13 мая, 40-ой День после ухода Игоря Царева.
Где наш Мастер сегодня? Светлая ему память, пока мы живы
На наше время пришлось открытие нескольких знаковых фигур в русской литературе. Одной из главных, культовых фигур первой половины 20 века остается М.А. Булгаков, писатель, перевернувший мир, заставивший нас всех жить по другим законам, перечитывать его роман и менять себя.
И для Мастера, и для тех, кто оказался рядом, роман был больше, чем просто литературное творение, он стал смыслом жизни, еще тогда он мог стать прорывом в мире мистики, но все прекрасно понимали, что роман НИКОГДА не будет опубликован. И все-таки, наверное, и правда, никогда нельзя говорить никогда.
Мастер уходил накануне войны, дописывая свое творение, до последнего часа работая над текстом, который станет вскоре романом века. Рядом с ним оставалась Анна Ахматова, примерно в то время и назвавшая век серебряным, запечатлевшая в воспоминаниях уход Мастера. К нему обращены самые проникновенные строки из «Венка мертвым»:
Анна Ахматова Памяти М.А. Булгакова
Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донес
Великолепное презренье.
Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.
И нет тебя, и все вокруг молчит
О скорбной и высокой жизни,
Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.
О, кто поверить смел, что полоумной мне,
Мне, плакальщице дней погибших,
Мне, тлеющей на медленном огне,
Всех потерявшей, все забывшей, -
Придется поминать того, кто, полный сил,
И светлых замыслов, и воли,
Как будто бы вчера со мною говорил,
Скрывая дрожь смертельной боли.
1940. Фонтанный Дом
Но судя по воспоминаниям, А.Ахматова, зная, что Мастер не любил поэтов и стихов, никогда не читала ему стихотворений при жизни Мастера. А вот реквием все-таки написала, настолько потрясла ее и жизнь М. Булгакова и его ранняя смерть. Но даже в Реквиеме Мастер остался живым и великолепным, ей удалось передать магическую силу личности, которая позднее пленит и нас всех:
Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.
Пока только она одна понимала значение его творчества, и слышала главы из крамольного романа, который, как казалось, никогда не будет напечатан. Тогда началась война, и все, связанное с Булгаковым, кануло в Лету почти на сорок лет.
Но мы успели убедиться в том, что рукописи не горят и не тонут даже в реке забвения. Правда, этому открытию предшествовало более сорока лет забвения.
Но чуть раньше Бродского и Гумилева роман Мастера и все его остальные творения были нам возвращены. Сначала появились рукописи из спецхранов, которые передавались из рук в руки и были затерты до дыр, так что половина слов не разобрать. Потом была публикация в толстом журнале, и какое-то провинциальное издательство выпустило зеленый том крамольного и судьбоносного романа. Мы разыскивали его в сельских библиотеках, когда были на практике или уборочной, и читали долгими осенними вечерами вслух. Это единственная книга, которую читали вслух, передавая друг другу, старались прочесть за одну ночь, потому что потом приходилось отдавать…
И только на 4-ом курсе университета, (это был 1989 год) перед научной конференций декан принес нам несколько десятков черных томов «Мастера и Маргариты» в серии «Библиотека студента-словесника», со статьями, комментариями, главами других редакций романа - это был подарок нам от выпускников. Великолепнейший подарок.
Вспоминая об этом, просто хочу напомнить, как Михаил Булгаков врывался в нашу жизнь. Мы еще успели послушать первые лекции о романе, поспешно внесенном в программу. Ведь недаром «Мастер и Маргарита» по праву считается романом века. Цитировались целые страницы, мы жили в его контексте тогда.
Конечно, сразу же я попыталась найти у Игоря Царева что-то связанное с Булгаковым, хотя помнила, что Мастер не любил поэтов, но разве Поэтов это могло смутить? И, конечно же, обнаружила его творения тайно или явно связанные с романом.
Привожу цитату из рецензии, чтобы показать, насколько Булгаков был органичен для Игоря Царева:
А об остальном не горюй - все это суета. Все придет. Как говорил Булгаков "Никогда ничего не проси у сильных мира сего - сами дадут"... Я не местных воротил имею ввиду, а стихи твои. Ты просто пиши, стихи сами всего добьются.
Игорь Царев 17.06.2003 12:07
Это как раз тот случай, когда грех было не знать того, о чем говорил Мастер. И, наверное, как профессор С.И. Радциг, разрыдавшийся на экзамене, когда понял, что студент не знает, что было написано на щите Ахилла, мы все бы возмутились или разрыдались, не зная, кому принадлежат эти слова, как и многие, многие другие.
И все-таки у каждого был свой Булгаков, свой роман, все знают, насколько он многопланов и глубок, и каждый раз, перечитывая его, мы находим что-то свое, любимое.
В первую очередь Мастер и писатель навсегда связан с Москвой, а потому обитатели этого града видят его ярче, чаще встречают священную тень Мастера.
Стоит, например, оказаться на Патриарших прудах, и, кажется, что сейчас исчезнут все люди, и на дорожке появятся два литератора, а за ними будет наблюдать таинственный профессор. Вот уже и огромный черный кот перешел дорогу – действие начинается… Это какое-то мистическое действо (недавно были популярны, как и в средние века, постановки под открытом небом), так вот – оказавшись в Булгаковских местах, в любой момент мы можем оказаться действующими лицами такой вот постановки отдельных сцен из романа.
А женщина с желтыми цветами в руках, это уже Маргарита, или обычная москвичка, просто совпадение. Но ведь все мы немного Маргариты. И кому, как не поэту увидеть и почувствовать этот контекст.
Вот и первое, мной обнаруженное стихотворение Игоря Царева, таило в себе отсыл к роману.
Но когда мы говорим о преданиях, мифах, символах, не надо забывать, что все они у него будут вписаны в современность, а оттого, их смысл часто меняется.
Боже, как сегодня сыро!..
Игорь Царев
Горько женщина вздыхает, пробегая по панели,
А под нею громыхает метропоезд по тоннелю,
А над нею башней Спасской звезд рубиновая древность,
А на сердце едкой краской закипают гнев и ревность…
Боже, как сегодня сыро! Под зонтами зябнут люди.
Плесневеет лунным сыром желтый диск на черном блюде.
Ночь пугает эхом хлестким, хриплым ветром в ухо дышит.
Распласталась по известке театральная афиша.
Тени оперы «Аида». Сверлит спину взгляд Харона.
На плече сидит обида, как промокшая ворона.
Гамлет с сердцем лилипута жалко выглядит, не так ли?
Снова кто-то перепутал мизансцены из спектакля.
Королева рыжей масти козырной шестеркой бита.
Маргарита, где твой Мастер? Где твой Мастер, Маргарита?
Перед нами театр под открытым небом, и конечно, вспоминается сцена похорон Берлиоза у кремлевской стены, где Маргарита случайно сталкивается с неизвестным, боится, что ее пришли арестовать, а на самом деле получает приглашение на бал к Воланду.
А над нею башней Спасской звезд рубиновая древность,
А на сердце едкой краской закипают гнев и ревность…
Но потом мы понимаем, что действие происходит не днем, а ночью, и последний штрих здесь – театральная афиша. Это и атрибут улицы, и намек на то, что мы все присутствуем на каком-то спектакле.
Спектакль, знаковый для Булгакова – «Аида» - приглашение к действию. Аид – это то, что будет происходить на балу к Сатаны. Да и любимая опера профессора Преображенского тоже – в финале он напевает что-то из «Аиды», вернувши Шарикова к собачьим истокам и готовый к новым опытам.
Здесь же появится и любимая птица Игоря Царева, которая кроме всего прочего связанна с царством мертвых – ворона:
На плече сидит обида, как промокшая ворона.
И в данном случае она олицетворяет обиду и напоминает герою о том, что он никогда не встретится со своей любимой (контекст «Ворона» Э.По).
Появляется еще один универсальный образ Гамлета - мы переключаемся на литературный миф.
Гамлет с сердцем лилипута жалко выглядит, не так ли?
Снова кто-то перепутал мизансцены из спектакля.
Гамлет всегда был актуален в переломные эпохи, к нему очень часто обращались поэты серебряного века, и в частности, Б. Пастернак, только если проанализировать стихотворения, он всегда был не тем, всегда за Гамлетом скрывался какой-то иной образ. У А. Блока Гамлет безнадежно влюблен в Офелию, ( которую играла его будущая жена Л.Д. Менделеева) чего не могло быть в пьесе, за маской Гамлета у Пастернака скрывается Христос: «Ава отче, чашу эту мимо пронеси».
Стоит предположить, что и в данном случае тут какой-то совсем другой Гамлет у Игоря Царева, тем более, что он нам сообщает о перепутанных мизансценах. Какой же Гамлет оказался во владениях Харона, готового забрать его с собой в Аид?
Но вот мы уже можем и не ломать голову, кто скрывается за маской Гамлета:
Королева рыжей масти козырной шестеркой бита.
Маргарита, где твой Мастер? Где твой Мастер, Маргарита?
Гамлет – Мастер – очень интересная пара пересекающихся характеров, но до знакомства со стихотворением Игоря я об этом, признаться, ни разу не задумывалась.
Может быть, потому что немного раньше В. Высоцкий играл совсем другого Гамлета, и он нас успел убедить в том, что Гамлет тверд и несгибаем, что он «шел прямо в короли и чувствовал себя наследным принцем крови».
Как и все мы, Игорь Царев вероятно не раз видел этого Гамлета в театре на Таганке, но вот в какой-то момент вольно или невольно сблизил его с мятущимся Мастером, в отличие от героя Высоцкого, этот Гамлет все время решает «не быть». И кто еще из героев так близок к Гамлету, как ни Мастер? В этом случае Маргарита становится уже не королевой, а несчастной Офелией. От этого образ героини обретает иные черты, и наверное, это самая симпатичная Офелия… Хотя ей удается прожить дольше, но финал остается таким же печальным.
Так в небольшом стихотворении отражается любимый роман сквозь призму старого мифа.
**************************
Вторым центральным самым противоречивым героем романа остается Понтий Пилат.
Всегда дивилась тому, как пытливые парни в старших классах внимательно вслушиваются, как только речь заходит о Пилате, вчитываются в текст романа, потом выдают какие-то очень интересные сочинения и рассуждения о власти земной и вечной, о героизме и трусости. Не обошла чаша сия и Игоря Царева, в его цикле «Дети Голгофы», многие выделяют именно это стихотворение.
И конечно, здесь никак не обошлось без романа. Что мы знали о Понтии Пилате до появления романа, был ли он нам так интересен?
Как мифический Гамлет стал одним из самых ярких персонажей в пьесе Шекспира, так и Пилат у Булгакова стал фигурой знаковой, обрел плоть и кровь, уже во второй главе романа, где о Мастере нет еще ни слуху ни духу, он уже появляется в ткани повествования.
Игорь Царев говорит с нами от имени Пилата, это очень важная деталь в его творении…Да еще в поэтическом тексте.
ОТ ПИЛАТА
Игорь Царев
Двум богам на этом свете тесно.
Я и ты. И никого окрест.
Мою спину обнимает кресло,
Твою спину обжигает крест.
Мы похожи, но судьба капризна,
Сердце обволакивает страх:
Да, я бог, но лишь при этой жизни,
После смерти мое имя – прах.
Жить клубком сомнений - хуже пытки.
Сожаленье выело висок.
Нам дана всего одна попытка
Сдвинуть равновесие весов.
Я пытался. Если бы мне лично
Было б свыше право выбирать,
Я бы осудил на безразличье
Всех блаженных духа и пера.
Я бы не дарил бессмертья душам.
Но всегда находятся глупцы,
Что с благим намерением тушат
Хворостом горящие дворцы.
Пред глупцами мы с тобой бессильны.
Я молчал. Поднявшись над толпой,
Ты, изгой, мечтатель, стал Мессией.
Я уже не властен над тобой.
Пятница. Распятие. Твой крест
Мир накрыл. Жалею об одном:
Ты прошел сквозь муки. И воскрес.
Мне же воскресенья не дано.
Монолог Пилата удивляет и потрясает с первых строк странной проницательностью героя. Если Булгакову нужно было показать его темные стороны, его бессилие и хитрость, желание обмануть небеса, то в данном стихотворении Пилат достигает каких-то дивных высот откровения. Он знает свое место и свое положение в этом мире:
Да, я бог, но лишь при этой жизни,
После смерти мое имя – прах.
И сразу возникает вопрос, который особенно актуален сегодня: а что важнее, быть богом при жизни или ждать своего часа и вечности, в жизни испытывая невероятные муки.
Как много людей с радостью выбирают первое, идя следом за Пилатом, и если Булгаков, обрекая героя на муки, ему в том отказывает, то у героя Игоря Царева это может получиться.
Жить клубком сомнений - хуже пытки.
Сожаленье выело висок.
Нам дана всего одна попытка
Сдвинуть равновесие весов.
Пилат, как и Мастер, здесь очень похожи на Гамлета, понимающего как страшно жить «клубком сомнений», решает быть и решает использовать попытку «Сдвинуть равновесие весов».
Конечно, как любой из нас в какой-то момент, он уверен, что сможет это сделать. Это нам уже заранее известно, благодаря Булгакову, что ничего у него получится, что все закончится крахом, но этот герой пока еще спокоен и уверен в себе. И дальше происходит самое интересное: он поясняет, в сослагательном наклонении, что будет, если он сдвинет «равновесие весов»:
Я бы осудил на безразличье
Всех блаженных духа и пера.
Я бы не дарил бессмертья душам.
Но всегда находятся глупцы,
Что с благим намерением тушат
Хворостом горящие дворцы.
Он подарил бы творцам равнодушие (безразличие), отнял бы бессмертие у душ, сделал бы их смертными - такова месть властелина людям, которых он слишком хорошо знает, не слишком понимает и совсем не любит. Жуткая картина, такой своеобразный конец света. Остаётся порадоваться, что ничего этого Пилата не сможет совершить, он ничего не решает, иначе худо бы всем нам пришлось, дорвись он до такой власти.
И только в финале неожиданно Пилат признается в собственном бессилии:
Пред глупцами мы с тобой бессильны.
Я молчал. Поднявшись над толпой,
Ты, изгой, мечтатель, стал Мессией.
Я уже не властен над тобой.
Пилата убивает то, что изгой и мечтатель стал Мессией, и если герой Булгакова об этом только догадывается, то герой Игоря Царева четко видит, кто перед ним находится, ему не нужно допрашивать своего противника, он к финалу уже прозрел, все понимает, все чувствует кожей.
И получается, что у него нет власти не только в вечности, но и в реальности он бессилен и лишь претворяется властелином. Он сам отрицает то, что утверждал раньше – «Да, я бог, но лишь при этой жизни», раз он не властен над Изгоем, то нет у него никакой власти и в этом мире тоже.
Герой Булгакова прозревает значительно дольше, и у него еще есть Маргарита, которая спасет его тоже, попросит за Пилата перед Богом. Ему обещано спасение. А здесь снова хочется воскликнуть: «Где твоя Маргарита, Пилат?» и ответ ясен, - не будет ему спасения и в вечности тоже, не потому ли так звучит в финале его монолог:
Пятница. Распятие. Твой крест
Мир накрыл. Жалею об одном:
Ты прошел сквозь муки. И воскрес.
Мне же воскресенья не дано.
Такой печальный финал для героя, но почему-то именно в этом случае к нему возникает значительно больше сочувствия, может быть потому, что «воскресения не дано»? Что же касается истории создания цикла, некой театральности, которая чувствует в монологах, и этого стихотворения, то Игорь Царев отмечает:
"Насчет "театральности" вы почти угадали. Писалось для постановки. Были еще действующие персонажи, отступления... Вещица была много длиннее. Но тем и тяжела для восприятия. Чтобы поместить сюда - я вычистил все "лишнее", отвлекающее в сторону. Хотя там тоже были неплохие темы"
Игорь Царев (2003-06-21 [11:16:12])
И что самое удивительное, именно Пилат у Игоря Царева живет в нашей реальности, например, в стихотворении «С высоты своего этажа». Только теперь уже это диалог между автором и героем, это тот редкий случай, когда в стихотворении появляется лирический герой, не тождественный автору:
C высоты своего этажа
Игорь Царев
Не греми рукомойником, Понтий, не надо понтов,
Все и так догадались, что ты ничего не решаешь.
Ты и светлое имя жуешь, как морского ежа ешь,
потому что всецело поверить в него не готов.
Не сердись, прокуратор, но что есть земные силки?
Неужели ты веришь в их силу? Эх ты, сочинитель…
Не тобой были в небе увязаны тысячи нитей –
не во власти твоей, игемон, и рубить узелки.
Ни светила с тобой не сверяют свой ход, ни часы.
Что короны земные? Ничто, если всякое просо
тянет к свету ладони свои без монаршего спроса,
и царем над царями возносится плотничий сын…
Но, к чему это я? С высоты своего этажа,
сквозь окно, что забито гвоздями и неотворимо,
я смотрю на осенние профили Третьего Рима,
на зонты и авоськи сутулых его горожан.
Слева рынок, а справа Вараввы табачный лоток
(несмотря на века, хорошо сохранился разбойник!)
У меня за стеной - или в небе?- гремит рукомойник,
и вода убегает, как время, в заиленный сток…
Сначала о том, как появилось это стихотворение:
"Недавно возле дома увидел в табачном ларьке табличку с фамилией продавца Варавва В.В и не смог удержаться, чтобы не попытаться описать свои ощущения"
Игорь Царев 18.05.2006 13:49
"Проблема не в разбойнике и не табаке, а в ответственности за свои поступки или их отсутствие"
Игорь Царев 25.05.2006 00:14
С Булгаковым и его героями вообще так бывает часто - если в полдень из разбитого зеркала в наш мир пробираются таинственные персонажи, то почему бы не увидеть вдруг нечто, что обязательно натолкнет на размышления о романе.
Например, фамилия продавца Варавва, а стоит только потянуть за эту ниточку, и начинает распутываться весь клубок.
Но разговор начинается, конечно, с Понтием Пилатом, с тем, кто должен был казнить или оставить в живых одного из героев, и остался жить разбойник Варавва - только и тут Понтий Пилат должен разочароваться, когда поэт открывает ему глаза на происходящее:
Не сердись, прокуратор, но что есть земные силки?
Неужели ты веришь в их силу? Эх ты, сочинитель…
Не тобой были в небе увязаны тысячи нитей –
не во власти твоей, игемон, и рубить узелки.
Любящим власть до самозабвения, наверное, очень трудно узнать о подобном, но как и перед изгоем-плотником Пилат бессилен, так и перед поэтом, который значительно ближе к распятому, чем к властелину.
Вот и Поэт подчеркивает, что это повествование
- о равнодушии, о страхе перед решением и ответственностью за него, но и о жизненной силе добра и света, которые двигают мир без всякого на то разрешения "свыше", сами являясь законом"
Игорь Царев 25.05.2006 00:02
И сразу возникает вопрос: а в чем власть земная, за которую бьются, проливают кровь, состоит, если:
Ни светила с тобой не сверяют свой ход, ни часы.
Что короны земные? Ничто, если всякое просо
тянет к свету ладони свои без монаршего спроса,
и царем над царями возносится плотничий сын…
Так после этого обличительного монолога, Пилат, чье присутствие было тут почти зримо, куда-то невольно исчезает. Его тень растворилась где-то, его больше нет поблизости, а герой с высоты своего этажа видит только Табачный киоск, где торгует разбойник, и жизнь течет своим чередом…
Такая вот странная реальность. Кажется, что и Понтия Пилата мы потеряли где-то по пути, как потеряли Геллу в повествовании.
Все в мире идет своим чередом...
И (не могу промолчать) ваши добрые дела - подтверждение тому - свет и добро, наполняющие некоторых людей, определяют их поступки вне зависимости от того, нравятся ли эти поступки "правителям" или вообще-кому-то. А страх, наполняющий других, делает их безвольными (либо жестокими).
Игорь Царев 25.05.2006 00:07
Когда Игоря Царева спрашивали о реминисценциях и аллюзиях в этом стихотворении, то он согласился с тем, что они есть здесь и все очень разные, может ли быть по-другому, но есть и еще более важная вещь, о которой он (мы помним о его немногословии в рецензиях), говорит достаточно подробно:
"Дело том, что однажды я возле дома увидел в табачном ларьке табличку с фамилией продавца - Варавва В.В Это породило цепочку моих размышлений, которую я здесь изложил. Что прошлое (и в его персонажах и в социокультурных алгоритмах) никуда не делось. Оно по-прежнему живо и составляет, быть может, сердцевинную суть всего нынешнего. К Понтию Пилату, ясное дело, у меня никаких претензий нет и быть не может. Я просто напоминаю общеизвестный эпизод с этим персонажем. И меня тревожит не Пилат, а назойливо слышимый мною звук рукомойника, словно кто-то глядя на этот мир, на нас всех, сегодня и сейчас умывает руки. За стеной? На небе?"
Игорь Царев 24.12.2012 17:37
Такие вот мистические вещи поэт чувствует в современной столице, и любимые герои Мастера подтвердили бы, что ничего нового нет в мире, что все неизменно повторяется, несколько только меняя свою суть, так трагедия часто превращается в фарс в современной реальности.
***
Мы все стоим на плечах классиков, по-другому не бывает, только по-разному входят они в творчество, в нашу реальность.
Вот и в стихах Игоря Царева, если Бродский четко обозначен, звучит его имя и есть стихотворения, которое так и называется - «Бродяга и Бродский», «Бродскому», - то в случае с М. Булгаковым все происходит иначе, он растворяется в контексте поэзии. Его герои, его цитаты проявляются и исчезают так же внезапно, вероятно потому, что он стал не просто частью культурного пространства, нашим космосом, но и потому, что мы срослись и сжились с ним. Причины, почему это случилось, я назвала в начале.
Но у таких Мастеров, как Игорь Царев не только возникают образы из романа века, а еще и диалоги, поправки на современность, новый взгляд на ставшие классическими образы. Мастер – Гамлет, Маргарита – Офелия, до гибели успевшая спасти если не самого героя, то его роман.
И все это происходит в «Обетованной вселенной», над которой не властен могущественный Пилат, а потому она удивительна, прекрасна и восхитительна:
Обетованная вселенная
Игорь Царев
Память листаем ли - книгой с закладкою,
Пьем ли фантазий вино полусладкое,
То утонченная, то ураганная,
Нашей любви партитура органная,
Превозмогая земное и бренное,
Счастьем стремится наполнить Вселенную -
Мир, где витийствуют добрые мелочи,
Кот что-то млечное пьет из тарелочки,
И, запорошенный пылью космической,
Дремлет на полке божок керамический,
А на серебряном гвоздике светится
Ковшик созвездия Малой Медведицы,
В ходиках Время пружинит натружено,
Солнце мое греет вкусное к ужину,
Комнату, кухню, прихожую, ванную –
Нашу Вселенную обетованную.
