Украина, Ильичёвск
SoNet
Ни якутских морозов, ни расстояний,
Я боюсь одного, но об этом ни звука.
Только ты это знаешь, только я это знаю,
Только те это знают, кто пожил в разлуке.
Стала мукой тревога, стали мысли огнями,
Их горячее жало слабым не по плечу.
Я плачу за дороги месяцами и днями,
И твоими морщинами тоже плачу.
Только ты это знаешь, только я это знаю,
Только те это знают, кто считает метели,
Как до косточек важно - в феврале, а не в мае,
И до боли обидно – всего на неделю.
Ни стихий, ни болезней, ни расстояний
Я боюсь одного, но об этом – ни звука.
***
Я заглотил наживку с первой встречи
И, зная это, не кляну, не каюсь -
Лишь потому, что сам поймать пытаюсь
Дожди волос, летящие на плечи.
Но не вписался в рамки супермена,
Точнее, проскочил их створ широкий,
Оставленный одним из местных Рокки
Для более солидных проявлений.
Жаль, вечер в «МаринО» не повторится,
И голос в трубке, острый, как осколки,
И глаз твоих смертельные иголки,
Манящие и жаждущие впиться.
***
Как всегда, негромко, по-английски,
Без прощаний, слёз и бередин,
Слёг мой друг, один из самых близких,
Слёг поэт, философ, гражданин.
Не к тому ль, кому авоськи носят,
Обращаюсь я, желая знать:
На кого ты Мастерскую бросил,
Магазин, базар, «Волну» и мать?
В детстве – горн, ну, а теперь – катетер,
От трубы, как говорят, к трубе.
И слезит воспоминаний ветер –
Розов был, а нынче – трупно-бел.
Всё уйдёт: и боль, и бред, и скука…
Было и исчезнет, как мираж.
И поэт, пройдя сквозь муки пуков,
Вновь нальёт C2H5OH.
А пока философ в тихой дрёме
Видит сны привычные вполне…
Бродят слухи, что бедняга в коме,
Что кошмар, мол, и топор в спине.
Слёг поэт. Но я-то знаю – встанет.
И с другим поэтом в унисон
В Мастерской за дружеским стаканом
Подтвердит качнувшийся фасон.
И как всегда, негромко, по-английски,
Без цыган, без закуси, без проб
Так споёт «My way», что в чьей-то миске
По сосиске пробежит озноб.