шёлковыми чулками, и высокий тонкий каблук. Мне хотелось рассмотреть её лицо.
Но перед глазами только локоны белых волос. Женщина словно шляпку надела гнездо на голову. В нём девочка. Хорошенькая малышка с конопушками на щёчках, весело помахала рукой. Мне ясно: женщина с девочкой перелётные птицы, их нет рядом, осень унесла их в другие страны…
…сознание включается болью пощёчин.
— Всё! Хватит сновидений! — Алка за руки потянула меня, заставила подняться на ноги, толкнула в спину. Раз, другой, наклонила мою голову.
Блин, вода! Хорошо, что не ледяная, как в прошлый раз.
Я смотрю на себя в зеркало: фиолетовые круги вокруг глаз, серая кожа.
— Покойник краше! Тоже мне, гадалка!— подруга возмущена.
— Алка, мне плохо, когда ты так будишь меня! — отвечаю недовольно ей.
— Будет хуже, если опоздаем на селектор! Контракт не подписан. Шеф отпилит нам все части тела по очереди!
Я вздрагиваю. Хватит мне ужасов!
— Пошли пробовать твои котлеты! Почему ты заехала за мной?
— Ха! Когда ты теряешь связь с реальностью, а я связь с тобой, остаётся одно: ехать на эту, забытую Богом окраину и вытрясти из тебя сны,— и добавляет,— или тебя из снов!
На кухне радостно: солнечные лучи отражаются в кофе, пищит микроволновка, синицы затренькали радостную песню весны.
Алка складывает из салфетки журавлика. Она всегда так делает, когда собирается сообщить мне то, что могу принять в штыки. Я молча жду.
Наконец она решается:
— Через три дня твой день рождения.
— Ну?
— К нам друг приезжает…
— Вадим, тридцати двух лет от роду, есть дочка, разведён, нет кисти на левой руке!
Алка хлопает ресницами, во рту откушенная конфета, которую она от удивления забывает прожевать. Потом, немного придя в себя, спрашивает:
— Мой рассказал?
Я улыбаюсь и отрицательно качаю головой, а потом добиваю Аллу фразой:
— Приводи своего друга в гости, я выйду за него замуж!