В стране берез, крестов и лагерей дома – черны, а храмы – золотые. Глядят с омытых кровью алтарей князья-рабы и нищие-святые. Священные мистерии творя, жрецы не зря поют осанну жертвам, ведь каждый князь ждет гибели царя, но каждый царь считается бессмертным, пока он жив и жалует на храм, и строит цирки, тюрьмы и дороги. Пускай не все цари равны богам, но здесь им служат и жрецы, и боги.
Здесь есть и скоморохи, и шуты, но незавидна доля у паяцев: рабы глядят на трон, разинув рты, когда монарх изволит рассмеяться. Здесь есть сенат, но здесь лишь царь – закон и ум, и честь, и даже – символ веры. Чиновники, чье имя легион и призванные в строй легионеры сметают и столицы, и столы, бесстрастно перекраивая карты, и грозные имперские орлы блестят на мрачных боевых штандартах.
И, чувствуя конец былых времен, вожди еще свободных, но покорных царю соседних варварских племен безропотно стоят в толпе придворных. Среди придворных, строго говоря, здесь ценятся не личности, а лица. И каждый жест великого царя копируют наместники провинций: им служат второсортные шуты и местные священники и боги, они взымают дань, вершат суды и тоже строят тюрьмы и дороги, и стенами обносят лагеря, и просят подкреплений из столицы, ведь армии соседнего царя стоят неподалеку от границы угрозой разрушения основ, отмены древних праведных законов...
И хищны взгляды у чужих орлов на вымпелах враждебных легионов.
2.
Моя земля лежит внутри границы. Меж двух империй. Буферная зона. Вот так же угораздило родиться в ничейной полосе, где нет закона, где в рудниках рабы не видят света, где хлеб насущный – главная забота, и где народ – разменная монета в переговорах Азии с Европой, где старики взирают в глубь столетий, о прошлом сочиняя небылицы, где дети учат языки соседей, предпочитая рабство за границей, где в глубине бараков и сараев витает злость и зависть к иноземцам, ведь плох тот раб, который не мечтает однажды все же стать рабовладельцем. Но очень трудно вырваться из клетки, хотя давно глядеть невыносимо, как, в прах круша могилы наших предков, здесь третий Рим воюет с первым Римом. И вновь я восклицаю с укоризной: «О чем же думал, мой наивный предок, когда он выбирал себе для жизни плацдарм миссионеров и разведок?»
Рабы живут в плену у суеверий и ждут рассвета в сумеречной зоне. Но я служил одной из двух империй – я знаю мощь имперских легионов. И пусть кому угодно пишет ноты тот бывший раб, что ныне наш диктатор, мы – варвары, и нас сметут в два счета, когда того захочет император. Когда придет пора замкнуться кругу, за наши души не дадут ни цента, ну а пока мы можем врать друг другу, свергать вождей и строить монументы, орать речевки до седьмого пота среди гербов и прочих атрибутов, и нажитое каторжной работой переводить в имперские валюты. Мы можем строить алтари и храмы, но есть ли смысл неистово молиться, когда наш главный жрец, набив карманы, сидит у императора в столице, а нашему вождю дают советы чванливые имперские шаманы?
Ведь с ними – бог, а с нами – только ветер, что носит прах с разграбленных курганов.
