***
Из крана тупо капает вода…
Из жизни вытекает смысл по капле –
тот самый, что когда-то Бог подал,
как будто ты актёришка в спектакле –
но не герой, а на других ролях…
Твой выход: «Кушать подано» и «Здрасьте».
И ты стоишь в рисованных дверях
три акта – под ружьём. На сцене – страсти:
герои и злодеи шебуршат
под гулкое чириканье суфлёра.
А ты стоишь, как надо – не дыша.
До выстрела. До самого упора.
Потом идёшь в гримёрку, где бардак,
текущий кран и лифчики на стульях,
и понимаешь – что-то здесь не так -
тебя, как тряпку выжали. Надули.
Наобещали миллион чудес,
но чтобы не делиться – пристрелили.
Ружьём – тем самым, что имело вес.
Оно – имело, но не ты… Не ты ли
теперь - полтрупа, полупроводник
великого и вечного искусства,
которому зачем-то нужен лик -
пустой, и твой всегда подходит... Пусто
и безысходно… Поступает знак,
что кушать, хоть и подано, да рано…
Понять бы – что же вышло-то не так…
И надо заменить прокладки в кранах.
(11.11.2011)
.
.
***
Безветренно на краешке земли,
пустынно… Ограждение по краю
и сетка – чтобы души не могли
свалиться, в безвоздушье улетая.
На подступах почти как на войне –
чеканный шаг и сгорбленные плечи,
венки плывут рядами по волне,
и кто-то: «Жди меня», - кому-то шепчет…
Любовь идёт нейтральной полосой,
и сонная дорожка потайная,
но жизнь и смерть одной на всех косой
идущих к ним по край земли равняют.
А Бог сидит устало на мели,
качая чью-то душу на ладони:
- Порезалась о краешек земли?
И гладит осторожно, где болит,
и смотрит, как земля у неба тонет.
(13.05.2012)
.
.
***
Ветра и света хватило всем,
счастья и горя – попеременно…
Смертно мотая узлы из вен,
жизнь по живому бьёт – внутривенно.
Переполняется до черты,
где даже смех застревает комом,
и не поймёшь – то ли умер ты,
то ли и прежде – сплошная кома.
Только уверен, что это – край,
и на руке не осталось линий,
кроме черты, за которой грань -
жизнь на покинутой половине.
И у тебя есть один резон
жизни застывшей пробить давленье -
нарисовав на краю резцом
пару имён
и стихотворений.
(4.10.2011)
.
.
***
Дождь весёленький, в горошек,
бьётся в клеточку окна.
На ладошке медный грошик,
за душой – душа одна.
За домами туч барашек
сонно песенку поёт,
что когда-то беды наши
так пройдут, как всё пройдёт.
А пока и так неплохо, –
барабанит глупый дождь.
И дыханья – на полвздоха,
и дышать – полжизни ждёшь.
(27.08.2012)
.
.
***
После победы не до обиды.
Белые правы. Чёрные биты.
Нежно сияют звонкие шашки,
шахматы водят с фишками шашни,
и как обычно, сбитые пешки
недосчитались брошенных в спешке -
остановился бой до победы,
чтоб обернуться званым обедом,
и из горбушки выгрызен лапоть –
в корочке чёрной белая мякоть.
Серые тени /не кардиналы/
чавкают чем-то, что перепало,
кости кидают и между делом
цыкают зубом чёрным - на белых.
(20.04.2013)
.
.
***
Поэтам - не поэтовы даются сны и звания.
Наверное, поэтому за окнами с геранями
не видно дальних далей им, где музы переменчивы.
Обычных – ближе талии от вечера до вечера.
Ухаживают, знаючи. Влюбиться – дело плёвое.
Хорошие товарищи, хоть часто непутёвые.
За водочкой с огурчиком - о вечном, как о тёщином,
и тяготеют к лучшему, хоть видят чаще - прочее.
А жизнь у них обычная – другой и не бывает... Но –
летают, горемычные. Хотя и редко – маятно.
Тогда о чёрном – набело, тогда они серьёзные,
не замечают правила, и соблюдать их поздно им.
И может быть, поэтому им после - фиолетово,
борщи рубая с музами, - зовут ли их поэтами.
(15.11.2011)
.
.
***
У развилки трёх путей –
хоть налево, хоть направо –
то ли ангелов орава,
то ли тысяча чертей.
Ясен перец – тёмен лес,
напрямик дорога снова,
где ни доброго, ни злого,
слева – ангел, справа – бес,
и неважно – нечет, чёт –
если всё угодно Богу.
И присядет на дорогу –
то ли ангел, то ли чёрт.
(11.12.2011)
.
.
***
Захлопнется блокнот,
прервётся сеть и мысли.
Придёшь ко мне, как кот -
в домашние зачислен.
Отыщешь строчки две
о том, что было мною,
и может быть, в ответ
сердечко и заноет…
А может, просто так
побродишь по страницам.
Прирученным котам
дома нужны - не лица.
Но мой пустой блокнот
прихватишь, как воришка -
уйдя туда, где ждёт
подушка, кошка, мышка…
(3.10.2011)
.
.
***
Каждый стих - дитя любви,
Нищий незаконнорожденный.
Первенец - у колеи
На поклон ветрам - положенный.
(Марина Цветаева)
Незнакомая, чужая,
неудобная попутчица.
Откровенно взглядом жалит –
наблюдает, что получится.
И нездешний странный говор,
и не лучшие манеры, но
ты ей вторишь бестолково –
а она в ответ намеренно
бьёт наотмашь по больному,
ухмыляется – бесстыжая.
Ты б ответила иному,
но не ей, что душу выжала
и ушла, смеясь, куда-то.
Ты – за ней:
- Вернись! –
отчаянно…
Но погаснут виновато
зеркала в глазах печальные.
И тебе - лишь пыль бумажная,
да в блокноте строчки мелкие...
Вдруг вернётся - всё отдашь ей
за упрямый шёпот в зеркале.
(5.07.2012)
.
.
***
Время позднее.
Звёзды гроздьями
на антеннах и проводах.
На термометре – безморозие.
Межсезонная маета.
Делать нечего.
Время мечется,
как безгрешие без гроша -
безотчётное. Этим вечером
откровениям – дорожать.
Слышать главное.
Мысли главами -
на бумагу из-под полы,
где некормленые двуглавые –
медно-мелочные орлы.
Утро раннее.
Ближе – дальнее,
мелочь царственно далека…
Бог за пазухой - так сохраннее
ныне, присно и на века.
(25.12.2011)
.
.
***
Вначале было темно, и слово
искало выход, а может – дело.
Добра не видя, не зная злого,
из пустоты в никуда летело,
где мысли, жизни не видя - жили,
и было страшно от новой каждой.
А где-то были слова чужие
сильней бессмертия в рукопашной.
Им было что-то своё известно,
да не хватало простого слова -
оно держалось у края бездны,
вставая, падало – снова, снова…
Вставая, билось у тех пределов,
где застывали от страха души…
Ему мешало всего лишь тело –
хотело жить и немного кушать.
(16.03.2012)
