Ехал на фронт молодой лейтенант.
Был у него Богом данный талант.
Год сорок первый. Полна голова
Веры суровой: столица жива.
Что-то в походный блокнот набросал.
Нет, не годится – кромсал и кромсал.
Это, как будто, живая строка?
Тоже не очень.Поправлю слегка...
Не помещается чувство в строфе,
Трудно рождается ода Москве:
«Я по свету немало хаживал,
Жил в землянке, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.
Но всегда я привык гордиться,
И везде повторял я слова:
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!...»
В центре столицы задержан состав.
В город отпущен на день комсостав.
И лейтенанту комбат разрешил...
Он в «Новый мир» поскорей поспешил...
Нет, не успею... – мыслишка в мозгу...
-- Вот – две строфы – про войну и Москву... –
-- Кто вы?
-- Лисянский, сапер...
-- И поэт?
-- Значит, поэт. От саперов привет! –
Он на Калининском фронте служил,
Службу саперную честно вершил.
Ну, а в столице выходит журнал.
Сам Дунаевский стихи прочитал,
Выдал мелодию, теме подстать.
Мало двух строф. Где поэта искать?
-- Эй, Агранян! Ты же тоже поэт –
Надобен в песне мне третий куплет... --
В час передышки стихи о Москве
Парень читал, их держа в голове.
-- Ну, ты мастак, сочинил от души.
Слушай, комзвода, слова запиши! –
Тут и радист свое слово сказал:
-- Марк, я по радио песню слыхал.
В песне такие же точно слова,
Как у тебя – «Золотая Москва...» --
Вскоре ту песню узнал весь народ,
Песня к отмщенью солдата ведет...
Враг побежден, салютует Москва.
Песня сапера поныне жива.
Стала она вечным гимном Москве...
Слог аграняновский в третьей строфе:
«Мы запомним суровую осень,
Скрежет танков и отблеск штыков.
И всегда будут жить двадцать восемь.
Самых храбрых твоих сынов.
И врагу никогда не добиться,
Чтоб склогилась твоя голова,
Дорогая моя столица, Золотая моя Москва!»