Литературный портал Графоманам.НЕТ — настоящая находка для тех, кому нравятся современные стихи и проза. Если вы пишете стихи или рассказы, эта площадка — для вас. Если вы читатель-гурман, можете дальше не терзать поисковики запросами «хорошие стихи» или «современная проза». Потому что здесь опубликовано все разнообразие произведений — замечательные стихи и классная проза всех жанров. У нас проводятся литературные конкурсы на самые разные темы.

К авторам портала

Публикации на сайте о событиях на Украине и их обсуждения приобретают всё менее литературный характер.

Мы разделяем беспокойство наших авторов. В редколлегии тоже есть противоположные мнения относительно происходящего.

Но это не повод нам всем здесь рассориться и расплеваться.

С сегодняшнего дня (11-03-2022) на сайте вводится "военная цензура": будут удаляться все новые публикации (и анонсы старых) о происходящем конфликте и комментарии о нём.

И ещё. Если ПК не видит наш сайт - смените в настройках сети DNS на 8.8.8.8

 

Стихотворение дня

"партитура"
© Нора Никанорова

"Крысолов"
© Роман Н. Точилин

 
Реклама
Содержание
Поэзия
Проза
Песни
Другое
Сейчас на сайте
Всего: 100
Авторов: 0
Гостей: 100
Поиск по порталу
Проверка слова

http://gramota.ru/

Для печати Добавить в избранное

Непридуманная история (Рассказ)

Егор Харлампович всю свою жизнь после  войны прожил в Волгограде. Он был болен и стар. Жил у дочери в квартире, хотя у него был собственный дом в городе, но так ей было легче за ним ухаживать. Утром, уходя на работу, она заботливо кормила его завтраком и выкладывала все лекарства, которые ему полагалось выпить за день. В полдень приходила внучка со школы, кормила его обедом и он  с нетерпением ждал дочь, чтобы поговорить с ней, потому что  весь интерес в жизни для него заключался именно в этом. Он жадно слушал ее, когда она рассказывала как учатся дети, что произошло на работе, что происходит в стране.  Дочке же было интересно слушать о его прошлой жизни, о родственниках, которые жили в Горьковской области и самом городе Горьком (ныне Нижний Новгород). В последние годы у отца развилась астма и он почти не выходил на улицу. Иногда дочери казалось, что ему скучно сидеть, вот так дома одному, и она с участием спрашивала его об этом. На что он отвечал: «Не беспокойся, дочь, на божий свет и в окно приятно смотреть». Иногда он доставал ученическую тетрадку, где были написаны частушки и читал их дочери. Она смеялась - старый, а всё туда же -  «А мы с милёнком заблудились на тропиночке лесной, он срывал букетик нежный, поздравлял меня с весной. А в берёзоньках тенистых песни пели соловьи. Ах вы годы молодые -  вы соловушки мои. Вы отпели, улетели во далёкие края. И мой милый не вернётся в нашу рощу никогда». Иногда он сам пел свои частушки, делая между куплетами голосовой проигрыш, имитируя гармошку: «Тына, тына, ты на-на. Ты на-на, ты на-на».              
Ему было восемьдесят шесть лет, когда дочь сообщила, что хочет поехать к сыну в Сергиев Посад, где он в это время служил и попал в госпиталь. Надо было ехать, чтобы узнать причину его болезни и чем- то помочь. Отец посмотрел на дочь и глаза его стали влажными, подступили слёзы и он сказал: «Езжай, коли надо. Прости меня за всё. Наверное, больше мы с тобой не увидимся, умру я». Дочь расценила это, как каприз больного человека и перевела разговор: «Папа, у нас все в роду долгожители, а тебе ещё только 86 лет. Ещё поживёшь! А ты сам то, как ощущаешь эти годы? Кажется ли тебе жизнь длинной?» Он посмотрел на неё блестящими, совсем не старческими глазами и сказал: «Было мне 8 лет, я уже во всём помогал отцу. Послал он меня в лес за еловыми тычками, а делали мы из них обручи для бочек, в которых готовили соленья. Росли они на самом верху огромных елей. За пять минут взобрался я на самый верх, где гудел ветер, раскачивая дерево вместе со мной и мне далеко-о-о было видно и речку, где купалась детвора, и родную деревню, и дороги, которые вели туда, где я ни разу не был. И это было как вчера!»
В этот вечер отец и дочь разговаривали долго. Он вспоминал свои родные края. Как в суровые морозы трещат тесовые ворота, заметает снегом дома, дороги. Как вьется струйкой пар из клетей, где стоит скотина. Дом и сараи для скотины и запасов сена – все находилось под одной крышей. И скотину можно было кормить, пройдя по сеням из дома, где пахло сухим сенным настоем и парным молоком. Любимый пес тоже спал в сенцах, пережидая злые морозы. Вспомнив  умерших мать и отца, он промолвил: «А какое у нас кладбище – тихое, спокойное, песок белый-белый, трава мягкая, шелковистая и стоят вековые ели и сосны. Вот где бы я хотел  лежать.
Как он сказал, так и случилось – на третий день в Сергиев Посад дочери пришла телеграмма -  умер отец.
Хоронили его в октябре, песок был белый-белый и рядом с могилой стоял могучий дуб. Надежда, жена его, умерла вслед за ним в декабре, прожили вместе они почти 44 года. Как говорится, прожили вместе всю жизнь и умерли в один день.
С малых лет дочь слышала рассказы отца о своей деревне "Большая Дуброва", укрытой кудрявыми светлыми лесами с земляничными просеками, с черничными полянами. В каждой рощице можно найти семейки лисичек, рыжиков, подберёзовиков, а луговая трава такая нежная и душистая от разноцветных цветов, что упав в неё, ты долго будешь лежать распростёртым, смотреть в небо и  безотчетные мысли, что это и есть настоящее счастье, ещё долго не будут покидать тебя.
В этой деревне он родился и был первенцем в многодетной семье, состоящей из шестерых детей, отца с матерью и бабушки. Жители деревни были староверами. Учился он в церковно-приходской школе. Когда Егор закончил четыре класса, отец сказал,  что пришла пора помогать кормить семью. И не раз приходила молодая учительница к отцу с просьбой отпустить Егорку учиться дальше, видя у него хорошие способности в учёбе, но отец на уговоры не поддавался. Характер у Харлампа был крутой, да и жить в деревне было трудно. Русский мужик рукастый -  он должен был построить себе дом, сколотить всю домашнюю утварь, телегу для хозяйства, научиться делать бочки для солений, ложки, чашки, плести корзины.
В выходные дни всю работу возили на базар. Удачно поторговав, на вырученные деньги покупалась всей семье необходимая одежда, и всё, что нужно по хозяйству: белая мука, мыло, нитки, инструменты для работы и, конечно, сладости для детей, мягкие и сдобные крендели, сухие и поджаристые баранки.
На детские плечи Егорки легла большая ответственность за младших братьев и сестёр. Мать у Егора была певунья, весёлая и подвижная, быстро управлялась по хозяйству, а за баловство могла и наподдать, но дети её любили. Но вот однажды пришла беда. Наколола она ногу, а к вечеру поднялась температура, нога распухла, покраснела. Через два дня мать умерла, оставив Харлампу шестерых детей. А тут новая беда, вслед за первой. В этот год случился неурожай. Амбары были пусты и дети голодали. Мать бы придумала, чем накормить, но её не вернёшь. И не зря говорят, пришла беда -  отворяй ворота, в деревне вспыхнула эпидемия тифа. Никогда не забудет Егор, как отец, в  беспамятной тифозной горячке,  наказывал детям: "Идите в амбар, там есть хлеб, мука". Голодные дети бежали в амбар, принимая на веру болезненный бред отца, а там было пусто. С поникшими лицами они возвращались назад, понимая, что отец совсем плох и защиты им ждать неоткуда. Вскоре  заболел Егор и его маленькая сестрёнка.
  Но, слава Богу, никто не умер. Отцу надо было искать жену и мать своим детям. Добрые люди всегда находятся. Присоветовали Харлампу взять скромную девушку из соседней деревни. Была она маленького роста, с длинной косой, тиха и приветлива. К детям она отнеслась ласково, внимательно. Егор Харлампович всегда вспоминал о её кротком характере и о том, что никогда она своих детей не выделяла, а приёмышей не принижала, ко всем относилась ласково, а родили они с Харлампом ещё пятерых детей. Из одиннадцати детей двое старших сыновей погибли на войне. Остальные дожили до глубокой старости. Четверо:  Денис, Матрёна, Аксинья и Трофим жили до конца своей жизни в деревне, а остальные - Дмитрий, Фёдор, Анфиса, Ирина уехали в город Горький, а Егор, волею судьбы,  попал в Сталинград.
Между тем,  Егор повзрослел и полюбил девушку - это была его первая любовь. Звали её Ульяна. Отец в это время нашёл невесту Егору, которая была дочкой зажиточного крестьянина  и они решили их поженить. И мать Ульяны тоже нашла ей жениха. Ульяна прибежала к Егору и со слезами на глазах сказала: "Егорка бери меня замуж, а то мать нашла мне богатого жениха и хочет нас с тобой разлучить". Егор с тяжёлым сердцем сообщил ей, что отец ему тоже нашёл невесту и против его слова он не пойдёт. Тогда было так. У староверов родительская воля исполнялась. Обнялись они с Ульяной, поцеловались и расстались навсегда.
Первую жену Егора звали Елизаветой. У её родителей было три дочери. Лиза была младшей. В семье все полюбили Егора за его трудолюбие и покладистый характер. Ему надо было работать в поле, но и также он продолжал заниматься плотницким делом -  кому стол сделает, кому стул сколотит,  а бывало и птичку выстругает из цельного бруска так, что парит она своими кружевными крылышками, как живая. Такой товар расходился быстро. Золотые руки были у Егора Харламповича, да и  инструмент для поделок из дерева он делал сам: и фуганки, и стамески. Любую железку своим приметливым взглядом мог приспособить для поделки любого хозяйственного инвентаря. Егор всегда гордился тем, что всё умел сделать своими руками и любимая поговорка у него была с особым нижегородским оканьем: "Ни по што никогда в люди не хаживал". А к нему обращались многие -  кому крышу накрыть, кому крыльцо новое сделать, а кому и ставни узорчатые вырезать, да и дом срубить.
Лиза полюбила мужа всем сердцем и старалась ему во всём угодить, а Егор её никогда не обижал. Так прожили они два года. Родился ребёнок, мальчик. Однажды родители уехали на базар за покупками. Не усмотрела тёща за мальчонкой-ползунком, упал в открытый для просушки погреб и разбился насмерть. Молодые горевали, а тёща день и ночь у них и у бога вымаливала прощения. Но жизнь продолжалась.
  Однажды весной работал Егор на дальнем поле. Майский день был на редкость тёплый. Лиза понесла ему обед. Надела новые туфли, принарядилась для своего Егорушки, но когда шла по влажной лесной дороге, она сняла туфли и пошла босиком, чтобы не испачкать. Так берегли тогда одежду и обувь. Земля оказалась холодной, да и ветер был свежий, Лиза застудилась и заболела воспалением лёгких. Не помогли ни баня, ни настои лекарственных трав.
Лиза умирала. Она попросила Егора вынести её в сад, который в это время благоухал яблоневым цветом. Лиза посмотрела на эту красоту в последний раз и умерла  у Егора на руках.
Тёще жаль было расставаться с таким зятем, но что делать -  дочку не вернёшь. Сама подыскала ему невесту из соседнего села. Звали её Татьяна. Она была работящей и очень набожной. Бывало, не сядет за стол и не встанет не перекрестившись. Сельчане были все староверы. Всё было грехом: читать "греховные книги", ездить на поезде в город, впоследствии родные рассказывали - и телевизор никогда не смотрела. Но в то время это было в порядке вещей.
  Егор Харлампович построил дом, завели с женой хозяйство. Родили двух сыновей - Филиппа и Михаила.
До 1938 года Егор жил размеренной деревенской жизнью. Растили с женой детей, трудились. Он обрабатывал землю, занимался поделками по дереву, любили ходить в лес по ягоды и грибы, да и праздники в семье не забывали. Жили с богом в душе. И представить себе не  мог Егор, какие трагические события в скором времени произойдут в стране и какие ужасные потрясения в его жизни готовит ему судьба.
  В 1939 году Егора призвали в военкомат и отправили сопровождать  состав с оружием, следующий на Халхин-Гол, в качестве командира пулемётного расчёта. Путь к месту военных действий лежал через Сибирь. От него дочь впервые узнала, что есть такое необъятное и красивое озеро Байкал, но самое главное, такое чистое, что в тихую погоду можно рассмотреть дно на большой глубине. Впервые и сам Егор проехал всю Россию до восточной границы и увидел бесконечные просторы Советского государства.
  Домой вернулся целым и невредимым. Радостно преступил к своим заботам хозяина семьи, но этот эпизод своей жизни хранил, как военную тайну. Такой был приказ товарища Сталина, об этом не рассуждали. Совсем немного прошло времени, Егора снова призывают в военкомат. На этот раз направляют на советско-финскую войну к северной границе.  Егор Харлампович был назначен командиром пулемётного расчёта.
  Зима была суровая. Обмундирование выдали обычное: шинель, сапоги, шапка ушанка. На пути военных действий не было укрытий, а если вдруг и встретится охотничья избушка, то в неё столько набивалось замёрзших солдат, что стоя, подпирая друг друга плечами, они и спали. Бывало и так - привезут походную кухню с обедом, солдаты сложат убитых штабелями, за ними спрячутся от мороза и ветра, поедят горячего, немножко согреются и снова в бой. Так убитые, с которыми еще вчера вместе шли в бой, продолжали помогать своим, пока еще живым товарищам.
  Военное начальство предполагало быстро сломить сопротивление финнов, но военные действия затягивались.
  Финская армия была хорошо оснащена, одета в полушубки, валенки, маскхалаты. У них были подразделения лыжников. Эти войска быстро передвигались, а главное, у них уже было новейшее оружие - винтовки с оптическим прицелом. Вот засядет такой снайпер на самой высокой ели и заставляет целый взвод или подразделение лежать в снегу. Глядя  на неопытность своих ещё безусых солдат, у Егора сердце разрывалось от жалости, когда кажется молодому солдатику, что лежит он на виду и хочется ему найти место поглубже, зарыться в снег, только поднимет голову, чтобы сменить место и .... нет его.  И таких смертей от снайперов было множество. А надо было - где упал, там и лежи, не двигайся.
В одну из таких переделок попал и Егор Харлампович.  Надо было сменить дислокацию. По очереди тащили пулемёт "Максим" на себе. Егор нёс последним, вспотел, а тут он - снайпер. Все упали в снег, и час лежат и два, пока не подошли наши войска. Шинель покрылась ледяной коркой, ног не чувствовал. Так он оказался в госпитале с двухсторонним воспалением легких и плевритом. Эта болезнь потом в преклонном возрасте обернулась эмфиземой лёгких.
  Долго пролежал он в госпитале, очнулся и слышит разговор двух докторов, склонившихся над ним: " А этот не жилец, две недели лежит без памяти."  Так ему Егору стало обидно, что он собрал всю свою волю в кулак и решил: " Я хочу жить и я  буду жить.  ". И потихоньку пошёл на поправку.
  Приехал он домой бывалым солдатом. Многое повидавший, смерти, смотревший в глаза. С ещё одной военной тайной в душе о советско-финской войне. Такой был приказ товарища Сталина – «не разглашать».
Недолго радовался Егор мирной жизни, хороший он был солдат, опытный и в числе самых первых, снова попал на фронт. Июнь 1941 года всколыхнул всю страну. Началась Великая Отечественная война.

_________//////////////____________///////////////_____________///////////////____________/////////////___________
Немцы, заставшие Советскую Армию врасплох, решительно наступали. Обстановка была тяжёлой. Советским частям приходилось отступать для того, чтобы накопить сил для генерального  наступления. Егор Харлампович вновь командовал пулемётным расчётом. Накануне отступления, его и других командиров младшего состава вызвал командир части. Рассказав краткую обстановку на передовой, сказал: " Ну что ж, товарищи, вам выпала большая честь, остановить врага любой ценой, даже ценой своей жизни. Помните приказ товарища Сталина, в плен не сдаваться, трусов расстреливать на месте".
Вечером бойцы вырыли окопы по грудь, чтобы установить пулемёты. Каждому выдали винтовку, чтобы продолжать сопротивление, когда кончатся патроны, но и конечно для того, чтобы не сдаться врагу живым. Заняли оборону так, что впереди было открытое пространство, которое далеко просматривалось. О чём думали бойцы в эту ночь, можно только догадываться. Егор вырыл окоп рядом с молодой берёзкой и  повесил на неё ружьё.
  Был ноябрь 1941 года. Ночь была холодная. Курить строго воспрещалось, спать тем более. В думах ночь пролетела быстро, показалось предрассветное зарево, послышались ранние звуки природы: приглушенный щебет птиц, шорохи лесных обитателей. Вскоре все эти звуки заглушила чужая речь и показались первые солдаты наступающей немецкой армии. Они шли цепью, по-хозяйски смело. У них было странное обмундирование чёрного цвета и рукава, закатанные по локоть. «Чернорубашечники» -  мелькнула мысль у Егора. О таких войсках он слышал, когда немцы идут на верную смерть. Особой доблестью этих солдат было -  не кланяться пулям. Это были эсесовцы. По команде застрочили пулемёты. Выкашивали первую цепь, появлялась вторая, за ней третья. Было впечатление, что немцы навеселе. Свинцовые струи лились со всех сторон на головы немцев. Сколько длился этот их последний, предсмертный бой трудно сказать.  В голове было только одно, как можно дольше продержаться и выполнить приказ, задержать немцев. Но вот яростное сопротивление русских стало спадать. Егору было видно, как замолкали одна за одной огневые точки. Бойцы - пулемётчики были сражены пулями во время боя, а к концу боя их расстреливали немцы, обойдя с тыла. Вцепившись в пулемёт Егор строчил до конца, зная, что пуля придёт сзади. И вот что-то обожгло спину, грудь. Падая на бруствер окопа, теряя сознание,  Егор успел увидеть высокого рыжего немца, целившего автоматом ему в голову.
  Очнулся он на брезентовой плащ-палатке. Его несли немцы по тому самому полю, которое было усеяно трупами убитых фашистов. Как потом отец рассказывал: " Мы их навалили грудами!"  Коверкая слова, немцы говорили:    " Русс - герой, русс - герой".   В 41 году немецкая армия, прекрасно вооружённая,   была уверена в своей победе настолько, что даже уважала геройство противника. Так Егор попал в плен.
  Пуля вошла в шею, раздробив лопатку. Оперировал  врач без наркоза. Позже, в преклонном возрасте, когда Егор Харлампович смотрел военную хронику и ему уже было за 80 лет, у него наворачивались слёзы и он, утирая их,  говорил:" Какой я стал слабый, а ведь раньше наживую вытаскивали пулю, я слезы не выронил."
  Погрузили их в вагоны и повезли, как думали пленные, в Германию, а на самом деле в Австрию, где фашисты  ещё до войны построили  в городе Маутхаузен концентрационный лагерь для евреев, а пригодился он для военнопленных советских солдат. Голодных, оборванных их выгрузили на чужой земле,  построили в колонну и погнали по дороге в лагерь смерти. Сначала раненных поддерживали товарищи, но дорога была длинной, сил не было и постепенно раненные оказались в конце колонны, не успевая за всеми. Их было человек двенадцать. И тут конвоир с автоматом наперевес отсёк раненных от колонны и стал отводить в сторону  по бездорожью.  Знаком показал построиться в шеренгу и поднял автомат. У Егора мгновенно перед глазами возникла картина, как лежит он в этом высоком, сухом бурьяне, на чужой стороне и стая ворон кружит над ним,  уже неживым.
И вдруг раздался крик: "Матка, драй киндер нах хаузе!" Немолодой, раненный в голову солдат, рукой показывал, какие у него малые дети. Немец  задумался, опустив автомат, в это время на дороге появилась телега, это местный крестьянин  вёз  с поля мешки с овощами. Немец подозвал его, что-то сказал и показал в сторону удаляющейся колонны пленных. Колонна была уже далеко впереди. Крестьянин начал укладывать покучнее мешки, с тем, чтобы положить троих раненных на телегу, а остальные раненные, держась за неё, обречённо пошли навстречу своей участи.
Егор Харлампович часто  рассказывал дочери, что и в Германии ( Австрию он тоже считал Германией)  были хорошие люди, потому что этот крестьянин, когда они проходили мимо закусочной, предложил конвоиру завести туда солдат и покормить, тот махнул рукой,  соглашаясь. Он заказал всем по тарелке горячего и по кружке пива и всё заботливо говорил: "малё кушайт, малё, а то живот будить болейт". Конечно, раненные солдаты хотели и есть, и пить, и в тот момент они благодарны были этому простому человеку. Так он ещё отсыпал им в кульки картошки, брюквы и моркови.
  Конвоир повёл раненных  дальше и вот они подошли к воротам концлагеря. Охранники заорали: "Комм, комм руссиш швайн" Это были эсэсовцы. Прикладами загнали их вовнутрь лагеря, овощи из кульков рассыпались по дороге.
  Началось великое мучение людей в лагере смерти Маутхаузен. Какое-то время Егор находился в лагерной санчасти. Врача он вспоминал, как хорошего человека, он старался как можно дольше подержать раненных в санитарной части, чтобы зажили их раны, зная, что ожидает их в лагере.
Попал он в команду, которая работала в каменоломне. Кормили их баландой из воды, в которой плавало несколько кусочков брюквы. Работали по 10-12 часов, изнемогая от истощения. Если не выполняли норму, их били палками с железными наконечниками. Егору попался конвоир не такой жестокий, как другие. Любил играть на губной гармошке. Иногда ему казалось, что  немец сам чувствовал себя неловко, когда его сотоварищи издевались над пленными, если те не выполняли норму.
Однажды Егор прихватил кусок дерева в каменоломню, объяснил конвоиру, что он может из него сделать. Добродушный немец заинтересовался и дал ему нож. Егор выстругал свою первую птичку в неволе. Немцы любили поделки из дерева. Егор немцу - птичку, а тот ему  бутерброд.  Егор хоть немножко, да поест. Немец сидит, на губной гармошке играет, да птичкой любуется, а Егор передохнёт лишний раз. На следующий раз, он  снова ему заказ сделает. Так своими птичками  Егор какое-то время спасался от голода. Вот где пригодилось его мастерство и золотые руки. Но однажды этот конвоир не пришёл, а пришёл другой немец. Вот от рук этого изувера много погибло пленных. Порой он насмерть забивал тех, кто от истощения не мог работать.
Тиф косил пленных. Каждое утро на полу оставались умершие люди от переохлаждения или от болезни, их на тележке отвозили в газовую камер. Егор ещё в детстве переболел тифом и эта болезнь проходила мимо. Голод доводил людей до исступления. Заключённые ели отбросы от еды, которой питались немцы - шелуху от сырой картошки, рыбьи головы, некоторые подбирали окурки, и всё, что попадётся. В каменоломне пролегали тонкие пласты породы, похожие на парафин. Пленные чтобы заглушить голод ели даже его.
Политика у  партии была такая -  раз работали на немцев, значит враги народа, но каменоломни не были стратегическими объектами. Кому это было нужно во время войны? Таким образом, фашисты старались умертвить пленных путём голода и непосильного труда, чтобы завуалировать свою концепцию истребления народов.
Егор был крепким мужиком, но к концу 1944 года в нём было 33 килограмма. Норм он никаких давно не выполнял, били его каждый день. И однажды он решил, что завтра откажется идти на работу, лучше пусть убьют, чтобы больше не мучиться. Когда все ушли и он остался один, немцы поняли, что он саботирует. И тогда трое фашистов решили позабавиться. У них были ботинки с закованными в железо носами и они, смеясь, поддевая его под рёбра, стали подкидывать навстречу друг другу, как мяч. Окровавленного Егора оставили в бараке на полу умирать. Но он не умер.  Товарищи ухаживали за ним как могли. Природная сила взяла верх. Он не попал в эту страшную тележку. "Убивать, так убивали бы до конца, а раз остался жить, значит буду жить, не сдамся" -  так думал Егор. На его теле, в области грудной клетки, на костях рёбер  навсегда остались шрамы от тех побоев.
А что греха таить, народ был в лагере разный. Было и такое, что стоит измождённый пленный с чашкой баланды в руках и вдруг какой-то "выродок" вырвет чашку из рук и только его и видели. С Егором тоже такой был случай, когда он совсем обессилил. Некоторым людям такая выходка стоила жизни.
Наступил 1945 год. Слухи о том, что приближается освобождение, что американцы открыли второй фронт будоражили пленных, вызывая разные чувства. Одни предполагали, что эсэсовцы всех поведут во рвы на расстрел, чтобы скрыть свои злодеяния, другие надеялись, что немцы, бросив лагерь, скроются от преследования войск второго фронта.
Но вот наступил день, когда грохот канонады стал доноситься до лагерных стен. Егор к тому времени, полностью изнурённый, весивший тридцать три килограмма, решил из лагеря никуда не идти. Нашёл давно примеченное  место и, когда фашисты стали выгонять пленных из бараков на улицу, спрятался там. Всех пленных построили в колонну и стали выводить из лагеря, оставив карателей для зачистки тех, кто не мог идти или спрятался. У Егора гулко билось сердце от мысли, что и его сейчас найдут и убьют.  Раздавались одиночные выстрелы, почти рядом. Сердце замерло...  Но в лагере становилось всё тише и тише, и когда голоса перестали доноситься, Егор вышел из своего укрытия и крикнул: "Есть кто живой?" Вышли ещё три человека и в это время снаряды стали разрываться во дворе лагеря. Одного человека ранило уже в бараке, но было лёгкое ранение и тогда они легли рядом с печью, спасаясь от осколков.
Вскоре раздался грохот самоходок и солдаты освободительных войск вошли на территорию лагеря. Пленные услышали голоса: "Камрад, камрад!"  Они вышли на улицу и увидели американских солдат, которые были настроены очень дружественно и сочувственно пожимали пленным руки, видя  в каком состоянии они находятся. Узнав, что они русские, где-то достали поросёнка, зарезали его и дали каждому килограмма по три мяса и галет. Егор помнил, что был настолько истощён, что это мясо ему было тяжело нести.
Солдаты показали, где находится сборный пункт для советских пленных. Егор вместе с товарищами, с чувством вины в душе и неизвестности перед предстоящей встречей с советскими военными органами отправился, уже в который раз, навстречу своей участи, предчувствуя, что пощады от Сталина никому не будет. Так и случилось. Кого - в Гулаг, кого - на Калыму, а кого - на восстановление разрушенных городов, в зависимости от степени «вины». Так Егор Харлампович попал в полностью разрушенный Сталинград. Решение выносилось военными тройками. Не раз Егора возил чёрный воронок на допросы,  но в НКВД остались документы, согласно которым Егор Харлампович    в своём последнем бою держался до конца и погиб и  ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Позже Егор  узнал, что такое письмо приходило его семье. Вердикт тройки был таков -  орден Ленина отдать герою, но за плен надо отбыть наказание – пять лет восстанавливать Сталинград, не имея возможности поехать на родину,  несмотря на то, что в плен он попал тяжело раненым в бессознательном состоянии.  
Надежда бежала с трёхгодовалой дочкой на руках. Земля гудела, и казалось, уходила из-под ног. Вокруг рвались снаряды, рушились здания. Немцы бомбили Сталинград. Навстречу ей выбежал молоденький милиционер, дежуривший на улице во время обстрела. "Тётка, ложись, ложись!" - кричал он ей. Она, не видя, не слыша ничего и никого, бежала к детской больнице, где, как ей сказали, дежурил доктор Хенкин. У девочки была дифтерия, она задыхалась. Подбежав к больнице, Надя долго звонила, ей открыли. Она в страхе положила ребёнка на кушетку, чувствуя безвольность родного, ещё тёплого тельца. Дочка была мертва. "Галя, миленькая, доченька, кровиночка моя...."  Слёзы текли у всех. Так она во время войны в 1942 году потеряла ребёнка, а похоронка на мужа пришла в конце 1941 года.
Надежда была коренная сталинградка. Жили вместе со старшей сестрой в центре города. Родители их рано умерли. Свою первую любовь Надя встретила в соседнем дворе. С соседом Васей в детстве вместе играли, ходили в одну школу. Пришло время – признались друг другу в любви и поженились. Свекрови сначала не понравилась сирота – приданного не было, но мал-помалу успокоилась. Да и как она могла пойти против искренних чувств единственного любимого сына к синеглазой, с вьющимися светлыми волосами Надюше. Невестка содержала дом в чистоте, хорошо готовила, умела шить и вязать и с уважением относилась к Васиным родителям. В семье был полный достаток. Вскоре родилась доченька Галинка. Все домочадцы души в ней не чаяли. Надя устроилась работать на консервный завод, а бабушка с удовольствием ухаживала за внучкой. Так жила обычная счастливая семья. Если бы не война …
Город Сталинград при наступлении фашисты разбомбили почти полностью. Горели дома, заводы, в грязных, сырых подвалах спасались женщины, дети, старики. На глазах Надежды тонули  баржи с детьми, которых пытались спасти, вывозя на другой  берег Волги.
После смерти дочери Надя пришла работать в госпиталь санитаркой. Ощущение общего горя притупило ее личную боль, здесь она чувствовала себя нужной.
Враг наступал, завоевывая прилегающую к городу территорию. Захваченных  мирных жителей  фашисты погнали на Украину, в Мариуполь. Надя со своей сестрой Пашей   оказались в числе угнанных. По дороге сестра, не выдержав всех трудностей и лишений, умерла. Так Надежда оказалась совсем одна. В Мариуполе, чтобы не умереть с голоду, ей приходилось воровать уголь на железной дороге, охраняемой немцами и продавать его местным жителям. Были случаи, когда она могла поплатиться жизнью, замеченная полицаями. Но Бог миловал. Так она жила до конца войны.
  Надя узнала, что Сталинград освобожден и мечтала вернуться домой. В 1945 году она приехала в разбитый, покалеченный родной город. Все праздновали победу. Это были  ни с чем не сравнимые чувства, когда люди голые, босые, голодные ликовали от того, что сумели отстоять свою Родину. Они чувствовали себя сплоченным народом: партийные и беспартийные, верующие и неверующие объединились по одному лишь признаку – народа победителя. Теперь у них была одна задача – восстанавливать и строить города, поселки, заводы и фабрики для будущей счастливой жизни своей и своих детей.
Надя пришла на свою улицу и увидела полностью разрушенный родной дом. Горькие слезы воспоминаний полились из ее глаз. Вспомнились родные и близкие, которые не было уже в живых. Сердце сжала тоска. Она не в силах была больше находится рядом со своим счастливым прошлым, но надо было как-то жить дальше. Одиночество давно уже поселилось в ее душе, а было Надежде всего 27 лет. Работу она нашла в строительной организации Трест-22, от которой получила жилье – место в комнате общежития  барачного типа, где, подрабатывая, мыла полы. Трест располагался рядом с заводом имени Петрова, который в это время активно восстанавливали. Тут же строился поселок, где жили заводчане, который также назывался поселок имени Петрова. В Тресте – 22 изготавливали двери, рамы и другие деревянные изделия для строительства этих  объектов.
Егор работал в этом же тресте и жил в этом же бараке, куда поселили Надежду. Занимался привычным делом – работал с деревом, столярничал.   Егор часто писал свой жене в деревню, чтобы она приехала к нему с  детьми в Сталинград .  «Нам дадут комнату, проживем здесь  5 лет, а потом вернемся на родину, домой - в Горький» - уговаривал он ее в письмах. Жена не ехала, зная о том, что в Сталинграде карточная система. Продукты и одежду выдавали по карточкам, а в деревне был свой дом, подворье – куры, коровы, война туда не дошла. Наверное, прежде всего она думала о детях. Да и никогда она за пределы родной деревни не выезжала. Наверное и  любовь за эти годы померкла, ведь сколько его дома не было. А он надеялся, но знал – до 50-го года выехать на родину не сможет. Сталинские законы были строгие. Вот и орден Ленина  на груди в праздники, и люди уважают за его необыкновенную судьбу, трудолюбие, безотказность в помощи,  а домой  - не вернешься. Были женщины, которые старались Егору попасться на глаза – мужик видный, работящий, серьезный, но он думал только о своей семье.
В 1948 году с ним случилось несчастье. На работу рабочих возили на грузовике, Егор встал на колесо и уже хотел было впрыгнуть в кузов, как грузовик тронулся по недосмотру шофера  и Егор оказался под колесом. Грузовик переехал ему ноги. Ходить он не мог и больной лежал в своей комнате в бараке.
Во время очередной уборки коридоров барака Надежда увидела в одной из комнат одиноко лежащего с больными ногами Егора.  Надя понимала, что помочь ему некому. Она стала делать ему компрессы и кормить. Она любила читать, а он слушать. Они рассказывали друг другу о своей жизни и перенесенных в войну горестях. Надежда впервые выговорилась и впервые по-настоящему облегчила свою душу. Благодаря ей он поправился и продолжил работать. Егор был старше Нади на двенадцать лет. И этот взрослый мужчина понял, что к нему пришло настоящее чувство любви, жалости к этой одинокой во всех отношениях женщине. И он перестал это скрывать. Ему захотелось построить для нее дом, завести хозяйство. Руки просили настоящих мужских дел.
В 1949 году они стали жить вместе. В это время давали под застройку землю и Егор начал строить свой дом.  На родину Егор не вернулся. У них с Надеждой родилась дочь. Со всей страстью и нерасплесканным за время всех войн чувством отцовства он полюбил дочь, которая росла на его глазах и радовала его детским лепетом и всеми перипетиями подрастающего ребенка. Все он успевал: работать, заниматься садом, держать скотину. Были у него и козы, и свиньи, и куры, и кролики. Около двора всегда сушилось сено и пахло степным привольем. Дом он построил высокий и светлый,  с резными наличниками. Во дворе стояли сделанные его руками бочки для воды, из ивы были сплетены корзины для всякой утвари. Утром рано осенью пойдет на пруд за ивовыми ветками, придет и достает из лукошка дочери грибы шампиньоны. Срезал по дороге. Потом рассказывает, как встретился ему  по дороге заяц или пробежала рыжая лисица, или какой розовый туман стоял в  балках и перелесках. «Папа, а почему розовый?» - спрашивала дочка. «Солнечные лучи застряли в нем, вот и стал он розовым». Он не воспитывал, он просто жил так, как хотел, но это было так заразительно, что дочь полюбила все, что любил он, и сердце ее всегда наполнялось любовью, а душа благодарностью, когда она вспоминала  о нем.

© Татьяна Копкова, 27.07.2013 в 18:06
Свидетельство о публикации № 27072013180630-00340091
Читателей произведения за все время — 27, полученных рецензий — 0.

Оценки

Голосов еще нет

Рецензии


Это произведение рекомендуют