Сон чиновника - 5 (Повесть)

  
- Милый, меня достали уже все эти „дешёвые грузчики“ и „добровольные помощники“! - навзрыд плакала Анжела в трубку, - Милый, они утверждают, что мы должны куда-то переехать и наперебой предлагают свои услуги. Зая, они не дают мне поспать с дороги! У меня такая жуткая мигрень! Ты должен приехать и спасти своего пупсика!
- Анжела, куколка моя, я сейчас никак не могу. Ты не забыла - твой зая на государственной службе! Позвони, дорогая, в охрану и их всех выкинут взашей!
- Милый, у нас в доме больше нет охраны. Я не знаю, что мне делать. Я, наверное, сойду с ума! Милый, ты знаешь, там сидит такая зловредная старушенция! Она сказала, что у неё не сто рук и что это не её дело. Милый, она послала меняна х...! За что, милый?! Ты должен, должен что-то сделать, умоляю!
Не успел Николай Петрович, как мог успокоив жену, положить телефон во внутренний карман, как тот ожил вновь. Звонила мама. Создавалось впечатление, что мама по какой-то нелепой прихоти судьбы всё это время была рядом с невесткой. Иначе как она смогла так быстро разузнать его новый номер?!
- Сынок, - запричитала мама, не дослушав приветствий и дежурных вопросов о самочувствии, - Что же это такое на свете творится! Куда мир катится, я спрашиваю. Какой кошмар! Чего ты молчишь, я тебя спра…
- Мама, давай покороче, ладно? Я на службе…
- Ишь ты! Видали! Он на службе! А родная мать должна по вонючим очередям мыкаться? Ах ты, бессовестный!
- Мамочка, родная, что случилось? - мигом сменил тактику Николай Петрович.
- Случилось! Он ещё спрашивает! Ещё спрашивает... Ещё как случилось! - ворчливым баритоном сетовала мать некоторое время, пока, наконец, не решила, что подобной „артподготовки“ с сыночка вполне достаточно и не перешла к решительному штурму. - Ты должен немедленно приехать и разобраться с этими негодяями!
Затем последовал сопровождаемый бурными эмоциями рассказ о сорванном визите мамы в „нашу“ больницу к Лёве , с попутным твёрдым намерением сделать массаж ягодиц - „чтобы уже два раза не ходить“. Под „нашей“ следовало понимать госкомитетовскую клиническую больницу, а под Лёвой - доктора медицинских наук, профессора, академика РАМН Льва Абрамовича Михельсона, бессменного на протяжении последних десятилетий главного врача этой больницы.
По словам мамы выходило, что её не только не допустили к главврачу, но и вообще дали от ворот поворот, сообщив на прощание, что медицинское обслуживание граждан нашей страны производится по месту жительства, в районной поликлинике. С этими словами перед её носом захлопнули двери, посоветовав приходить не ранее, чем по получении направления в их больницу от участкового врача.
Потом ей нахамили в справочном бюро, где в ответ на её требование „шевелиться побыстрее“ ей предложили - раз уж она, дожив до седых волос, так и не запомнила дорогу в родную поликлинику - спокойно дожидаться своей очереди. Или идти по другому популярному „адресу“, хорошо обычно известному всем грузчикам и бомжам, независимо от места их обитания.
В районной поликлинике испытания не закончились. Отстояв огромную очередь в регистратуру, мама получила следующую информацию:
Первое - проктолог принимает только по пятницам и запись к нему на этот месяц давно закончена.
Второе - когда будет запись на следующий месяц, никто не знает, и надо следить за объявлениями на доске информации.
Третье - по слухам, проктолог вообще собирается увольняться из-за хронически низкой зарплаты, и когда будет новый никому не известно.
Четвёртое - что такое массаж ягодиц, они слышат впервые, а когда „эту мерзость“ внесут в перечень хотя бы платных услуг их поликлиники, они не догадываются.
И пятое - если она, „выскочка норковая“, будет качать права, возмущаться и задавать много дурацких вопросов, то ей покажут дорогу по уже объявленному  ей в справочном бюро адресу.
- Сынок, - голосила мама в трубку, - Сыночка, ты только представь! Они требовали с меня какую-то дурацкую страховку. Коленька, ведь у меня есть паспорт. Наш, гражданский, паспорт! Разве его недостаточно, а, сынок? Ну скажи ты этим идиотам!..
  
Далее случились события, хорошо знакомые Николаю Петровичу по известный детской сказке Корнея Чуковского.
У него зазвонил телефон...
Вместо слонов и газелей, правда, выступали бесчисленные родственники, близкие и не слишком, но для Николая Петровича такое несоответствие сюжету не являлось сколь-нибудь значительным утешением.
К исходу первого часа после реанимации телефона список „входящих“ насчитывал более десятка звонков.
  Следом за мамой позвонил папа, впервые за много лет вызванный в собес, с жалобами на „вопиющую несправедливость“ и „фашистское отношение“ к стоящим в очереди пенсионерам.
Затем в жилетку Николаю Петровичу решил поплакаться родной дядя, папин младший брат. Неприятным событием, до глубины души изумившим дядю, стала беседа в налоговой инспекции, в ходе которой выяснилось дядино недопонимание порядка исчисления налога на прибыль в его фирме, и, как следствие, просьба в кратчайшие сроки покрыть недоимку за последние три года. C обещанием в противном случае пригласить к нему в гости бравых парней в камуфляже. Кроме того дядю замучили визитами пожарный дядечка в форме старшего лейтенанта и миловидная тётечка с глазами-льдинками из санэпидстанции неподалёку.
После звонка племянника Паши по поводу начавшихся внезапно необоснованных придирок деканата „всего-то из-за жалкой парочки хвостов“ на прошлой и позапрошлой сессии, терпению Николая Петровича пришёл конец.  С нескрываемым облегчением Николай Петрович отключил навязчивое громкое пиликанье, и все дальнейшие попытки родни добиться его, Николая Петровича, решительного вмешательства приводили лишь к одному неизменному результату. Папка непринятых вызовов, уплотняемая беспрестанной вибрацией аппарата, тем не менее ширилась и пухла словно тесто, обильно сдобренное наисвежайшими дрожжами, пополняясь новыми и новыми „поступлениями“.
  - Дурдом! - подумал Николай Петрович и нажал клавишу переговорного устройства.
- Да, Николай Петрович... - отозвался голос на том конце.
- Валюша, найди мне Александра, пусть готовит машину. Через пятнадцать минут поедем к избирателям.
У него нет больше никаких сил фиглярствовать в этом паноптикуме!
- Э-э-э... а-а... Николай Петрович, Вы разве не знаете?
- Что ещё?! - где-то внутри, примерно над желудком Николая Петровича повеяло неприятным холодком, - Что-то с Бойцовым?!
- Я сейчас зайду, Николай Петрович. - вместо прямого ответа пообещала Валентина.
  
- Что значит уволен?! - топотал ногами Николай Петрович.
C ловкостью танцора-чечёточника, некогда виртуозно владевшего телом, но слегка подпорченного к старости радикулитом и жирком, приближался он могучим брюхом к роскошному бюсту секретарши, тем самым заставляя её шаг за шагом сдавать позиции, до тех пор, пока та не почувствовала поясницей холодную бронзу литой дверной ручки. Дальше отступать было некуда. Валентина невольно зажмурилась и приготовилась к страшному...
- Что значит уволен, я тебя спрашиваю! Что значит для экономии фонда зарплаты? Кто посмел уволить моего! Персонального! Водителя! Без моего разрешения! А?! Что молчишь, курица - отвечай!
- Он-ни... Они... они сказали, лучше до работы на метро... Так, говорят, пробок меньше... да и вообще... Говорят, на такси не советуют... медленно и... д-дорого…
Не дослушав секретаршу, Николай Петрович выпрыгнул в коридор.
- Что ж вы творите, дуболомы?! - в ярости набросился он на прохаживающегося в холле Шутина.
- Что-то случилось? - оживился тот.
- Мне что, с людьми встречаться на своих двоих ползать? По делу государственной важности! - без предисловий бросился в атаку Николай Петрович, - Или, может, за свои кровные такси нанимать?
Он попытался совершить тот же манёвр, что минутой назад заставил ретироваться секретаршу. Но, на удивление, Василий Васильевич, несмотря на небольшой росточек и кажущуюся плюгавость, не отступил ни на пядь.
- Не кипятитесь Вы так, Николай Петрович, - примирительно отвечал Шутин, - Зачем же такси? Ну что Вы, право! В Комитете оставлен достаточно большой парк автомобилей для поездок по служебным надобностям. Зайдите в отдел кадров и оформите местную командировку. Или, вот, секретаршу попросите заявку отнести. Куда, на сколько и зачем. Всего и делов - пара минут.
- Вы не понимаете! У меня был персональный охранник-водитель. Охранник, понимаете!
- Я Вас умоляю, Николай Петрович. Ну что тут охранять? Вы что, Гохран? Или Грановитая палата? Вон, в Швеции, допустим, премьер-министра можно встретить в колбасном отделе или в очереди супермаркета…
- Ага?! Там их, министров шведских в очереди ножиком-то и пыряют! И потом, я ведь носитель важных государственных секретов! Вы разве не понимаете, что может случиться, если меня, не дай бог, похитят террористы или вражеские шпионы!
- Господь с Вами, Николай Петрович! Много Вы думали о своём „секретном содержимом“, когда отправлялись чёрт знает куда? Один-одинёшенек! За рубеж, на острова! Вот где раздолье для агентов вражеских разведок, похитителей и убийц, Вы не находите? И потом, - Василий Васильевич особенно надавил на слово „потом“, как бы передразнивая Баринова, - Что Вам мешает улучшать, что называется, криминогенную обстановку в стране? Ладно, Вас охранник защитит, а кто защитит бабушку в подъезде? Кто защитит меня, в конце концов? „Носителя“ не каких-то там мифических секретов, а вполне конкретной диссертации, десятка монографий, „хранителя“ трёх изобретений, „пособника“, извиняюсь, одного открытия и, не побоюсь этого слова, „создателя“ вполне значимой оборонной технологии на одном из уральских заводов.
- Ой, да бросьте Вы, Василий Васильевич, юродствовать! Вы-то кому нужны со всеми Вашими открытиями! - раздражённо вскричал Баринов, - Злодею Вы неинтересны. Ни заказному киллеру, ни грабителю. Вы разве влияете на что-то в стране или с Вас есть что взять?  
- Вот тут Вы совершенно правы, Николай Петрович, - игривый тон Шутина стал сухим и жёстким, - Так уж вы всё обернули в стране, что грамотные и квалифицированные люди стали никому не нужны. Но ничего, бог даст, мы сумеем это поправить. А пока что, для начала, что называется, давайте-ка по общим правилам, хорошо? Как говорят всем гражданам в полиции: будет инцидент - пишите заявление.
- Как это „будет“? - взвился Баринов, - А если меня уже убьют? Или похитят! Или покалечат до несознанки!
- Ну как как? - спокойно ответствовал Василий Васильевич, - По вами же установленному порядку. У Вас родственники есть? Вот они и напишут. Если, конечно, полиция не вмешается раньше.
  
Еле-еле Николай Петрович дожил до конца рабочего дня. Никаких таких „избирателей“, конечно же, и в помине не было. А придумывать какую-то „отмазку“ подостовернее для новоявленного „начальства“ он не решился. Кто знает, какие у них возможности для проверки. Вдруг и на самом деле, задействовано ФСБ.
Была, впрочем, и ещё одна причина.
- Отпрашиваться у этого мужичья? Мне, Баринову?! Унижаться?! - пульсировало у него в мозгу жаркой волной.
- Надо несколько дней отсидеться, - решил Николай Петрович по здравом размышлении, - Осмотреться аккуратно по сторонам и принюхаться…
- До завтра, Валюша! - как ни в чём небывало улыбнулся он Валентине и направился по красной ковровой дорожке к лестнице.
- До встречи, Николай Петрович, - кивнул Шутин в холле первого этажа на прощание.
- До встречи, до встречи... - еле слышно, даже не обернувшись, себе под нос проворчал Николай Петрович, толкая массивную входную дверь.
И ... застыл на пороге, как вкопанный. Нахально ухмыляясь и пожёвывая тонкими губами дешёвую сигарету, на него в упор смотрел Шутин.
- Тьфу, дьявол, это же дворник! - вспомнил Николай Петрович, разглядев в руках „Шутина“ лопату.
- Куда прёшь, дубина! Это служебный вход! - не сдержался Николай Петрович.
- Знаю, - на этот раз дворник остался невозмутим, - Мы тут это... Тоже как бы служим... как бы вот...
На два метра вокруг него ощущался стойкий запах перегара, выдававший, похоже, истинную причину его удивительного умиротворения.
- Мне тут недалеко. Лопату в кладовку… - не договорив, дворник попытался надавить посильнее плечом, отодвигая Баринова со своего пути. Похоже, он не узнал Николая Петровича и таранил того лишь в попытке проложить себе кратчайший путь к цели.
- Бардак! - в сотый раз за день поразился Николай Петрович. Шальная мысль вдруг пришла ему в голову.
- Стой-ка, мужик! - бросил он в спину дворнику, - Дай угадаю... Ты - Бутин!
Мужик ошалело помотал головой из стороны в сторону.
- Вутин? ... Гутин?
- Чутины мы. - икнул мужик и, неожиданно споткнувшись, боднул лбом дверь. - Кондрат Кондратыч... - промычал он своему отражению в бронированном стекле двери и исчез.
С полминуты Николай Петрович смотрел сквозь окошко двери на удаляющуюся пошатывающуюся   спину в ватнике, борясь со жгучим желанием войти следом и убедиться воочию, что „плюгавых“ на самом деле двое.
- Или вдруг это Шутин шутки шуткует, переодеваясь то в одного, то в другого, то в третьего... Непонятно только, к чему этот цирк?
- Нет, ну ты посмотри, как этот колдырь по паркету лопатой шваркает! - почувствовал Николай Петрович внезапную боль за народное добро. Ему вновь вспомнился недавний разговор с Шутиным в буфете. - Лопаты, как символ справедливости. Видали мудака!
  
- Вот, представьте, - разглагольствовал этот доморощенный философ, - Вы, дворник, гребёте снег лопатой. Чем большую площадь Вы очистите, тем больше заработаете. Справедливо?
- Ха! Кажется, я даже отвечал этому дебилу, - вспоминал Николай Петрович, - Конечно, говорю. Это и ежу понятно.
- То есть Вы считаете справедливым вознаграждение по результатам затраченного труда?
- Ну, безусловно... - важничал Николай Петрович, по-прежнему не понимая, куда клонит Шутин.
- Тогда давайте разбираться дальше. Вы видите, площадь очень большая, - Шутин очертил вид за окном широким жестом, - Одному человеку явно не справиться. Вызываем бригаду дворников…
- Точно, чокнутый! - подумал Баринов, а вслух прибавил, - А как же!..
- Каждый работает в меру сил,- не обращая внимания на замечания  Баринова, продолжал Шутин, -  Хотя, может, и в меру совести. Надеясь, что его лени не заметят и заработок разделят на всю бригаду поровну.
- Да-да, помните, так и было при „советах“ - подхватил Баринов, как ему показалось, основную мысль, -  Но мы это всё наконец-то поправили. Восстановили, как Вы говорите, справедливость. Теперь каждый получает по труду.
- Не спешите, Николай Петрович, хвастаться, - остановил Баринова Шутин. - Но всё-таки я рад, что пока, - он сделал ударение на слове „пока“, - Мы с Вами одинаково понимаем справедливость. Да. Пусть они все получат по результатам своего труда. Сколько нагрёб - всё твоё, так?
- Так.
- А вот скажите, - Шутин принял задумчивый вид, как бы показывая, что занят сложными вычислениями, - Какая может быть разница в результатах? Ладно, давайте учитывать не только физическую силу и здоровье, но также и желание, и настроение, и утреннее похмелье, и переживание ссоры с супругой накануне. И ту же совесть, обязательно. Наверняка, кто-то захочет схитрить.
Хотя бы примерно, во сколько раз может быть снежная куча лидера больше кучи, что называется, аутсайдера? В полтора? В два? В четыре? Ну ладно, давайте округлим до десяти. Мы же можем представить, что аутсайдер - хромая однорукая ленивая девочка с похмелья?
- Ха! Ну Вы, право, Василий Васильевич... жжёте, как молодёжь говорит.
- Спасибо. - дурашливо смутился Шутин, неумело делая книксен. - А тогда не соблаговолите ли мне объяснить, разлюбезный Вы мой Николай свет Петрович, отчего... - Шутин выдержал артистическую паузу, - Отчего тогда некоторые в нашей стране получают в сотни раз, в тысячи, десятки даже тысяч порой больше других.
О-о, дорогой Ватсон, это как раз элементарно! - в тон Шутину отвечал Николай Петрович, - Всего лишь потому, что работают не кривыми своими руками, а мозгами. Есть такой орган у некоторых индивидуумов, представляете?!
- Ой ли, Николай Петрович? Так уж и мозгами? Впрочем, я ничего не имею против мозгов. Заработал своими мозгами, согласен - всё твоё. Но давайте разбираться. Отделим, что называется, зерна от плевел. Где мозги, а где что-то совсем другое.
- Ну давайте-давайте. - подзадорил Баринов.
- Вы, по всей видимости, считаете, что если какой-то шибко сообразительный и предприимчивый индивидуум, вместо того чтобы работать самому, взял и купил сто лопат да нанял сто человек, то он, что называется, круто поработал мозгами?
- А разве нет? Вы попробуйте организовать сто человек!
- Согласен. Определённая хватка должна быть. И, более того, как и всякий талант, это не каждому дано. Но! - Василий Васильевич торжественно выставил вперёд указательный палец, - Разве даёт этот талант право, что называется, индивидууму присваивать себе результаты труда ста человек? Делясь с ними лишь крохами по своему усмотрению. Только лишь на том основании, что у этих людей не было денег на покупку собственной лопаты? Справедливо ли это?
- А разве нет? Моя лопата - мои правила! И потом, не я один так считаю. Во всём мире делают так и только так.
-  Да, Николай Петрович, я помню. Ссылка на „мировой опыт“ - ваша коронная отмазка. Причём каждый раз вы ссылаетесь на разные страны, в зависимости от ситуации, которую вам желательно оправдать. Но вспомните, Николай Петрович, что Вам говорила мама в детстве? Да-да, именно тогда, когда Вы ссылались на старшего брата, что, мол, он первый так сделал. А если, говорила Вам, как и всем в детстве, мама, он с девятого этажа вниз головой сиганёт, то и ты за ним? Говорила Вам так мама в детстве, Николай Петрович, сознавайтесь!  
Однако, как ни странно, я опять с Вами соглашусь. Так и почти только так делают в мире. Причём и при капитализме, и при социализме, без разницы. Разница, пожалуй, только в одном. При плохом капитализме продукт труда присваивает конкретный хозяин. При плохом социализме - „расплывчатое“ государство. Капитализм в данном случае лучше только с одной точки зрения.
- Какой-же, разрешите полюбопытствовать? - интерес Николая Петровича казался вполне искренним.
- Неужели не догадываетесь? Это же, как Вы только что сказали, элементарно, Ватсон! Хозяин, если он настоящий хозяин, содержит свои лопаты в хорошем состоянии. Хозяин их любит, бережёт, заботится, холит и лелеет. А государство, оно ведь как те „семь нянек“ - где уж ему за своим бесчисленным добром уследить!
- Вот видите!.. - воодушевился было Баринов.
- А что видеть-то! Особо видеть нечего, - тут же осадил Николая Петровича Шутин, - С точки зрения тех ста человек капиталистический „хрен“ не особо слаще „совковой“ „редьки“. И тот и другой „корнеплод“ „отжимает“, что называется, у них всё, оставляя им нищенское пособие для „поддержки штанов“. Владельцы средств производства не делают разницы между лопатами и человеком. Человека, как вещь, как ту же лопату, просто берут в аренду, а использовав, по истечении „срока годности“ так же запросто выкидывают на свалку.  За что же, я спрашиваю, работникам любить того или другого? Хотя, Николай Петрович, давайте признаем, что глубоко уважаемый вами „мировой опыт“ над своим работником так уж садистски не изголяется. „Мировой опыт“ своему работнику кусок намного жирнее оставляет.
- Хорошо, - пропустив упрёки оппонента мимо ушей, поторопил Шутина Баринов, - Мне уже жутко любопытно, как же Ваша „справедливость“, Василий Васильевич, выпутывается из этих ненавистных Вам противоречий между трудом и капиталом. В чём отличие Вашего хвалёного „справедливого строя“? Хорошего, как Вы изволили выразиться, капитализма и социализма в одном флаконе.
- Давайте, прошу Вас, Николай Петрович, оставим все эти, что называется, „измы“ историкам и политологам! Неважно, как это назвать, но отличие принципиальное. Кардинальное, что называется, я бы сказал…
- Ну-ка, ну-ка, давайте Ваше кардинальное…
- Охотно, Николай Петрович. Слушайте. Работник получает всё. Пользуясь нашей терминологией, сколько нагрёб, столько и получил. Из этих денег он заплатит хозяину за аренду лопаты, процент прибыли ему же за организацию производства и налоги государству. Остальное - его.
- И в чём Вы заметили разницу, Василий Васильевич? Как говорила моя бывшая: те же яйца, только в профиль. Что мешает хозяину взвинтить плату за аренду и назначить высокий процент?
Второе: что, как не ожидаемый высокий доход, заставит хозяина ввязываться в финансовые риски? Ведь это только обсуждаемый нами снег бесплатен, а в большинстве случаев хозяин вкладывается в сырьё, в постройку фабрик и заводов, в проектные и исследовательские работы, наконец. Да много ещё во что. И всё это за скромное „спасибо“ от работника, хотите Вы сказать?
- Помилуйте, Николай Петрович! А Вы тогда на что? Ведь именно все эти вопросы и призвано решать нормальное справедливое государство. Не хочется сейчас вдаваться в подробности, да и времени у нас маловато, но уверяю Вас, всё так и будет. Справедливо и разумно.
Тут всё, что называется, взаимосвязано, Николай Петрович. Вы ставите бизнесмена в неприемлемо тяжёлые условия, он, в свою очередь, по-скотски относится к своим сотрудникам, а те, наконец, платят той же монетой и ему, и вам - государству.
- Хорошо, допустим. У нас, допустим, все не так, не по справедливости. Но вот пришли вы. Честные и справедливые. Как там вас - народный контроль? Что предпримете вы? Каким образом будете ситуацию исправлять?
- Господь с Вами, Николай Петрович. Зачем же мы полезем на вашу „кухню“? Вы всё сделаете сами. Причём в самом лучшем виде. Как только возможно справедливее в сегодняшних реалиях. А мы вас разве что чуть-чуть направим к поискам оптимального варианта.
- Любопытно. И как же? Приставите к каждому начальнику и депутату по автоматчику? А много ли мы сделаем „из-под палки“, а?
- Ну зачем же так сложно? Разбазаривать бюджет ещё и на автоматчиков, зачем? Вы разве не знаете самую мощную движущую силу человека? После, разумеется, животных инстинктов, которые, как ни крути, ничем не победить.
- Буду очень Вам признателен за эту информацию, Василий Васильевич. - приторно улыбнулся Николай Петрович, изображая прежнюю заинтересованность. На самом деле Баринову порядком прискучил пустопорожний, с его точки зрения, разговор. Он демонстративно зевнул и посмотрел на часы.
- Ах, извините, Николай Петрович, я, кажется, увлёкся, а Вам давно пора на рабочее место, - зачастил Шутин. - Пойдёмте, я Вас провожу.
- А-а, делайте уже что хотите. Думаю, у меня всё равно выбора нет, не так ли?
- И всё же, - обратился Баринов к своему „стражу“, едва они вышли из буфета, - Раз уж мне от Вас никак не отвязаться, извольте, договаривайте. Что за чудодейственная сила?
- Личная заинтересованность, Николай Петрович. Личная заинтересованность…
  
- Сумасшедший! - как зачарованный повторял про себя Николай Петрович, глядя вслед исчезнувшему за дверью дворнику Чутину, снова и снова прокручивая в уме те странные слова его двойника. - Все они сумасшедшие! Психи! С одной стороны, всё предельно понятно. А с другой? Что именно он имел в виду?