Он с Начала Времён укрывает всё синью.
Богохульно авто коптят
Отравляя не только седьмую линию,
Вспоминая казённый пейзаж -
Не бегу на нордический глас подземелья,
Не отважусь на этот вояж
С головой убиенной, по причине похмелья.
Только - стоп! Меня не лови
На неправильном слове, несознательном жесте.
Зеркала – вот мои визави,
Как они, я стою на неправильном месте –
Нас бы нужно разбить и сжечь,
То-то будет народу, о чём посудачить.
Да - не вздумай у львов прилечь,
Не докажешь потом, что пришёл рыбачить.
Вот бы год не сводить мосты,
Новоделы снести в передел Монферрану
Или, вместо коней – кресты.
Только это и Клодту покажется странным.
Пусть останется всё, как есть –
Просветлённому глазу легко и привычно.
Ну, а с воблой, любезный тесть
Станет(только без тёщи)дружком закадычным.
Эх, упасть бы ничком в траву
И смотреть, как резвятся детишек стайки,
Позабыть про «Ваську», Неву,
И про то, как помойки терзают чайки.
Да и городу – мол: Прощай
И Прости, за все триста годов обиды -
Мы же вроде того плюща,
Схоронившего под собой городские виды.
Может сниться, а может, нет -
Вижу мимо плывущий Петровский Ботик.
Ну, понятно. Всё с «рыбных сред»
И отравленных аур в людском болоте.
Только машет он мне рукой -
Подзывает никак. Шевелит усами.
А глазами – грустный такой.
Не ужился, видать, он там, с небесами.
Что же, Батюшка-Царь, идём,
Покажу наяву человечье раденье,
Страшно жаль – за стальным дождём
Всё великое, кажется лишь приведеньем,
Да и желтый, печальный лист
Не даёт любоваться живым пейзажем.
Но – закат... Погляди, как чист –
Он, пожалуй, полней обо всём расскажет.
Слышишь – Гимны поют ветра
О статуях, бронзе, обводных каналах,
О могучей руке Петра,
И делах свершенных - больших и малых.
Что Венеция нам, что Рим
Со своим Ватиканом и важным Папой.
Мы такое ещё сотворим,
Что весь мир,(верь мне, Петь),сожрёт свои шляпы.