Глава пятая (Проза / фантастика)

    Теперь, когда Володя выпил водки и поужинал, ночные страсти отступили и ощущения притупились, а разговор с отцом Кириллом уже не будоражил так, как там, в келье. Он вспомнил убогую обстановку монашеского жилья, а ведь к этому еще и пост, и многочасовые молитвы. Нет, это не для него. Это даже хуже, чем сейчас. Была бы Лариса, чего бы еще желать? Стало быть, искать успокоение надо не в молитве. Уютный полумрак комнаты расслаблял, и было почти хорошо: тоска отступила, оставалась лишь грусть.
   В самом деле, много ли человеку надо? Семейный уют, достаток, вечера, заполненные детскими голосами. Всего этого он лишен. Был какой-то проблеск. Какая-то иллюзия семьи. Игра в семью. Нет, видно, предопределено ему жить в холостяцком беспорядке. Случайные связи, поиск забвения в спиртном. Конечно, может с новой вахтой прилетела какая-то женщина, с которой у него могут возникнуть серьезные отношения. Как с Ларисой. Но тогда вновь предстоит болезненный разрыв. Перелюбливать каждые два года - это тяжело. Кстати, что там Кирилл говорил про венчание? Так просто или со значением? Он вспомнил сегодняшнее свидание с Ларисой. Вспомнил спокойно. Привык или водка лечит? А вот интересно, придет еще? Пускай бы. Какая разница откуда. Она ведь теплая и живая...
   Водка действовала: потянуло на общение. На самом деле, что он алкаш, в одиночку пить? Надо идти к Женику, в общагу. Теперь самое время, да и где еще можно классно набраться, как не у сердешного друга детства?
  
   ...
  
   Пока он переживал свои драмы, произошло заселение новой вахты. В коридорах шатались незнакомые парни и молодые женщины, путали двери, спрашивали друг друга что где: осваивались. Из комнат, стоило открыться дверям, несся гул оживленных голосов, запах консервов. Отмечали прибытие. К вечеру все перепьются, это как водится. Володя с трудом переносил атмосферу первых недель новой вахты. Не по душе ему были эти "привальные", не нравились хозяйские и слишком земные повадки вновь прибывших. Так, наверное, чувствуют себя невоинственные жители маленькой страны, терпящие постой чужой армии. Где-то вдалеке мелькнул участковый. Хотел было догнать, переговорить, спросить, что нового по Кулькову, но тут нос к носу столкнулся с Жеником.
   Вид у приятеля был такой, будто с утра "работал с документами". Но нет, в дни смены вахты комендант был всегда в полном порядке, чем очень гордился и о чем постоянно напоминал начальству. Провалы начнутся недельки через две, когда все направится, покатится по инерции. Тогда вот увидеть его можно будет лишь утром во время отправки смены: начальникам всех рангов положено находиться на выпуске согласно должностным инструкциям. Марсианам многое прощается, а если точнее - все. Чем еще Земля может компенсировать их поломанные судьбы?
   - Вовка!- закричал тот и с искренним чувством полез обниматься.
   - Ну ладно тебе, что ты орешь, будто год не виделись. - Но его проняло, растрогало. Кто еще ему здесь так обрадуется?
   -Пойдем ко мне!- Женик ухватил Володю за руку, цепко ухватил, с чувством, и поволок по коридору. - Сегодня уж ты ко мне зайдешь обязательно.
   -Да я к тебе и шел.
   -Врешь, гад, когда такое было?
   Это правда. Он последнее время избегал встреч с другом. А ведь были когда-то неразлучны. Жилье комендантское встретило запущенностью и беспорядком. Володя с неудовольствием подумал, что у него тоже скоро будет так: первые едва заметные ростки неухоженности уже проклюнулись. Улетела Лариса и некому полоть.
   В этой общаговской комнатушке прошла Женькина жизнь. Безвыездно. Так получилось, что он никогда не жил в богадельне. На стене все еще висит картинка, нарисованная Эдиком, на которой изображен Женик в стиле "точка, точка, два кружочка". Осколок детства. А рядом - еще один портрет. Это уже володина работа, там Женику восемнадцать. Мгновение, выхваченное из юности. А дальше красочно оформленный стенд с винными этикетками. Это уже отзвук возмужания. Экспозиция завершена: вина Женик больше не пьет. Зачем так тратиться, когда ему подчинен весь спирт поселка?
   -Все, Вовик, я свое дело сделал: вахту расселил. Теперь можно и отметить.- Он поставил на стол прозрачную пластиковую канистру. - Думаешь легко расселять? Все на нервах. Начальник рудника оборзел, гад: орет "сели, где хочешь". Хотел я ему сказать: у тебя, козла, в апартаментах поселю, занял один три комнаты. Каждый раз численность повышает, а где я койко-мест наберусь? Я еще прошлый завоз говорил: вырубайте еще коридор. Это им дорого, а мне, что делать? Я саннормы должен соблюдать или нет? Люди, хоть и на Марсе, а должны жить по-человечески. Куда ж я лишних рассую?
   -Ну, ты-то рассуешь, - подольстил ему Володя.
   -Я - да, - охотно согласился он,- только трудно. Утиснулись дальше некуда.
   -Все равно по двое на каждую койку лягут.
   -Это точно,- хохотнул Женик. - Но ты представляешь, главный инженер, не рудниковский - Федорыч мужик нормальный! - а с фабрики, на тебе наезжать начал. Мол, зачем ему мастерская, при таком дефиците жилья, пусть на квартире рисует. Умник! Я ему врезал. Марсиан, говорю - не трожь. Знаешь, как я могу: он аж сжался. Валентиныч тоже вмешался. Сам же марсианин. Вы, кричит, не смейте наши местные таланты зажимать. Его картины в лучших музеях Европы размещены! Дискриминация! И все такое. Он мужик культурный, сказать умеет.
   -Усольцев крикнул? - ехидно переспросил Володя.
   -Ну, не крикнул, не крикнул - сказал. Зачем ему кричать, его и так услышат? Зам мэра все-таки. А может и мэром будет. Ведь сейчас какая свадьба пошла: в армию марсиан брать начали, полиция - из марсиан, зам по быту - марсианин. Ну и я - человек в поселке не последний.
   - А ты разве марсианин? Ты же "землянин в бессрочной командировке".
   -Ладно, давай выпьем, что зря болтать. За то, чтоб все было по-нашему... И не печалься. Одна улетела, другие прилетели. Вот сейчас выпьем, и я скажу, что мне в тебе не нравится. Ладно?
   Он разлил в стаканы. Интеллигентно: понемногу.
   -Я тост скажу. Выпьем за правильно организованный быт. Идеал - это семья. Выпьем за семейную жизнь с марсианской спецификой. А специфика в чем? В двухгодичной периодичности. Да такая наша судьба: каждые два года менять жен. И не надо драматизировать. Это естественно. Этот ритм заложен природой, не познанными нами космическими силами. Каждые два года Земля и Марс сходятся на самое близкое расстояние, и понятно, что именно в это время к нам завозят все необходимое: оборудование, рабочую силу, невест.
   -Давай уж выпьем.
   -Успеешь набраться. Ты что думал, сюда женщин везут, как специалистов? Подумай сам, почему это в вахтах их примерно столько же сколько и мужиков? Или с другой стороны: зачем столько обслуживающего персонала? В три смены за пылесосом ходят! Тут же и марсианок хватает. Они, конечно, большей частью на стекле работают и в оранжереях, но и на кухню бы хватило. Ну, вот скажи, нужны мне две поварихи?
   -А разве нет?
   -Не, ну, конечно, лично я возражать не буду. Но пищеблоку нет, не нужны! Да одной при этой технике много. Их сюда везут, чтоб мужики не бесились... Ладно, выпьем! Про поварих я тебе отдельно расскажу... Вздрогнули.
   Закуска была отличная. Женик приволок ее с собой: оказывается он нынче принимал экзамен у новой столовской смены, и они расстарались, желая понравиться начальнику.
   -Ешь, ешь, я уже напробовался... Особенно там одна есть. Поцелуева Инесса Борисовна. И я тебе скажу: во баба! Настоящая Инес-с-са!- и он размашисто очертил в воздухе ее достоинства.
   - Тебя в этот раз за нее бить будут? Смотри, Кулькова нет, заступаться некому.
   Женик помрачнел.
   -Жалко парня давай-ка за упокой души. Дурило, не чокаются за это.
   Он нервным рывком вывернул свой стакан из-под удара. Выпили. - А что, правда, будто его каким-то копьем прикончили?
   - Говорят так. Но копья не нашли. Рана словно от копья.
  - Может быть, отселенцы? Они психи. Могут...
  - Их и крутят в первую очередь.
   - А с Инесской я тебя обязательно познакомлю. - Вернулся к старой теме Женик. - Хочешь уступлю? Забыл, ты худеньких любишь, как Лариска! Ну, молчу, молчу. В среду мы собираем сабантуйчик, какую присмотришь - твоя будет. Обещаю!
   -Ты их что ли выдаешь?
   -Дурак! Ты знаешь кто я?
   -Комендантишко!
   -Темнота. Я здесь король!
   - Ага король - дерьма, тепла и пара!
   - Ничего себя - дерьма! Видел бы ты их! А король, потому что все женщины хозобслуги мои подданные и готовы по моему слову любого не только накормить и обшить, но и обласкать, тем более, что все равно этим будут заниматься и без указаний. Какая им разница с кого начинать?
   -Не старайся. Женщины, быть может, мне скоро совсем не понадобятся.
   Женик чуть было не выронил вилку.
   -Ты чего, это? -Он сделал страшные глаза.
   - Не, - засмеялся Володя,- Кирилл меня в монахи зовет.
   - Вонна что! Так ты в святоши подался! В отшельники?! Отец Олодимир, отслужив обедню, отправился окрестными огородами отыскать огурчика, около ограды он обнаружил обнаженную Ольгу... Видишь, все равно этим заканчивается. А "Отче наш" знаешь?
   -Долго выучить?
   -Верно. Недолго.
   -Зато проповедовать буду на небесах.
   - Фиг там, на небесах! Что это там под ногами припекает, а? Не преисподняя?
   -Тем более, проповедовать у врат преисподней еще большая ответственность. Последний заслон. - Володе самому понравилось, как он сформулировал.
   Алкоголь действовал: Женик сидел перед ним серьезный, созревший к настоящему разговору.
   -Давай, выкладывай, что там случилось, - сказал он с грубоватым участием.- Я ж тебя насквозь вижу, придешь ты просто так водку пить ко мне, пьянице, как же. Не Кирилл же тебя под монастырь подвел...
   - Ладно... Эдика помнишь? Как он являлся?
   - Ну, помню, а что? - друг его заметно встревожился.
   - Приходил,- соврал Володя, сам не зная зачем. И тут же пожалел: Женик выразительно и быстро побледнел.
   - Ты чего? Пошутил я. Не было Эдика. Ну, успокойся... Лариса была.
   - Она же улетела!
   - Значит не совсем.
   - Ты можешь нормально? Она что,- он покрутил пальцами, подыскивая слово.
   - Жива, не бойся, я узнавал.
   - Откуда же тогда?
   - Но не с корабля, это точно.
   - И что делала?
   - Целовалась...
   - Ну, мать...- он, кажется, начал приходить в себя.- И где она?
   - Растворилась... Ну, так что это было, умник? Ты ж у нас все знаешь. Посоветуй, что-нибудь.
   - Нашел советчика. А что тебя не устраивает? Хуже настоящей целуется?
   - Не хуже.
   - Ну и пусть приходит...
   - Пусть... Только она разрешения не спрашивает.
   - Слушай, на полном серьезе, ответь: врешь ведь?
   - Хочешь, скажу, что соврал?
   - Хочу! Хочу! Я хочу жить хоть на Марсе, но по-человечески. Не желаю, чтобы мертвецы ко мне в гости шастали, даже если это друзья детства, понял? И ты, если раньше меня скопытишься, не приходи. Давай при жизни общаться.
   - Успокойся, я же сказал, что Лариса живая.
   - Живая! Живая она в корабле, а здесь какая?
   Володя посмотрел на друга. Тот сидел, понурив голову. Волосы его иссалились и неопрятно наползали на довольно четко уже определившуюся лысину.
   - Хорохоришься, а струхнул.
   - Струхнул. Что им надо-то?
   Они снова выпили, и еще. Потом сидели и бессвязно вспоминали из детства. Твердо решили, что должны держаться вместе, что Володя обязательно переберется к нему, что плевать им на марсиан. Нет ведь такой нации или расы.
   При расставании долго обнимались. Наконец Володя вырвался и, натыкаясь в коридоре на встречных, поплелся домой.
  
   ...
  
   А с Эдиком вышло вот как. Им с Женькой тогда по шесть лет было. Эдик - на год младше. Росли вместе, как братья. А потом Эдик заболел и умер. Некоторое время спустя сидели они с Жеником в комнате, и вспоминали, какой Эдик был забавный и веселый. А тут еще его смешной рисунок попался, там Женик был нарисован - волосы из головы торчат, язык высунут, руки - грабли, ноги - грабли. Тот самый, который сейчас на двери висит.
   - А меня,- сказал тогда Володя,- он не нарисовал, говорит: "Не красивый". - И даже голос его похоже скопировал, потому что, как Эдик говорил, в ушах еще звучало. И вдруг слева, где никого не было, его кто-то толкает. Обернулся - Эдик... Улыбается и рисунок протягивает: "Красивый, красивый, на - смотри!" Володя обомлел, руки поднять не может, а Эдик губы надул: "Не хочешь? А просил!" И рисунок на пол бросил. Тут Женик заплакал. Эдик на него посмотрел и говорит: "Чего ты ревешь? Думаешь, я умер? Дурачки, я в туннелю спрятался." И засмеялся, как всегда звонко и как всегда спиной бултых на диван, и ноги задрал.
   Выскочили они из комнаты. К тете Вере, Женькиной матери, побежали. Когда вернулись, в комнате, конечно, некого не было. Ясно - почудилось. Только как могло почудиться, если вдвоем видели? И диван смят, и рисунок посреди комнаты лежит. На нем Володя - четыре грабли, два кружка, на каких-то ступеньках сидит, а рядом ярко-красные цветы в человеческий рост. Рисунок тетя Вера подобрала, но он куда-то потом затерялся.