Часть 1. Тетрадь из-под тумбы.
Я, Нина Александровна Розанова, хочу написать эту историю. Для него. Он называл меня Ниной, естественно только про себя. Не пугайтесь, когда прочитаете это в его дневниках. Его дневники я нашла недавно, у него в квартире – он подпер ими свою падающую тумбочку… Всё никак не мог её сделать, не успел… Уже не успел. Он умер на днях, а вчера я похоронила его.
Он ведет дневники с 70-ого года. Здесь лишь некоторые выписки из них и то – самые недавние. Писать много он никогда не любил, поэтому, возможно, некоторые его заметки покажутся вам чересчур короткими. Но не поленитесь – дочитайте до конца. Я не могу сейчас сказать больше – разбирайтесь во всем сами. И ещё не хотелось бы ставить числа – это было совсем недавно.
***
Нина Александровна…Нина…родилась в Ленинграде. Это сейчас «город Ленина» стал Санкт-Петербургом, но Нина родилась именно в Ленинграде. Её семью, потомственных ленинградских рабочих я знаю немало лет, они хорошие мои друзья и очень интеллигентные люди. На них можно положиться, и в какой-то мере они и моя семья тоже. Но если быть до конца честным, моя семья…, впрочем, неважно; жениться я так и не успел. Вот и живу один на один с собой и если бы не друзья, то, наверное, я давно убедился бы в своей никчемности. Но они этого сделать не дают, и, в общем-то, меня всё устраивает.
Каждый день я просыпаюсь, после чего начинаю делать зарядку. Это помогает мне чувствовать себя старее. Ритуал этот мне дорог и отменить его я так просто не могу. Потом пробежка, завтрак, работа; прихожу домой, слегка уставший, и снова пробежка, ужин, зарядка, сон. И так изо дня в день уже много лет. Быт мне не приелся, а замкнутый круг моих дел и обязанностей совсем не осточертел и позволяет думать, что жизнь моя подчинена распорядку, и оттого в ней не может быть никаких неожиданностей. Я не люблю неожиданности. Слишком много всего после них получается в итоге… Но это неважно. Лучше я расскажу вам о своей маленькой квартире с тонкими картонными стенами. Вам, наверное, знакомо, это чувство, когда слышишь кашель соседа за стеной и думаешь, что также хорошо слышат и тебя, а стена вроде бы массивная и крепкая. А, может быть и не знакомо. Я же живу так много лет. Квартира мне дорога, потому что здесь когда – то жили мои отец и мать. Это было очень давно. И Вас в то время наверняка не было в живых, но если, конечно, Вам сейчас не семьдесят пять с гаком. Мне же – пятьдесят шесть, а Нине, которую я упомянул в самом начале – семьдесят один. Но Вы никогда ей не дадите столько – для своих семидесяти с небольшим она необычайно подвижна и суетлива. Вообще Нина мне в какой-то степени как мать и старший товарищ, друг. Мне было пять лет, когда я в первый раз увидел её.
***
Сейчас я часто вспоминаю, как мы с Ниной ходили в парк рядом с домом. Каждый вечер мы гуляли там и ели мороженое. Я был единственным её ребенком, она так больше и не родила. Раза три в неделю мы созваниваемся и не меньше раза встречаемся. Всё точно так же, как и было в моем детстве – мы идем в парк, едим мороженое. Со стороны и не скажешь, будто мы мать и сын – Нина выглядит совсем как моя ровесница. Я не знаю, как ей это удается. Жизнь у неё была тяжелая. Очень.
Вот и сегодня мы с ней разговаривали по телефону. О чем? О погоде, о том, что за окном солнце и это так прекрасно, о том, что завтра обещают похолодание и надо одеваться теплее.. . Я люблю её голос – его даже старость не испортила: он такой же мягкий и нежный. Да, и есть ли старость как таковая? Если Вы спросите, насколько я себя чувствую, то я Вам даже не смогу ответить однозначно. Старости нет – я давно это понял. Я не философ и не мудрец, но поверьте мне – старости нет.
Мне постоянно снится один и тот же сон. Я бессилен перед ним. Будто война, кругом много дыма, и взрывы, взрывы, взрывы! И всё рушится, дома падают, крики, визг, и все куда-то бегут. А там, среди этих людей я - беспомощный и совсем один. Я не знаю, с чего я решил, что это я там, маленький, но как-то само пришло в голову. И что я хочу сказать, в этом сне, я как бы живу жизнь назад – мне не пятьдесят, я не сильный и самоуверенный, проживший половину жизни – там мне пять, я живу теми своими страхами, и совершенно беспомощен. Старости нет.
Я рассказывал Нине об этом сне. Она как будто не удивилась, услышав о нем, только спросила, был ли там ещё кто-нибудь, помимо меня. Я сказал, что нет. А этой ночью, вы не поверите, мне опять снился этот сон и я увидел, точнее, узнал в женщине, которая подбежала ко мне и взяла за руку, чтобы отвести, наверное, в бомбоубежище – её. Нину! Странно жизнь складывается. Все эти пятьдесят лет, что мне снится этот сон – я видел только женщину, какую-то незнакомую женщину, в панике под… или нет… подбежавшую ко мне. А тут я увидел Нину. Но, может быть, я просто хотел её увидеть? Да, скорее всего. Всё-таки становясь старше, мы начинаем придавать значение мелочам, а порой даже и выдумывать их.
***
Такое светлое небо за окном! Оно чудесно! Именно такое небо было, когда я впервые осознал себя в этом мире. Я хорошо помню этот день. Мы возвращались с Ниной из больницы, я шел за ней вприпрыжку и думал, что у меня самая лучшая мама на свете – она не просто мама, она ещё и друг, а такое редко встречается. Нина разрешила мне называть её мамой, и я с удовольствием пользовался этим разрешением. «Мама! Мама! Мама!» - так и вырывалось из меня. – «Мама, я мы пойдем в зоопарк? А ты покажешь мне настоящего слона? А куда мы идем? Пошли к дедушке». Нина подробно отвечала мне на все расспросы, и тогда же она научила меня держать небо на пальце. Большое огромное небо! Позже, когда я узнал, что Нина не моя настоящая мама… Хотя к тому моменту мне была необходима эта правда. Я полюбил её, только совсем никак мать.
Я говорю об этом так честно, потому что между нами никогда ничего не было. Она и сейчас считает, что это было детской блажью – что там, тогда, мне было восемнадцать, всего восемнадцать, я ей тридцать четыре – «взрослая, испорченная тетка», как она сама о себе говорила. И сейчас мне приходится вместе с ней смеяться, когда мы вспоминаем этот эпизод, а мне совсем не смешно. Я до сих пор её люблю.
А вобщем хватит об этом. Это единственное мое слабое место, и она это знает. Знает, но не хочет говорить – будто мы дети какие, будто мне все также восемнадцать. И я делаю вид, подыгрываю ей… Но это скоро кончится, я уже устал и не так молод, чтобы играть в эти прятки или как это – кошки – мышки. Мне нужны объяснения. Я чувствую, она что-то скрывает. Или мне только кажется?
