близка, нелегка и разбита чужими шагами.
Срывается шёпот намеренно - горький,
способный открыть эти душные створки
и выпустить тело слепого моллюска
на свет, чтобы жил и играл каждый мускул
нам выданный небом для вечной печали.
А горечь безмолвия сушит ночами
любви океан, выпивая по капле.
И чертим защиты убогой пентакли
мы пальцами веры по времени суше,
и любим, и верим, наивные души ...
Но в этом безумии столько святого,
что всё повторится в желании новом,
и снова о Боге и радостном лете
сыграет судьба на потерянной флейте.