ЗАГАДКА КОРОЛЕВСКОГО БРАСЛЕТА
П р о л о г
16 июня, Париж, Монмартр.
Это июньское утро 1940 г. Было печальным для парижан. Уже два дня город был оккупирован германскими войсками. Большая часть населения предпочла покинуть город. Обычно работающие в это время ресторанчики, бистро и бары закрыты. На улицах можно встретить французов, которых лишь острая необходимость заставляет покинуть свои дома. По улицам шагают немецкие патрули, действует комендантский час. Ведь война еще идет. Хотя после прорыва « линии Вейгана» и захвата Парижа ясно, что долго она не продлится.
Мансарду одного из доходных домов на Монмартре уже 2года занимал пожилой мужчина, которого соседи знали под именем Пьер Леруа. Жил он замкнуто, ни с кем в контакты не вступая. При нем находился его слуга Фредо, седой, угрюмый мужчина, своей статью напоминавший вставшего на задние лапы медведя. Вторым компаньоном месье Леруа был мужчина лет 35-и по имени Жорж Гриссо. Какое- то время об этой странной троице судачили соседи, но вскоре привыкли к ним. Да и для обсуждений нашлись другие, более актуальные темы. .
Действительно, война в Польше, объявление Англией и Францией войны Германии, высадка немцев в Норвегии и Дании – все это отвлекло внимание соседей от жителей мансарды. Последних это вполне устраивало, так как под французскими именами скрывались известный археолог, профессор Николай Николаевич Глинский, его слуга Федор и ассистент Михаил Петрович Гурский.
Вот уже около 6 лет они колесили по Европе: Австрия, Греция, Югославия и наконец Франция. О причинах, заставивших их совершить это путешествие, будет сказано позже.
Странствия подорвали силы Николая Николаевича, ведь ему было уже за семьдесят.
2
В январе профессор вообще слег. Медики вынесли приговор -
Глинскому оставалось жить от силы полгода. В это время в доме появилась медсестра Дениза дель Пьер. Ее рекомендовал врач, лечивший месье Леруа.
Но постепенно число жильцов мансарды стало сокращаться. Первым покинул ее Жорж Гриссо, он же Михаил Петрович Гурский, покинул по приказу профессора. Ощутив первые симптомы болезни, Николай Николаевич понял, что дни его сочтены. Он знал, что от такой же болезни умерли его отец дед, и прожили они значительно, чем он.
По просьбе профессора его друзья сумели выхлопотать для Гурского через советское посольство в Париже разрешение вернуться на родину. Тогда между профессором и его ассистентом состоялся памятный для обоих разговор.
-Миша, - начал профессор, у меня для тебя ответственное и, сразу хочу предупредить, опасное поручение. К сожалению я уже потерял способность передвигаться. Пока обстановка такова, что нам нечего опасаться. Но война есть война, всякое может случиться.
- Вы думаете, что немцы могут одержать верх над французами и англичанами?
- Такое может случиться. Но прошу не перебивать меня. Там на столе ты видишь сверток. Его нужно доставить в Москву моему ученику профессору Басову.
Говоря это, Николай Николаевич достал конверт и протянул его Гурскому.
- Здесь паспорт гражданина СССР и официальное разрешение вернуться на родину Гурскому Михаилу Петровичу. Ответ на прошение, которое мы с тобой писали, Пришел пару дней назад. Теперь ты можешь ехать в Россию. С собой повезешь мое письмо и этот сверток. Кстати в этом же конверте ты найдешь билет на греческое грузопассажирское судно, совершающее рейс из Марселя в Одессу. Надеюсь, неприятностей в дороге у тебя не будет. Кстати, посольство не ограничивает тебя в выборе маршрута.
- Но как же вы, Николай Николаевич?
3
- Обо мне не беспокойся. Со мной останутся Федор и Дениза.
-Когда я должен уехать?
- 4 – го февраля ты должен быть в Марселе, « Ларисса» выходит именно 4 – го. Значит сесть в поезд ты должен не позднее, чем 2 –го, то есть через три дня этом их беседа закончилась В назначенный срок Михаил Николаевич уехал.
С тех пор прошло три месяца, заполненные весьма серьезными событиями. Первая фаза германского « Желтого плана» «Разрез серпом» приводит к капитуляции Бельгию и Голландию. Немецкие войска двигаются на Дюнкерк, что едва не ведет к гибели
английского экспедиционного корпуса и значительной части французской армии. К счастью, их удалось эвакуировать на английских судах. Начались бои на линии Вейгана. Ее прорыв открыл немцам дорогу на Париж, куда они вскоре вступили.
Но еще за два дня до прихода немцев профессор отправил из Парижа своего слугу Федора со своими друзьями. Оставаться с
Глинским ему было нельзя, так как в случае смерти последнего он
оставался единственным, кто был посвящен в тайну профессора.
Теперь с профессором осталась только медсестра. К этому времени состояние Николая Николаевича резко ухудшилось, силы покидали его. Постоянно мучили сильные боли, которые могли снять лишь уколы морфия. Видимо, не то что дни, часы его уже были сочтены.
После захвата немцами Парижа Дениза по просьбе профессора часто сидела у окна, глядя на улицу. Обо всех событиях, происшедших на улице, она должна была ему немедленно сообщать. Сидеть и просто смотреть, в окно было скучно, но Дениза добросовестно выполняла просьбу Глинского, она чувствовала, что у него есть серьезные причины так поступать.
Вначале ничего примечательного на улице не происходило. Но на третий день пополудни, когда профессор после очередного укола морфия забылся тяжелым сном, из переулка въехали одна за другой три легковые машины. Из них высыпали десять – двенадцать мужчин в одинаковых, серых костюмах и шляпах. У некоторых в руках были автоматы. Все они решительно направились к подъезду их дома.
4
Девушка сорвалась со своего места.
- Месье Леруа! Месье Леруа! Проснитесь! Там, по–моему, немцы. Впрочем, он не спал, а дремал. Боль возвращалась, приближалось время очередного укола. Но теперь, пожалуй, в нем не будет нужды. Так думал профессор, услышав крик девушки.
-Дениза! Бери свою сумочку и инструменты. Скорее.
Девушка быстро повиновалась.
-Теперь подойди к платяному шкафу. Видишь картинку в рамке?
-Вижу.
- Надави на нее.
Когда девушка сделала то, что велел месье Леруа, шкаф с легким скрипом сдвинулся, освобождая проход.
-Иди туда. Там коридор, который выведет тебя в соседний дом, в подъезд, выходящий на другую улицу. Не забудь только задвинуть шкаф на место, до щелчка.
Испуганная, Дениза выполнила все в точности. Минут через пять она оказалась на улице и торопливо направилась к центру города.
Не успел шкаф стать на место, как в дверь квартиры позвонили. Профессор достал из тумбочки картонную коробочку и достал из нее капсулу. В капсуле был цианистый калий. В дверь уже не звонили, а грубо барабанили. Глинский положил капсулу в рот. Дверь трещала от ударов и наконец рухнула, сорванная с петель. В этот момент Николай Николаевич раскусил капсулу.
-Ну, вот и отмучился, успел подумать он.
Ворвавшиеся в квартиру сотрудники гестапо констатировали смерть жильца.
В комнату вошли двое. Один был в черной форме войск СС с погонами гауптштурмфюрера, второй в штатском. Обоим было под сорок, но оба – стройные, подтянутые.
- Что скажешь, Мартин? - обратился эсесовец к своему спутнику. Обнаружен только труп, никого больше нет.
- Пусть все тщательно обыщут. Здесь должна быть потайная дверь, а также другие тайники. Ценности и документы наверняка хранятся в тайнике. И опросите соседей. Нужно собрать как можно больше информации о жильцах этой квартиры.
5
Агенты тайной полиции взялись за дело. Спустя четыре часа они докладывали о результатах своей работы
Было установлено, что к моменту появления. Группы захвата вместе с месье Леруа находилась только сиделка. Ушла она видимо по неизвестному потайному ходу. Агентам удалось составить только весьма приблизительный словесный портрет ее.
Группа, проводившая обыск в квартире, обнаружила квитанции камеры хранения на Парижском вокзале. Туда сразу же были посланы агенты, их возвращения ждали с нетерпением.
Наконец раздался звонок у входной двери, и в мансарду вошли посланные агенты, один из которых тащил старый, потрепанный чемодан. Его осторожно поставили на стол и аккуратно открыли. Внутри оказалась пара кирпичей стопка старых газет и мелкий металлический хлам.
Несколько минут эсесовцы разглядывали содержимое чемодана.
Затем Мартин выразил чувства, которые охватили всех присутствующих.
- Проклятье! -воскликнул он.- Старый хрыч опять нас переиграл. Придется все начинать сначала.
Глава 1
18 июня, Москва, улица Горького, квартира профессора Басова.
Пятикомнатную квартиру в доме на улице Горького семья Басова занимала уже несколько лет. Сам Андрей Аристархович дома бывал редко, постоянно пребывая в экспедициях или командировках. Поэтому обычно в квартире проживали его жена
Анна Семеновна и дочь Елена. Вести хозяйство им помогали кухарка Степанида и служанка Таня. Профессор занимал высокий пост в Институте исследования мировой культуры, зарплату получал солидную, так что семья его была обеспечена.
Летом 1940 года Басов никуда не поехал. Вернувшись осенью прошлого года из очередной экспедиции, он заболел и пролежал в больнице, а потом дома до начала апреля. Поэтому он и остался в Москве, намереваясь обобщить накопившийся материал.
В понедельник, 15 июня Андрею Аристарховичу позвонили из
НКВД и известили, что с ним ищет встречи некто Гурский Михаил Петрович, Якобы профессор Глинский из Парижа просил навестить его бывшего ученика. Маршрут следования, заявленный Гурским, первоначально не предполагал посещения столицы. Поэтому Михаил Петрович обратился к властям с просьбой разрешить ему посетить Москву. Причин отказывать ему не нашли, и разрешение он получил.
Путь в Советский Союз оказался для Гурского неожиданно долгим. Друзья Глинского, организовавшие выезд Михаила из Франции, старались, чтобы он не привлекал внимания. Поэтому и отправили его на греческом грузо – пассажирском судне. Оно оказалось настоящим корытом. У Гурского вызывал удивление сам факт, что оно вообще еще плавает.
Неприятности начались сразу после выхода из Марселя. Двигатели работали с перебоями, «Ларисса» двигалась очень медленно. На полпути до греческого порта Пирей двигатели совсем сдохли, и судно вынуждено было лечь в дрейф, чтобы провести ремонт. Трое суток они проболтались, пока машина снова заработала, но посудина могла только ползти, иначе не скажешь.В итоге на путь, занимавший обычно дней пять, судно затратило десять дней. Добравшись до Пирея, капитан поставил «Лариссу» на ремонт, который отнял еще две недели.
Конечно, Михаил мог бы добраться до границы с Союзом по суше, но тогда ему пришлось бы пересечь границу Болгарии, а возможно и Румынии. Документы у него были в порядке, но у немцев, которые чувствовали себя вольготно в этих странах, возвращавшийся из эмиграции русский мог вызвать подозрение. Между тем светиться Михаилу не стоило.
Устроившись в дешевую портовую гостиницу, Гурский знакомился с жизнью греков и окружающими достопримечательностями. До Афин было недалеко, и он посетил столицу древней Эллады, побывал в музеях, целый день потратил
7
на осмотр Парфенона.
Все это время его мучило любопытство: что пишет его учитель советскому ученому Басову? Что находится в свертке, который Николай Николаевич не разрешал открывать ни при каких обстоятельствах? Здесь была какая – то тайна. Но Гурский сдержал слово, данное учителю. Письмо и пакет остались не распечатанными.
Наконец ремонт «Лариссы» закончился. Она вышла из порта и двигалась быстрее, чем раньше. В конечном счете Михаил был даже доволен, Морское путешествие из Пирея в Одессу оставило неизгладимые впечатления. Проливы Босфор и Дарданеллы, Стамбул, раскинувшийся на берегах Европы и Азии …
Наконец, «Ларисса» прибыла в Одессу. Сойдя на берег, Гурский попал в поле зрения НКВД и был подвергнут тщательной проверке, которая затянулась до конца мая. Все же он получил разрешение следовать в Рязань, где проживали его родственники.
Даже его просьбу о возможности посетить Москву и навестить профессора Басова в конце концов удовлетворили.
Москва встретила Гурского шумом, толчеей на улицах. Последний раз он был здесь еще ребенком, когда ему было лет десять. С тех пор город сильно изменился, разросся. Было построено много новых домов, открылось новые магазины. Особенно поразило Михаила метро. Не то, чтобы он никогда не видел ничего подобного. В Берлине и Париже ему приходилось пользоваться метрополитеном. Но Московское метро превосходило, амбициозной красотой своих станций.
Оказавшись в Москве, Гурский сразу же позвонил профессору.
Басову. Тот не был удивлен звонком и пригласил Михаила к себе.
Семья профессора встретила гостя радушно. Его усадили пить чай с печеньем и пирожными и забросали вопросами о жизни за границей. Басов же, извинившись, забрал письмо и сверток и ушел в свой кабинет. Оставшись один, он прочел письмо, потом еще раз внимательно перечитал его. Содержание письма очень его заинтересовало. В письме говорилось следующее:
« Дорогой Андрей! Не знаю, имею ли я право обращаться к тебе по имени после стольких лет разлуки. Надеюсь, ты простишь мне эту вольность. Когда ты будешь читать это письмо, возможно
8
меня уже не будет. И виной тому не столько моя болезнь, которая подтачивает мои силы, а интерес к моей скромной персоне некоторых служб Рейха. Ты, наверное знаешь о моем участии в экспедиции Малькольма – Михайлова в пустыню Персии. Нас интересовали караванные пути, связывавшие Персию с Турцией, с Бухарой и некоторыми другими городами Ближнего и Среднего Востока. Не буду докучать тебе излишними подробностями; скажу только, что экспедиция закончилась трагически. Во время нападения бедуинов на лагерь экспедиции Михайлов погиб, а лорд Малькольм ранен. Экспедицию свернули.
Но незадолго до этих событий местные жители рассказали нам о развалинах, лежащих в двух днях пути от нашего лагеря. Так случилось, что отправиться к этим развалинам выпало мне, вместе с несколькими рабочим. Не буду писать о трудностях, которые нам пришлось преодолеть. Эти развалины оказались более древними, чем те, на которых работала экспедиция. Мне удалось установить, что это был город, который взяли штурмом и разрушили до основания. Времени на обследование руин у нас было очень мало, но мне неожиданно повезло. Я наткнулся на тайник с несколькими вьюками. Поскольку запасы воды и провизии у не заканчивались, мы решили увезти их с собой не распаковывая.
Вернувшись в лагерь, я узнал о нападении на лагерь и о приказе всем уцелевшим российским участникам вернуться домой. Таким образом, я со своими находками оказался в Москве, а затем в Питере.
Во въюках оказалась коллекция статуэток дивной красоты и драгоценности, имелась также книга на арабском языке. К сожалению, при беглом изучении статуэток мне не удалось установить, к какой, знакомой историкам, культуре они принадлежали. Несмотря на все мои усилия, тайна моих находок оставалась неразрешимой.
Тогда я обратил все свое внимание на книгу. Оказалось, что это путевые заметки некоего Камаля аль Мадри. Раньше мне его имя было не известно. Судя по всему он был философом, естествоиспытателем, путешественником. Ничего особенного я в
9
его заметках не находил, пока не дошел до раздела, посвященного чудесным свойствам камня – алмаза, вставленного в браслет, доставшийся Камалю по наследству. Поначалу я читал о нем, как сказку, не воспринимая всерьёз. Аль Мадри утверждал, что всегда следует советам, которые ему «нашептывает» алмаз. Лмшь однажды он ослушался, задержавшись в городке Аль Манерия.
На этом записки заканчивались. В конце Камаль сообщал, что город осадили войска султана Джемал Эддина.
Закончив чтение, я по описанию Аль Мадри нашел серебряную коробку, в которой хранился браслет. Я взял его в руки и внимательно рассматривал, Впоследствии, я имел возможность убедиться в правдивости рассказа Камаля.
Но, пожалуй, я отвлекся. Скажу только, что, как я вскоре узнал, за браслетом охотятся какие-то незнакомые мне люди. Как-то ко мне обратился некий Карл Шульц, историк и археолог. Сначала как бы шутливо, а затем чуть ли не с угрозами он стал требовать продать ему браслет.
Я тогда только что женился на Эльжбете Войцеховской. Чтобы избавиться от назойливости немецкого ученого, мы уехали в ее имение и отвезли туда все ценности. Там мы их укрыли в охотничьем домике. Затем была мировая война, революция в России. Эльжбета родила сына. В семнадцатом году мы выехали в Швецию, некоторое время прожили там. В двадцать третьем вернулись в Польшу. Мне удалось устроиться в Варшавский университет. Жизнь протекала нормально, без особых потрясений.
Прошло более десяти лет… И вот меня опять разыскал Карл Шульц.
Теперь он был уже не один, с ним был его племянник, довольно наглый, деятельный человек лет тридцати пяти. Вдвоем они насели на меня, уговаривая продать браслет и некоторые другие мои находки. Я категорически отказался. Не понял я, как они опасны. Так или иначе, два дня спустя Эльжбета попала под машину, возвращаясь, домой после посещения магазина. Не поверишь, но даже тогда я не связал это с двумя немецкими археологами.
Я бросился в клинику, куда отвезли мою Элю. Врачи сказали, что она не сильно пострадала, и они уверены в её выздоровлении.
10
А когда я вернулся домой, они меня уже поджидали. С Шульцем
и его племянником был высокий худой мужчина, которого они называли Гюнтером. Меня опять уговаривали продать древности.
Они не стеснялись в средствах воздействия, и мне бы не поздоровилось. Но дома находились Федор, мой слуга, и ассистент Гурский. С их помощью удалось выпроводить назойливых гостей.
А утром из клиники сообщили, что ночью Эльжбета умерла. Врачи не могли понять причину смерти, ведь вечером не было никаких тревожных симптомов. Теперь – то мне стало ясно, что Шульц и его сообщники имеют непосредственное отношение к ее гибели.
Несколько дней ушло на завершение всех формальностей. Наконец я смог забрать тело жены и выехать в Войцехово, где должны были состояться похороны. К сожалению, даже смерть Эльжбеты не смогла примерить меня с сыном Яцеком, с которым в последние годы как-то не складывались отношения. Он приехал на похороны отдельно от меня с несколькими друзьями. Среди, них я узнал племянника Шульца – Мартина. Впрочем, я не стал узнавать, не причастен ли сын к моим неприятностям. Я принял решение оставить Варшавский университет и покинуть Польшу. Использовав присутствие Мартина Шульца на похоронах, я постарался убедить его, что пресловутые древности я заберу с собой.
Не буду описывать наши скитания по Европе, это не существенно. Важно другое. В пакете, который передаст Гурский, находится книга Камаля аль Мадри и конверт с документами, удостоверяющими, что я завещаю Стране Советов всю мою коллекцию. В ней живопись, скульптуры, фарфор и собрание древностей. Все это укрыто в доме Эльжбеты в маетке Войцеховских. Среди документов - план, как найти тайники. Второй тайник – в охотничьем домике в горах.
Поспеши. Войцехово сейчас на территории СССР. Но людей, которые охотятся за моими сокровищами, это не остановит. И еще одно. Если будет возможность, помоги моему другу ассистенту Гурскому Михаилу.
11
Так, все уже сказано. Жаль, но нам не суждено больше встретиться.
Андрей! Воспользуйся с толком тем, что попадет в твои руки. Прежде, чем ехать за древностями, прочти книгу. Место отмечено закладкой
Прощай, Андрей! »
Андрей Аристархович еще раз просмотрел письмо, затем вскрыл сверток. В нем действительно оказалась рукопись и конверт с бумагами.
Открыв рукопись на указанной странице, профессор попытался её прочесть. Это удалось не сразу. Текст был на арабском языке, которым профессор хоть и владел, но далеко не совершенстве. Чем дальше он читал, тем больше его охватывало волнение. В институте ему не раз приходилось заниматься древними мистическими артефактами. В книге речь шла об одном из них. Если все это подтвердится, то в его руках окажется знаменитый алмаз « Визирь». Это огромная удача.
Басов еще раз просмотрел письмо Николая Николаевича. Ему вспомнились их последние встречи в октябре – ноябре 1917 года. Тогда они впервые они резко разошлись во взглядах. Глинский критиковал переворот (так он называл тогдашние события). Вскоре он принял решение покинуть Россию. С тех пор о нем не было ни слуху, ни духу. Что же должно было случиться, чтобы твердый противник революции завещал ей свои сокровища?! Профессор успел просмотреть, опись спрятанных в тайниках произведений искусства и был ошеломлен. Да, речь шла именно о сокровищах. А ведь были таинственные археологические находки, в их числе и знаменитый алмаз.
Андрей Аристархович просидел над бумагами до тех пор, пока не сообщили, что стол накрыт. Обед прошел весело. Гурский совсем освоился в семье Басова и с юмором рассказывал о своем путешествии из Марселя в Одессу.
После чая Басов пригласил Михаила к себе в кабинет для серьезного разговора.
12
- Ну- с молодой человек, - начал Андрей Аристархович.- Каковы ваши планы? Чем бы вы хотели заняться?
- Увы, выбор у меня небольшой. Мне предписано следовать в Рязань, где проживают мои родственники. Там устроюсь. Надеюсь, мне разрешат работать учителем истории в школе.
- Не сомневаюсь в этом. Но у меня есть другое предложение. Вас устроит место ассистента в нашем институте? Если – да, то я завтра же начну хлопотать о вашей кандидатуре.
- О, профессор, об этом я даже мечтать не мог. Ведь я для НКВД неблагонадежный реэмигрант.
- Они прекрасно понимают, что вы так или иначе посвящены в тайну вашего учителя. Наверняка считают, что вам известны многие его секреты, и вы будете полезны при изучении его научного наследия. Решим так: завтра вы отправитесь в Рязань, к родственникам. Вернетесь, скажем, через неделю. Я же за это время начну хлопоты о вашем трудоустройстве и месте жительства.
- Андрей Аристархович, я вам так благодарен!
- Не стоит, Михаил Петрович. Николай Николаевич просил помочь вам устроиться.
просил помочь вам устроиться.
На этом разговор закончился.
На следующий день Гурский покинул гостеприимный дом Басова.