Ричард - герой полей (Рассказ)

        РИЧАРД    -    ГЕРОЙ  ПОЛЕЙ

Примечание  автора

Что применимо к одному - то возможно станет применимо и к другому. Так можно сказать всецело о природе разных по характеру веществ, и так же можно обозначить подмену одной исторической ветви развития совершенно другой.
Но речь здесь не пойдет о, так называемой, подмене истории или дат ее выражения. Разговор будет о самой крови тех самых королей, что давно и признано, служат своему народу по ходу возложения самой истории в целом.
Обсуждая в очередной раз дела какого-либо из семейств королевской знати, не лишний раз напомнить и о том, что не всегда они были именно таковыми и своими  корнями глубоко уходят в простонародье своей среды, представленной просто людьми самого различного сословия.
Все эти придворные качества сохранялись и вырабатывались годами, и с пребольшим трудом все же кое-что в том деле было достигнуто.
Не так просто из человека, как говорят, простого сотворить человека двора. Здесь учитывается воспитание, как отдельный законосодержательный акт самой среды такого представления и в этом же участвуют многие, кто хоть как то, но связан с почестями того или иного двора.
Тоесть, фактически воспитанием одного занимается целое население, представляющее от своего же лица все те формы не совсем бытового обихода.
В том, что приведено будет ниже в качестве самого примера, Вы не найдете всех тех достойностей, о которых идет речь. В нем как раз будет присутствовать самое простое, ибо так отражалось временем и так сотворилось событием.
Прелести двора будут почерпнуты гораздо позже, когда сами люди уже немного встанут на ноги и не будут преползать от одного вида того существа, что призвано было стать по природе своего возрождения их же королем.
Здесь же будет указано самое простое. Борьба за жизнь и за совместимость ее с иным представлением того же - богатой жизнью. Тоесть, жизнь без особых затрат труда и без переподчинения кому бы  там ни было.
В этом и есть смысл всех злоключений людских и именно поэтому везде и во всем прокладывается живая или мертвая дорога к самой власти.
В самой природе Земли совершенств лишь немного. То ли говорить о тех, кто сейчас ее населяет и составляет основную ее же часть. Их прибыли и усталости всецело заполнили собой всю среду и вскоре совсем не останется места для какого-нибудь нового ее наполнения.
И это грозит новыми источниками дополнительных бед, что в свою очередь вполне способно вызвать саму механику движения Земли, в результате которой пострадают многие и премногие.
В силу разности всех тех сословий, что указаны были ранее, сами беды возложатся по-разному, но претерпевать их придется все же каждому, независимо от тех состояний, в которых пребывают и о которых порой забывают, когда дело касается каких-то действительно решительных мер по тому или иному возникающему вопросу.
Именно вопросы, так называемых, отлагательств на дальнейшее время и приводили ко всему апокалипсическому и революционному, что в ходе самой истории доказано неоднократно.
История самих королей явно указывает на то же, предлагая возводить в жизнь новые решения известно царящих на Земле проблем и не останавливаться на пути новых свершений.
Все начинается сначала. Как когда-то была завоевана королевская власть, вскоре будет отвоевана у самой природы власть над нею самой.  
И для этого нужно совсем уж немного. Всего лишь знать и обязать к тому знанию каждого, что может сделать только сама власть в обладании даже самого простого...

  РИЧАРД  -  ГЕРОЙ  ПОЛЕЙ

Вступление

Излагая в жизнь или проводя в мир какую-либо частичку своей души, каждый автор старается донести до читателя только то, что ему истинно ведомо.
Что-то добавляется уже от себя, тоесть с точки зрения современности, что-то выдумывается, так сказать, для остроты сюжета, а что-то и вовсе переделывается, если какая-либо личная история совсем не приглядна или просто не интересна для другого.
И в этом есть разница между авторами подобных исторических экскурсов в наше прошлое. Этим же отличаются одни писатели от других и на этом же построена, так называемая, жизненная позиция того или  иного человека, ту самую историю предлагающего.
Таким образом, доля существенной правды в том или ином произведении зависит напрямую от автора сочинительного  труда. Плохо это  или хорошо – судить уже самому читателю, так  или иначе, но оценивающему состоятельность прочитанного им труда.
Режим  «художественности»  дает полное право на привилегию в данном вопросе, что неизменно сказывается на самом результате, а соответственно, и прибыли  от  качеств  авторского  труда.
И все бы было совсем неплохо, если бы только не возникал время от времени один  и тот же вопрос. Куда уложить прочитанное, в какую ячейку памяти поместить?
Это чем-то схоже с  определением места на компьютере для той или иной полезной  или  не таковой  информации.
Какие впечатления бы не получал человек от прочитанного, или пусть даже  косым взглядом брошенного – все то отлагается в памяти, от чего возникает привкус той самой литературной основы, а в дальнейшем вырабатывается прямая или косвенная   зависимость.
Тоесть, каждый читатель определяет для себя категорию чтения и своеобразно становится зависимым  от самим собою избранного и продуктивно насыщенного материала.
Таким образом, вся категория читателей как бы подразделяется на множество подкатегорий, что в свою очередь  представляют собой n-ное количество людей, воспринимающих реалии мира  каким-то своим порядком исчисления.
В результате мы имеем читательскую конъюнктуру, специализирующуюся на конкретной тематике и литературном воспроизводстве.
И как итог – имеем массы населения с ярко выраженными жизненно устойчивыми позициями или привилегиями взглядов.
Таким образом, судя по, так называемому, читательскому спросу или интересам, вполне можно анализировать ситуацию во времени и определить долю той самой правды, которая  пользуется спросом  у самого населения.
Такая правда настоящего дня, и она, как говорится, совсем не вымышлена.
Но тенденции во времени все же меняются, ибо человек идет от одного к другому по широкой дороге жизненного пути. Потому, категории взглядов порой пересматриваются, а жизненные прерогативы меняются.
И доля в этом весьма плодотворном изменении принадлежит именно правдивой литературе, что  способствует человеческому размышлению и дает тот или иной прирост ума.
Таким образом, правда как бы выступает в роли основного, слагающего наш ум фактора природного давления, и она же является его экономическим звеном развития, так как представляет саму жизнь в тот или иной отрезок времени.
На долю художественной литературы приходится наибольшее число всех произведений  и  это говорит о том, что  доля  самой правды, постигающейся нашим умом по-настоящему мизерна, и составляет в итоге лишь какой-то процент от общего числа всего остального.
И в этом, конечно же, настоящая беда. Ибо праздность ума  не благоволит  к серьезному, а значит, ожидать каких-то реальных конкретных результатов в самой жизни – нечего.
В свою очередь, художественность несколько снижает утомляемость нашего умственного начала и это дает преимущество  боле яркого восприятия прочитанного или его  упрощенность.
Таким образом, правда в художественном – есть наиболее выгодный вариант развития потенциала ума и своеобразно экономически обоснованный.
И к этому нужно стремиться всему тому, что  именуется  авторством, и к этому же нужно прийти  в своем выборе читательскому контингенту. За этим прогресс населения, а за ним -  само наше будущее.
А пока мы на некоторое время окунемся в прошлое и познакомимся с ним поближе. И насколько правдиво оно – вы усмотрите сами.
Я же попытаюсь выразить так, как оно и отобразилось в самой памяти и запечатлелось навсегда.

ГЛАВА   ПЕРВАЯ
ТЕВТОН

Кто-то угрюмо смотрел мне в лицо, всем своим видом демонстрируя ненависть, злобу и общую недоброжелательность.
Я повернулся и пошел к одному из гостей, к этому часу наполнивших увеселительное заведение для тевтонских рыцарей.
Надо сказать, что были мы все в масках и чтобы опрокинуть ведро-другое сидра, подающегося здесь, ее необходимо было приподнимать хоть на какое-то время.
Нельзя же влить его сквозь сито, расположенное в маске в виде зубов, склеенных какими-то пластинами.
Саму маску я вообще заказывал в Турине. Издали мне ее везли и вот, наконец, я ее получил.
Высокий  хвост разносился за моей   головой,  но сначала он вырастал вверх до немыслимой высоты и уж только потом опускался мне прямо за
спину.
В этом было одновременно и преимущество, и опасность.
Враг мог захватить меня сзади за  тот самый хвост. Но зто только так казалось, что
он  крепок.
В самую критическую минуту хвост обрывался или точнее, вытаскивался, и я сходу обрушивал свою мощь на опешившего на время врага.
Многие поплатились так жизнью, и я всегда в душе благодарил мастера, сотворившего сей     бесценный шлем, за такую хитроумную выдумку.
Веер был ярко зеленым, а само основание ярким красным, который пере¬ходил в коричневый, затем в желтоватый и уже после в зеленый, все время слабо меняясь на стыках цветов.
Так было задумано еще потому, чтобы в разных схватках этому хвосту придавалось разное значение. Если я рубился стоя, то издали или даже совсем с близкого расстояния хвост казался частью другого. К примеру, хвостом лошади или просто кон¬ским хвостом. Надо сказать, что в те времена самые настоящие конские хвосты также подкрашивали. Потому, в пылу боя не особо было понятно, кому тот хвост принадлежит.
Случалось разное в наши боевые походы. Однажды Рональд, перепутав те самые хвосты, так получил по голове, что за три дня отдал Богу душу. Вот так-то, братец, бывает на белом свете. Все случалось и такое тоже.
Сама маска моя была кована из   заморской стали. Кажется дамасской или саксонской ее прозывали. Точно не могу сказать, уже позабылось то, ведь давно дело было.
Шлем в целом мне подходил. Закрывалось все вплоть до моих ушей, которые были не такие уж и маленькие, если брать в целом само¬го меня, тоесть владельца.
Само тело прикрывали доспехи. Небольшого размера пластины покрывали ру¬ки и облегали их с разных сторон. Так же были прикрыты и ноги, весь зад и даже перед. Порой, трудновато приходилось в связи с этим. Иногда, даже ходили в себя.
Так это называлось тогда.
Не любил я, конечно, этого, но поделать ничего не мог. Что перед, что зад были нужны мне на самом деле. Так что уж лучше стерпеть когда, чем без какого  члена тела остаться.
Не один я так потчевал себя. Многие делали то же самое. А кто не хотел, то с жизнью давно расстался или стал калекой  навек.
Лучники доставали нас мигом, когда хотели раздеться по нужде или так, чтоб искупаться.
Жили мы особью, тоесть по одному. Так же в бой шли, лишь рядом состоя  когда надо.
Дело свое исправно чинили. Никому спуску не давали и боялись нас все, как огня, что в ту пору процветал везде.
Еще мало было построено домов из камня. Все больше из древесины какой или вообще из сухих веток потолще, если какой-то хозяин беден был.
Вот и жгли  их  до тла ни зa что, ни про что.
Но то время было такое, и я сам на себя всю вину за всех брать не могу. Не один был, да и не командовал вовсе, а под¬чинялся.
Сейчас служу я у герцога-короля одного. Нанял он меня так же, как и ос¬тальных. Еще не познакомились мы все до конца.
Вот и стою здесь и осмат¬риваю зал и эти ряды, где сидр, снимая шлемы пьют, а потом снова их на головы опускают. Кто знает, сколько здесь врагов моих бывших или может, наоборот, друзей. В особую дружбу мы не вступали.
Знали ведь сами, что сегодня ты на одной стороне воюешь, а завтра можешь оказаться на другой и сойтись лицом к лицу с тем, с кем еще вчера какой-нибудь гимн воспевал за тем же сидровым ведром.
Но все же, знакомства имелись. Да и по ходу долга работы мы обязаны были помнить многих.
Как правило, каждый довольствовался только одним рыцар¬ским облачением. Дорого было его покупать. Если часто менять, то на остальное ничего не останется.
Вот и разглядывали мы друг друга по своим "нарядам", да еще смутно чувствуя внутри враг перед тобой или друг.
Вот и сейчас, осмотрев зал тяжелым взглядом, я увидел того, кого уже лет пять искал. И он узнал меня. Но искать причину для драки, а это у нас часто водилось, не стал.
Потому, просто посопел, а я прошел дальше к своему столу, который занимал вот уже девять дней.
За это время понаехало сюда много нашего брата. Видно большая затея на¬мечалась. Но нас это мало волновало. Платили пока хорошо, да и Бог им в помощь. Так мы  себе отмечали дело это, совсем не нуждаясь в каких-то объяснениях от самого нанимателя.
Сей герцог-король был горд, высок и статен собой. Носил небольшую бороду и перстень с изображением герба на левом мизинце.
- Видно, из высоких кровей, - про  себя    тогда отметил я, да и другие то  же заметили. Но никто словом не обмолвился и, договор составив, все разошлись по стойбищам.
На одного тевтона   с его лошадью одно  место и полагалось. Тесновато было, конечно, но что поделать. На такую уйму людей и животных много места не наберешься, будь ты хоть сам король сакский.
Совсем забыл сказать, что на тот период была у меня всего одна лошадь, а так их полагалось   две, на смену. Все-таки тяжеловато им было под нами.
Вторая - моя старушка, погибла совсем недавно в бою. Какой-то дикий зверь напал на нее, да так и загрыз.
Я, конечно, отогнал его, но было уже поздно. Так моя старушка скончалась, и мне приходилось сейчас думать о другой.
Но где ее достать? Народу-то тьма подсобралась и каждому  надо. Может, кто предложит. Пойду, посоветуюсь с хозяином.
Я так и сделал. Обойдя свой стол, подошел к стойке и поманил пальцем того, кого хотел. Тот сразу подбежал, что-то лепеча про себя.
Тевтонов они боялись больше смерти. Потому, любое приказание исполняли  мгновенно.
-     Эй, ты, - обратился я к тому, стоявшему передо мной в такой позе, что  захотелось сразу голову снести своим топором.
-     Я, я, - что-то залепетал он снова и еще ниже склонил свою голову.
Я слегка стукнул его по затылку, а затем взял за шиворот и немного при¬поднял. Рубаха затрещала, но выдержала.
Хозяин испуганно задергался и его взгляд остановился перед моим.
-     Лошадь имеется в продаже?- задал я ему самый   простой   вопрос.
-     Я, я, - закивал тот головой,  и я его сразу отпустил.
-    Куда идти? - строго спросил я и посмотрел на него сквозь свои узкие щели  маски.
-   Битте, битте, - залепетал снова хозяин и, протянув руку, почти побежал
вперед  меня.
Я пошел следом за ним в какую-то узкую дверь, за которой, как мне пока¬залось, слышались похожие голоса на этот его лепет.
Пройдя внутрь, мы оказались сразу на кухне,  где работало много народу, готовя нам всем еду.
Я  огляделся. Лошади нигде не было видно. Тогда, я сурово взглянул на   хозяина и почти  поднял руку для удара.
-   Найн, найн, битте, - снова  затараторил  хозяин, уворачиваясь от моей руки  и продолжая свой путь дальше.
Я его понял и потому двинул следом, осматривая собравшихся работяг с гнусно кривыми рожами  и  жалкими туловищами.
Почти такими же были и женщины, торопливо отворачивающиеся в сторону при виде такого гостя. Все боялись тевтонов, а уж эти и подавно. Им действительно  было чего бояться.
Попадая в руки, они подолгу блудили рядом с ними, пока не надоедят, и тевтон сам не отпустит. Таков был закон.
Правда, его никто не писал тогда, но он свято чтился всеми, ибо цена не исполнения была кро¬вь.
Я подметил одну и двинул  было пальцем в ее сторону, но вдруг вспом¬нив, что здесь не за тем, снова махнул рукой и зашагал далее, больше не поворачиваясь в ее сторону.
Вздох облегчения послышался с той стороны, но я сделал вид, что не заметил того, хотя мог бы и наказать, как это де¬лали всегда другие.
Это было равноценно предательству. Конечно, такие вольности не допускались в отношении высокопоставленных особ в том же облачении, но случалось всякое.
В пылу сражения все  наряды  путались, и уже не было разницы между  прос¬тым  тевтоном  и  каким-нибудь  рыцарем  града.
Так они  назывались, так как  жили в замках или где-то в    домах, имея семью и прочее хозяйство.
Что же в отношении женского пола, то здесь разницы не было никакой.
С тевтоном шла любая. Исключение составляли лишь те, кто нанимал, тоесть  их семьи и так далее. Но ведь это время от времени менялось.
Потому, тевтоны могли довольствоваться тем  же в другой раз. Вобщем, правил не существовало. Значение имела только плата. Они платили за свою жизнь.
Мы ее сох¬раняли, пока либо не кончатся деньги, либо пока с нами расторгнут договор
Конечно, богатые жили богаче и могли всегда откупиться. Потому, из богатых семей мало кто уезжал с каким-нибудь тевтоном. Скорее всего, уезжали деньги, которые тут  же тратились и завоевывались вновь.
Такая была жизнь. Жизнь очень сложная и непростая. Повсюду гуляли смерть и насилие. Над  властью  не  было  власти, кроме самой власти денег. Так можно кратко  охарактеризовать тот период.

А сейчас, я сделаю небольшое отступление, чтобы поговорить о самой власти, о ее величии,  причинности и развязности, ее   стадности и беспутничестве  и, наконец, о безбожности в поголовном   наследии людском.                                
Что можно сказать о ней самой, о той самой власти?
Кем она дана и почему процветает так везде и повсюду среди всего люду?
Трудно ответить на все сразу, но попытаюсь ответить целиком.
Власть - то есть завоевание душ человеческих   душами другими,  более и  более  угнетенными жаждой  любого  обогащения. Это есть прелюдия  самой структуры власти.
А, что же такое она сама?
Власть - то есть сила умения одного или нескольких упрочить  славу и  вовлачить  в обтяжный труд всего  прочего, что подчинен его или их силе.
Это есть краткая характеристика самой власти. Но есть более обширная и как бы расходящаяся по сторонам, исходя от условий бытности, в целом состава ума и состояния самого тела.

В быту властность теряется. Она возникает только в не таковом. Тоесть,  когда из того  же труда   и  быта выделяется всего одна единица, желаю¬щая  в нем не принимать участие.
Это закон  возникновения  властной единицы труда.
Слабость ума многих не позволяет охватить это и открепить эту власть от самих себя. И она же не подтверждается силой самих тел.
Значит, величие власти  -  сила ума и сила тела совместно. Это принцип са¬мой власти и ее узаконено нарезанного труда будь кому.
Сила      власти  -  это понятие несколько обширное, ибо сочетает в себе са¬мые различные формы  гипертрофированного  нечеловеческого трудового  исполнения  повинности.
Иначе говоря, это аспект работы тех, кто не подчинен ей самой, а переподчинен только узаконенной  кем-то   силе  состояния  власти.
Само состояние власти - это удел труда  многих элементарно простых единиц того  же нечеловеческого труда. Или, это допущение ошибок в процессе высвобождения трудоисполнимых единиц из одного и  того  же слоя состава  населения.
Трудно характеризовать любую  власть.
Но власть всегда подразделяется на власть силы  и власть ума. Обоюдного сочетания пока не происходит, или не происходило до сих пор. Даже самые выдающиеся деятели не попа¬дают в факт данной категории. Почему так?
Потому что, любой факт истории неминуемо влечет за собой гибель каких-либо людских ресурсов, а это  -  явное отсутствие ума у той самой власти.
Кроме этого, любое  чинопочитание - есть предательство со стороны ума и явное использование авторитета силы.
Значит, власть до такой сте¬пени несовершенна, что способна не воспринять уму, а оттолкнуть его и
насадить явно только силу.
Это первое бессилие любой власти.
Второе бессилие будет звучать так.
Любая власть, осажденная  на умственном безразличии и  исполняющая только свою целенаправляющую роль, будет безвластием на местах и осуществле¬нием той же воли силы или насаждения ее с более низкостоящей ступени иерархии  роста.
Рассмотрим яркий пример беспринципности власти или осаждении ее толь¬ко на силе.
Для этого возьмем самих себя.
Наше  время, нашу участь, наше звучание внутренних сердечных колоколов.
Что мы видим на самом деле?
Да, есть власть, есть какое-то умение ее арендаторов, есть двупо¬лая слаженность в работе и есть явное доминирование превосходящей силы самой власти.
Но, что мы не видим в том  же порядке перечислений -  так это силы торжества ума. Ибо все творимо  бездумно, супротив воли решения   лю¬дей и супротив даже тех, кто стоит на меньших структурах той же иерар¬хии роста.
Значит, власть беспринципна, ибо она допускает ошибку, снисхо¬дя до наименьших единиц труда  и опуская туда  же  наименьшую руководя¬щую ступень.
Теперь, рассмотрим саму силу власти. Какова  она реально?
Да, она есть, она  на  местах и исполняема.
Но полезность ее использования относится к нулевому значению, ибо величина самой власти не разделяет основу их труда  и  подвергает роли посредника  в проведении каких-либо  массовых мероприятий.
Значит, сила фактически есть, реально  же  она отсутствует.
Ибо, сила не в состоянии исполнять закон посредничества. Ибо, сила - есть сила и ничто другое.
Ей неведомы принципы всякого  отдувательства   за содеянные проступки более высоких ступеней самой власти.
Итак, вывод  №1 - власть беспринципна  и безаппеляционна. Она несовершенна, ибо влечет в себе массу посредничества со стороны ее силы и массу по¬тери времени со стороны умственного восхождения населения.
Вывод  №2 -  власть безгранична, ибо способна руководить действием силы и узаконить самое незаконное.
Вывод №З -  власть безукоризненно устойчива, ибо не несет полноты ответ¬ственности, сохраняя свою величину, как силу подачи ума всякому ниже¬стоящему в ряду всякой бытности. И она же незаконно творима, ибо сущест¬вует вне поддержки самого населения.

Итак, мы несколько разобрали суть приоритетов власти и, теперь, продви¬немся  далее в  нашем рассказе, чтобы в дальнейшем сформулировать саму тезисную доктрину всякой власти, дабы лучше разбираться в ней самой и понимать суть ее принципов.

Но возвратимся вновь к нашему герою и  окунемся в то столетие или вековую эпоху, чтобы усмотреть лучше основы той самой власти  и попытаться понять -  какова  она  в реально  отвергнутом виде среди людей или среди того, где мы  все и живем.
Место   действия  не  обозначено, да оно и так, думаю, ясно.
Потому, откажемся от всякой исторической привязанности  и будем  вдумываться  только  в то, что  происходило тогда и, по сути,  происходит сейчас.

ГЛАВА   ВТОРАЯ
НА   КОНЕ

Я прошел вслед за все еще что-то лепечущим себе под нос хозя¬ином, и вскоре мы оказались на улице. Солнце так ярко ослепило мне гла¬за, что я даже  закрыл их на секунду. Но в ту же минуту открыл  и посмотрел, куда  же пришли.
Это было помещение на двоих.
Тоесть, на человека  и лошадь. Убранства никакого не было, но стоял конь и дико блестел глазами, фыркая иногда, да еще притопывая копытами.
Я сразу оценил его достоинства. Это был рабочий конь. На  него можно было смело  водружаться даже без седла. Кожа его лоснилась,  и сам весь он аж блестел.
На  нем не  было  никакой  сбруи,  и я спросил почему. Хозяин что-то объяснил  мне, но я так толком и не понял.
-    Сколько? - спросил я резко и потряс небольшой кошель у себя под  левой  рукой.
Хозяин взглянул на то, что имелось, и отрицательно покачал головой, давая всем видом понять, что этого мало.
Я хотел уже было его пристукнуть, как муху у себя на колене, но вовремя остановился.
Он видимо почувствовал это и сильно испугался, мигом упав на колени, моля о пощаде.                                                                        
-   Ладно, - сказал я негромко, - на, бери. И этого хватит, иначе можешь оста¬ться без головы.              
Я стукнул ногой ему под зад, повернул к себе и одним рывком бросил ко¬шель ему в лицо.
Хозяин жадно ухватился за деньги, а я, молча, вывел купленного коня из стойбища.
Конечно, за такого красавца я отдал ему совсем мало, но где мне взять еще, если больше не было вовсе.
-   Платили бы больше, дал бы, - сказал я тогда почему-то сам себе и со злостью захлопнул ногой зa собой ворота.
Все-таки кое-какие угрызения  прокрадывались в мою голову и временами становилось   не но себе.
Хотя жалеть хозяина особо-то не было нужды. Наверняка, конь где-то приблудился, потеряв навечно своего всадника, а он его просто поймал, затем, конечно же, выдал за своего.
"Все ворье", - подумал я тут же, ведя за собой коня  за узды, которые были у меня с собой.
Теперь, уже никто не скажет, что это не моя лошадь, да, собственно, и спра¬шивать-то некому у тевтона. Разве что, его потерял такой же. Но это уже – его дело. Как потерял - так и доставай.
Надо сказать, что платили нам не особо много, хотя и не мало.
Но то ли  жизнь такая была расходная, то ли еще что-то, но денег всегда недоставало. Потому, довольствовались днем сегодняшним, так как назавтра  можно и вовсе было перебраться на другой свет.
Понимали это, конечно, и те, кто нанимал, не особо заботясь о своевременной оплате.
Эти деньги, что я от¬дал, были вручены мне еще при заключении договора, и больше пока за де¬вять дней никто не предлагал.
Считали, что пока хватит   нам  на стойбище, да на еду, а там  -    посмотрим.
Отмечу также, что за все платили мы сами. Таковы всегда или почти всегда были условия  нанимателя.
Этим он хоть как-то компенсировал свои расходы. Созывал простых и они готовили еду. Так же  что-то получали, но то были вовсе огрызки, или что от нас осталось.
Потому, наниматель мало-то и страдал, если дело касалось особо не продолжительной войны.
Да даже в долгих затянувшихся битвах, он также не оставался в накладе.
Часть тев¬тонов все равно гибла. Значит, платить не надо. Добычу же, в основном, за¬бирал наниматель, оставляя тевтонам лишь     небольшую часть, которая и являлась им вознаграждением по расторжению договора.
Вобщем, потери в основном несли сами тевтоны, да еще приблудившие  рыцари, которым также хотелось подзаработать.
А богатели все те, кто нанимал. Потому, нанимать было выгоднее, чем защищаться. Хотя были и такие храбрецы.
По большей части, если узнавали, что кто-то идет на них войной, то попросту убегали, заби¬рая свои ценности с собой. Потом где-то оседали в другом месте. Меняли имена, одежды  и даже обривали бороды, усы или красили  их.
Так  же поступали и дамы, члены их семей.
Вот так и жили все в постоянном страхе и заботе о себе. Конечно, были и такие, которые искали защиту у более высоких лиц: королей, герцогов и им приравненных. У тех, конечно же, было побольше возможностей  и  воинов они своих имели.
Но за такую защиту приходилось дорого платить. Иногда, она могла обойтись еще более, чем дорогим.
Но со всем приходилось мириться. Смерть восставала  над   жизнью и роняла ее целиком, невзирая на ранги, богатства и  состояния. Она проносилась порою словно вихрь, унося с
собою жизни и оставляя только пепелища, изуродованные тела, погребенные  навечно под обломками зданий.
Такова была тогда жизнь, если можно было ее так вообще назвать.
Такова была дань человека в угоду своему животу и в угоду особой жаж¬ды к богатству.
Я привел коня и определил ему место в стойбище. Сразу пометил его своей новой сбруей и подготовил на всякий случай к походу, в то время как другого разнуздал и расчехлил, дал поесть и попить   воды.
"Пусть, отдохнет и так уж долго стоит под этим", - подумал я тогда и нап¬равился снова в то же заведение, чтобы попить наконец сидра и познакомиться с некоторыми, такими же, как и я сам.
Успокоив немного коня и прошептав ему ласковое слово, я двинулся в направлении  заведения, тщательно закрыв за собой ворота и обвязав   их веревкой, чтоб не открылись. По дороге и вовсе забыл, что остался без денег и пришел туда, не имея ни гроша.
Ступив на порог и тут же задев кого-то, я отшатнулся в сторону.
Затем, повернувшись, посмотрел на него и воскликнул:
-    Это ты, Ричмонд?
-     Да, я, - раздался гулкий бас, владелец которого, наконец, повернулся ко мне лицом.
Он долго присматривался, пока  в      конце  концов не воскликнул также:
-   Ричард? Давно не видел тебя, брат. Как твои дела?
- А твои? - спросил я, и мы оба громко расхохотались, сами понимая, что это просто слова.
Какого дьявола мы бы здесь делали, если бы не привела нас нужда. А для  каждого  тевтона  она одна -  нет денег.
Тут вот и я  вспомнил об этом,  машинально хлопнув у себя под рукой.
-   Что, потерял что-то? - снова засмеялся Ричмонд.
-    Угу, - вяло ответил я, понимая, что на сегодня остаюсь без всего.
-    Да ладно, брось. Ты же кто? Такой, как и я. Сходи, тряхни его душу. Пусть, выкладывает.
-    Думаешь, надо? - с надеждой на другое спросил я.
-    А как же, иначе они вовсе на нас тут разжиреют. Вишь, морду  наел. А ну, поди сюда, - и он поманил рукой  хозяина.
Тот быстро подскочил и с ужасом уставился на меня.
-    Неси  сидр. Оплатим, как деньги  дадут. И живо мне, не болтай здесь много. Давай, иди. Я хочу с другом поговорить. Где твой стол? - обратился
он ко мне.
-    Там, - указал я рукой.
-    Туда  и принеси, - распорядился тевтон, и хозяин мигом исчез, - ну  пошли, поговорить надо.
-     Дела? - спросил я.
-     Угу, - так же угрюмо  ответил Ричмонд, проходя к моему столу и садясь на скамью.
-     Что   думаешь? - спросил он меня.
-     А ты?
-     Думаю, дело худо.
-     Что так?
-      Что-то уж  слишком нас много здесь.
-      Не спорю, - ответил я  и, обернувшись, посмотрел  по   сторонам.
В зале сидело  всего  лишь четверо. Но я-то понимал, что прибыло их  куда  больше   сотни. А это большая сила даже для  герцога короля.
-      Думаешь, будем  рубиться, - спросил я уже после того, как мы потянули сидр из одного ведра, снимая по очереди наши маски.
-      А ты не изменился, - сказал мне вместо ответа собеседник.
-      Ты тоже, только   немного   постарел.
-     Да, старость, - вздохнул тевтон и потянулся вновь  к сидру, - это самое худшее в нашей с тобой жизни.
-     Думаешь, лучше у других?
-     Все же, не так. Думаю, это  мой последний бой, если он, конечно, будет. А я думаю, будет все-таки. Потому, хочу кое-что предложить тебе. Не будешь против?
-     Валяй,- сразу ответил я, понимая, к чему он клонит.
-     Думаю, в разгар сечи нам надо стать ближе и уединиться. Добыча, судя по всему, большая. Недаром здесь так много народу.
-     Согласен, - ответил я, - помогу тебе.
-     А сам, со мной или нет?
-     Нет, Ричмонд. Пока, нет, - уточнил я.
-     Думаешь, еще побороться?
-      Пока да, а там видно будет. Ведь   и моя старость не за горами.
-      Это  точно, - повеселел немного мой старый боевой товарищ, - тогда, давай  выпьем.
-       Давай, - согласился я, - мне кажется время у нас еще есть, чтоб голова отдохнула  после всего.
-       А то как же, - засмеялся Ричмонд  и мы снова погрузились в сидр.
За небольшими разговорами, воспоминаниями и прошел тот вечер. В заведение то входили, то выходили, но знакомых я больше не встретил. Не встретил их и мой приятель.
-   Да, видно мало нашего брата осталось, раз тут нет никого, - с горечью сказал Ричмонд  и обратил   к сидру свое лицо.
-   Это точно, - согласился я, - жизнь склоняет наши головы, а иногда и вовсе сшибает. Но будем рады пока за   себя, что еще мы живы и кое-что можем
устроить.
-   Не боишься?
-    Нет, чего мне-то бояться? Я никогда не уходил с поля боя.
-    То же делал и я.
-    Знаю об этом, потому уважаю тебя и соглашаюсь помочь.
-    Спасибо, брат, спасибо, - не видно, но, наверное, слеза скатилась все же у старого воина из глаз.

Вдоволь залив себя сидром, мы распрощались и разошлись по своим стой¬бищам, обещая друг другу не теряться из виду и быть готовыми к нашей договоренности.
В стойбище  пахло   сеном и  конским навозом. Я быстро убрал все и рас¬положился на отдых, уже после думая о том предложении, что сделал  мне друг.
-    Помогу ему, - согласился я сам в душе, - а сам вернусь на поле боя. А там, будь что будет.
С этой мыслью я и уснул, и проснулся от нарастающего вокруг шума.
-   Так, - решил я про себя, - пришла пора собираться в поход. Ну, что ж, я  почти  готов. Осталось оседлать только лошадь, да еще немного охладить  свою   голову.

Приготовления  шли везде и повсюду. К обеду шум поднялся и вовсе невыно¬симый.
Что ж, это были сборы на войну и каждый знал, что ему делать. Оттого стоял шум, и потому немного было не по себе. Но каждый выбирает свой путь сам и влачит его до самого конца, если, конечно, он внезапно не обрывается и представляет собой лишь огрызок какой-то длинной ве¬ревки.
Будет ли так со мной - правда, не знаю. Судьба подскажет и разъяс¬нит. Что будет с другими - тоже не знаю. У них другая жизнь и своя су¬дьба.
И для каждого она разная, хотя порой варится в одном жизненном котле.
Кто-то будет убит, кто-то просто уйдет с поля боя, кто-то станет героем, а  кто-то возможно потеряет все.
Все может быть. Так устроена на¬ша жизнь и в ней все преодолимо. Это только кажется, что нет. А реально - ведь все возможно.
И вот сейчас, уже совсем готовый к походу, я стою и думаю надо всем, что было со мной и что происходило ранее. Такого вроде бы не случалось. Может, это просто страх?  Или смерть моя близко стоит?
А к черту ее или к Богу. Не знаю, вобщем, к кому. Но  пусть, она уходит. Впрочем, будь что будет. Это ведь мой девиз. И он меня до сих пор спасал.
Жизнь - как та ткань или хвост, что развевается за моей спиной. По-дру¬гому ее и не обозначишь. Все время она почему-то сзади.
Может, когда и окажется впереди, но вряд ли я в это поверю хотя бы сейчас.
Нет. Я иду без боли, и я уйду, если так вдруг случится. Что же, это моя жизнь, это моя судьба. И бороть ее больше некому. Так  и знай, Ричард.
Какая-то слеза пробежала у меня по глазам. Я смахнул ее и задумался снова.
Как я жил и как я буду жить дальше? Что-то меня беспокоит сегод¬ня. Или это просто тревога  за  свою жизнь? Ладно, что-то я раскис. Вперед. Уж, труба-рог зовет.
Это значит, пора выступать и пора, наконец, отрабатывать чьи-то деньги. Да, чьи-то, а не мои.
Но куда  же делись мои? Черт его знает куда. Может, кто пропил, может и съел. Не мое это дело. Мое - головы  рубить и дело творить. И я так и поступаю.

Ну, что ж, вперед, за герцога  короля или как там его еще зовут. Вперед, за его славу, силу и его деньги.
Тевтон  поставил крест на  своем шлеме и написал слово.
Что оно обознача¬ло для него, осталось  известно только ему. Но, очевидно, что-то
значило, если покорило судьбу и увело судьбу иного в сторону.
Но об этом  уже позже будет вестись разговор и долгие годы пересудов  не смогут разобраться в том до конца.
Смогу ли я - сам не знаю. Но попробую. Но чуть
позже и не сейчас.
А сейчас, в поход и сейчас в бой. Там все станет ясно и там определится жизнь кое-кого до конца.
                                

ГЛАВА  ТРЕТЬЯ
ПОБЕДА

Колонна  всадников   растянулась веревкой вдоль убогих и жалких  зданий, которые мы все покидали. Хоть и богат был наш наниматель, но все же и он не желал тратиться больше на что-то, облегчая таким образом свою трудовую жизнь.
Рог зазвучал снова, и потихоньку ряды тевтонов двинули вперед. Так полу¬чилось, что в моем ряду оказалось четверо.
Сбоку ехал еще какой-то ры¬царь, разодетый до неузнаваемости. Судя по всему, это  и  был  тот самый наниматель, о котором я веду речь.
Держался он гордо, и то и дело опус¬кал забрало своей рыцарской маски.
Хочу отметить, что одеяние рыцарей несколько отличалось от нашего. Хотя внешне трудно это было определять. Но все же, разность имелась.
Тевтон  никогда  не   позволял себе такую, к примеру, роскошь, как забрало. Этот атрибут рыцарской практики.
Они геройствовали на турнирах и полях редких сражений. Часто позволяли открывать свое лицо, чтобы   их вели¬чества или высочества узнавали и, не дай бог, не спутали с каким-нибудь тевтоном.
И отнюдь, дело было не в их показной храбрости или, наоборот, нашей трусости.
Как раз мы знали истинную цену такому геройству. Потому, маски наши были без забрал и имели кругловидную  форму для обте¬каемости удара вражеского  меча.
Рыцарские же доспехи и в целом, форма "головы" сводились лишь к более угловатым очертаниям и имели  лишь частично ряд наших преимуществ.
Возможно, со стороны их одежда и выглядела как-то привлекательнее, но для  боя, откровенно говоря, она мало  подходила.
И вот, теперь, я смотрел на этого героя и с грустью думал, что ему, возможно, ничего  и  не достанется в этом бою.
Слишком уж ярким был наряд  и  привлекателен для многих. Но сожалеть об этом мне долго не пришлось, так как вскоре он отъехал в сторону и пристроился к кому-то другому.
Мы, как и все, оказались в ряду втроем. Я поискал глазами Ричмонда, но, так и не найдя, прекратил поиски, целиком  поглощаясь самим собой и мыслью о предстоящем сражении.

Колонна двигалась медленно, да и откуда могла взяться скорость, если такая масса окованного со всех сторон мяса несла на себе огромную тя¬жесть.
Иногда, мне было тяжело смотреть на лошадей, которые зачастую аж прогибались под весом всадника.
Это даже делало их немного ниже и фор¬мировало новую структуру тела. Порой, ноги всадника достигали аж до зем¬ли,  и он свободно мог ими идти.
Но тяжесть собственного веса он все рав¬но возлагал на лошадь и преспокойно  восседал     сверху, очевидно, даже не задумываясь над этим.
Я ехал в середине. Рядом моя, немного подраненная лошадь, а дальше:  и сле¬ва, и справа мои соратники.
У одного из них была запасная лошадь. Другой же восседал на гнедом рысаке, судя по всему, еще совсем молодому и сильному.
Он даже не прогибался под весом седока. И, надо сказать, это даже меня несколько удивило.
Но отдав предпочтение молодости и выно¬сливости, я тогда  не придал тому никакого значения. Совсем скоро мы опустились в долину, а затем вошли в лес.

Дорога поз¬воляла ехать так же в ряду, а  потому наш строй не пошатнулся.
Я задумал¬ся над предложением Ричмонда. Как я смогу ему помочь, если не могу знать, где он сейчас. Что уж говорить, когда вступим в бой. Оставалось надеяться только на волю случая и провидение. Да еще на свою сообразительность в таких делах, как сражение.
А, возможно, Ричмонд и сам найдет меня. Все может быть. Потому, не буду больше думать об этом, а положусь на волю самой жизни.
Мы проехали лесом еще немного, как вдруг отрывисто прозвучал рог. Это был сигнал тревоги и одновременно призыв к бою.
- Что, уже? - подумал я в ту минуту, оглядываясь по сторонам и не находя своего противника.
В таком же недоумении находились и мои соратники.
Но вот, картина прояснилась.
Снова зазвучал рог и на этот раз протрубил отбой. Я пожал своими   могучими плечами и дернул за узды своего коня. Он медленно двинулся вперед, опережая в ряду на полкорпуса.
Колонна снова поползла вперед. Никаких слов, речей слышно не было. Только шум передвигающегося  металла, фырканье лошадей, их жалобное ржание, да еще стон какого-нибудь давно израненного седока.
Были среди нас и такие. Что делать. Деньги     кончались, а раны порой не поспевали заживать.
Наконец, лес начал редеть, и вскоре дорога просветлела, став шире. На миг я снова увидел того самого всадника, что и был герцогом-королем.
Он пронесся мимо нас вперед, едва не задев своим хвостом моего бокового товарища.
Вскоре лес расступился, и колонна оказалась на широкой опушке.
Зазвучал рог, призывая  остановиться. Общий шум движения как-то стих, а сама колон¬на преобразовалась в полукруг, своеобразно выделяя место своему предво¬дителю.
Очевидно, он хотел что-то нам всем сообщить. Так оно и было.
Наниматель заговорил звонким и довольно молодым голосом, не открывая своего забрала.
-   Там, - махнул он рукой, - нас уже  ждут. Их немного и  мы  сильнее.
Я хочу, чтобы вы быстро смяли их ряды и ворвались в замок. Добычу я оставляю
вам, как и всегда. Думаю, повторять не надо об этом лишний раз, но все же скажу. Кто не со мной - тот не со мною. Это значит, что он мой враг и
должен умереть. Это все. В бой вступаем с ходу. Разберитесь в рядах и, да благословит  нас господь.
Рыцарь склонил немного голову, перекрестился, а затем гордо вскинул  ее.
-   За мной, - скомандовал он и направил своего коня дальше по дороге.
Колонна снова     перестроилась и   обрела несколько  иной  вид.
Теперь, по ходу шли только два тевтона, а за ними их привязные ло¬шади. Я оказался рядом с тем самым, что был без запасного коня.
-   Готов? - сразу спросил он меня каким-то глуховатым и странным голосом.
-   Угу, - кивнул я ему в ответ, и мы двинули шаг в шаг наших лошадей.
Совсем скоро лес  вовсе исчез, и та же дорога навела нас  прямо на противника. Правда, его видно пока не было, но уже чувствовалось в груди какое-
то волнение и ясно доносился шум уже с другой стороны.
Там, очевидно, усиленно готовились к отражению нашей  атаки и создава¬ли видимость, что их много.
Так или иначе, но наши ряды сближались. Шум нарастал, и даже появилось какое-то дикое гиканье.
Наконец, первые ряды сомкнулись, и с ходу потекла битва. Стройность коло¬нны была нарушена, а еще через минуту она преобразовалась в своеобразный клин, а уже дальше растеклась в стороны в зависимости от хода борьбы противников.
Пока я не покидал своего соратника, и он сам держался ближе ко мне.
Волна боя понесла нас в самую середину.
И это было самое худшее. Против¬ник сдавливал наши фланги, и в центре находилась настоящая круговерть  борьбы.
Так же, как и другие, я вступил в схватку и оказался перед лицом сразу двух врагов. Одеты они были почти так же, как   и я, потому битва предвещала быть жаркой.
Пот градом струился по моему лицу и  стекал ручьями по телу. Я рубил мечом, размахивал топором  и пытался даже орудо¬вать копьем, с которым не так легко было развернуться в тесноте самого сражения.
Наконец, мне удалось расправиться с одним, и его голова, звонко стукнувшись об землю, покатилась по траве.
Второй на время опешил и как бы застыл, но все же успел защититься, прежде чем я мог досадить и ему.
В ходе битвы все вокруг смешалось. Моя вторая лошадь все еще держалась позади, лишь иногда становясь на дыбы при виде повсюду разливающейся  крови.
Новый конь держался молодцом, то и дело, вынося меня из опасных ситуаций. Расправившись с другим, я перескочил на запасного коня, пре¬доставляя время передохнуть первому. Правда, чуть было не поплатился жизнью.
Нога зацепилась в стремени, и я сходу грохнулся на землю. Но вовремя под¬скочил и отразил удар большого топора своим мечом. Потом уже сам атако¬вал врага и спустя время добился своего.

Руки мои дрожали, ноги ныли, а голова стала как свинцовая от жары, пота и какого-то тошнотворного запаха.
Пострадал немного и я сам. Задели мой подлокотник и почти полностью отцепили его.   Теперь, возникала     опас¬ность остаться без руки. Сделать что-либо сейчас было нельзя, так как требовалось время и умение.
Потому, оставалось только надеяться, что в ходе борьбы я не подставлю свою руку вражескому удару.
Вновь на меня напали двое. Приходилось отбиваться и отходить. Но здесь неожиданно пришел на выручку мой соратник по ряду, взяв на себя одного врага, судя по всему, одетого так же, как и я.
Мало-помалу мы с ними разобрались и, наконец, немного продвинулись впе¬ред.
Битва нарастала. Нельзя было точно определить сколько людей воюет на другой стороне, но, судя по всему, не так уж и мало.
Видно наш нанима¬тель немного пожадничал и сэкономил, полагаясь на  нашу силу и осо¬бую жестокость, как он считал.
Рассуждать по этому вопросу времени особо не было. Потому, немного передохнув, мы снова бросились в бой.
Не стану больше описывать своих врагов и каково им было мое наказание. Скажу только одно. Было много крови, шума, криков, ругани и всего того, чем обычно наполнена любая борьба до отказа.
Это был ад. Тот, в котором участвовали многие и от которого те же многие пытались убежать, сидя где-нибудь за столами и разглагольствуя на разные темы.
И в ходе этого сражения было бы все закономерно, если бы на самом его пике кто-то не произнес мне на ухо слова.
-  Остановись, Ричард. Займись другим. Ты позабыл о своем друге. Иди  и  найди его.
Как появилось - так и исчезло. Что это было - я не знаю. Может, то все мне просто показалось. Но, так или иначе, я повиновался и, бросив соратни¬ка, ринулся на поиски своего друга.
Вскоре я его заприметил и начал пробивать дорогу. А это не так-то прос¬то сделать в окружающей давке и тесноте, да еще там, где каждый норовит зацепить тебя за хвост или поддеть копьем, засадив его промеж доспехов или срубить голову мечом, пытаясь отделить ее от тела для общего целесообразия хода любого сражения.
На это, конечно же, ушло некоторое время. Но все же, я дошел до своего товарища и так же закричал ему на ухо. Занятый своим, он даже не повернул головы, но, судя по всему, понял.
Я помог ему избавиться от надоедливого врага и вместе мы начали отступать бли¬же к лесу, из которого  вышли.
Надо сказать, что к этому времени поле битвы уже несколько растянулось и начало образовывать какое-то понятие одиночных поединков.
Рубились еще многие. Значит, потери пока не были большими. Из этого я заключил, что на¬шего врага было значительно больше и в среднем приходилось на одного по два.
Я поискал глазами герцога-короля и где-то далеко впереди увидел его развевающийся хвост.
-  Жив еще, - подумалось мне и в ту же минуту я забыл о его существова¬нии, так   как  мысли  были заняты  уже другим.

Потихоньку мы выбрались из этой общей кутерьмы и незаметно скрылись в лесу, хотя те невысокие деревья и кустарники вряд ли можно было так назвать.
-    Обойдем справа, - глухо сообщил мне Ричмонд и продвинулся вперед. Я двинул следом. Путь наш пролегал  к замку, часть которого была видна  с поля самой битвы. Мне пришлось расстаться с одной лошадью, так как  вести двух было   неудобно. Слишком наглядно.
Так же поступил и Рич¬монд.
Слегка  облегчившись, мы двинулись прямо к замку. Сняв какие-то повязки, что раздал нам герцог перед боем, мы и вовсе превратились в на¬ших настоящих врагов.
И, действительно, кто может распознать в тевтоне
друга или врага. Это может сказать только он сам, явно демонстрируя свою  силу или, наоборот, не применяя ее в отношении иных.
Мы обогнули место боя справа и почти вплотную подошли к замку. Высокие стены окружали все внутренние постройки.
Судя по всему, здесь жили знат¬ные особы. Очевидно, наш наниматель замахнулся на куда большее, нежели простое чванливое соседство и его передел.
Здесь попахивало властью, значительно превосходящей, по сути, власть одних денег.
Мы пробрались, можно сказать, не замеченными и без всякого сопротивления прошли внутрь сооружений. Ворота были открыты, а охрана, скорее всего, участвовала в сражении.
Только простые люди иногда сновали туда-сюда, бросая на нас испуганные взгляды. Судя по всему, мы вполне сошли за своих, так как нас никто не окликнул и не остановил.
Ричмонд махнул рукой в направлении   самого большого здания, и я   по¬нял, что нужно ехать туда.
Шум битвы доносился до стен самого замка. Где-то вверху на каменном парапете стояли неподвижно несколько фигур, наб¬людая за ходом самого сражения.
На нас они внимания не обратили, потому мы беспрепятственно вошли в замок, спешившись и пристроив своих лошадей так, чтобы их меньше всего было видно со стороны.
Широкие ступени вели в не менее просторный зал. На стенах висела часть каких-то дорогих доспехов, оружие и прочие рыцарские премудрости.
Мощ¬ные канделябры освещали помещение и создавали ему вид какого-то гроз¬ного убежища.
-    Что будем искать?- спросил я у своего товарища.
-    Вначале выясним, что это и  кто, - ответил сквозь маску тот и двинулся  вглубь, подбираясь ближе к следующей винтовой лестнице.
Мы поднялись по ступеням и оказались неожиданно лицом к лицу с одним из слуг. Неизвестный только успел открыть рот, как Ричмонд сильно толк¬нул его назад, при этом наступив ему на ногу. Слуга растянулся на полу, онемев от ожидания своей смерти.
Мы прошли мимо и оказались в следующем помещении. Это была хорошо об¬ставленная     комната, принадлежащая женщине.
Повсюду были разброса¬ны наряды, часть из которых украшены дорогими безделушками. Из комнаты мы прошли в другую, почти такую же, а затем возвратились об¬ратно.
Слуга все еще лежал не в силах пошевелиться.
- Поднимаемся выше,- сказал Ричмонд и махнул  рукой, предлагая следовать за ним.
Я молча кивнул головой, и мы двинулись вперед по лестнице, на этот раз еще более  круче заворачивающей   вверх.
Внезапно Ричмонд остановился и приподнял руку в знак особого внимания. В наступившей тишине вдруг ясно послышались голоса людей, тревожно ожи¬дающих исхода сражения.
-  Мы им покажем сейчас, - говорил голос женщины.
-   Да, мы им сейчас зададим, - вторил первому другой, более милозвучный голос.
-    Не  радуйтесь так рано, - внезапно прервал эту тираду уже чисто муж¬ской   бас, - еще не все ясно. Куда, к примеру, подевалось несколько тевтонов.
Я видел, как они свернули в лес. Отсюда хорошо видно. Может, они устраивают ловушку? Пойду,   взгляну вниз, все ли там нормально, - и человек
двинулся с парапета прямо на нас.
Он был высок, статен и, даже можно сказать, хорош собой, если так можно выразиться о мужской красоте  того  времени.
И, конечно же, он был вооружен, одет почти в такие же латы, что и наш наниматель, но пока без своего шлема с забралом.
На полпути человек остановился, узрев нас воочию, и  тихо проговорил.
-   Я так и знал, что это ловушка. Ну, что стоите? Прикончите меня, а затем воспользуйтесь своим превосходством и превратите мой дом в сущий ад.
Ричмонд не принял его вызов, а просто спросил:
-    Мы хотим знать, кто вы?
-    Кто я? -  удивленно воскликнул уже несколько громче человек. - Я король. Вам этого достаточно,  чтобы знать, кто я?
-    Вполне, - ответил мой старый друг, - но, что за бойня здесь происходит и почему вы здесь, а не на троне в своем дворце?
-    Я здесь  разбираюсь с братом, - сухо ответил наш новый знакомый. – Что же вы стоите? Прикончите меня и воспользуйтесь своей силой, чтобы взять женщин и другое. Вы ведь за этим пришли?
-    Да, - так же сухо отозвался Ричмонд и поднял правую руку для удара.
-    Нет, - только и успел проговорить я, как голова короля покатилась по лестнице вниз, оставляя за собой кровавую полосу.
-   Зачем ты так? - спросил  я у своего друга.
-  А зачем нам такие короли, - просто ответил тот,  опуская руку со все еще окровавленным мечом.

Тело глухо стукнулось об пол, затем несколько раз перевернулось на лес¬тнице и вскоре застыло, предоставляя право вечности судить обо всем, что с ним случилось.
-   Ты прав, - ответил в тот момент я и поднял голову, чтобы посмотреть на  дверь, уводящую к парапету.
Сквозь проем была видна неподвижная фигура, почему-то закрывающая лицо рукой и, судя по всему, сдавливающая крик в груди.
Прошли секунды, фигура ожила и медленно двинулась к нам.
-    Я твоя, тевтон, - как-то скорбно проговорила она и   протянула  руку к Ричмонду.
-    Вы мне не нужны, - ответил тот просто и повернулся ко мне, - пошли  отсюда. Скоро здесь будет полно народу. У нас много дел, - и он уже было  повернулся  уходить.
-     Постойте, - вдруг, закричала  женщина, - не уходите. Я прошу вас об этом, - и она стала на колени, жалобно теснясь к ногам Ричмонда, - я знаю, что вам нужно, - проговорила дальше она, - и догадываюсь, почему вы отделились от общего числа.
-   Ну и.., - строго сказал Ричмонд и подступил ближе.
-   Я отдам вам все, - говорила та вся в слезах, - но уберегите наши души и сохраните тела.
-   Это что, сделка, договор? - переспросил я.
-   Если хотите, да. Я вас покупаю, - тихо молвила женщина.
-    Кто вы? - сурово спросил Ричмонд.
-    Я  жена  короля.
-    А там, на парапете?
-    Это моя дочь.
-    Зачем же вы взяли ее сюда? Это ведь опасно.
-    Я не знала, не знала, что так получится. Я думала, сил у моего мужа хватит, чтобы разбить тевтонов, что нанял его брат.
-    Ситуация выходит из-под контроля, - угрюмо сказал   старый воин, - пойдем, посмотрим, что там творится на поле битвы. Может, сумеем что-нибудь    предпринять.
            
Мы поднялись   на парапет, женщина последовала за нами. При виде нас мо¬лодая девушка вскрикнула и еще ближе прижалась к краю парапета.
-   Нет, нет, - прокричала и протянула к ней руки мать, - не прыгай, не бойся, они с нами.
Девушка немного успокоилась и подбежала к матери.
-    Так, так, - глухим голосом заговорил Ричмонд, глядя на поле боя, - еще  немного времени у нас есть. Но, что-то я не вижу нашего нанимателя. Куда он подевался?
-    Я здесь, - окликнул голос нас сзади и в одно мгновение обрушился на мою голову удар.

Хвала тому мастеру, что сделал мой шлем. Он выдержал  тот  удар.
Я лишь пошатнулся и отодвинулся к краю парапета. Герцог снова бросился на меня, но путь ему преградил Ричмонд.
Завязалась  схватка. Я немного пришел в себя и пошел на выручку своего друга. Спустя время мы прижали нашего предводителя к парапету и заставили  сдаться.
-    Не убивайте меня, - взмолился он,  снимая свой шлем с забралом. Я не герцог. Я также тевтон. Герцог нанял меня, чтобы я играл его роль. Он там,
на поле битвы. Я знаю его одежду, могу показать вам.
Все вместе мы поглядели вниз. К замку уже мчались многие. Исход битвы был решен. Впереди на своем игривом коне скакал тот, кто был моим сорат¬ником по ходу колонны.
-    Вон он, - указал рукой наш пленный и точно показал в того самого всадника.
-     Что ж, дело усложняется, - спокойно сказал Ричмонд, беря королеву за руку и уводя за собой, - уходим, - только и сказал он мне, дав понять, что
дело закончено.
Я взял за руку другую женщину и поволок за собой. На прощание ткнул тевтона в грудь мечом, и он повалился на пол.
-    Лежи тут и не двигайся. Не то, твоя голова будет покоиться на вон тех кустах, - и я бросил его шлем с парапета вниз.
Тевтон только застонал, но поделать уже ничего не мог. Без своего шлема он не воин. Голова дана просто на отсечение в любом бою как бы искусно он  сам не сопротивлялся.
Мы спустились вниз, и побежали было вначале к своим лошадям, но королева остановила нас и сказала:
-    Идемте другим путем. Я знаю, муж сохранил для себя путь отступления. Я видела его приготовления. Там же вы найдете то, что вам нужно. Это уже
я  постаралась. Так, на всякий случай, -  как бы оправдывала она свои действия.
-     Хорошо, - согласился Ричмонд, и мы двинули вслед за королевой.
Вскоре мы оказались перед дверью, уводящей нас дальше вглубь подземелий замка.

-    Здесь есть потайной ход, - тихо сообщила королева, смело шагая вперед и уводя нас за собой.
-    Уж, не ловушка ли это? - подумалось мне в ту минуту, но  времени было мало и оставалось только полагаться на судьбу.
А по дворищу замка уже сновали люди в латах и бесновались, кто как. Кровь подстегнула их действия, а горький осадок убийства заволакивал легким туманом им глаза.
Люди кричали, молились, плакали и падали на колени. Катились новые головы, рубились насмерть тела, уже издевались над женщинами и их крики еще больше подстегивали убегающих.

Сам герцог носился по дворищу и гонял тех самых остающихся пока в живых людей.  Его мести   не было предела.
-    Предатели, - кричал он во все горло и по одному убивал людей.
Все, кто служил его родному брату, на тот миг становились ему настоящи¬ми  врагами.
Герцог даже приподнял забрало, чтобы лучше видеть, как стра¬дают те самые люди  и видеть  их алую,  стекающуюся в огромную лужу кровь.
Постепенно ее становилось все больше и больше. Герцог на своем коне вскочил в эту лужу и начал топтаться по ней.
-   Это кровь моих врагов, это  кровь подлецов. Они служили моему брату. Нет. Не он, а  я должен быть королем и я стану им. Дайте только добуду  голову его самого.
Так вопил во всю мощь своего голоса  герцог и бесновался в луже сте¬кающей людской крови.
И было во всем   этом действительно что-то жуткое и устрашающее, от чего даже животное перестает быть спокойным и  начи¬нает проявлять свой норов.
Конь под  герцогом внезапно встал на дыбы и сбросил его самого в ту самую лужу.
Все одеяние герцога  окрасилось в алый цвет, и сам он стал похож на  ужасающего     монстра.  Даже тевтоны, видевшие премного крови, остановились в своем бесчинстве и столпились   вокруг их предводителя.
-    Что стоите? - закричал герцог уже на них. - Идите, грабьте все. Я все позволяю. Мне даже не надо  моей доли. И найдите мне моего братца. Я хочу ви¬деть его сам лично. Я хочу отрубить ему голову и выколоть глаза. Я вырву  ему язык и брошу на съедение волкам. Пусть, он навек замолкнет, и молчите вы сами об этом. Вперед, мое войско. За нового  короля. За герцога-короля.
Тевтоны бросились врассыпную  и занялись для них обычным делом.
Герцог же продолжал стоять в луже крови и топтать ее своими ногами. Живых пе¬ред ним осталось всего несколько. Одним взмахом меча он отрубил головы
и возложил их рядом одна с другой.
-    Так вы будете вернее служить королю, - засмеялся он адским смехом, эхо которого донеслось аж до глубин подземелий замка.
-    О-о, я уже чувствую  привкус  крови, - произнес Ричмонд, услыхав тот са¬мый отголосок.
-    Давайте, поторопимся, - сказала королева и еще сильнее ускорила шаг.
          
А в замке шли свои разрушения. Слуги добивались, драгоценности исчезали в тугих кошельках тевтонских рыцарей, что-то ломалось, билось, кололось, жглось и испепелялось. Это была настоящая  похоть  смерти,  ее  же¬лание  не видеть жизнь и стремление быть впереди во всем.
И оно сбывалось. Сбывалось так ярко, что даже не верилось, что творится оно на самом деле.
Крик и ад  заполняли постепенно стены замка, укрываю¬щего когда-то   тело бедного короля, позволившего  себе  стать  им и воз¬желавшего  быть им  в течение некоторого времени.
Но время опасно для таких особ. Оно всегда несет разочарования, обиду, если не саму смерть. Это жажда  власти   и  жажда человеческой крови.
Так по-настоящему именуется сама власть королей или других, чем-то похожих или непохожих вовсе.
Только минуты или даже секунды разделяют порой жизнь и смерть. И их ве¬личие, и их исполнение лежит в глубине понятия самой души.
Или души - судьбы одного, другого, третьего и так далее .Что такое она - понять не сложно. Трудно определить ее для себя каждому, ибо каждое определение - это смерть, а после нее уже жизни той павшей не бывает.
Она возникает тут же, но уже другой и в другом человеческом теле. Павшее  же тело до¬вольствуется только своим медленным распадом, да еще падкостью чужого греха к его разрушению.
Но все же, жизнь имеет свое торжество. И убегающие сейчас попадали в   это число.
И пока герцог рубил кровь, пока другие грабили и жгли замок, выволакивая тела  наружу одно за другим, беглецы  уже    находились у цели, приближая время своей маленькой победы.
Победы жизни над смертью, победы чисто человеческих чувств над сгоном стадного ума, присутствующего в других телах.

Рыцари торжествовали. Они ублажили свой успех кровью. Победа досталась ее ценой. Пусть, не своей, так чужой.
Но стоимость всегда будет оставаться одной. Это надо помнить всегда и всякий раз достигая чего-то, несоизме¬римо жалеть о достигнутом, ибо оно - есть достижение капли крови в лю¬бом ее ранге исполнения или жизненного увеличения.
Победа - еще не есть торжество. Это всего лишь достижение. Любому и вся¬кому это должно быть ясно раз и навсегда.
За победой всегда стоит кто-то.
И если кто-то вовсе не человек, хотя истинно состоит в его облике, то и победа будет такой  же в ее моральном и физическом изобличении.

Кровь уже остывала в той самой луже, а герцог продолжал стоять, упиваясь ею до конца и наслаждаясь ее видом, словно драгоценностью его жизни.
Так оно и было, только не с его стороны, ибо он - это не человек и уже никогда не будет им в той самой жизни. Время смоет с него всю ту кровь, смоет ее и он сам.
Но она не смоется с его души и будет вечным всеоглядным проклятием для того, кто попадет в горсть той души и воцарится ею где-либо на Земле.
Такова  природа  самой  крови, такова  природа и жизни, рождающейся на Земле и ниспускающейся с небес.

Принесли голову короля, и герцог похвалил кого-то за это. А затем он проделал с нею то, что и говорил, и уже потом устало сел на скамью, ска¬зав для самого себя:
-   Видно, тебе было мало одному всего. Ты захотел большего, и ты его по¬лучил. Я хочу того  же и добьюсь его и даже ты мне не будешь помехой. Тело твое мертво, душа отлетела в ад, ибо ты так же жесток, как и я сам. И ты, а  не  кто-то другой повелевал мною, как хотел. Настал мой черед. Черед   моего правления. И я доберусь до него, чего бы мне это не стоило.
С этими словами герцог отбросил голову в сторону и зашагал прочь.

На сегодня дела были пока завершены, и  его величеству  нужно было нем¬ного отдохнуть.
- Найдите жену, - только и  смог приказать он тевтону, после чего свалил¬ся прямо на  землю и тут же уснул.
Потрудился он, конечно, на славу. На славу самому себе.
Но, что то такое есть слава? Порок или качество человека?
Это ни то, ни другое.
Это что-то среднее между этими понятиями, ибо в раз¬ных случаях звучит и относится к разному.
Попробуем рассмотреть ту са¬мую славу поближе и определить ее для себя или, как можно сказать, более приемлемо для своего простого понимания.
Оставим на время наших  ге¬роев и дадим им действительно передохнуть.
Сами же погрузимся в размыш¬ления, выйдем из которых с определенными выводами и значениями для себя.
Итак, слава. В различных понятиях - разная. Закономерна ли она или при¬ходит просто так ради чьего-то воображения или вообще ради красного словца?
Можно ответить однозначно.
Слава закономерна. Это труд того или иного человека, его мера постижения совершенства, его личное доимство ума, его превосходящая роль в самом себе, его достоинство, если оно есть, его величие, если таковое понятие присутствует, и его возможность.
В то же вре¬мя, слава бывает разная. Плохая, хорошая, менее такая и более худшая. Нет общего цикла разночтивостей самой славы. Слава самослагаема либо слагаема другими.
И первое, и второе  очень опасно для самого человека. И все зависит от самого ума. Того ума, что творит сам себе или ему творят славу во множественном числе иных умов.
Слава опасна - это факт.
Но она и нужна, как определенная мера подтверждения достижения человеческого ума или его действия.
Где границы самой славы? Как определить их разумность и поступить в каком-то конкретном случае действительно    верно или правильно, как мы все говорим?
Границы славы недосягаемы для простоты обзора или какого-то конкретно числового определения.
Она может существовать в любом виде и распространяться как угодно, невзирая на общее число, ее же составляющих, коими являются непосредственно те самые простые люди.
Разумность славы строго определяема. Разумность - это факт защиты самого человека славы от посягательства ее самой.
Но в то же время, разумность и слабо определяема. В каком смысле?
А в том, что степени ее допустимос¬ти могут быть совершенно разными для  одиноко взрастающих во славе людей. Toeсть, одному под силу разумности попадает самое малое и этого, как говорят, достаточно.
Другому же нужно большее и бывает даже его недостает для полноты обнаружения истинной человеческой души, возжелавшей к славе.
Итак, разумность пролегает в основе развития самих людей: как одиноко пододвигающихся к славе, так и тех, кто ее же пододвигает ему навстречу.
Из этого можно определить следующее, что слава и разумность ее практи¬чески неразделимы.
А это говорит о том, что теоретически такое достиже¬ние является просто ростом ума многих, живущих практически и испытываю¬щих ту самую тяготу к  самой славе.
Она может быть выражена как единично, так и множественно. Все зависит от компонентов, среды соприкос¬новения и самого апогея развития славы. Точнее, тенденции ее роста во многом и многих.
Итак, всякая слава прочится или воздержится на уме. Проще говоря, от сло¬жения ума и зависит дурная то слава или превосходящая сам ум во многих его выражениях .
Значит, вывод напрашивается один:
всякая слава обоснуется на состоянии умственного роста в единице, а также множестве числовых сбережений функций времени в виде живых людей.
Дабы не затруднять особым раздумьем ваши головы, скажу по всему гораздо проще.
Всякому человеку в силу порядка его ума нужна своя слава. Кому дурная, кому разумная, кому скандальная, кому приятная и так далее. Вобщем, от человека то все и зависит, да еще от окружения его в единст¬венном и множественном числе.
Заканчивая эту небольшую главу и некоторое пояснение-отступление от темы рассказа, скажу еще вот что.
Уже сейчас, по истечении стольких лет жизней человеческих и моей, в том числе, нет славы проще, чем слава простого человеческого ума.
Вне всякой другой славы и вне всякого излиш¬него допонимания  сказанных мною слов. Все "до нельзя" просто. Так можно сказать о человеке.
Так же можно сказать и о его окружающем ореоле сла¬вы.
Какова бы ни была судьба или какой бы она не стала - человек всегда остается в ореоле только своей личной славы. Это и есть истина.
Это и есть выражение состояния его души. Но прошу понять это же сейчас более верно. Нельзя смешивать, так называемую, язычную простоту и простоту самой души.
"Язычность" - это просто варварство и дикость, смешанное со злорадством, болью, предвзятостью, издевательством, надругательством и так далее.
Простота же души гласит следующее. Это просто  доступность каж¬дому узнать лично свое или чужое. Проще говоря, узнать правду и только ее.
Это и есть то, о чем я говорю. Это и есть святость, если хотите, очерненная диким необузданным днем современности или времени другого порядка.
Понять это - значило бы прибавить в уме намного. Не понять - значило бы совершенно другое, но в итоге, перерастающее в первое, ибо недопонятие всегда устремляет ум к разбору совершенного, сказанного и т.д.
Потому, в любом случае выигрывает ум. Он целеустремляет, указывает, руко¬водит и даже определяет всю фактическую линию души, а значит, и судьбы в большей ее степени.
Кто знает, сколько времени понадобится для восприя¬тия сего, но верно одно. Оно не ушло даром для меня и не уйдет также для любого из вас, ибо узнав что-то или проведав о чем-то, вы несоизмеримо захотите подумать над ним, а значит, вырастете в уме и хоть на каплю, но продвинетесь к тому большому уму, что просто зовется разумом любого человека.
Святость -  не  кажущаяся  набожность или яркое доказательство чего-то, хотя есть и такое в деле определения именно этого.
Святость - то есть искренность и реальность, и лишь некоторая часть  указанного  в силу уже личного  дознания, понимания  канонов  жизни и всякого совершенства.

А теперь, продолжим наш рассказ, ибо он, по сути,  приблизит нас к  описанному  и прямо  низложит факт чей-то бывшей судьбы.
                                                

ГЛАВА   ЧЕТВЕРТАЯ
ПОБЕГ  И   ДА ЗДРАВСТВУЕТ  КОРОЛЬ !  
    
Распрощавшись с замком, беглецы при полном своем вооружении двинулись в путь.
Ричмонд довольствовался своим заполученным богатством. Я же до¬вольствовался просто тем, что имел.
Королева вела себя уже более спокойно и даже периодически пыталась нами  командовать.
Так случается порой с людьми высокой знати. Стоит толь¬ко состояться беде, так они раскисают и просят о помощи в любом ее виде,
причем мало придерживаясь самих     правил любых  достоинств.
Но стоит  только той самой беде отступить в сторону или вовсе исчезнуть – как  человек:   будь-то   женщина или мужчина, сразу возвращается на круги своя и уже не кто-то, а он сам диктует свою волю.
Это порок  сословий.  И он реально присутствует среди людей, несмотря на время, ум и даже состояние собственной души.

Так случилось вот и с королевой. Еще толком не успев отойти от страха, она уже взялась за свое и принялась вознамеренно завышать голос.
Но спокойный и   холодный голос самого Ричмонда  вмиг остудил  ее  пыл  и сразу поставил на свое место.
-   Мадам, - обратился он  к  королеве, - я всего лишь тевтон, а не рыцарь  крови. Прошу не забывать об этом. И пока держу в руках ваши деньги, то  служу вам. Но, к сожалению, они быстро кончаются. А это значит, что в любую
минуту я могу покинуть вас и оставить на растерзание злым волкам. Прошу учесть это и просто следовать за нами.
Сердце королевы дрогнуло, и она заплакала. И так тоже случается, когда на смену пришлой бодрости возвращается страх или просто тревога за свою жизнь.
-  Извините, - попросил прощения Ричмонд, - но вы сами тому напросились.
Это были его последние слова за весь наш не очень долгий путь. Да они и не были нужны, если рассудить здраво.
Два тевтона вполне могли обойтись и без них. Они знали свое дело, и им не нужно было обсуждать что-либо еще.
Может, это надо было бы самим женщинам, но время и место играли не в их пользу. Потому, и им приходилось довольствоваться молчанием, созерцая на нас со стороны и завидуя нашей общей неприкосновенности.
Хотя именно об этом еще можно было бы и поспорить.
Кому нужна беззащитная женщина. Пусть, даже королева. А вот тевтон всегда представлял  угрозу. Потому, всякий и везде то и дело пытался отправить его на тот свет, где, по его мнению, и  было   настоящее  место такому  чудовищу, как я.
Но я все  же  не женщина и могу защищать свою жизнь. По крайней мере, пытаюсь достичь того любым путем.

Мы проехали лес и оказались на небольшой поляне. Там немного передох¬нули и двинулись дальше.
Вскоре и этот лес поредел, и мы выехали на чис¬тую дорогу. За погоню мы не опасались. Никто не смог бы нас догнать, если только не налегке. Но в таком случае, он быстро стал бы сам добычей, ибо для тевтона облегченный воин - это просто ничто.
И вот, где-то впереди показался новый замок. Его владения были огромны, и стены окружали довольно большое количество самих зданий. Но это еще не было королевство.
Это было всего лишь дом самого  короля. Один из многих, что принадлежал ему в ту бытность и один изо всех, обустроен¬ных по-королевски.
Мы поднялись на пригорок и опустились в долину.
Густая сочная трава поднималась вокруг, и лошади то и дело щипали ее на ходу, невзирая на перевозимую тяжесть и усталость самого перехода.
Я мысленно пожалел их и вспомнил об оставленных нами в лесу. Наверное, их уже съели волки. Эти серые твари, которые довольствуются тем же, что и мы.
Но   особо предаваться мыслям  было некогда. Замок нарастал в своих размерах, а навстречу нам выехало несколько человек.
Все в рыцар¬ском одеянии и разукрашенные до нельзя. Я даже посмеялся над ними, в ду¬ше понимая, что они собой представляют в бою.
Это была знать. Или королевский дом. Забрала  их   масок были приподня¬ты и потому ярко видна стала их озабоченность при виде двух  тевто¬нов и королевы с дочерью.
На всякий случай мы остановились и приготовились к бою. От этих высоко¬чтимых господ можно было всего ожидать.
Чего-чего, а гонору у них хватало. Правда, он заканчивался сразу же, как только такого рыцаря посадишь в лужу.
Лужей  называлась среди нашего брата собственная моча противника, коей он обдавался, когда какой-нибудь тевтон  подставлял  меч к его гор¬лу, предварительно обезоружив и  усадив на землю.
Так вот они воевали - эти рыцари крови. Не все, конечно. Были и уважаемые нами. Таких мы сразу от¬правляли в дальний путь. Ибо не сделай того, назавтра окажешься сам в том месте.
Иногда, сажали мы их и в другое. Но это,  если тот или иной сударь заслужил такое. Выбора у них не было. Либо так, либо смерть.
Конечно, выбирали первое. Кому охота умирать за короля или кого-то еще. Так мог  поступить только тевтон, да и то за деньги.
К примеру, как в нашем случае. Не окажись денег у королевы - еще неизвестно как бы  мы поступили. С королем  же  ясно  было  сразу. Тот обязательно бы искал повод  рассчитаться с  нами.
Конечно, мы поступили благородно, не посадив его предварительно в ту самую лужу, как это делали с другими. Но он все же король и этим, как говорят, все сказано.
-   Стойте, - приказала королева и прервала весь ход моих мыслей, - тевтоны со мной. Они спасли нашу жизнь. Король умер.
-   Как это случилось? -    спросил тут же один из подъехавших.
-    Он умер в бою, - ответила королева и повернулась к нам, чтобы добавить
следующее, - я думаю, с вами  вполне рассчиталась. Но могу дать одно предложение. Я вижу вы не слабые рыцари. Потому, предлагаю послужить у меня. Бой еще впереди. Герцог будет здесь через несколько дней. Он только соберет еще немного силы и пойдет сюда. Соглашаетесь или нет?
Я молча кивнул, а куда мне было деваться. Зато Ричмонд     отрица¬тельно повертел головой и глухо произнес:
-  Нет, с меня  достаточно. Я ухожу на покой.
-  С  моими  деньгами любой может так сделать, - съязвила королева  и  де¬монстративно  повернулась спиной.
-  Да, может, - согласился тевтон, - но я не хочу рисковать лишний раз жизнью. Даже ради  вас, - честно признался Ричмонд.
-  Что ж, ваше дело, - сухо бросила королева и  устремилась к замку, на ходу давая какие-то указания своим подчиненным.
-   Прощай, Ричмонд. Удачи тебе.
-   Прощай, брат, - отозвался тот, глядя сквозь узкие щели мне в лицо, - ты помог мне и я этого никогда не забуду. Возможно, я смогу еще отблагодарить тем же. А пока, прощай, Ричард. Удачи  и  тебе.
-                    
Так вот мы и распрощались. Он поехал в одну сторону, а я в другую. Жалко было расставаться с другом, но что поделать.
Жизнь распоряжается порой за нас сама. Временами мы задумываемся над этим и ставим впереди себя какой-то барьерный щит, благодаря которому так же иногда выживаем и продолжаем существовать на этом гнетущем всех и вся свете.
Так или иначе, все то происходит, но время гонит меня вперед по той са¬мой дороге, куда ускакала королева с дочерью, да еще несколькими всадниками.

Я приблизился к замку и осмотрел его ближе со стороны. Высокие стены, глухие бойницы, парапет с прорезями для стрелков. Все здесь было, как надо и это мне понравилось.
Я проехал ворота и двинулся в направлении самого главного, выделяющего¬ся своей остротой здания.
Королева уже спешилась и, судя по ее нетерпе¬нию, поджидала меня.
Мне пришлось несколько ускорить свой ход, и через минуту я уже стоял подле  нее.
-   Тевтон, - обратилась ко мне королева, - я не знаю твоего имени, да и не хочу знать. Но говорю тебе так. С этой минуты ты служишь у меня и охраняешь мою жизнь. Я вполне рассчиталась с твоим другом. Так же расплачусь и с тобой, если  ты    выполнишь мою волю и сохранишь сам себя в бою.
-   Какова же она, ваша воля? - спросил я тут же, не уходя далеко от дела.
-   Воля такова. Ты возвратишься к брату короля и станешь возле него рядом. В минуту опасности ты всегда сможешь  убить его и этим спасешь государство от развала.
-   Спасу вас и вашу семью вместе с ними, - указал на других и поправил я королеву.
-    Я  говорю   о  государстве, а  не о себе, - гневно произнесла та и снова продемонстрировала  свою спину.
Затем, повернувшись, добавила:
-    Иди, тевтон, и знай свое место. Это мой приказ, - и она собралась было уходить.
Но я, как истинный тевтон, попридержал ее своим копьем, тем самым приведя в шок  всех королевских слуг.
-    А деньги? - спросил я, в надежде их получить прямо сейчас.
-    Деньги будут потом, - сухо возразила мне королева и, отведя смело рукой копье, устремилась к себе.
            
Я мельком взглянул на ее дочь, но та даже не соизволила одарить меня взглядом. А ведь мы спасли их жизни.
"Какая нелепость", - подумалось мне тогда. Я молча смирился с таким поворотом дела и двинулся в обратный путь.
Уже позади ворот я оглянул¬ся и посмотрел вверх. Какая-то неясная фигура держала в руке белый
платок и медленно махала ним в мою сторону.
Я огляделся. Никого рядом или где поблизости не было. Я снова посмотрел вверх.
Платок уронили и он так же медленно поплыл по течению воздушной реки и спустя время опустился совсем неподалеку.
Я повернул коня и подобрал платок.
Судя по всему, то был знак королевской доброты ко мне. Но от кого?
Этого я не знал точно. Я спрятал платок себе под доспехи, развернул ко¬ня и двинулся в путь.
Мне предстояло совершить снова переход и от этой мысли даже дрожь пробежала по телу. Не любил я ездить один, да еще по таким глуховатым местам. Что ни говори, а тевтон, наглухо закупоренный в железо, сам по себе мало что значил, если на него напасть, например, сзади и повалить на землю. Конечно, для этого потребовалась бы огромная сила и это еще не исход сражения, но все же, оно было очень неприятно и даже самому себе не лестно.
Я вздохнул, как только мог под этим своим панцирем, и продолжил маршрут, по пути намереваясь отдохнуть и справить свои естественные надобности.
Отдых нужен был и лошади, и я уже слышал ее учащенное дыхание и сладкий запах конского пота.
Проехав немного, я слез с коня и пошел
рядом. Животное с благодарностью посмотрело на меня и принялось на ходу даже пощипывать травку, насыщая свою плоть до нужного предела.
Спустя время я вошел в лес, а, углубившись, начал искать подходящее место для ночлега.
Где-то вдалеке мне послышался шум ручья, и я двинулся в ту сторону, не забывая обламывать некоторые ветки, чтобы потом выбраться обратно на  дорогу.
Через время показался и сам ручей. Я перешагнул через него и провел за собой коня. Затем нашел подходящее укромное место неподалеку и начал располагаться  на  ночлег.
Спустя какое-то время я уже мирно отдыхал, сняв с себя все свои доспе¬хи и надоедливую маску жизни.
В то время мне было всего двадцать пять лет.
Я был молод, здоров и по-своему симпатичен. Но так могло казаться мне самому, а не кому-то другому. Да и удостовериться в этом не было ни¬какой возможности. Маска все время закрывала мое лицо и делала его ес¬ли не уродливым, то весьма отвратительным.
Иногда, я задумывался, а каково тем, с кем я хотел бы хоть когда-то про¬вести бурную ночь или просто совершить близость.
Наверное, они очень боялись меня, избегали даже моего взгляда сквозь узкие щели, думая, что за этой маской скрывается настоящий урод.
Что ж, в наше время были и такие. И об этом, конечно, знали. Потому, отдаваясь, женщины часто дрожали всем телом, а иногда просто плакали или сурово молчали, соглашаясь со своей участью и уже будучи готовыми к любому исходу.
Многим нравилось такое общение. Я имею в виду среди нас, тевтонов. Один вид дрожащего в руках тела приводил некоторых в неистовство, и они изнемогали тех самых женщин до всей тяготы принадлежащего  им  тела.
Иногда, такие     случаи заканчивались даже смертельно. Женщина не выдерживала натиска тевтона и ее глаза расширялись и лопались, а затем медленно наступала смерть в небольшой агонии жалкого, смятого костью женского существа.
Порою, это доходило до настоящего варварства, когда вместе с глазами разрывалось и другое. И это уже было не актом соединения, а актом прямого насильственного  разрушения.
Редко какой тев¬тон разоблачался перед женщиной. По большей части, так в латах и сопри¬касались, отделяя лишь одну необходимую часть всего одеяния рыцаря. Оттого всегда пробегал в глазах женщины ужас, когда какой-либо тевтон указывал на нее пальцем или рукою обнимал за талию и сажал  сразу же на себя или своего коня. Был ли я сам таким?
Да,  был. Признаюсь честно, но все же не всегда. Иногда, рисковал и разоблачался. И, слава богу, не видел тех лопавшихся глаз, так как старался сильно не налегать своим весом на бедную жертву своего нетерпения.
Но зато  довольно   много   насмотрелся на  то  со стороны. Тевтоны  всегда держались вместе. Потому, любое подобное действо не обходилось без чьего-то  постороннего глаза.
Иногда, у меня даже подступала тошнота, но я боролся с нею и старался научиться не видеть того, что творилось, даже  откровенно  смотря    на  тот акт  вандализма.
Были ли среди нас вандалы или варвары?
Да, были. Все мы ими и были. Чуть позже такое различие было произведено самими людьми. В зависимости от поступка того или иного тевтона. Кого  называли варваром, кого вандалом и тому подобное.
Если же их было сразу несколько - то и обозначали, как целое племя негодяев.
И для такого определения не нужна была какая-либо народность. Она выступала только в том случае, когда что-либо подобное происходило. Конечно, совместность языка как-то и определяла сами группы тевтонов, но это отнюдь не обозначало, что они были собраны из одной какой-то народности.
Все это разные люди из составов различных семей. Их объединяло только одно – это жажда денег и выбор определенно мужской профессии на то время, и в ка¬кой-то степени, определенная часть свободы, чего не скажешь в отношении
остальных, более простых или даже более могущественных.

Я хорошо отдохнул и ближе к восходу солнца проснулся.
Конь стоял рядом и мирно щипал небольшую, кругом растущую траву. Птицы еще не проснулись, и вокруг стояла тишина. Только ручей жалобно журчал в стороне, очевидно, сильно жалея о том, что ему на долю выпала такая участь все время уносить куда-то свои воды вглубь территорий земли.
Забрезжил  рассвет. Тонкий луч солнца проник к моему небольшому побережью и в один миг окрасил  в цвета  всю окружающую красоту леса.
Я     окончательно проснулся, встал и пошел умываться к ручью. Затем вдоволь напоил лошадь, набрал себе немного воды и с жадностью поел. Силы были нужны мне, как никогда. Я еще не придумал своего плана, но думал,
что просто встречусь со всеми на дороге и незаметно  примкну  к  их  сто¬роне.
Какая горькая участь судьбы - подумалось мне. Только вчера я был нанят одним, а сегодня уже состою у другого, да еще с такой целью, от которой мутит, а порою, просто тошнит.
Не любил все же я таких поручений. Предпочитал       всегда       сражаться в честном бою. Но жизнь не обманешь. Она сама тебе создает такое, от которого либо ты есть, либо тебя больше не будет на этом свете.
Потому, выбирать не приходится.
Я почистил и помыл коня, затем облачил в полное боевое одеяние, облачился сам и приготовился к отъезду.
Спустя некоторое время, я ехал по той же дороге навстречу своим настоя¬щим врагам, в надежде увидеть или услышать их первым,  нежели они обнаружат меня.
Но, судя по всему, герцог не торопился. И по дороге, вплоть до уже обгоревшего со всех сторон замка я никого не встретил.
Тевтоны расположились, кто где и я без особого труда занял   свое место в ла¬гере.
Герцог ждал подкрепления. И оно вскоре пришло. То были рыцари. Или рындари.
Это те, кто, как и мы, боролись за деньги. Чем-то их доспехи были похожи на наши. Но все-таки отличались.
Часто эти рыцари увенчивали себя сзади и спереди огромными  крестами, бубнами, пиками или чем-то еще. Мы их называли размалеванными.
Особой опасности для нас они не представ¬ляли.
То был обнищавший феодальный класс, которому некуда было податься, кроме как продать остатки землевладений, купить себе доспехи и отправи¬ться на поиски денег и хлеба.
Видно герцог снова поскупился и не стал тратиться на тевтонов. А, воз¬можно, эта масса съехавшихся людей имела какие-то другие виды на  все.
Недаром ведь королева говорила о государстве. Что-то конкретно затева¬лось серьезное, и его надо было предотвратить. И кому, как не мне самому.
Это я понял сразу, как только прибыл сюда и узрел массу бесчисленных трупов и отрубленных голов, сложенных почему-то   кучами  в одном и том же порядке.
Очевидно, сам герцог занимался ими, так как никто из тев¬тонов к тому отношения не имел. Об этом я узнал сразу же из разговоров за сидром.
Выступление намечалось на завтра, так что у меня был день, чтобы отдохнуть и набраться сил. Все время я был занят мыслью, как мне подобраться к герцогу ближе и занять место непосредственно подле него. Но заветы мои ни к чему не приводили, и я весь положился на удачу. А иначе, как еще
можно чего-то добиться, если не использовать именно это.

Наступило утро   следующего     дня.       Затрубил рог, и весь лагерь начал преобразовываться в колонну.
Спустя время она выстроилась по релье¬фу и молча двинулась в путь.
Я занял место совсем рядом от герцога, хорошо запомнив отличительные черты его рыцарского одеяния.
Весь путь он носился, словно ветер с заду наперед и наоборот, и я даже в душе пожалел его коня, представляя взмок¬шую спину и натертые бока.
Но поближе к месту сражения герцог прочно занял одну из позиций, оказавшись совсем рядом   от самого меня. Пока так было в колонне, а что будет в бою - покажет время.
Наш враг уже расположился неподалеку от замка и прочно   занял оборо¬нительную линию. Судя по количеству людей, силы были примерно равные.
Я искоса поглядел на ту самую остроконечную башню и краем глаза заметил, что фигур там несколько.
Внезапно, наша колонна распалась и в один миг перестроилась в боевой порядок.
Я пришпорил своего коня и в ту же минуту оказался бок о бок с самим герцогом.
Он даже не посмотрел в мою сторону, очевидно, будучи занятым самим предстоящим сражением.
Но здесь вдруг герцог разрушил наш несколько сложившийся строй и дви¬нулся куда-то в сторону.
Я последовал за ним, словно вторая ездовая лошадь. Возможно, кто-то так и подумал, потому как все смолчали и просто проводили взглядом.
Герцог доехал до края нашей  наступательной линии, опустил забрало   и громко крикнул.
-   Вперед, рыцари. За короля. За будущее государство, - и он отъехал нес¬колько в сторону, пропуская  мимо себя целый ряд тевтонских рыцарей.
Я также незаметно покинул ряды и стал позади герцога. Видимо, он почув¬ствовал это, так как резко повернулся в мою сторону.
-   Кто ты? - спросил он, глядя в мои узкие щели для глаз.
-   Я тот, кого ты послал убить короля, - сходу выпалил я.
-    А-а, это ты, - как-то вяло проговорил герцог. Видно, ему было жаль, что он не лично исполнил сказанное, - оставайся рядом. Будь за моей спиной.

-   Хорошо, - тут же согласился я, понимая, что ничего другого мне и не надо.

Бой начался. Наши первые ряды сомкнулись с рядами противника и  вмиг смяли его, словно тесто.
-   Так их, бейте их, - распаленно  воскликнул герцог и уже хотел было  рвануть сам туда в гущу сражения.
Но я немного попридержал его коня, ухватив копьем за выступающее сза¬ди оперение.
Герцог обернулся и быстро выпалил.
-   Ты что, воюешь против короля?
-   Нет, но пока рано там быть. Пусть, наши войдут дальше. Зачем рисковать собою раньше времени.
-    Ты прав, - согласился тот и осадил лошадь, - пока подождем и убедимся в развитии нашего успеха.
            
Сражение шло, а мы так и продолжали стоять в стороне от всего.
Герцог то и дело порывался войти в ход борьбы, но я сдерживал пока все его порывы. Он уже не оборачивался, а просто глухо выкрикивал:
-     Оставь меня. Уже пора...
А я, то и дело, отвечал:
-    Нет, пока рано. Пусть, наши сомнут им головы.
Так мы боролись еще некоторое время, пока вконец герцог не разозлился и, развернувшись, сам пошел на меня.
-    Ты предатель, - выкрикнул он и тут же бросился в атаку.
Я выдержал его удар, хотя и покачнулся немного в седле. Мы развернули лошадей, и сошлись вновь.
На этот раз герцог повалился на бок и едва не вылетел из седла.
А третий раз я снова получил удар чуть пониже сердца и ощутил тяжесть в левом боку. Это меня взбеленило.
Я развернул коня и с ходу рубанул мечом с такой силой, что герцог вмиг выпал из седла и оказался на траве. Я также слез с коня и подошел ближе.
-    Вставай, - приказал я герцогу, - иначе, я отрублю тебе голову лежа.
Тот медленно поднялся, и мы сошлись в равном бою.
Противник особо не умел драться и при первом же моем ударе начал отходить назад. В конце концов, я загнал его на небольшую площадку, сильно утоптанную копытами лошадей и твердую, словно сталь моего меча.
Здесь и произошла наша последняя схватка. Я сходу отрубил ему голову, так и не дав возможности
вовремя  защититься.
И как только голова та коснулась земли, до меня откуда-то сверху донеслись слова.
-    Слава королю,  слава освободителю...
      
Я повернулся в сторону замка и посмотрел. Две фигуры помазали мне бе¬лыми платками и пустили их по воздушной реке.
Тем временем, битва продолжалась.
Никто не заметил пока ухода герцога из жизни, и тевтоны дрались, словно за свое.
Я вмиг оказался на коне, подхватив те самые белые платки, и ринулся в самую гущу  боя.
Преодолев препятствия и оказавшись на стороне врага, я повернулся лицом к тевтонам и закричал:
-   Герцог погиб. Платить некому. Присоединяйтесь ко мне, будем служить королю.
Первые,  до кого дошли мои  слова, остановились.  Другие пока продол¬жали  сражаться.
Тогда я, проехав немного сквозь ряды, прокричал те же самые слова.
И здесь произошло то же.
Наконец, начали останавливаться  и  другие. Кто-то нашел голову герцога и  на  копье показал всем сражающимся.
Это быстро охладило пыл тевтонов и они, наконец, прекратили бойню.
-    Братья! - воскликнул  я  в ту  минуту. - Нам некому больше служить. Если вам нужны деньги, то возьмем их у короля. Нового короля, - добавил в пылу  я.
-    Кто же он? - воскликнул  кто-то  из окруживших меня врагов и друзей.
-    Это вам скажет королева, - сообщил я и повел воинов прямо к стенам замка.
Часть оставшихся в живых  сопротивлявшихся поплелась следом  за нами,  и сверху это было похоже на продвижение  пленников за победителями.
Перед воротами я достал один из платков и насадил его на копье.
-    Это знак самой королевы, - сообщил я стражнику, дежурившему  у ворот.

Тот с сомнением посмотрел на меня, а    затем на тех, кто стоял за спиной.
-    Вы тевтоны, вам не  место в замке, - сообщил он нам.
-    Вызови королеву и передай ей этот платок. Скажи: тевтоны со мной, а я тот, кого она наняла служить.
-                  
Страж передал то все другому, тот третьему и  через миг весть донеслась до ушей самой королевы, а оттуда вернулась уже в другом    виде.
Ворота открылись, и наша колонна двинулась внутрь, наполняя страхом сер¬дца многих при виде такого огромного количества тевтонских рыцарей.
Но на этот раз они не бесчинствовали, а ехали спокойно, лишь изредка поглядывая на людей, собирающихся возле своих домов.
Королева уже опустилась с высоты башни  замка и дожидалась возле восхо¬дящих ступеней.
-   Ты победил тевтон, - произнесла она и      одарила меня первый раз своим благодарным взглядом, - я обещала тебя вознаградить и делаю это
при всех. Я вознаграждаю тебя своей дочерью. Она королевской крови, а  зна¬чит,  и ты становишься им с момента вашего венчания. Да, здравствует новый
король! -  воскликнула она, и толпа тут же подхватила ее, повторяя то самое
вновь и вновь.
Сквозь гул голосов, королева спросила:
-   Скажи свое имя, тевтон.
-   Ричард, - глухо пробасил  я, чувствуя, как вся моя стать наливается еще большей  могущественностью, чем до того.

- Да,   здравствует король Ричард! - мигом воскликнула королева и бросила  свой  платок вверх.
-    Ричард,..Ричард.., - понеслось по округе и даже в самом замке стало от того тесно.

Все выбежали посмотреть на нового короля и вознаградить себя уже его взглядом.
Пришлось мне разоблачить свою голову и снять ту самую маску-шлем, скрывающую мое подлинное лицо.
-    Да, здравствует король Ричард! -  пронеслось тут же в толпе и даже тевтоны, молчаливо глядевшие на то со стороны, начали подвергаться тому же
призыву и  дружно провозглашать.

Я слез с коня и подошел к королеве.  Она    взяла мою руку и воссоеди¬нила с рукой своей дочери.
-   Это союз сердец, - провозгласила она, - и он будет отображен в нашем новом гербе. Пусть, королем станет действительно тот, у кого отважное
сердце  и  у  кого  прекрасная   голова.  Он  будет настоящим королем и отвадит многих по пути к этому замку. Он воссоединит королевство и заставит наших врагов сдаться. Да,   здравствует король Ричард! Да, здравствует этот священный союз!

Королева поцеловала свою дочь, а затем следом и меня. Так закончилось мое первое бракосочетание, а наутро дня следующего все было воспроизве¬дено со всеми почестями.

Тевтоны заняли свое место в моем уже замке и провозглашали тосты в мою честь, позабыв в тот день о всякой осторожности и поснимав свои шлемы.
Прежняя  королевская  рать была практически полностью уничтожена, а пото¬му оставалось всего лишь несколько, кто  мог бы   быть недовольным таким  исходом  событий.
Но и они провозглашали то же, а  иначе могли оказаться совсем в другом месте. И если об этом не позаботился бы я сам, то это сделал бы любой из тевтонов или та же  мать-королева, которой ни к чему были враги в собственном замке или просто недоброжелатели счастья ее дочери.

Так  я стал  королем и повторил тем самым  судьбу многих, уже бывших королей.
Все очень просто. Но в то же время, все так и делалось.
Не было еще нужды в каких-то особых письменных доказательствах и была лишь необходимость выжить и  защититься. А это мог сделать только сильнейший и имеющий голо¬ву на плечах.
Я еще долго боролся с теми, кого в ту пору можно было назвать врагами.
Но, в конце концов, я объединил то самое королевство и стал истинно законным  по  праву его королем.
Конечно, мне долго пришлось бороться и смело сражаться. И я утопал порой в той самой человеческой крови.
Но я не топ¬тал ее ногами и не растрачивал попусту. Ею были покараны только враги. Те, кто не желал быть со мною, а  вовлекал всякую злую силу на выручку только себе.
Я создавал государство, и оно сотворилось. Кровью, плотью и всем еще дышащим живым. Так было нужно тогда и того хотели сами люди, уставшие жить в постоянном страхе и в неволе разного по роду деятель¬ности феодала.
Лишь частично я дал всем свободу, но и того было достаточно, чтобы люди хоть немного легче вздохнули  и несколько расширили свой кругозор жизни.
Порою, мне самому казалось, что я поступаю неправильно, но, поразмыслив в ту или другую минуту, я отчетливо ясно понимал, что по-другому и быть не должно, ибо  я - король, а   все остальные  -  мои  подопечные.
Не подчиненные только властью, а именно подопечные. За их головы я рис¬ковал своей головой, создавая то самое королевство.
За их кровь я платил своей кровью,  которая иногда стекала ручьями с меня самого. Я дорого   заплатил за ту свободу, что дал людям.
Мне пришлось сменить мой наряд тевтонского рыцаря  на другой, более изящный и более модный по тому времени.
И, конечно же, мне, как и всякому рыцарю крови, теперь полагалось забрало. И через все это я поимел столько дыр в теле и рубцов, что не имел ранее до того, как стал королем.
Власть определила мой наряд, мою одежду и, в конце концов, тело вместе с головой. Под старость оно имело вид бывалого во всех переделках и уже вряд ли напоминало  мне  молодость.
И все это благодаря той самой дикой моде, что должна была отличать короля от простого.
Разумно ли это было?
Конечно, нет. Но так хотели люди. Те самые простые, что сделали из тевтона своего короля. И мне приходилось им подчиняться.
Старый свой тевтонский наряд я навек закопал в землю. Так полагалось тогда, ибо старое  не должно было напоминать новому о своем существе.
Изменился ли я за все те годы, что был королем?
Да, честно могу сказать, изменился. Но только внешне. По виду. Внутри же я всегда оставался простым.
Мне не было   особого дела до королевс¬ких почестей. Я их воспринимал просто, как дань самого времени и очеред¬ную королевскую  обязанность. Реально же, в душе  я оставался тевтоном  и  был  им до конца дней моих.
Трудно сказать, что определило в дальнейшем  мою судьбу. Нежелание быть самим королем,  идущее     откровенно, или  желание быть настоящим тевтоном и унаследовать ту часть доли, что всегда прилагалась именно это¬му типу людей.
Так или иначе, но судьба распорядилась по-своему.
И, соз¬дав то самое королевство, я отошел  на покой. Нет, я не был убит.
Я  умер простой смертью.
Мое   искореженное тело просто не выдержало всех тех  нагрузок, что я терпел, и успокоилось навек.
Дети  мои унаследо¬вали трон, и  повели  в счете имена   своих  Ричардов.
Я был первым из них и нес на себе весь груз первосоздателя.
Многие покорились мне, и  многим я раздал свою ренту земли, отводящейся королевству. Мне она была не нужна.
Я был король. Я лишь осуществлял  власть. Все  же остальное - дело самих составляющих королевство.
Это их земля, их угодия и все, что связано с жизнью простого человека. Я был лишь для того, чтобы дать воз¬можность им существовать под защитой и воспроизводить наново всякую жизнь.

Сколько лет уже прошло  кряду тому времени. И сколько их еще пройдет, прежде чем сам я смогу истолковать все  то  по-своему.
Ум не рождается в быстроте течения времени. Он скопляется годами, веками, тысячелетиями.
И  даже    сейчас, когда понимаю многое, все то кажется таким недосягае¬мым  для  обычного понимания, требуя какого-то дополнительного переосмысливания пережитого много веков   назад.

Как и всякий другой человек, я живу в людях и продолжаю им  оставаться. И, как всякий человек, продолжаю трудиться далее.
В каком качестве? – спросите вы.
Отвечу. В качестве маленькой частицы ума от всего того, что когда-то произошло и во время другое состоялось.
Ни одна мысль не посещает человека просто так. И все они, как бы абсур¬дны не были с виду, взаимосвязаны между собой.
Эти связи образуют души, уводящие любого в прошлое и составляющие общую дань того или иного человеческого ума.
Те же души посещают нас, когда мы восторгаемся жизнью вновь. И так  же  складывается уже новый ум, прежде всего образуемый из пройденного старого и нового, только заходящего.
На этом я заканчиваю свой небольшой рассказ и становлюсь на время вновь нормальным человеком.
Исповедь еще одной души состоялась и мне чуточку становится легче от того, ибо я сам познаю себя изнутри, а это значит, разбираюсь, кто я такой и какой есть на самом деле.
В истории много прорех и много переделов.
Так случилось и со мной или, в частности, с моим именем. Но это не беда. Важно, что хоть что-то зафик¬сировано и важно, что душа все то еще содержит.
Когда-нибудь я откопаю тот тевтонский наряд и докопаюсь до истины по-настоящему. Но то будет другое время.
Время другого моего конца и начала. Дожить до него - значи¬ло бы выжить многим. Это думаю так я сам и, в частности, моя душа в пол¬ном моем составе.
Кто еще вхож в него?
Отвечу прямо - не знаю. Но время выдает наружу все те ответы и превра¬щает меня самого из одного человека в другого. Такова суть природного сложения самой души и таков он сам человек в теле своего возмездия.
На этом прощаюсь с вами и ставлю в рассказе точку. Как вы поймете все это - также не знаю. Но думаю, все же поймете или найдете отблеск того вчерашнего и уже настоящего.
И именно поэтому приходят эти души рассказы, и именно по этой причине сама основная часть души не может спокойно пребывать во влачении, а рвется в бой, подобно тому, давно забытому времени сражений.
Но, так либо иначе, судьба тянет свое и продвигает меня дальше уже к настояще реальному концу, срок которого очевидно близок, но пока не ясен из-за малой своей оговорчивости и по поводу малочисленности моего окружения.
Как часто мы ошибаемся в людях. И порой цена такой ошибки   чья-то изъятая человеческая жизнь.
И это же говорит о том, что настоящий реальный человек - это не человек.
Это всего лишь форма его тела. Его оболочка, которая внутри содержит неизвестно что.
Помочь разобраться в этом и призвано частью это неболь¬шое произведение, суть которого свелась, в основном, к одному.
Это к опре¬делению самой жизни в протекающий момент настоящего времени.
Инцидент души не исчерпан, а значит, суть его продолжается в реальном времени отражения. Неизвестно, что сулит нам всем завтра и совсем не ясно то, что происходит сегодня.
Так вот мы и живем, не  зная, что, где, когда. Хотя, порою, выдаем себя за знающих и разбирающихся во всем.
Нет. Это пока обман. Обман времени технологий и растекающегося пов¬сюду прогресса. На самом деле мы слепы и ничего толком не соображаем. А в таком деле, как душа или ум и вовсе не разбираемся.
Так, что же гово¬рить тогда о другом. О власти, о силе, о разумности и так далее. Стоит ли дальше продолжать наши мучения?
Стоит ли выкрикивать где-либо на площадях, если  кто-то уже давно посажен на место и только посмеивает¬ся над  возглашающими якобы свою волю?
Подумайте на досуге и хорошо всколыхните недра своей души. Возможно, они вам подскажут что-то и отда¬дут свои распоряжения во времени. Прислушайтесь к ним и исполните. Это есть ваш ум, реально выведенный из бессознательного состояния и дающий вам целенаправленное указание самой жизни.
Можно многое говорить о сложности нашей души, и  в данной случае  нельзя не сказать следующего.
Момент расщепления какой-либо частички души яв¬ляется моментом определенного умственного человеческого развития.
Или, можно сказать так.
Время высвобождения элемента слагаемости  души является временем наибольшего умственного саморазвития, или развития какого-то человеческого типа ума на данный участок времени.
Но это уже несколько из другой науки, которую также надо изучать, как и саму историю, исковерканную людьми до максимального предела.
А пока поставим на всем этом точку и перейдем в следующий класс нашего совместного развития, именуемый просто кладезем  земных  и  неземных зна¬ний, а также  базой  другого совершенства из состава того же сложения ума.
Ричард прощается с вами  и уходит туда, откуда и пришел. А откуда - вы уже знаете сами. Потому, можно не объяснять и не повторяться.
До скорых встреч, уважаемые читатели, и дай Бог вам познать  самих се¬бя до того, как время начнет поднимать все то   самостоятельно наружу.
Желаю удачи и будь, что будет, как говорил сам герой  полей и, как говорю порой я, когда полагаюсь только на свою судьбу.
До свидания. С уважением, автор.

                    СОДЕРЖАНИЕ

Примечание  автора………………………………3

Вступление.............................................................7

Глава  первая
ТЕВТОН…………………………………………..11

Глава  вторая
НА  КОНЕ………………………………………..25

Глава  третья
ПОБЕДА………………………………………….37

Глава  четвертая
ПОБЕГ  И
ДА  ЗДРАВСТВУЕТ  КОРОЛЬ!........................67