и славный вид из окна:
лужайки, клумбы и липы в ряд,
но дальше была стена.
Когда и кем сложена – Бог весть –
стояла она на пути.
Была высотою – не перелезть,
длинною – не обойти.
А он был романтиком. И в ночи,
пока его город спал,
готовил подкоп при свете свечи,
порох в нору таскал,
с камнем вёл молчаливый спор,
мечтал о великом дне,
когда он откроет даль и простор
цыплячьей своей стране.
Рвануло. Рухнуло. И тогда
утратами без числа
в широкую брешь ворвалась вода –
темна, холодна и зла.
Морали у байки, в общем-то, нет…