Только он не баюкает, он мне пророчит невнятно.
Лунный запах ловлю /я узнаю потом, что он мятный/,
Чуть прохладный, тревожный и памятью прошлой оживший.
Этот голос не будет стучаться птенцом в моё детство,
Он свернётся уснувшим котёнком на кухне в корзинке.
Непослушные волосы собраны в хвост под резинкой,
Но от юности, жадной до бурь, никуда мне не деться.
Голос хрипло и властно ворвётся в бессонные ночи
И швырнёт мне вдогонку полфразы, корявой и жёсткой.
Я теперь не позволю себя гладить вечно по шёрстке,
В сердце злым бунтарём нетерпенье и дерзость грохочут.
Всё успеть, всё узнать, всё попробовать – много ли толку?
Я не слышу других, мне себя бы понять и услышать…
На продрогшей душе заскребутся не кошки, а мыши.
Застрекочет тщеславье проснувшейся вдруг балаболкой.
И тогда этот голос шепнёт еле слышно, и снова
Я почувствую мятной волны холодеющий привкус.
Если честь не в честИ, в дырах плащ у поверженной Виртус,
Что дождётся меня, у ручья затаившись лесного.
Серебром отливает копьё. В своей твёрдой ладони
Я зажму три жемчужины, слёзы вчерашних сомнений.
Больше я не боюсь, древний путь уготован не мне ли?
Голос крепнет призывный на поле под крики вороньи.