Скрипач (Рассказ)

Он шёл по вечернему городу, прихрамывая и дрожа от холода. Снег хлопьями бил по его лицу, оседая белым порошком на волосах, плечах, губах и ресницах. Парень был одет очень легко для этого времени года: тонкий распахнутый кожаный плащ, рубашка,  джинсы и простенькие туфли. Темные, почти чёрные волосы, руки в карманах, еле двигающиеся ноги, полупотерянный взгляд… Юноша выглядел вполне обычно для этого города. На секунду он остановился и взглянул вниз: у его ног лежал сегодняшний выпуск New York Times. «Поздравляем всех с наступающим 1983 годом. Он будет лучше, чем год текущий» гласила страница, лежавшая на мокроватом тротуаре. Молодой человек наступил на неё туфлей, оставив грязный отпечаток подошвы. Он шёл по Сороковой западной улице, будто бы бесцельно. Парень свернул налево, на Седьмую авеню, и продолжил свой путь по сумеречным улицам Нью-Йорка, изредка останавливаясь и смотря на пылающие светом окна, обходя скопления тинейджеров, которые запросто могли вогнать нож ему в грудь ради дозы. Молодой человек был осторожен. Хотя… это было вполне нормально. Он наклонился и взял горсть серого снега в свою руку, взглянул в небо, покрытое дымом. Парень продолжил путь, но на очередном перекрёстке поскользнулся и ударился головой о обледеневший асфальт. Встав, юноша вытер кровь рукавом и сжал свой нос двумя пальцами. Губы его дрожали, пальцы замёрзли, а ноги еле передвигались с места на место, но этот человек продолжал идти. Через пару минут своего пути, парень свернул на Сорок третью улицу, продвинулся на пару сотен метров и спустился ко входу в подвальное помещение. Толкнув рукой слегка дверь, он  прошёл в некое подобие бара.
* * *
Адская кухня… Один из самых страшных районов «Большого Яблока»: воровство, убийства, банды, громящие всё подряд. Мало кто отважится работать здесь. Внутри помещения сидело несколько человек, тусклый свет плохо освещал их лица, да и они были не так уж и важны. Молодой человек подошёл к барной стойке.
– Привет, Рик, – произнёс он.
– Здравствуй, Уайет. Как твои дела? – задал вопрос не слишком молодой мужчина с ярко выраженными чертами мексиканца, – Рановато ты за новой дозой прибежал.
– У меня всё в порядке. Смотрю, твой бар процветает, – ответил парень, окинув взглядом местный сброд.
– Правильно заметил. Хотя местные бандиты уже поднадоели, – ответил мексиканец, протирая стакан, – Сразу скажу – кокса нет сейчас, но есть крэк, будешь?
– Рик, обижаешь ты меня. Хотя… давай эту дрянь, опробую.
Бармен достал из-под стойки небольшой пакетик с коричневатым порошком, взмахнул им перед лицом Уайета и произнёс:
– А ты помнишь, что за тобой должок около двух сотен баксов?
– Да. При первой возможности верну. Давай уже, – нижняя губа парня уже судорожно тряслась, а зрачки расширились.
Рик протянул ему пакетик, но тут же резко дёрнул руку в свою сторону, издеваясь над наркоманом, усмехнулся, но всё же отдал крэк. Уайет, получив долгожданную дозу, открыл упаковку, высыпал немного на салфетку, завернул, прикусил зубами самодельную сигарету и поднёс огонёк. Затянувшись первой порцией дыма, он ощутил, как ломка постепенно начинает отступать. Он завязал пакетик с крэком и, вдыхая живительный дым, двинулся к выходу, а за ним вышла парочка афроамериканских парней.
Да, бар был мал, но, за неимением ничего более лучшего и дешёвого в этом районе, популярен. Поговаривали, что Рика боялись даже местные бандиты, вполне возможно из-за его брутальной внешности – длинноволосый, усатый мексиканец, с жестокими, звериными глазами кому угодно внушит страх, а может быть и потому, что у него под стойкой всегда находилось заряженное ружьё, пристрелившее немало дебоширов и хулиганов. Этот подвал стал некой нейтральной территорией для многих людей, которым была дорога своя жизнь.
– Рикардо, расскажи мне о нём, – проговорила девушка, сидевшая за барной стойкой.
– Кэйли, неужели это так важно? – ответствовал мужчина, всё ещё протирающий посуду грязноватым полотенцем.
– Да, мне кажется, что ты можешь рассказать что-то интересное.
– Хорошо. Он – Уайет Майлс. Бывший скрипач, двадцать шесть лет, – говорил бармен, опёршись на стойку, – Гениален, в какой-то степени. Но, к сожалению, закончил свою карьеру, сев на кокс. Иногда играет на Бродвее, чтобы заработать немного денег. Не может жить без наркоты, приходит сюда каждую неделю, живёт на Сороковой улице. Жаль его… Губит свою жизнь.
– Для наркомана он выглядит довольно прилично, даже слишком. Рики, напиши, пожалуйста, мне его адрес, чем-то он меня зацепил. Хотелось бы узнать его поближе.  
Тем временем, Уайет шёл в сторону своей квартиры, покуривая крэк. Фонари освещали его путь, и приятное ощущение спокойствия  накрывало его тёплым одеялом. Буквально через пару минут, на повороте, его настигли двое темнокожих парней, обогнали и остановились. Один их них произнёс:
– Не хочешь ли ты поделиться с нами?
– Нет, – ответил Уайет, подписав себе приговор, – мне самому вряд ли хватит.
Не успел юноша договорить, как ему в ногу впился нож и последовали несколько ударов кулаками по челюсти, рёбрам, черепу. Парень упал и отключился. Очнувшись, он проверил свои карманы. Конечно же, наркотиков не было, но ключи от квартиры, что удивительно, были на месте. Не осознавая себя, Уайет встал, осмотрел свою окровавленную одежду, и, истекая кровью, двинулся в сторону своего дома. Вызывать скорую или искать её в Адской кухне не было смысла – медики опасались заезжать в этот район – разбитые, сожжённые автомобили и разрисованные краской дома говорили сами за себя.
Войдя в свою квартиру и прижимая рану рукой, молодой человек подошёл к шкафчику, достал бинт и какую-то бутылку. Он снял с себя почти всю одежду и принялся обрабатывать рану спиртом. Парень сдерживался, чтобы не закричать от сумасшедшей боли, хорошо, что хоть ломка, пусть и ненадолго, но отступила. Закончив обработку, Уайет перебинтовал рваную рану, натянул на ноги штаны, надел майку, прихрамывая и еле сдерживаясь от крика, подошёл к кровати и без сил рухнул на неё.
* * *
За окнами начинало светать, солнце одаривало своим розово-жёлтым светом это безумный город. Юноша лежал на кровати, алая жидкость на простыне уже засохла, рана перестала кровоточить. Звонок в дверь разбудил парня, он поднялся и, проклиная всех и вся, пошёл открывать.
На пороге стояла темноволосая зеленоглазая девушка, на вид около двадцати пяти лет. Она была чуть ниже хозяина квартиры, на её плечи была накинута лёгкая куртка, на ногах – голубые джинсы и серые ботинки. Опешив, юноша стоял и наслаждался её необыкновенной красотой.
– Уайет Майлс? Скрипач? – задала вопрос девушка.
– Музыкант из меня никудышный, – ответил парень. – А вы, собственно, кто?
– Кэйли Льюис. Мы виделись в баре у Рикардо. Он мне рассказал о тебе.
– Неудивительно. У этого старого мексиканца язык, как помело. Ну что же, входи в моё скромное жилище.
Девушка вошла в квартиру. Серые стены, под потолком висела самая обычная лампа, тускло освещающая комнату и лёгкий сквозняк, стелившийся по бетонному, пыльному полу. Она прошла за Уайетом на кухню, присела за немного грязный холостяцкий стол.
– Кофе будешь? – произнёс хозяин квартиры.
– Не откажусь, – ответила Кэйли.
Они сидели, глядя друг на друга, пили кофе и разговаривали… Сначала о музыке, о Нью-Йорке, о современном сумасшедшем мире и дикой жизни, о своих мечтах, обо всём на свете.
– Уайет, а ты не мог бы сыграть для меня?
– Ну, – парень немного медлил с ответом, было видно, что желания у него нет, – только если для тебя.
Молодой человек встал, пошёл в комнату и вскоре вернулся со скрипкой. Он недолго подготавливался и, через пару минут, взял смычок, и начал с упоением воспроизводить на свет необыкновенные звуки. Уайет играл, как заведённый, будто бы в нём проснулось что-то. Парень исполнял мелодии страстно, безумно эмоционально, дико, ярко, как одержимый… В его глазах горело пламя, и он всё продолжал  играть…
Но вот, молодой человек, закончил. Кэйли сидела на стуле, остолбенев от восторга и, еле двигая руками, она принялась аплодировать. Уайет грустно улыбнулся, опустив руки, а в его глазах всё ещё светился какой-то непонятный огонёк.
– А ты не пробовал выступать на публике со своими произведениями? – задала вопрос Кэйли.
– Пробовал. Но в этом городе… это не нужно никому…
* * *
Уайет достал свою скрипку, смычок, приготовился играть. Бандиты в баре Рикардо, медленно потягивающие мутное пиво, уставились на юношу, как на прокажённого. Да-да, девушка всё-таки уговорила его. Парень начал играть, всё также, с упоением и одержимостью. Абсолютно все, белые, чёрные, азиаты, глядели на него и сидели, боясь выдохнуть, боялись сдуть эту необычайно прекрасную мелодию. Один из особо пьяных темнокожих тинейджеров встал и подошёл к скрипачу, толкнул его. Уайет выронил смычок и скрипку из рук.
– Сядь на своё место! – рявкнул Рик, – И не трогай моего друга!
– А то что, Мартинез? Побьёшь? А нас здесь много, – с вызовом ответил афроамериканец, кинул в бармена кружкой, но попал в стену. Осколки разлетелись почти по всему помещению, а Рик, не раздумывая, достал заряженное ружьё и выстелил в темнокожего парня.
– Ну, кто ещё хочет? – задал вопрос мексиканец, – Никто? Ладно. Наслаждайтесь музыкой. Уайет, продолжай. И вынесите кто-нибудь этого мертвеца, чтобы глаза не мозолил, киньте в мусорный бак, бездомные животные съедят его.
Рик взял тряпку, намочил её, набрал воды в ведро и принялся оттирать кровь с пола, столов и стен безо всякого отвращения, будто бы это было для него обычным делом. Двое парней взяли под руки пристреленного темнокожего парня, а Уайет, подняв скрипку и смычок, продолжил играть… Как безумный, он извлекал звуки невероятной красоты, изливал душу перед местным сбродом… А Кэйли сидела около барной стойки, изредка прикасаясь своими сладкими губами к кружке и выпивая пару глотков пива. Девушка наслаждалась тем, что смогла хотя бы немного вытащить из проклятого наркотиками музыканта его талант. Она сходила с ума, наблюдая за тем, как он творил, чувствовала его страсть, дикость, улавливала капли страдания и лепестки огня в глазах скрипача.
* * *
Так прошло несколько месяцев. Кэйли помогала устраивать сольные выступления для скрипача в барах и небольших клубах Адской кухни, Уайет не отказывался и совершал необыкновенные выкрутасы перед местными бандитами. Постепенно, парень начинал зарабатывать на этом деньги, пусть пока ещё очень малые, но их хватало, чтобы неплохо жить, изредка покупать кокс и отдавать долги Рику. А девушка всеми силами поддерживала музыканта в его стремлении отстраниться от наркотиков.
Ранней весной тысяча девятьсот восемьдесят третьего года Уайет и Кэйли переехали в новую квартиру на Бродвее, но скрипач всё также продолжал давать свои основные сольные концерты в баре своего мексиканского друга. Майлс… Он становился настоящей местной знаменитостью… Вернее… возрождался. Она… обыкновенная случайная девушка вытаскивала его из бездны белой порошковой дряни, окутанной парами алкоголя и опьяняющим, пронзающим лёгкие насквозь, дымом.
– Уайет, дорогой, – рано утром Кэйли открыла дверь квартиры и забежала на кухню, – Двадцать седьмого апреля ты будешь выступать в театре Music Box! Быстренько одевайся, и мы едем за покупками!
Девушка взяла Майлса за руку, вытащила его на улицу, остановила такси. Уайет и Кэйли сели в желтую машину и поехали в сторону лучших магазинов. Молодые люди несколько часов ходили и выбирали одежду, духи и кучу других аксессуаров. Вернулись они домой уставшие, довольные и ожидающие заветного дня.
* * *
Каждый день парень и девушка проживали в ожидании чуда. Но вот и наступило двадцать седьмое апреля. Скрипач сидел в гримёрке. Он был немного потерян, ведь его выступления ожидало огромное количество людей. За приоткрытой дверью показалось лицо Кэйли:
– Твой выход через десять минут. Я буду в зале, в первом ряду.
Уайет закрыл дверь. Видимо ему хотелось побыть немного наедине с собой. Каждая минута тянулась словно вечность. Ожидание… Наверно, самое неприятное из всех чувств. Не знаешь, к чему оно приведёт и чем всё закончится. Но вот… наступило заветное время. Парень вышел на сцену.
– Приветствую всех жителей Нью-Йорка в этот знаменательный день. Ведь сегодня – мой двадцать седьмой день рождения, – произнёс он, подготавливаясь к игре, и ища глазами Кэйли в первых рядах, найдя её, Майлс заметил Рика, сидящего рядом с девушкой, – Мне очень хотелось бы сделать для вас всех самый необычный подарок, не знаю, получится ли. Не хочу утомлять вас своими долгими речами, поэтому, я начну.
Скрипач, закрыв глаза, начал с упоением водить смычком по струнам. Он играл так, как никогда, передавая свою страсть и эмоции всему залу. Люди сидели и слушали каждую ноту, каждый отголосок движения музыканта. Время будто бы остановилось и сердца будто бы замерли. В зале повисла невероятная тишина, абсолютно все боялись спугнуть необыкновенно прекрасную мелодию. Уайет выглядел на сцене как что-то новое, неописуемое, как явление великого таланта. Жители Нью-Йорка сидели на своих местах, раскрыв глаза от удивления, и старались изо всех сил не пропустить ни одного нюанса.  Но скрипач всё играл и играл, с каждым взмахом смычка вкладывая всё больше и больше эмоций.
А потом… потом он упал… Кэйли и Рикардо сорвались со своих мест и забежали на сцену и принялись тормошить музыканта. Директор театра сразу принёс аптечку, люди вызвали скорую, но… как выяснится позже, всё это было бессмысленно, парень скончался от огромной передозировки кокаина.
* * *
Дни шли за днями, месяца – за месяцами, годы тянулись за годами. Прошло уже пятнадцать лет с того самого рокового дня. Сегодня двадцать седьмое апреля, тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Около могилы на кладбище Марбл в Манхэттене стояли две фигуры.
– Уайет Майлс… Двадцать семь лет, – произнесла женщина и, не в силах сдерживаться, всхлипнув, расплакалась и уткнулась в плечо мексиканцу.
– Да, гениальный был человек. Так рано ушёл из жизни. А мог бы ещё столько всего натворить. Он был лучшим из всех, кого я когда-либо знал. Жаль, что так себя погубил.
Скупая мужская слеза прокатилась по левой щеке поседевшего Рика. Мексиканец и женщина стояли около могилы, а на надгробном камне была высечена надпись «Уайет Майлс, 27 апреля 1956 – 27 апреля 1983, нью-йоркский мастер скрипки и смычка. Покойся с миром».