Я с ней рядом сидел, всё глядел и глядел ей на профиль,
А она с тихой лаской мне стоя косилась в анфас.
Я ей примус чинил, а она мне варила картофель,
И все ангелы в небе тихонечко пёрлись от нас.
Я ей песенки пел, а она мне вязала гамашу
В пару к той, что связала на днях, не ходить же в одной.
Прилетал серафим посмотреть на гармонию нашу,
Наступая на крылья, мостился на стул откидной.
И в финале почти что уже завершённого круга,
Ослабевшими членами перебирая едва,
Полумёртвой рукой, на правах наиближнего друга,
Я ей подал стакан аш-два-о, а она мне аж два.
И слезами восторга зашёлся небесный виварий,
И сомлел на галёрке от чувств жидкокрылый юнец.
Даже Сам прослезился, хоть Сам же и правил сценарий.
А как титры пошли – тут и сказочке вышел конец.
После честных трудов, чинно в кучку сложив гонорары,
Что кому причиталось – всё вместе, чего там вникать,
Мы с ней так надрались, что пришлось нас зачислить в гусары,
И рванули к цыганам на тройках толпой зажигать.