Амплуа Нефертити (Лирика / мистическая)

       АМПЛУА   НЕФЕРТИТИ

                               ПРОЛОГ

История любви царицы Нефертити не может быть воспринята всеми однозначно, да и само прошлое не всегда способно донестись до нас так, как возможно хотели бы герои того времени.
Этот совсем небольшой рассказ поможет несколько разобраться в той ситуации, что сложилась на тот период на Земле и внесет некоторую ясность в дело, так называемой,  человеческой любви.
Ничто так безбожно не смотрит на мир, как ее откровение, и данная тема избрана самим Богом не случайно.
На Земле наступил период новой пылкоопасной любви, который может практически полностью довести людей до утомительного характера ее воспроизводств и практически свести на нет весь геносостоящий запас человеческого видопроисхождения.
Этот процесс вполне можно обозначить синдромом драгорастущего времени, или, говоря несколько иными словами, сильным экологического характера загрязнением от преобразований в среде драгметаллов, что, само по себе, способно разрушить существующий геноуклад человеческого характера.
Тоесть, человеческий ген может попросту раствориться в пространстве, и природа воссоздаст новую, генетически исполненную величину.
Технология и прогресс, наука и раскредитация геосложившихся фронтов в  среде создают основу для такого решения со стороны самой природы.
Настоящий рассказ - это фактически воспоминания одного человека, прошедшие через года и сохранившиеся в памяти, как действительно что-то непомерно впечатляющее.
Не всегда задачи, стоящие перед космосом в отношении нас самих так вот просто доводятся до нашего же сознания и тем более, изъясняются все ближе к нашему практически простому пониманию.
И в содержащемся здесь сюжете такая попытка  проявляется, предоставляя право нам понять, что в жизни ничего простого не бывает и особенно, когда речь касается лиц, занявших в истории какие-либо основополагающие позиции.
Какие такие цели стояли перед Нефертити - вы узнаете непосредственно из самого рассказа, исполненного в виде остросюжетной мистики с примесью той самой пылкой любви, что вообще хоть когда существовала на Земле.
Ну и последнее в этом кратком обращении.
Любая критика человеческой любви исполнения - есть самое простое издевательство над чьим-то критерием совершенства тела и духа.
Или  есть прямое нападничество на состояние ума всякого рода существа со стороны другого, именующегося порядком ниже только за то, что он попытался дать оценку тому либо иному действию самой любви.
Любовь - это закон и пока еще основа всякой жизни.
Не надо смешивать это с распутством и прочим подобным, хотя даже в этом имеются свои каноны той же практической любви.
И дело личного ума - определение всякой тяжести  критической степени досягаемости любви. Важна основа ее и всякое отторжение зла от исполнения фактов любвеобилия.
Вот это воистину страшно. Все же остальное, не попадающее в данный разряд - есть не что иное, как сама любовь в разных ракурсах восприятия и различных степенях учености души.
Слепота - залог добродушия. Слепота в любви - это низвержение всякого существа зла. Поняв это, вы поймете и несколько иное.
Любовь - это практика исполнения функции слияния души.
На сколько велика аспектная стоимость такого слияния - на столько же велика или продолжительно долговечна сама любовь.
Хотя долговечность-привязанность - есть не самое совершенное в любви исполнении.
В этом случае, есть значимо большее.
Это категорийность стоящего рядом ума и его действительное участие в состоянии всякого тела.
Это самое краткое о любви и к этому мы совместно еще возвратимся.
А пока, как говорится, оставим все в стороне и до минуты нужного или очень важного времени для кого-то лично или в целом общего для многих, перенесемся в мир древности и укусим моменты сладости той самой любви.
Это мир наших предков, уходящий глубоко внутрь наших голов и сотворяющий порою чудеса земные в благоденствие состояний нашего же ума.

Глава 1

Храм любви

" О, жрица царства и небес,
Отдай свое ты заклинанье.
Приди на помощь, Бог мой, Зевс,
И облегчи нам всем  страданья "

" Всяческая любовь начинается с грешка. Каков грешок - такова и сама любовь в своем продолжении. Разные святости будут попраны здесь, а всякая нечисть возрастет до небес.
И одного этого еще мало, чтобы описать суть всего, что происходило. И его же очень много, чтобы уже понять каждому, о чем будет идти речь и каковыми лягут следующие строки самой любви "
( Грек Немидий )

( Вообще-то, этот рассказ - просто от души, а значит, практически правдивая история, очевидно закупоренная где-то внутри себя и только сейчас способная взойти в свет )

     Я не был греком, но я не был и тем, кого можно назвать египтянином или даже кем-то другим. Я просто солдат, и я просто сижу здесь, дожидаясь своей очереди.
Вы можете подумать, что это смешно или даже очень печально, но поверьте моему древнему опыту в таких делах.
Это даже, наоборот, хорошо. Я имею возможность убедиться в своей собственной глупости, своей мужской беззащитности пред очагом женской плоти.
Я сижу тут и думаю:
"А зачем я здесь? Грек Немидий, что тебе надо у этого порога?"
И тут же отвечаю самому себе:
"А, что нужно тем, которые ожидают уже много дней и так же, как я, страдают под палящим солнцем, от которого трескаются губы и лопается кожа в некоторых сугубо потаенных местах..."
... Но вот, очередь продвинулась на одного, и теперь наступил мой черед. Долго же я ждал этого дня и этой минуты, когда смогу ступить ногой в этот храм и опуститься рядом в ложе с величайшей царицей Меносота -  Нефертити.
Кто дал ей это имя - я не знаю. Но слышали его многие и от многих, побывавших здесь, и я слышал об упоениях любви.
Что такое сама любовь - я также не знаю. Я вырос в саду, я помню большие деревья, я знаю своих отца и мать, нo я вовсе не изведал любви.
И вот я здесь, чтобы хоть как-то понять и поверить, что есть действительно то, о чем говорят и о чем толкуют тут многие, уже прошедшие это самое понимание любви и желающие повторить его вновь.
И они снова занимают очередь и уже сидят где-то далеко позади, выслушивая одну за одной легенды о дикой красоте Нефертити и ее страстной пылкой любви.
Жрец вышел из храма и направился сразу ко мне.
- Долго ли стоять мне еще? - решил спросить я на всякий случай, втайне все же зная, что сейчас зайду внутрь.
- Обожди, грек-солдат, - так жрец обращался ко мне, завидя мою давно бритую голову и легкий меч, болтающийся на поясе и свисающий аж до колен,- сегодня все, приема не будет, - объявил тут же человек богов и, обратившись ко мне, сказал,- а теперь, ты, пойдем со мною. Смотри, не споткнись тут по дороге. Не хорошо раньше времени ложиться, - и жрец скупо улыбнулся мне в глаза.
- Не робей, - продолжил он, ведя меня за собою по какому-то длинному туннелю, впереди которого мерцали слабые огни.
- А я и не робею,- совсем без страха отвечал я, хотя чувствовал, как внутри все сжимается от нарастающего страха и веет всякую неуверенность.
Жрец молчал, а я шел за ним по пятам. На тридцать четвертый день своего пребывания здесь мне все-таки удалось добиться того, чего желал я так уже давно.
Многие изнемогали от жажды и даже умирали в той самой очереди, которую создала эта жрица - Нефертити-царица.
Но никто даже словом не молвил об этом, и очередь молча продвигалась на чью-то падшую жизнь вперед без тени упрека в адрес царицы и тем более, какого-либо божества.
Так же страдал и я - без еды, без питья. Только раз в день за небольшую плату нам приносили мальцы поесть.
Какие-то кукурузные семена вперемешку с телячьими потрохами. Приносили они потом и воду, но за нее брали вдвойне.
Драхмий не хватало. Но у меня они были. Ведь я -солдат. Правда, не разбогатевший в той войне, что велась, а скорее обнищавший.
Но я сохранил все же верность своему намерению и решил добиться той самой любви, чего бы это ни стоило.
А стоило это действительно дорого.
Только мне одному, да еще некоторым и было то под силу. Toeсть тем, у кого были драхмии или другие деньги. Здесь было все равно, чем платить. Важно, чтобы это было золото или серебро.
Правда, некоторые рассчитывались и камнями. Но таких было мало. Я потерял в этом своем ожидании многих своих собеседников, часть которых поистине становилась друзьями в этой нелепой схватке простого ума с дикой феей гордой любви.
Так еще называли Нефертити ее же поклонники из далеких-далеких краев.
Но все же, несмотря на безденежье, многие держались. Пока у них хватало сил - они ждали. Силы терялись, и они исчезали. Можно сказать даже, испарялись, так как их быстро уносили прочь и закапывали тут же в песок.
Таких могил было множество. И, собственно, вся очередь состояла на них. Но то были еще только свежие тела, не до конца остывшие или остекленевшие. Вечером же их вновь раскапывали и уносили прочь. Куда? Я не знаю.
То делали какие-то люди в белых одеждах и масках на головах. Кто они - я тоже не знаю. Но может быть сама царица просветит меня по этому поводу, если, конечно, я сам не забуду и упрошу ее в ночь. А то, что мне предлагалась ночь любви, было ясно, как день, уже близившийся к концу, или солнце, догорающее где-то вдали.
Считалось, что оно умирает, а на утро рождается вновь. Боги охраняли его от всего и наполняли землю теплом.
Увидеть, узнать, любить и умереть - таким был девиз тех, кто ожидал еще снаружи. Я же своего добился.
И вот она - царица и жрица небес. Я остановился. Остановился и жрец, указывающий мне дорогу, и посмотрел на меня.
- Что? Нездоровится?- строго спросил он, оглядывая меня с ног до головы.
- Нет, нет, - тут же опротестовал я его слова, - это я так, просто задумался.
- Смотри мне, не ври. Жрица узнает - будет тебе не любовь ,а смерть долгая и мучительная на столе жертв, - предупредил он меня и снова подался вперед по тому же длинному коридору.
"Бог мой, - подумалось мне в ту минуту, - а вдруг, я болен, -  сильная дрожь пробежала по всему телу, и я снова остановился, но лишь на секунду.
Снова взяв себя в руки, я зашагал быстрее, догоняя шагом быстро идущего жреца.
- Что это с тобой? - спросил он меня, не оборачивая головы, - Боишься, что болен? - спросил он на ходу.
- Да, боюсь, - честно признался я, втайне скрывая в себе немного растущую ненависть ко всему тому, что зовется любовью.
- Как, уже? - послышался мне вдруг чей-то мелодичный голос, и в ушах словно зазвенело.
- Что это?- прошептал я и остановился столбом.
Но ничего такого больше не продолжалось и мне пришлось снова догонять жреца, уводящего меня в какую-то другую вереницу ходов.
- Куда мы? - быстро спросил я его.
- Зачем тебе знать, - ответил тот, так же не поворачивая головы.
- Да, просто, - тихо согласился я и тут же громче добавил, - хочу знать, где умру.
- Ха, ха, - засмеялся чей-то голос у меня в голове, а жрец в это время остановился и, обернувшись, спросил у меня в упор.
- Ты что, серьезно болен? Есть еще время не угодить ей в лапы, - тихо прошептал он.
- Я.., не болен, - ответил я, - но мне почему-то страшно.
- Не бойся, - сурово произнес жрец, - ты не умрешь. Я знаю.
- Откуда?
- Оттуда, - ответил тот и показал пальцем вверх.
- Боги? - удивился я, хотя удивляться было особо нечему.
- Да, Боги, но и не только они, - как-то смутно прояснил он мне, - ладно, пойдем быстрее. Царица уже, наверное, заждалась. Ты ведь последний на
сегодня.
- Да, последний, - тихо ответил я и поплелся следом, лишь как-то издали ловя в голове мысль "тебя я сделаю первым".
- Что это? - снова подумалось мне, но времени уже не осталось.
За небольшим изгибом стены прямо перед нами выросла большая золотая комната, в которой с чашей в руках сидела сама царица.
- О, жрица любви, великая царица минов! -воскликнул жрец и упал на колени, склонив голову книзу и замирая на минуту в таком состоянии.
- Что ты?- спросила царица, гневно глядя на меня сквозь узкие щели маски, одетой на лицо.
Тут и я спохватился и быстро упал на колени, пресмыкаясь подобно жрецу и молясь в душе о великой пощаде.
- Встаньте, - как-то гордо произнесла царица и повелением руки подняла нас обоих.
Да, так и было. Именно так. Один взмах руки и нас, словно пушинок, подняло вверх.
- Обойдите стол справа, - распорядилась Нефертити и указала пальцем
куда.
Мы прошли в сторону и сделали так, как она говорила.
- Обойдите стол еще три раза,- снова сказала царица и так же указала рукой.
Мы сделали и это.
- Теперь, ты свободен, - сказала Нефертити, глядя на жреца, - поднимешься ко мне на рассвете. Я буду там. Иди.
Жрец снова склонился до самого низа и, не проронив ни слова, ушел прочь.
- Подойди ко мне ближе, - почти ласково сказала она и протянула свою довольно красивую руку.
Я подчинился и ступил ближе.
- Не бойся, грек, повинуйся слову моему, и ты возьмешь большее, нежели брал кто-то до тебя.
- А разве здесь можно что-то взять?- сразу спросил я и огляделся кругом.
- Да, можно. Но только не то, что ты думаешь, - улыбнулась она и тихо встала со своего небольшого стула.
- На вот, умойся, - сказала Нефертити и подала мне чашу.
Я взял ее одной рукой, а другой начал протирать свое лицо, раз от раза макая руку в воду.
- Довольно, - сказала царица и протянула руку, чтобы забрать чашу.
Я нежно передал ее в руки и стал столбом, уставившись на Нефертити.
- Подожди меня, - произнесла она и, повернувшись, вышла из комнаты.
Я огляделся по сторонам.
Страх мой немного прошел, но изредка все же меня пробирала какая-то зябь. То ли от прохлады, исходящей от мокрого пола, то ли от внутренних переживаний, так сильно на меня воздействующим. Я не случайно назвал комнату золотой.
Все в ней было из золота. Даже стул, разукрашенный камнями и отделанный многими рисунками, был золотой.
Стол был серебряный, но кайма шла позолотой. По крайней мере, мне так тогда казалось. Ножки стола прямые с лишь небольшими изгибами ближе к полу. Скорее он напоминал разделочную доску, так как был длинным и не особо широким.
Были какие-то ручки по сторонам, также из золота и была посередине одна роспись.
Какой там рисунок я не успел разобрать, так как моя фея вернулась.
Шагнув на одну из ступенек высокого ложе, также сделанного из золота, царица улыбнулась мне и протянула руку.
- Иди же ко мне, мой дорогой и сладкий. Я и не знала, что Боги пошлют мне тебя.
Я непонимающе посмотрел ей в глаза и робко ступил на ту самую ступень, что привела меня полностью к власти царицы над моим телом. Почему-то дрожь пробежала по всему телу, и я невольно содрогнулся.
Нефертити взяла меня за руку и, положив ее себе на плечо, велела идти вперед.
- Иди, радость моя, солнце дня, уходящего в ночь. Веди меня, свою царицу в ложе, где я предам тебя древу любви и заставлю забыть, кто ты есть и почему сюда пришел. Я расскажу тебе многое и многое расскажешь ты мне сам. Эта ночь любви соединит нас навек, а дальше ты сделаешь выбор сам. Либо будешь со мною вовек, либо станешь управой грозою.
- Чем, чем? - залепетал я на своем языке, еще не совсем понимая ее иноязычную речь.
- Это неважно, - тихо прошептала она. и провела пальцами руки по моим губам.
Мой рот сомкнулся и я, казалось, застыл навек. Что-то сладкое пробежало по телу, и я содрогнулся вновь, но уже тише. Так тихо, что сам удивился.
"Очевидно, я умираю от любви", - так сказала мне моя душа, так как я сам уже говорить не мог. Я где-то парил в облаках, и глаза мои были устланы белым туманом.
- Очнись, милый мой, - зазвенел у меня в голове чей-то голос , и я открыл глаза.
Это была она. И это не то слово. Она была без маски. Такое лицо я не мог видеть нигде. Я закрыл глаза и снова открыл.
- Да, это я, - снова зазвучал мягкий голос у меня в ушах, - как нравлюсь я тебе?
- Ты прекрасна!- восхитительно крикнул я, но голос мой где-то застрял внизу и наружу почти ничего не вырвалось. Губы подчинялись только ей
и словами больше я не возобладал.
- Слышу тебя, - пропел мне ее голос, - и знаю, что ты мне сказал. Верю тебе, - улыбнулась она вконец.
- О, Боги, - выдохнул я, - спасите меня. Она меня погубит.
Что-то больно укололо мне в сердце, и я вновь задрожал. Затем бессильно повалился на ложе, до которого мы, не знаю как дошли, и только смотрел ей в глаза.
- Любишь ли ты меня? - звенел голосок в моих ушах.
- А, что такое любить? - хотел спросить я вслух, но ничего не получалось, и только ум мой излучал это, хотя очевидно сама Нефертити меня понимала.
Она только кивнула головой и улыбнулась снова.
Я не знаю, сколько тепла выделилось из ее глаз, и я не знаю, достоин ли я был этого. Но я знаю точно - оно поразило меня внутри и сразило буквально наповал.
- Ложись ровнее, - мягко сказала она и обронила свою руку мне на грудь.
От ее прикосновения я содрогнулся. Нет. Рука ее не была холодной, горячей или какой еще. Она была просто рукой.
Рукой неизведанного ранее мне тепла. Она одаряла меня ним с ног до головы, и оно же ударяло во все мои затаенные места.
Наверное, я потерял сознание, но вскоре вновь обрел себя и увидел ее.
Царица нежно смотрела мне в глаза, и я спросил:
- Ты всем даришь свое тепло, о жрица любви и счастья?!
- Да, всем, - честно призналась она, не отрывая взгляда от моего лица.
- Но сколько его у тебя? Ты не иссякаема?- удивился я сам своему вопросу.
- Может и так, а может и нет, - улыбнулась она, -скажи: нравлюсь ли я тебе?
- Да, о царица небес. И я уже боюсь, что я тебя потеряю. Я это чувствую впервые. Но ответь мне еще на один вопрос, - продолжал я свое все тем же немым методом, заставляя свой ум трудиться, -откуда твое тепло?
- Оно с небес, - мягко сказала она и провела вновь пальцами по моим губам.
- О, Боги, я могу говорить, - сказал я и даже услышал свой голос, который
прогремел, как гром среди тихого дня.
- Тише, успокойся, - сказала Нефертити, - не говори так громко. Можно испугать тех, кто там остался за стеною, - она указала рукой куда-то вглубь
темных коридоров.
- И ты завтра вновь повстречаешь кого-то другого и будешь отдавать ему свое тепло? - с некоторой ревностью и жаждой одинокой принадлежности спросил я.
- Да, - мягко улыбнулась царица, - это мой долг отдавать свое тепло.
- Но, если ты всем его будешь отдавать, то с чем останешься сама?
- С ним же. Оно неисчерпаемо. Я беру его отовсюду, - ответила мне фея любви и обвела рукой ложе.
- Что? Только здесь и только отсюда?
- Нет, - покачала она головой,- я беру его отовсюду.
- Со всей земли?
- Да, почти так. Но, давай, все же приступим к самой любви, ведь время уходит и дальше наступит ночь. А ночь - это холод. И тепла в ней мало.
- Да, - согласился я, и вмиг какой-то огненный поцелуй обжег мои губы, а сам я на время забыл вообще, что существую.

- Это было прекрасно, - сквозь губы проговорил я, лишь только очнувшись от той самой большой любви.
- Не прерывайся, - мягко сказала она, и вновь мы слились в едином порыве, словно навеки.
- Да, - только и успел сказать я пред тем, как мы снова погрузились в какой-то сладкий сон.
Я сказал сон?
Но это не так. Это была явь и кому, как не мне, понимать это более.
Мне - прошедшему сколько пути, мне - прождавшему сколько времени, мне - одичавшему и обезумевшему от желания постичь то, чего я толком не знаю.
Да. Это творила явь, и яркие краски играли надо мною и менялись так часто, что казалось я сам превращусь скоро в них и растворюсь в небесах. Лишь на миг Нефертити оторвала себя, и я вновь очутился на Земле.
Но дальше снова продолжил полет, увлекаясь все тем же и предаваясь чудесам самой божественной, что ни на есть, любви.
И так длилось долго. И еще, и еще я улетал куда-то далеко за пределы самой Земли и носился там в дивном саду цветущих радуг и умоляющих сладостей плодов, словно просящих - сорви меня и наслади моей мякотью свою огненную плоть или возымей меня и ты узнаешь весь вкус от самого начала и до конца.
Только тогда я "просыпался" и оглядывался по сторонам.
Нет. Она не уходила. Она все еще была со мной рядом. Ее тревожные губы продолжали нежно шептать ласкающие душу слова.
- Мой милый, небольшой человечек, - так говорила она и полыхала от жара тепла, невесть откуда прибывающего к нам и заполняющего до отказа комнату любви.
Я сказал комнату?
Но это не так. Вся земля наполнялась ею, и я страдал от этого так, как никогда не страдал более. Это ее тепло распространялось вокруг. И я уже видел сквозь полузакрытые веки какие-то странные огненные лучи то там, то там пронзающие, словно холодный меч, живое тепло той любви.
Вскоре моя голова вновь очутилась среди огня красок. И теперь они были повсюду. Вся комната играла ими.
А еще через совсем немного, все они обратились в меня самого. И я вдруг увидел себя совсем в стороне.
И надо признаться вам честно, я испугался.
Да, это был я. Точнее, моя светлая тень или мой призрак среди огромного количества сказочных красок.
Я ошеломленно посмотрел на богиню любви и обнаружил, что я действительно смотрю воочию и это мне не снится и даже не кажется.
- Это ты, - словно угадав мои мысли, тихо шепнула царица, - а это я, - и она ткнула пальцем куда-то в сторону от себя.
И тут я увидел нечто для себя странное и совсем выводящее меня из нетерпения знания всякого чуда. И здесь я просто спросил, узрев ее со стороны:
- Ты кто, жрица любви? Богиня счастья земного?
- Я любовь, - просто сказала она и провела пальцами по моим губам, отчего я сразу онемел и уже мог говорить только мыслью.
- Смотри и видь все, - произнесла она и той же ладонью словно  открыла мне глаза.
Но они и так были открыты. Это я знаю точно. Я даже подергал веко на всякий случай, чтобы убедиться в этом дополнительно.
И тогда я увидел нечто. Нет, не пугающее или отталкивающее, не соблазняющее и приближающее к развязке внезапно охватившей страсти.
Я увидел то, чего не видел никогда боле и вряд ли увижу еще, если не останусь тут навеки или снова не стану в ту самую очередь, что привела меня сюда.
- Смотри и помни. Обозри все и запамятуй себе вот что. Ты никогда и нигде больше не увидишь того, что предложу я сейчас. Это будет твоим небольшим учением и облачением в наши ряды, - она взмахнула рукой, и ее тень стала приближаться к моей.
Я уставился на это чудо и обозревал обоими глазами.
Я даже смотрел телом, так как оно у меня все напряглось и, казалось на время застыло. Но это уже было потом.
А вначале я расскажу о том, что видел.
Это не была она. И даже была мало похожа, хотя внешне различие не состояло.
Я пытался понять, что здесь другое и, наконец, до меня дошло. Ее тень была другой. Не такой, как у меня.
Она была очень светлой или, я бы сказал, какой-то святящейся и искристой, так как в сторону от нее то и дело отлетали небольшие огоньки тех самых искр. И еще я увидел, что она была слишком красива.
Слишком красива для меня и для других, что я даже боялся к ней сам прикоснуться.
Всю ее светлую тень окружало сияние.
Что это было - я не знаю. Или это
краски составляли его или это золотой прилив создавал свой оттенок. Но я так запомнил все то.
Это золотая фигура Нефертити в проблесках светло искрящейся и полыхающей таким же огнем зари. Да. Именно так я тогда запомнил ее и потому повторяю то сейчас. И до сих пор мне почему-то становится жарко от того огня, и по сей день я умоляю себя вновь посмотреть на то чудо со стороны.
Время шло, и наши тени сближались. Вскоре они совсем сошлись и вмиг растворились в одной пелене.
"Это соединение душ", - так произнесла царица и окутала меня новым жаром любви уже совсем по земному, прибегая к моим губам. Я ответил ей тем же, и время понесло нас на своих крыльях дальше вглубь той самой непонятной для меня любви и самой изысканной из всей, которую я знал прежде и которую я могу знать сейчас.
Не буду вдаваться в подробности беспокоящей наступающей ночи и ограничусь лишь кратко.
То была настоящая любовь и ее краткое
воспламенение зажгло во мне изнутри что-то такое, о котором я не могу сказать вслух и тем паче хоть как-то изложить по-другому. И это что-то было настоящим чувством привязанности к чему-то, и оно же слыло реально видимой любовью со стороны, если посмотреть на все это более рассудительно .
Мы очнулись. Говорю за обоих, так как царица также пребывала несколько минут в том же состоянии.
- Это было прекрасно, - тихо сказала она и поцеловала меня в лоб.
- Почему в лоб? - так же тихо спросил я, и мои губы едва-едва пошевелились. - Ты прощаешься со мною? - как-то жалко выдавил я из себя.
- Hет, мой дорогой человечек. Я не прощаюсь. Наоборот, я даю тебе возможность быть со мною рядом. Так велено Богами и так сотворю я это сейчас.
Она поднялась и произнесла то, что я до сих пор не могу понять или разобрать. И лишь примерно я могу отобразить то сейчас.
И звучало все так:
- Cante odore. Transvestivale do terminale. Aries montes. Dies tu mino. Casies runo. Transvestenale.., - и много еще слов, подобных этому слетело с ее уст.
Но я не запомнил их. И память запечатлела только немногое. Но я полагаю, что и этого достаточно, чтобы унять какой-то смысл и определить сказанное.
Затем она повернулась ко мне и, протянув руки в мою же сторону прямо к моему лицу, сказала так:
- Ты выйдешь отсюда и станешь царем. И имя ты получишь свое, и новое. Звать тебя будут Аменхотеп. И жить, и править тут будешь рядом. Я же - великая жрица любви, буду здесь и буду делать то же, что и ранее до тебя. Так повелел мне Бог и так говорю сейчас я.
- Что за имя ты мне дала? - как-то сонно спросил я и посмотрел ей в глаза.
- Имя простое. Аменхотеп. И я знаю, что оно значит.
- И, что же? - с нетерпением спросил я, вглядываясь в те же глаза, которые излучали яркое тепло.
- Пока оставлю это в великом секрете, - так сказала она, и ее тень или она сама, я не знаю, растворилась предо мной.
Когда же я открыл глаза, то стояло уже утро.
Царицы-жрицы нигде не было.
Я был горько покинут и к тому же находился где-то совсем в другом помещении.
Жрец, который проводил меня к царице, теперь сидел в стороне и молчал.
Я окликнул его, и он тут же повернул голову. И словно встрепенулся.
- Что желаешь, царь ?- так молвил он, мигом подходя ближе, склоняя предо мной колено, голову и протягивая руку, вторую же прижимая к сердцу, к груди
- Царь?! - удивленно воскликнул я и осмотрелся по сторонам, - я думал то все сон, - и  вопросительно взглянул на жреца.

- Нет, не сон, царь, - произнес тот и, уже вставая, продолжил, - то, что так есть, уже известно всем. И там, за дверью, - он махнул куда-то в сторону, - тебя ждут дела и многие. Иди, умойся и приступай.
- А, что же царица? - мигом выпалил я, чувствуя в груди какой-то укол ревности и небольшую внутреннюю дрожь.
- Она на работе, - скромно ответил жрец и вновь махнул рукой.
- Работе?..- удивился я. - Разве можно, чтобы царица работала? - попытался спасти свою честь и достоинство я сам, так как начал понимать, что выступаю сейчас в другой роли.
- Да, можно, - ответил мне жрец и почему-то улыбнулся, - не переживай так сильно. Это ее цель и ее трата времени. Так хотят Боги и так нужно всем.
- А как же я?- тупо уставился я на него.
- Ты свое получил, царь, - так же с усмешкой ответил жрец, - вставай, тебя тоже ждут дела.
- Я подчинился и встал. Голова моя немного кружилась, но то вскоре прошло, и я последовал за жрецом вглубь каких-то коридоров, уводящих далеко от той caмой двери, где, как тот говорил, меня ждали люди и дела.
- Пройдем другим путем, - спокойно сказал жрец, завидев мое недоумение, - надо показаться царице на глаза.
- Как? Сейчас? В такое время? - словно в какой-то пытке одна мысль об этом обожгла мне сердце.
- Да. Ты должен усмотреть нечто, - сказал жрец и продолжил свой путь далее.
Я же с сомнением двигался следом, с каждым шагом ощущая ту тяготу в груди больше и больше.
Наконец, я не выдержал и остановился. Сердце мое бешено колотилось, руки дрожали, а ноги буквально опустили тело на пол.
- Что это со мной?- невольно вырвалось у меня, и я полностью осел на холодный пол.
- Сейчас узнаю, сказал жрец и, мигом обернувшись, взял меня за руки и поднял вновь.
- Ты болен, - дополнил он свои слова.
- Чем? - вяло спросил я.
- Укол ревности, - объяснил жрец, - но это пройдет. Не беспокойся. Пойдем за мной, а то царица, наверное, заждалась.
- Я не пойду туда. Я не могу. Иди сам, - ответил я и попытался вновь сесть на пол.
- Нет, ты пойдешь, - сказал жрец и уже не брал меня за руки, а просто протянул в мою сторону руки.
Меня, словно вихрем, подняло вверх, и я резко встал, выпрямившись во весь свой рост.
- Так-то лучше, - спокойно сказал мой проводник и добавил, - поверь, это пройдет и уже затем будет гораздо спокойнее. Это нужно для тебя и ты поймешь потом зачем. Пошли.
Он повернулся и зашагал далее, я же поплелся следом, едва передвигая ноги и изредка притрагиваясь к самому себе, желая убедиться, что это такая же явь, как и все то, что я вижу и слышу.
Вот и дверь перед нами, а за нею та самая комната, где был я вчера, и где царица одарила меня своей великой любовью.
Жрец открыл ее предо мной и впустил меня внутрь.
Что происходило там - уже всем известно и говорить не буду. Думаю, вы сами должны понять меня и само собой уразуметь.
- Входи, милый, не бойся, - спокойно произнесла Нефертити и на минуту оставила своего нового "любовника". Так стал я именовать их, по очереди
входящих и выходящих, уносящих далеко за пределы царства частичку той самой светлой любви.
- Зачем я тебе понадобился? - как-то грубо спросил я, пытаясь не смотреть на свою любовь и того самого "любовника" одновременно.
- Успокой себя и зайди вновь, - завидев мое настроение, сказала царица и повернулась ко мне спиной.
Я тупо повиновался. Вышел за дверь и немного там поостыл. Потом снова зашел, а войдя, замер.
Царица показывала тому самому человеку как paз то, что показывала и поясняла накануне мне. Я живо отвернулся и злобно сказал:
- Если ты хочешь пристрастить меня к чему то, то у тебя ничего не получится. Я ухожу, видеть тебя больше не желаю.
Жрица посмотрела на меня, почти, как показалось мне, в упор. Затем молча кивнула и произнесла:
- Иди и больше не появляйся здесь. Скажи жрецу, чтоб отвел тебя помыть голову и руки.
- Хорошо, передам,  -гордо и гневно сказал я, а затем, уже повернувшись, почему-то спросил, - а зачем это? Я ведь уже умылся?
- Давно на этом столе никто не созерцал самого себя, - сурово ответила царица и указала рукой на тот стол, который я ранее обрисовал вам.
- Что-о? - вониющим голосом произнес я. - Ты хочешь меня принести в жертву своей изысканной любви?
- А, почему бы и нет. Не вижу причин для твоего отказа править здесь.
- Но я и не отказываюсь. Просто не хочу смотреть.
- Этого не будет. Или так, или по-другому. Выбирай!
- Ты в своем уме?! - в гневе выкрикнул я и в тот же миг почувствовал, как мой рот сжался и наполнился чем-то особенным, от которого я даже
сейчас иногда оказываюсь в холодном поту, чувствуя хоть малейшее подобное.
- Закрой свой рот и не перечь мне, - сурово произнесла она следом тому действию, - иди и исполняй то, что я велела.
- Но я не хочу, - чуть ли не закричал я сквозь полноту чем-то набитого рта.
- Это меня не тревожит, - произнесла царица.
- Хорошо, я согласен, - тут же понял я, что всякие мои "вывихи" могут закончиться весьма плачевно.
- Теперь уже поздно .- ответила царица, - иди мойся. Я проведу с тобой обряд смывания. И, если Боги разрешат - то оставлю тебя жить. Если же нет - то прощай, мой царь, - холодно добавила она и отвернулась, вплотную занявшись тем самым человеком, что уже порядком надоел мне, загнав почти в могилу.
Я развернулся и вышел. Но царица вдруг догнала меня своим голосом, прозвучавшим в ушах словно выстрел.
- Вернись и спроси разрешения.
- Ты же сама приказала, - огрызнулся я в мыслях, но распоряжение все же исполнял.
- Теперь, иди, - тихо сказала юна и одарила меня своей сияющей улыбкой.
- Повинуюсь тебе, - только и успел сказать я, переходя ту самую черту двери, но она вновь нагнала своей речью.
- Повиноваться будешь Богу. Мне же просто отдай дань свою.
- Какую?
- Ты уже знаешь, ступай.
- Кто б тебя забрал к себе, - подумал я в ту минуту, но тайное внезапно раскрылось и я об этом просто забыл.
- Заберут те, кому нужно. 0т тебя же, если услышу подобное еще раз, потребую большего.
- Чего же?- так и подмывало спросить меня, но я все же сдержался и мысль ту от себя быстро отогнал.
Только все равно услышал смех феи любви и какой-то надменный штрих в нем самом.
Я, наконец, покинул комнату и нашел неподалеку того самого жреца.,
- Пошли, - тихо сказал он и вновь повел меня коридорами куда-то вглубь этого таинственного храма любви.
Я безропотно повиновался его слову и пошагал следом, стараясь в темноте не наступить ему на ноги.
Вскоре мы достигли одну из комнат, где стояли кувшин и большая чаша.
- Иди сюда, - обратился ко мне жрец, подзывая к самому месту омывания, - я тебе полью, а ты мойся.
- Хорошо, - ответил я и принялся за дело.

Вскоре мытье закончилось, и я отошел немного в сторону.
- Не туда, - сказал жрец, - подойди вон к тому месту, - указал он рукой, и я подчинился.
Теплый воздух обдал меня со всех сторон, когда я ступил на то самое место. Я в ужасе отшатнулся в сторону, и поток исчез.
- Не бойся. Так надо. Здесь много чудес. Иди, поветрись.
- Ладно, - произнес я и смело ступил вновь.
Ветер обдал меня со всех сторон, и я совсем скоро высох. Точнее, высохла моя голова и руки, так как все остальное не мылось.
- А, теперь, пошли, - произнес жрец, рукой указывая идти за ним следом.
Мне ничего не оставалось делать, как подчинить свою волю ему.
Мы прошли в коридор и зашагали обратно. Вскоре достигли той же комнаты и остановились.
- Будь здесь и жди. Она тебя вызовет, - распорядился жрец, сам удаляясь куда-то.
- Хорошо, - кивнул я головой, соглашаясь на все, но как только он ушел, я двинул обратно, в душе надеясь найти здесь выход и обрести свободу. Кстати сказать, у меня так и оставался меч, и я вполне мог воспользоваться им, но почему -то такой мысли у меня не возникало. Лишь только теперь я обратил на него взгляд и крепко зажал рукоять его до боли в руках.
- Теперь, мне никто не страшен, - тихо прошептал я, в надежде, что никто меня здесь не услышит.
- Сомневаюсь, что ты уйдешь далеко, - не замедлил раздаться в ушах моих чей-то голос.
- Это еще кто? - спросил я сам у себя.
- Как кто? Твой дух. Ты сам меня видел только недавно.
- Тебе еще чего надо? - вновь спросил я и тут же рассердился вдвойне, - что такое? Эти чары любви сделали из меня не воина, а какую-то размазню.
- Ты сделал сам себя таким, - ответил тот же голос мне.
- Почему?- как бы невзначай спросил я.
- Потому что... Я не знаю пока почему, - замялся голос, и установилась тишина.
- А-а, не знаешь, - обозлился и одновременно возрадовался я, - так знаю зато я, грек Немидий, а не какой-то Аменхотеп. Эта любовь одурманила мне голову, и я совсем забыл, кто я есть на самом деле. Но я быстро исправлю это, если принесу в жертву ее саму - царицу любви и жрицу того самого
белого огня, - с пафосом произнес я и гордо вытянул меч перед собой.
- Ты не сделаешь этого, - произнесла сама царица где-то у меня за спиной.
Я в испуге повернулся, и волосы мои восстали на голове до предела.
Предо мной была она, сама жрица, в том самом белом и золотом одеянии, что я видел только вчера.
- Ты не сделаешь того, что хочешь, - почти повторила она сказанное и на шаг приблизилась ко мне.
- А вот сделаю, - очнулся я от испуга и вмиг замахнулся мечом.
Он рассек пространство, где, по-видимому, находилась царица, но так ничего и не задев, опустился вниз.
Я в недоумении отпрянул назад. Размахнулся снова и повел мечом уже со стороны, желая срубить голову с плеч. Но произошло то же.
И тогда в мое тело вонзилось что-то, о чем я не
забываю никогда. Это были сотни и тысячи искр, оторвавшиеся от светящегося символа царицы.
Они вонзались в меня с такой силой, что я вскричал от боли и быстро уронил меч, не в силах удержать его, так как вместе с болью вовнутрь пробиралось и какое-то тепло, отбирающее настоящую силу и не дающее даже стоять на ногах.
Я упал на пол, продолжая на себе испытывать боль тех самых искр.
Вскоре их стало меньше, а тело мое, расслабившись вовсе, поплыло словно по какому-то течению вглубь того самого коридора, откуда я только что возвратился и пытался бежать.
Я немо созревал все это, не в силах предпринять что-либо. Все это время царица находилась впереди меня и повернувшись ко мне спиной, словно издевалась над моим бессилием, всем видом показывая, что я для нее есть.
Вскоре поток ослаб, и я грохнулся о землю, очутившись почти рядом со светящимся символом царицы, а заодно и перед заветной дверью.
- Полежи тут, - обратилась она ко мне, - я тебя позову, - и вмиг исчезла.
Тело мое начало понемногу приходить в себя.
Вначале я почувствовал ноги, затем выше и так до головы. Первой моей мыслью было бежать снова, но я теперь понял всю бесполезность своей затеи и уже с горечью сожалел о случившемся со мною приступе ярости.
Затем я хотел сходить и возвратить свой меч, но вновь отказался от этой затеи, пожалев еще раз о случившемся.
Наконец, я встал на ноги и, немного размявшись, принялся ожидать своей участи.
- Войди, - спустя какое-то время довольно жестко прозвучал голос жрицы.
- Уже вхожу, - только и успел сказать я про себя, как в миг дверь отворилась, и тот же поток буквально вовлек меня внутрь.
В помещении царил хаос. Это я сразу понял. Дверь за мной быстро захлопнулась, и я оказался лицом к лицу со своим первейшим врагом - жрицей любви.
Что-то приподняло меня вверх, и я буквально полетел к тому месту, где стоял тот самый золотой стол.
Жрица неслась со мною рядом, и мы вместе благополучно остановились в указанном месте.
Ветер обдувал нас со всех сторон, подымая на небольшое расстояние от пола и развевая нашу одежду, словно паруса судна.
- Ложись, - приказала жрица и почти силой уложила меня на стол.
Я благоразумно подчинился и стал ожидать самого для меня худшего.
Тот же ветер приподнял меня над столом так, что подо мною оставалось пространство.
Осмотревшись, я не нашел никакого орудия убийства и с облегчением вздохнул. Но тут же спохватился, поняв, что настоящее орудие смерти - это и есть сама жрица, вспоминая с какой силой она уложила меня на стол.
- Боишься? - прозвучал рядом голос, и я отчетливо увидел склонившееся надо мной лицо.
- Нет, не боюсь. Я привык к смерти, - ответил я и очень мудро отвел свой взгляд от ее жаром полыхнувших глаз.
- А, кто сказал, что тебя будут убивать? - спросила царица, усаживаясь рядом возле меня каким-то дивным образом, так как я все еще продолжал
висеть в пространстве над столом.
- Ты, - ответил я громогласно, - собиралась принести меня в жертву Богам и любви. Я не боюсь тебя. Делай, что хочешь, - и я по праву мужества, достоинства мужского отвернулся от нее в сторону.
- В тебе говорит алчность, скупость души твоей, мой милый, - ответила Нефертити, - в тебе же говорят и другие чувственные пороки. Я готова принести в жертву тебя Богам во имя той самой великой и пылкой любви, которой не так давно мы оба были объяты. Но, боюсь, ты глубоко ошибаешься в своем мнении обо мне. Я не жажду крови, так же, как ее не жаждут и Боги. Это жертва иного рода.
- Какого же? - с сухостью во рту ответил я, начиная чувствовать как что-то изнутри дерет мое горло и как будто что-то же там расположилось внутри.
- Твоя жертва проста. Бог наделит тебя большой силой ума твоего и повсюду ты будешь отдавать его людям, вкладывая при этом и чувство той
самой великой любви.
- И это вся жертва? - удивился и рассмеялся я, еще не зная тогда, что то такое  и  о чем она говорит.
- Ты думаешь этого мало? - улыбнулась она, и ее лицо немного приблизилось к моему, пылавшему и изнемогающему от какой-то внутренней жароты, распирающей и раздирающей меня изнутри.
- Это выходит наружу твоя нутрь - душа, - объяснила мне моя любовь и ненависть одновременно, приблизив свое лицо еще ненамного.
- Нет, нет, - помотал я головой со стороны в сторону, - не зови, не мани и
не целуй меня.
- Я и не собираюсь этого делать, - с полыхающим жаром ответила она и вновь продвинулась ближе.
- Тогда, что же ты хочешь сделать? - с ужасом завопил я, увидев, как она словно выходит из себя и уже заполняет меня самого сквозь рот, нос, уши и вообще по всему телу сразу.
Я потерял дар речи и подчинился ее силе воли.
Ветер безжалостно терзал меня снаружи, то поднимая ненамного, то опуская тело, а она истязала изнутри.
Что-то трескалось, что-то ломалось там внутри, но я не чувствовал боли. Только какое-то покалывание, небольшое жжение, вызывающее порой приступы тошноты и влекуще в одночасье сон.
Так прошло несколько минут, но мне тогда они показались вечностью.
- Что творишь ты со мною?- вяло спросил тогда я у своей царицы - жены, хотя по-настоящему и не была ею.
Она молчала и только тело ее так же, как и мое, содрогалось, а содрогаясь, извергало ту самую жароту,  от которой я до сих пор не могу отойти.
Наконец, все свершилось. Жрица отступилась. Издав из себя последнее, что могла, .она тихо сказала:
- Живи, милый, со своим трудом. Успокой себя небольшой блажью. Во все времена ты будешь получать свою дань величия и славы, но вначале будешь обесчестен позором и горькой участью всякой порочной лжи. Это и будет твоя дань Богу и такое проявление той великой любви. А, теперь, обними меня по-настоящему и не бойся. Во мне столько тепла, сколько ты даже
не можешь себе представить. Сейчас мы с тобою сольемся и закрепим нашу участь совместно самой явью наших существ и тел.
Я помотал головой со стороны в сторону и едва-едва протолкнул наружу слова.
- Что ты такое говоришь? Я не хочу больше тебя и мне не надо той теплоты, которая от тебя исходит. Я ей полностью пропитан. Она вся поглотила меня. Скоро я стану совсем, как ты.
- Верю, но теплоты моей все же ты не получишь, -сказала твердо она, - ты - есть ты, а я - есть я. Вот и вся любовь, - и она ткнула себя пальцем в грудь.
И тут же я заметил, что из нее истекает нечто, совсем похожее на кровь.
- Это то, что ты хотел со мной сделать, - сказала она и незаметно отстранилась от меня. Видимо, ей самой стало от того неприятно.
- Значит, я попал в тебя? - теряя чувство веры в реальность, спросил я.
- Можно сказать и так, - ответила Нефертити и вновь отодвинулась далее.
- Извини меня, - попросил я прощения у жрицы и богини любви.
- Извиняю, - просто ответила она и стала рядом.
Я же все еще лежал или висел, чувствуя уже, что вот-вот скоро грохнусь.
Так оно и случилось. Спустя время я упал на стол, больно ударившись затылком.
- Это тебе за мою боль, - произнесла царица и вновь велением руки подняла меня вверх. Затем резко опустила, и я снова больно ударился о стол.
- Это тебе за доверие. А это..., - она вдруг резко взмахнула обоими руками, отчего я подлетел высоко вверх, да так и замер там наверху. - А это, от меня лично, - и она с такой силой ударила меня о стол, что я думал вконец разобьюсь, и кости мои посыпятся по нему с разных сторон.
- У- ук, - только и успел я сказать, теряя сознание.
Очнувшись, я оглядел себя и все вокруг.
Та же комната и та же обстановка.
Но нет, царицы в ней не было. Я с облегчением вздохнул. Попытался подняться, но не смог. 0чевидно, и вправду тело мое было разбито и оставалось не ясно, как я еще живу.
- Проснулся, мой милый,- зазвенел чей-то мягкий голосок, и я с удивлением огляделся.
- Да, - только и ответил я, никого не узрев в этой довольно большой комнате.
- Вот и хорошо. Вставай и иди за мной. Я проведу тебя к твоей опочивальне.
- Я не могу встать,- с горечью произнес я, - все мое тело сломано.
- Это пустяки. Вставай и боль пройдет.
Я поднатужился и действительно встал. Тело ныло, но все же слушалось, и голова ясно соображала.
- Иди за мной, - произнес тот же голосок и как бы потянул за собою вглубь каких-то тайных коридоров, о которых я и не догадывался ранее.
Я подчинился этому наплыву  неизвестной мне силы и побрел вперед, тихо ступая по полу и осматривая самого себя как бы со стороны.
- Муки Тантала, - почему-то произнес я вслух и мысленно прислушался к своему же голосу. Он звучал так же, как и тот мелодичный голосок.
- Что это? - подумал я тогда. - Бред или сумасшествие?
Но вопрос мой остался неразрешенным, и я продолжал идти вновь по узкому проходу коридора.
Вскоре впереди показалась дверь и меня, словно арканом, втянуло сквозь нее куда-то еще далее.
Я оказался в небольшой комнате, обставленной почти так же, как и та, где меня собирались или уже принесли /этого я так и не понял/ в жертву.
Едва добравшись до ложе, я окунулся в сон.
И спал я, очевидно, долго. А иначе, как объяснить, что проснувшись, я уже не чувствовал никакой немощи и боли, а тело мое было словно напичкано изнутри силой какого-то внутреннего огня.
- Вот так любовь, - совсем здраво и вслух произнес я, сам не зная почему.
- Это любовь, любовь, любовь, - эхом отозвалось вокруг.
- Любовь! - вновь воскликнул я и осмотрелся по сторонам.
- Любовь, любовь, любовь, - снова отозвалось эхо.
И тогда я закричал, что есть силы.
- 0, Боги. Дайте мне все мое обратно. Я хочу есть, пить, жить, и я хочу быть таким, как все. Нефертити! - оглашенно заорал я во все горло. - Ты где?
Голос мой утонул в часто повторяющемся эхо, пока вконец не растаял, как редкий туман.
Я заплакал.
- Тихо, - шепнул мне кто-то, и я мигом открыл глаза.
Это была она. Да, именно она - Нефертити. Вся снова в золотом и своем огненном порыве.
- Ты хочешь меня? - спросила она просто, сев подле рядом.
- Не знаю, - ответил я, разглядывая ее как будто по-новому.
- Ну, хорошо. Я сообщу тебе то, чего не говорила ранее. Ты уже не человек. Ты был им, но после - ты стал не им.
- Как так?- в ужасе спросил я и осмотрел на всякий случай тело.
- Нет, нет, - засмеялась она, и смех ее разнесся эхом в округе, наполнив всю комнату до отказа, - внешне все то же. Но внутри - ты не человек.
Лишь наполовину ты здесь на Земле. Другая же часть твоя там, в небесах, - сказала Нефертити и указала вверх рукой.
- Что будет со мной? - хрипло спросил я, желая уведомить себя каким-нибудь близлежащим действом.
- Ты будешь жить, - ответила она просто.
- И все?
- Ты будешь служить, - так же просто добавила Нефертити.
- Кому?
- Мне, Богам, небесам.
- А ты кто?- не знаю почему, спросил я.
- Я? Я твоя жена. Царица Нефертити.
- Нет, я спрашиваю о другом. Ты человек? Женщина?
- А разве я похожа на мужчину? - засмеялась она и жестом указала на свою грудь и все прочее, относящееся к женской части, а затем задумчиво сказала, прекратив всякий смех, - я человек, но я не такая, как многие. Я есть любовь и этим все сказано.
- Но любви такой не бывает, - ответил я здравомысляще, - я знаю, проходил это давным-давно.
- Ты не проходил любовь. Ее нельзя пройти. Она всегда остается здесь, - и царица указала рукой на грудь и голову, - и еще она здесь, всегда рядом с тобою. А то, что ты проходил - это всего лишь грязь. Грязь, что поналипла веками от самой грязи Земли.
- Ты говоришь странно. Я тебя не совсем понимаю.
- Поймешь когда-нибудь, - ответила она, - а сейчас, я хочу посвятить тебя.
- Посвятить меня? - удивленно спросил я. - Во что и зачем?
- Посвятить тебя в нечто. Затем, чтоб ты сам знал это самое нечто и понимал многое из того, что говорю я, Бог или небеса. Подготовься.
- Что я должен делать?
- Встань и преклони одно колено. Заодно склони голову. Руку протяни вверх вперед, а другую положи на сердце.
Я так и сделал, а она произнесла:
- Посвящаю тебя, грек Немидий, в таинство того. что не есть само таинство. В сущность того, что и есть сама сущность. В большевизну тепла и добра, и сеть состоящего зла. Велю нести долю свою очередно и состоять на службе небес до дня особого, дающего расположение на вечность самих небес. Посвящаю и нарекаю тебя одним именем. И имя свое ты уже знаешь. Изрекаю другие имена твои, которые вечностью твоею станут и обойдут круг жизни по-настоящему, - Нефертити перечислила имена, часть из которых
я слабо запомнил, а затем снова продолжила, - я посвящаю тебя в первый сан и велю тебе зваться учеником. И когда кто-то призовет тебя к себе, ты так и отвечай. Я - ученик небес. И дар, и волю сию получил от Нефертити, имя которой останется в веках и изложится многими, как дань любви и
созерцания чистоты дня. И еще я даю тебе силу твою. Ключ небес передаю в руки твои. И говорю еще так. Знай, грек Немидий, то все и исповедуй его людям, как делаю то я сама, небеса и еще многие другие по их же велению и зову. А теперь встань и повернись лицом ко мне. Я освящу его и дам знак угоды божьей ему, и выражу свою благосклонность частичной своей любви большой.
Я встал и повернулся к ней лицом.
Царица сияла и излучала что-то, совсем мне не понятное, но чем-то похожее на те самые солнечные лучи, которые, я созерцал ранее. Они вмиг облепили мое лицо и сделали его невыносимо жарким, затем обожгли мне грудь и часть тела, именуемую проще низшей.
Так я получил свое и продолжаю получать его далее, ибо лучи те не проходят уже мимо, а все время останавливаются в тех самых местах и дают о себе знать в день какой великой болью или чем-либо еще, чтобы я не забывал то посвящение и велел сам себе идти дальше по жизни, на ходу пламенем своим низвергать зло и отдавать свое добро и тепло.
- Попроси у Бога прощения и пусть Он осыплет тебя своей благодатью, - напоследок сказала Нефертити и обвела меня всего рукой. Я снова стал на колено и сделал то, о чем она говорила.
И вновь чудо опустилось на Землю.
Сам "старик" появился предо мной, и я созревал его воочию и удивлялся, как только мог.
- Встань и подойди ко мне, - велел он просто и обычно, как человек.
Нефертити стояла чуть в стороне и вся аж светилась от радости этого посещения.
Я повиновался.
- Неси свою дань любви людям земным, -
так говорил тогда Бог, - неси свое и другое тепло на Земле. Определяю тебе его и даю знак твоей воли земной. Опахаю тебя своею рукою и соединяю свою дань и величину повек с твоею.
С теми словами Бог опахнул меня своею рукою и вновь произнес следующее:
- Даю волю тебе, даю силу. Ум вселяю великий и определяю время выхода его наибольшего. Жди часа того и неси свой жизненный узел сквозь многие годы и сквозь уйму попусту уходящего времени.
Царствуй сейчас на земле своей и воцарись в итоге навечно своей добротой, теплотой и неиссякаемым богатством творчества души. Знай и чти меня сквозь время ищуще.
Знай и люби любовь свою сквозь годы несущи. Знай и пользуйся всем, что есть для тебя доступно. Я же поправлять буду и сам в века узревать смогу.
Бог вновь опахал меня своим духом и покинул обитель сию человеческую в один миг, сотрясая несколько нас своей силой подъема и самого духа огромного.
- Теперь, ты посвященный и в ряды годы будешь узревать то же. Эта дань твоя Богу, мне и любви общей большой, - сказала мне Нефертити и улыбнулась своей красотою, обратившись лицом к лицу, - и скажу тебе вот еще что, Аменхотеп-царь. Будешь ты слугою великим у небес и вечно дань нести свою будешь так же, как делаю то я сквозь годы празднеств великих опущения души моей на Землю человеческую. Знаешь ли ты о жизнях, грек Немидий? - обратилась она сквозь густоту своих красивых волос, ниспадающих сейчас ей на лицо и обрамляющих вечную ее молодость.
- Немного, - кратко отвечал я, совсем прибитый таким поворотом дел и событий в моей малозаметной жизни.
- Так я поясню тебе, - сказала она и, повернувшись в пол оборота, начала свой рассказ.
- Смотри же, - повторила она чрез какое-то время и начала буквально выпускать из себя те самые жизни, о которых говорила.
Я молча созерцал все то, а тело мое покрывалось сверху гусиной кожей, так как вместе с обычными человеческими обликами возрастали и другие, о которых я мог только догадываться.
Здесь были: и звери, и люди, и птицы, и многое другое. Вконец все это спало или растаяло, как туман, и осталась только одна светящаяся точка возле ее головы.
- Это и есть я сама, - тихо сказала Нефертити, показав глазами мне на одиноко парящую возле нее пароту.
- А дальше? - почему-то спросил я, в надежде на то, что чудеса продолжатся, и покажется что-нибудь снова.
- Дальше? - переспросила она, удивленно вскинув брови и так посмотрев, словно задал я самый глупый вопрос в мире.
- Дальше время покажет, - ответила она после небольшого молчания.
- А, что такое время? - тут же упросил я, искренне надеясь, что она посвятит меня во все таинства своего ума.
- Время - то есть мы с тобою, эти предметы, - она обвела рукой по комнате, - Бог на Земле и в небесах, другие люди, звери, птицы. Все то есть время. А еще время - есть исчисление того, что происходит где-либо. Что-нибудь меняется, - так она объясняла мне тогда.
Хотя я не совсем понял то, но все же головою кивнул и спросил вдобавок.
- А, что то есть ты - Нефертити? - и я упрямо посмотрел ей в глаза.
- Я? - как бы удивилась она, но лишь на секунду. - Я -есть вечная свежесть Земли. Я ее молодость, и я же представляю ее любовь. Я Афродита, если ты меня так понимаешь, грек Немидий. А еще я колдунья. Знаешь такое?
- Нет, не слышал, - честно признался я.
- Тогда, жрица, - сказала она и посмотрела на меня своим испепеляющим взглядом.
- Это знаю, - почему-то испугался я и быстро отвел свой взгляд  в  сторону.
- Хочешь о чем еще спросить? - вежливо осведомилась она, узрев мою слабоохотливость к дальнейшему  разговору.
- Да, - ответил я, - хочу узнать, наконец, кто ты на самом деле, - сказал и смело взглянул на нее со своей стороны.
- Ха, ха, ха, - звонко покатилось по комнате и отдалось с тревогой в моих ушах, - ты - жалкий человечишка, хочешь узнать, кто я такая? Но ты ведь видел Бога. Почему у него не спросил?
- Я испугался, - честно ответил я.
- А что, меня ты боишься меньше? -полюбопытствовала она.
- Ты женщина, - просто ответил я.
- Да - а, - как-то сладко протянула она и вновь повернулась ко мне боком, - смотри же, - указала Нефертити мне куда-то и ткнула туда пальцем.
В один миг из ее очей вырвались два снопа огня и образовали сразу двух мужчин, в упор смотрящих на меня и, казалось, желающих меня уничтожить.
И тут я действительно испугался. Меня даже начала колотить небольшая дрожь и достигла икота.
- Успокойся, - резко бросила Нефертити, - это еще не все. Смотри далее, - и она вновь извергла из себя два новых снопа.
Мужчин стало четверо, затем шестеро и так до тех пор, пока они не заполнили комнату до самого отказа, прижав меня своим грозным видом к самой стене.
- Хватит, - устало произнес я, чувствуя, что мои силы вот-вот иссякнут, и я рухну на пол в потере сознания.
- Так ты все еще считаешь, что я женщина? - громко спросила Нефертити, - в упор глядя на меня глазами всех тех мужчин. - И ты меня не боишься?
Но тут и меня вдруг поразило мужество. Я собрался с силой и громко во всеуслышание заявил.
- Нет, не боюсь. Эти мужчины - всего лишь твои чары. Они бессильны против живого.
- Что ж, посмотрим, - ответила мне царица и приказала сама себе, - а, ну, избейте его, воины, да так, чтобы запомнил раз и навсегда.
И тут я всерьез испугался. Силуэты мужчин стали приближаться, угрожающе занося руки для ударов и готовя для этого же ноги.
- Стойте, - вдруг, резко остановила царица то зрелище и одной рукой мигом убрала все то в сторону.
Мужчины столпились там и ожидали дальнейшего приказа.
- Ну, так проучить тебя или нет?- спросила еще paз царица. - Ты уж испытал многое, и не хотелось бы отдавать тебя на расправу этим молодцам.

Я не знал, как мне поступить. С одной стороны - я понимал, что эти силуэты не могут быть живыми, а с другой - знал ее силу, которая не один раз ударила меня об тот золотой стол.
И все же я решил испытать это еще раз.
- Давай же, покажи силу, - раздраженно завопил я и приготовил свои кулаки для боя.
- Ну, получи же свое, - зашипела Нефертити и вновь махнула рукой, призывая молодцев к действию.
И тут началось самое интересное, о котором я вспоминаю до сих пор и не могу понять истинных причин.
Я боролся с тенями-призраками, но они были, как настоящие. Я ударял их больно и некоторые из них падали. Но и они били меня жестоко, да так, что я чувствовал по своему лицу, что истекаю кровью в некоторых местах.
Вконец, я обессилел и сдался. Вернее, упал на пол и продолжал еще немного сопротивляться. Жаль, что не было у меня моего меча. Но думаю, вряд ли и он помог бы, так как Нефертити скорее всего прибегла бы к тому же.
Так вот моя первая битва с женщиной закончилась поражением. Конечно, просто женщиной назвать ее было нельзя, ибо было в ней столько силы, сколько я не видел у многих мужчин.
- Ну, как. Ты доволен? - мягко улыбнулась царица, подойдя ко мне ближе и отведя рукой своих мужчин в сторону. - Может, помочь тебе сразиться с ними?
- Как? Ты будешь сражаться на моей стороне?- удивился я, едва шевеля разбитыми губами.
- Сражусь, а почему бы и нет. Ты ведь мой царь ныне. А, ну, вы, идите ко мне, - обратилась она к теням и мигом настроилась к бою, приготовив уже свои настоящие кулаки.
Тени двинулись на нее и тут началось такое, о чем я никогда не смогу забыть. И даже сейчас иногда по ночам вскрикиваю, если мне приснится подобное.
Я никогда не видел такой драки. Это был настоящий бой. Нет. Сo мной эти молодцы только баловались. С царицей же они действительно дрались.
Но она их лупила так, что порой от тени какой оставались только хлопья, так она разлеталась от ее удара. И в конце концов, тени сдались. Они сложили свои головы в углу и стали на колени, жалобно прося пощады.
- Ну, так хочешь ли ты сражаться со мной? - спросила меня Нефертити, устало садясь возле меня рядом и отдыхая после такой жаркой схватки.
- Нет, - промямлил я, - лучше я буду с тобой дружить и любить, - так я заявил и по сей день той клятве верности обязан, стараясь ее чтить
в годах и пополнять каким-либо успехом.
- Это хорошо, - сообщила мне она, - только вот я отнюдь  не буду любить тебя так, как было?
- Это почему же? - тут же спросил я, удивляясь уже такому повороту событий.
- А вот почему, - объяснила она с жаром, от нее исходящим после той борьбы, - ты меня предал в самом начале нашей любви. Ты не зашел ко мне и не поприветствовал, как свою жену и царицу.
- Да, но ты.., - хотел оправдаться я в ее глазах.
- Молчи, - резко сказала она, и я смолк, позирая на нее с опаской, - это не я так захотела. Так захотел сам Бог. Это нужно людям и я творю то, которое для тебя кажется постыдным и мало привлекательным, как для мужа.
- Но почему? - только и успел опросить я, как она вдруг провела пальцами по моим губам, и я замолчал надолго.
- Любовь должна распространяться по Земле. И ее первоначально должна внести я. Это семя, которое я собираю от тех мужчин, отдаю Богу, и он уносит его в другое место, чтобы людей было больше и чтобы их тела были лучше, красивее, сильнее и полны самой настоящей любви.
- Но ведь люди рождаются и так, - то ли сказал, то ли спросил я в уме.
- Да, они зарождаются тут, - сказала Нефертити и показала на свой живот, - но только благодаря моим усилиям, да еще усилиям самого Бога.
- Ты хочешь сказать, что без тебя людей бы не было сейчас?
- Нет, они были бы, но не такими, какими ты видишь. Они были бы гораздо уродливее и более низкие. Это все от той земной грязи, что накопилась за много лет существования Земли.
- И как давно ты делаешь это, Нефертити? - спросил я вновь путем сотрясения своего ума.
- Очень давно, - ответила она, - и вначале я вовсе не была царицей. Такой сделал меня мой муж - бывший фараон и царь этих мест. Так было угодно Богу и так проще исполнять нужное здесь на земле твоих отцов.
- Кто же он, твой бывший муж?
- Его звали Рамсес. И он был фараоном. Он основатель одного из родов. Затем был еще Тутмос, Аменхотеп - и первый, и второй, и третий. Ты уже четвертый.
- Сколько же ты живешь?- воскликнул в душе я, все еще не веря своим мыслям и звучанию ее голоса в ушах.
- Очень долго. С тех пор, как ушел из жизни Анамнехон и наше огромное царство распалось или расползлось от жажды богатств и пороков, Бог призвал меня к исполнению того, что творю сейчас.
-- Ты знала Анамнехона?
- Нет, но я была знакома с его старшим сыном. Оттуда все и пошло.
- Как же удается хранить тебе твою молодость?
- Я беру ее у вас, у мужчин, - ответила она, - но не надо понимать это только, как буквальное из того, что я получаю. Нет, я черпаю молодость вовсе из из того. Я обогащаю себя их духом. Духом осязания предыдущих основ любви.
- Как это? - не понял я вначале того самого длинного разговора, который состоялся у нас с Нефертити незадолго до ее реальной фактической
смерти.
- Это сложно для тебя, - ответила она с улыбкой, - даже я не могла понять в точности того, что сказал мне вначале Бог. Но попробую объяснить тебе
это по-своему. В любви есть всякое. Есть то, что мы называем жизнью, перетекающей из плоти одной в другую. И есть ее духовная величина. Та, которую
я тебе показывала, как соединяются наши души. Так вот, при таком объединении происходит омоложение, только, правда, несколько по-другому оно выглядит уже на деле. То самое, что истекает - я отдаю Богу. Свое же - оставляю себе и совершенствую его путем различных дополнительных предметов, которыми снабдил меня Бог.
- Ты покажешь мне их? - тут же спросил я, глядя ей в глаза.
- Нет, - покачала она головой, - это не нужно тебе, да и другим видеть. Секрет вечной молодости будет запретен до тех пор, пока на Земле не образуется настоящая любовь и исчезнет всякое зло.
- Это долго, - с горечью сказал я и подумал, что это действительно так.
- Да, долго, но не бесконечно. Когда-то все же наступит то время. Золотое время, - подчеркнула она это слово, - запомни это, грек Немидий или Аменхотеп-4, как прозвала тебя я и как того пожелал сам Бог.
- Почему я? - неожиданно пришел мне в голову вопрос.
- Потому что, так надо, - ответила жрица и огляделась вокруг.
- Эй, вы, - обратилась она ко все еще ожидающим ее решения теням, - а, ну, быстро ко мне, - и к моему великому удивлению, она, приоткрыв рот, мигом
проглотила всех, словно их и не было никогда.
Я в изумлении оцепенел и боялся, что она сейчас проглотит и меня, как остальных.
- Это не для тебя, - сказала царица, мило улыбнувшись и показав рукой на рот, - ты материален. Ты не поместишься, - еще проще объяснила она.
Я только кивнул головой и продолжал на нее смотреть, все еще боясь, что она не сдержит своего слова и "съест" меня, как что-то вкусное на обед.
- Кстати, - спросил я ее, немного уже отойдя от увиденного, - а, что ты ешь? Что-то я не видел ничего на твоем столе. Может, ты питаешься тоже тем, о чем говоришь или чем другим? - заинтересованно посмотрел я на нее.
Глаза Нефертити немного округлились и издали сверкающий сноп искр.
- Не смей так больше оскорблять меня, - прорычала она, обозлившись на самом деле, отчего я испугался еще больше.
Но гнев ее неожиданно прошел
и она, вдруг, улыбнувшись, сказала:
- Понимаю, что ты глуп очень, а потому
прощаю. Не ем я ничего. Мне этого не надо. И духом тем я вовсе не питаюсь.
Есть у меня другое. Это все, что тебе надо знать. Когда же устраиваю праздники или обеды, то могу немного только показать, что я ем и все.
- Значит, ты не человек?- почти сразу заключил я в уме.
- Нет, ты ошибаешься. Я человек или женщина-человек. Только мои возможности сотворил Бог.
- Этот великий чудотворец?- спросил я.
- Да, он, - ответила мне царица.
- Ну и как же его зовут? Зевс, Гром или как по-другому?
- Можешь звать его, как хочешь. От этого ничего не изменится. И он обиду держать не будет.
- Он так всемогущ? - спросил из вежливости я у своей жены-царицы.
- Да, он всесилен.
- И так же в любви? - почему-то задал я вопрос и тут же почувствовал, что сотворил глупость.
- Я вижу, что ты совсем глупец, - почему-то рассердилась она, но спустя время напряжение ее спало, и Нефертити сказала, - Бог не любит по-зем-
ному. Он любит по-настоящему. Это больше, чем та любовь, которую даже я предлагаю многим.
- Больше? - искренне удивился я и даже разинул от этого рот.
- Смотри, а то съешь меня, - засмеялась царица, и я быстро закрыл его, и даже потрогал рукой, чтоб убедиться, что так есть на самом деле.
- Любовь Бога только относительно имеет характер земной, - пояснила мне быстро Нефертити, словно понимала уже тогда, что времени ей оставалось вовсе мало, - Бог - он ведь так же, как и мы - человек.
- Человек? - еще больше удивился я, и глаза мои почти вылезли из орбит.
- Вижу, что многого ты не знаешь, - устало сказала царица, - ну, да ладно. Буду говорить, как знаю сама, а ты там догадывайся. Потом в жизнях своих
сам разберешься. Так вот, Бог в то же время только наполовину человек. Ему не надо той еды, которая здесь на земле и он вечно молод, хотя время
от времени и приобретает себе новый вид.
- Но ведь я видел старца?
- Да, ты видел его таким. Но тебе и не нужно видеть другого. Ты еще слаб умом и не сможешь понять, что молодость также способна обладать умом, как и самая древняя старость. Так вот. О любви. Бог по-настоящему любит. Он любит все то, что именуется живым и даже то, что кажется для нас не таким. Он может любить даже камень, если знает откровенно за что. Но это не значит, что если камень ничто, то он его просто отбросит в сторону и возненавидит. Нет, он просто будет любить его другой любовью. Просто - как часть творения Природы. А она - это и есть самая большая любовь, что имеется повсюду и во Вселенной, и в космосе, и везде.
- Где, где?- полюбопытствовал я, так как большая часть слов оказалась мне незнакомой.
- Не перебивай меня, слушай. Природа - то есть любовь, а любовь – есть природа всякого возрождения. Это взаимозависимо. Неважно какого, важно в итоге само понятие жизни, что значит, существование самой Природы. Бог владеет многими секретами знаний Природы.
Он же понимает ту самую любовь как природовозрождающую, так и общеприродную. Он понимает это и потому любит по-своему, по-божьему. Что же касается любви земной простой и обычной, тоесть той, что знаешь ты сам или я, то такой любовью Бог не занимается. Он Бог и он великодушен.
Он только воссоздает ту самую любовь и гордится именно этим. Он рад, что другие живут по его понятию любви, и даже воспламенен иногда великим одухотворением. И все же, я посвящу тебя и в простое. Да, и Бог может любить, как человек. Но он выше того стоит намного, ибо он Бог и не имеет права сотворять то среди земных или каких других широт. Но в то же время, у Бога есть своя радость и своя семья. Он живет с нею редко, но все же видится иногда, когда время ему позволяет возвращаться в лоно Природы сотворения уже его самого. Много сказала я о Боге. Теперь, расскажу немного и о себе.
- Что же ты еще мне поведаешь? - с нетерпением произнес в мыслях я и заинтересованно посмотрел ей в глаза.
- Я отношусь также к тому роду, что и сам Бог. И я сильна, и я обладаю той великой любовью. Но моя участь сейчас заключена в другом. Потому я здесь и поэтому творю дела, совершаемые во имя и во благо той самой большой любви. Я уже достаточно много прожила на Земле и очевидно могу прожить еще много. Но миссия моя все же завершается и вскоре я покину эту землю и удалюсь в небеса.
- Ты покинешь меня? - как можно спокойнее спросил я, но сердце мое ныло и уже трепетало, словно при расставании.
- Ты очень раним, грек Немидий. Учись быть более совершенным и сильным. Я еще побуду здесь и подарю много тебе счастливых минут, если ты этого захочешь. Но я бы хотела рассказать тебе несколько о другом. Знать правду – значит, иметь возможность составлять свой ум и делать его совершенным. Это я говорю тебе, грек Немидий, ибо ты с ней будешь идти по жизням
дальше и не знаю: будешь больше ли счастлив или будешь больше страдать. Я прожила долго. И не всегда я была такой, какой ты видишь меня сейчас.
Я была и другой. Бог изменял мне лицо и всякий раз при такой замене дарил новое имя. И имена все были такими разными, что даже я стала их сама забывать. И вот последнее мое - Нефертити. Буквально значит - желать и видеть меня. Но, возможно, люди обозначат и по-другому. В этом нет никакого греха или утаивания правды. Я хочу, чтобы ты, грек Немидий, сохранил эту правду обо мне и поведал в годах всем тем людям, которые после моей смерти увековечатся здесь на Земле. Я хочу также сказать тебе и другое. Красота и молодость моя не исчерпаемы из обычного семени людского. Я - творение Природы Земли с благого послания самого Бога. Во мне нет ничего такого, что бы отличало меня от других. Те же глаза, те же рот и уши, и многое то, что внутри - одинаковое. Но есть и существенное различие. Я не мать. Я сама не могу иметь детей. Это то единственное, что меня отличает от всех земных женщин и чем я мало отличаюсь от самих мужчин. Во мне столько мужской силы, сколько ни одному из них не собрать за года, даже если взять их совместно и в один раз. Так сотворил меня Бог, дав имя мне самое первое и опустив в гущу людскую. Я не родилась на самой Земле. Я родилась в небесах, но под земным покровом. Потому, я вхожа во все людское и способна творить все то, что и они. Мой ум сотворен многими. Моя сила сочтена со многих величин Земли. Такая она может быть у каждого, если захотеть и правильно понять суть природы самой Земли. А сейчас, грек Немидий, я хочу подарить тебе одну немаловажную вещь, которая по праву принадлежит мне, но которая достанется по такому же праву как по наследству тебе. Это моя брошь. Храни ее и созерцай везде. После меня такой любви ты больше не найдешь. Потому, не ищи ее. Я же растворюсь в небесах и осяду частично на Землю. Я войду своею душою во многие тела и люди обозреют себя в будущем с лучшей стороны. Будут и любить они сильнее, и будут понимать больший толк в той самой любви. Возьми эту вещь и сохрани, как частицу меня самой. Это очень дорогой подарок. Когда-то мне подарил сам Бог. Если не сможешь сохранить по наследству, то спрячь ее куда-либо и пусть, она лежит до других времен или до времени того золотого, о котором я уже говорила.
Нефертити сняла брошь и передала ее мне. Какая-то тайная сила поразила мою руку и даже немного обожгла ее при первом соприкосновении. Я спрятал брошь и посмотрел Нефертити в глаза.
- Знаешь, - сказал я, - никогда в жизни я не забуду тебя и буду просить Бога о великой милости ко мне. Чтобы он явил тебя снова и дал возможность опять воссоединится хоть на немного.
- То нужно заработать, - сказала царица, - и до того времени еще далеко. Вряд ли я опущусь когда-либо еще на Землю и сомневаюсь, что будет сопутствовать тому Бог. Это не только в его власти. Есть и другие. И я принадлежу к их числу.
- Значит, мы больше не увидимся? - констатировал я для себя с грустью, - но может, ты хоть как-то явишься ко мне, чтобы вспомнить эту самую нашу любовь.
- Не знаю, - улыбнулась Нефертити, - не могу обещать того, чего пока сама не знаю. Но знаю другое, что частичку меня даже самую малую ты сможешь найти в той стороне, где пребудешь. Она возможно не будет полностью соответствовать мне, но может напомнить прошлое и сотворить новое чудо опостывшей земной любви.
- Как это?- не понял я ее тогда.
- Сама не знаю, - не пояснила толком Нефертити и посмотрела мне в глаза,- в глазах ты найдешь то, что желаешь видеть воочию. Они будут твоей любовью и величиной частички моей души.
- А, что мне делать теперь? - внезапно вспомнил я о своих делах или о царских, как то говорил жрец, Бог, да и сама Нефертити.
- Как что? Работать, как все. Ты будешь править людьми и это великая твоя духовная победа. Только душа способна к великому правлению. Все же остальное - просто низменно и унизительно для других людей.
- И, что я скажу им?- спросил я, совсем не понимая ее речей.
- Речь сама польется из твоих уст, - ответила Нефертити, - иди к ним и повелевай ними. Я же займусь своим. Мы еще поговорим с тобою. Не бойся. Так скоро я не уйду. Ты избран царем и не только мною. Они, - она указала рукой за стену, -избрали тебя уже давно. Но они не знают того воочию. Они пока все глупы. Иди, обучи их и возведи почет самому себе, Богу и им также. Пyсть, позабудут они свои горести и пусть, обретут хоть часть тебя самого. Вместе вдвоем мы сотворим многое. Царствуй, Аменхотеп-царь и руководи своим народом. Иди же, они ждут и прими вид, от которого они сразу придут в восторг и обретут вновь своего царя.
- Какой вид?- спросил я, не понимая, о чем она говорит.
- Там ты все узнаешь, - ответила Нефертити и, позвав громко жреца, отправила меня с ним вглубь все тех же коридоров, в которых я мало понимал и мог вполне заблудиться.
Так я стал царем Аменхотепом-4. Но так сказала сама Нефертити. Я же точно не могу сказать, какой был по счету и даже не могу указать дату, так как был безграмотен и вовсе не умел читать и писать.
Это все пришло уже позже. И благодаря той самой царице я вырос в своем уме и полностью подчинил себе многих, которые входили в мою же власть. Но обо всем по порядку и я еще вспомню об этом, и расскажу подробнее о своем труде.
А пока же я шел за жрецом и переносил чудо своего внезапного исцеления на ходу. Чем-то смазала меня Нефертити перед уходом и теперь мои побитые губы заживали так быстро, что я даже чувствовал их движение внутри самого себя.
Жрец остановился и открыл одну из дверей, дающей возможность прохода в другое помещение.
- Это здесь, - кратко сказал он и, пропустив меня вперед, сам вошел следом.
Комната была небольшой. Повсюду были разбросаны одежды, часть которых относилась к мужскому одеянию.
- Это ваши одежды, - пояснил рядом стоявший жрец.
Я задохнулся от их вида и пораженно сказал:
- Они же из золота.
- Да, они сотканы золотой нитью. Так повелела царица. И ты следуй ее примеру.
Я оделся и вовсе стал не похож на самого себя.
- Я царь, - сказал я себе и обернулся к жрецу.
- Ты царь, - ответил тот, став на колено и расположив руки так, как то велено было той же царицей.
- Веди меня к ним, - распорядился я, - я уже знаю, что сказать.
- Слушаюсь, царь, и исполняю.
Мы вышли и пошли по коридору. И где-то впереди виднелось светлое окно.
То было окно в мою новую жизнь, о которой я вам расскажу дальше, и то было окно свежести, которую я ощутил тогда, созерцая самого себя как бы со стороны и узревающего в себе действительно настоящего царя.
Это было начало новой жизни и продолжение сказки о храме любви и о ее великой жрице, богине земной любви Нефертити. Я уже любил ее, и я же ее испепелял до конца за то действо, что она сотворяла и за то величие поступков, о которых велась речь.
Я знал себя и видел себя царем. И этого было достаточно, чтобы реально стать им и доподлинно известить об этом всех собравшихся.
Что-то кольнуло в моей голове, что-то затрещало. Но вскоре все прошло, и одна мысль сменилась другой.
Я - царь Аменхотеп. Я собиратель податей и я самый великий для всех человек. Я фараон и унаследую этот титул, как времени долг и дань торжества мысли самих людей.
Я восхищен и я иду к ним, чтобы стать тем, кого они ждут и чтобы посвятить себя самого многому и многих из них.
Да, здравствует царь Аменхотеп! Да, здравствует фараон!
Это великий клич самой любви. Любви одних к другому и любви к силе исполинской власти ума. Да, здравствует он сам!

Глава 2
Царь Аменхотеп – фараон

Я стал царем, и я стал фараоном. Правда, оно утеряло уже несколько свой смысл, чем то было первоначально.
Лишь некоторые восхищались, как то было прежде, восклицая "фа" и отводя большой палец вверх, тем самым сравнивая живого с Богом и отдавая ему все нужные почести.
Но все же слову тому придавали значение и даже строили гробницы в подобие тем вершинам, что были сотворены когда-то.
Я стал над ратью людской самым большим человеком. Я был их повелитель и исполнитель людских душ.
Но то стало не сразу и долго меня мучила Нефертити, прежде чем я стал тем, кем и должен быть.
Oт прежнего царя осталось немногое. Имею ввиду из речей его и в общем в целом сотворенного повелением. Не могу точно сказать, каков он был на самом деле.
Но со слов немногословной по этому поводу Нефертити - тот был корыстолюбцем. Любил чинность и власть, любил свой фараонский титул и утолял большую жажду в деньгах.
О других предыдущих я и не спрашивал. Довольствовался, как говорится, тем, что есть и что довелось узнать за последнее время.
Царство мое было небольшое. И простиралось оно от одного берега реки, круто вниз уходящей, до другого, более пологого и равнинного. Сколько той земли было - я не знаю.
Но, кажется, сама Нефертити говорила гектаров двести. А что то такое гектар - я тогда не знал, да и не спрашивал, лишний раз боясь рассердить ее своей глупостью и вопросами.
Чуть позже я обнаружил в себе дар красноречия и с высокой скалы, в которой были вырублены ступени для моего всхода, обращался с речами к людям.
О чем я говорил тогда - сейчас я мало уже помню. Но вспоминается - о земле, о весенней и предосенней пахоте ее, о сборе урожая, да еще о скоте, который мы заводили, чтоб жить как-то получше, чем другие в той же стороне.
Вспоминаю я речи свои и о любви. Пытался объяснить я людям, что то такое. А также говорил много о Боге и его неземной любви.
Люди слабо понимали меня, но все же верили, ибо знали, что с первого и до последнего дня я был посланником божьим и по его велению возглавлял то древнее царство.
Говорила и Нефертити, обращаясь к людям о деле своем и о небесах в целом. Многое она ведала им и даже частично показывала.
Люди пугались того и зачастую пускались наутек, но сильная рука Нефертити возвращала их обратно с помощью тех самых воинов, что вырастали из чрева ее, как будто родились живыми и сразу большими.
Показывала она и свои жизни бывшие, а также настоящие, ею пережитые. И снова люди рассыпались кто куда, и та же рука овладевала ими и заставляла вновь смотреть, пока они не привыкли и уже больше не боялись подходить ближе.
Все то было и даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне самому кажется невероятным.
Но, посудите сами, откуда взялись те многоликости в художественных изображениях тех древних мастеров искусств и как могли люди слагать потом легенды, если они этого вовсе не знали и не задумывались над этим в то время.
Да, то было время настоящих чудес и, конечно же, самым большим из них была сама царица Нефертити.
Она могла многое. Могла поднять даже любого ко мне на скалу и посадить рядом. Так люди впервые на Земле начали летать, как то делают сейчас уже всяческие технические средства.
И тем же людям уже тогда втолковывалась мысль о том, что летать действительно можно, вот только надо понять, как это сделать своим умом.
И мастера находились. Задолго еще до Икара и его крыльев, соорудили нечто похожее и летали над землей.
В это можно сейчас не верить, но так было и, поверьте, тем чудесам не было предела. Сама Нефертити проносилась порой над людьми и заставляла их содрогаться только от одной мысли о том, что она может упасть и разбиться.
Ее любили и очень. Об этом слагали свои легенды, которые передавались потом в поколениях, и о ней в то же время сочиняли всякие небылицы.
Так оно и слилось воедино: правда и надуманно-выдуманная она же. Ибо был факт и было все то очевидно, но вот многое не могли объяснить просто и откровенно. А потому, прибегали именно к такому методу описания, как выдумка одного, которая затем подхватывалась другими, осложнялась и, в конечном итоге, имела факт самой простой нелепости.
Сама же Нефертити говорила так:
- Люди Земли. Я подвожу черту под вашими головами. Это тот уровень ума, которого достигли вы на этот час. Я же подвожу черту и другую. Она стоит гораздо выше, нежели та первая и ее надо будет достичь в веках. Когда вы ее пересечете, то сами сможете, как и я, взлетать и парить над землею. Сами будете сооружать себе большие дома и не будет нужды в чьих-то подсобных руках. Это та черта, за которой остается древность и начинается настоящая молодость. Это расцвет ума, от которого мало кому удается уйти, если по пути их не сколыхнет великая беда самой Природы.
Природа Земли - то есть великая исполинская сила, и она способна в ряды-годы бунтовать. Она грядет вам во веки где-то впереди. Но до того времени еще много, и я думаю, ваш ум к тому как раз поспеет. Хотя и не совсем уверена в этом. Все может быть на Земле. Все может случиться и на небесах. Все то пока доподлинно неведомо. И вот, когда станет ясно, то и я вам скажу точно. Молодость и красота моя - это ваши настоящие черты лица. Вся ваша настоящая безликость - это порост дикой природы Земли. Я даю вам то, чего не хватает. Я беру от вашего мужского покрова то семя, от которого произрастаете вы и доношу его в себе, чтобы затем из земли выросли настоящие люди и их лица украсились блаженством и теплом, что будет состоять в красоте и полном совершенстве тела. Мои одежды сшиты из золота. Мои груди из серебра, - и она демонстрировала это перед всеми, показывая, что то есть такая одежда и ее можно носить, - но это одежда не ваша, - продолжала царица, - она пока только моя. Вы еще не созрели для нее. Ваш ум только будет тупиться при виде ее, а ваша душа будет страдать болезнью. Такую одежду я могу предложить только тем, кто уже опередил себя и пересек ту черту, о которой я говорила. Но таких пока на Земле нет. Потому, свою одежду я забираю с собою, когда буду уходить в мир предков ваших. И пусть, никто не притронется к ним до времени того, а когда оно наступит, то пусть эту одежду оденут все, чтобы облачить свои души и не растерять их в ходе годов других. Так будет нужней, и чтобы понять это - надо знать многое. И одно я скажу вам
сейчас. Не я одна облачаюсь в такие одежды. Носит их и сам Бог, а также те, кто его окружает. Так нужно им всем, да и вам тоже будет необходимо во время то - странствий душ ваших по земле всходящей, как пахота по весне. Я подарила вам свою любовь, люди, и желаю постичь вам того же
в своей собственной человеческой любви в ваших только формирующихся семьях, еще не совсем способных выразить настоящего человека и производить его на свет по земле. Я подарила любовь и истинную красоту вашим
мужчинам. Их много и я преуспела в деле этом, трудясь долгие годы. Попробуйте и вы дать им то, что я творила сама. Пусть, вначале этого будет
немного, но затем это семя разрастется и даст полный всход той самой любви, о которой я вам говорю и которую знают многие. Я не посвятила в нее женщин. Но мужчины займутся этим и воздадут должное в года дальнейшей любви. Послушайте их и определите сами, какова степень вашей любви по отношению к моей. А теперь, обращаюсь к тем, кто испытал мое тепло на себе. Не ищите его после моего ухода. Я растворюсь в небесах и опущусь каждому по небольшой частичке той самой большой и утонченной человеческой любви. Уже дело ваше будет развить ее и увеличить до максимальных размеров, не переходя черту доверия и дружелюбного расположения одного пола к другому. Помните об этом, мужчины, и всегда старайтесь любить женщину так, как того хотела бы она сама в своем искрением порыве чувств и величии своей души. Ваша душа будет для того великим подспорьем, ибо она уже познала многое от меня и передаст то другому поколению как женщин, так и самих мужчин. Любите друг друга и умиляйтесь этой любовью. Никто не запрет вам на это. Только помните в этом одно. Нельзя предаваться любви больше, чем то предрасположено самой природой вашего сотворения. Желание ваше должно определить и природу самой любви. И если этого нет - то значит, нет и природной основы для любви, а значит, она не состоится так, как то надо, и вы не получите от нее то тепло, что дарила я вам. Само же желание будет творимо вашим умом от
степени пополнения знаний разных, и чем больше будет тех знаний - тем меньше станет степень вашей природной любви. Точнее, ее исполнение вами в природном танце свершенств. Но это не беда. Важно понять само желание.
и не принуждать к нему чем-то посторонним как бы со стороны. Это желание -  есть равенство ума одного к уму другому. Это есть равенство душ, состоящих в телах. И от этого вы испытаете действительно тепло и поймете суть всех моих предыдущих вложений. Я знаю многое из того,
что рассказала сейчас. Но также знаю, что вы мало меня понимаете. И в этом наша беда. В этом кроются все наши скверности дня и всякая худоба вашей жизни. Любовь подарила нам Природа. Она создана ею и ею же воплощена в саму жизнь. Я хочу, чтобы вы знали это. Природа вам мать земная. Любовь же - ее воплощение в вас самих. Все вы, так или иначе, дети Земли. Я также, в том числе. Но я немного другая. Меня создал Бог и он велел мне делать то, о чем я говорила и говорю сейчас. Мы равны с вами перед Природой. Но меня создала она только из великой любви, испытанной и созидаемой величием сочетаний земных разных. Я хочу, чтобы вас также творила одна
любовь и тогда вы позабудете свои беды и увеличитесь вдвойне, а кто и в три раза. Любовь - это великая сила и дать ее может только откровенное человеческое тепло, исходящее от вас самих путем тех самых разных сочетаний. Но не усердствуйте в самой любви и ухищрениях ее. Тогда, она станет в тягость. И тогда же, она возродит порок любви. Это тягота земная. Ко всему и везде на Земле есть тягота. Есть она и в деле этом. И я предусмотрительно предупреждаю вас об том. Не позабудьте эти слова и опасайтесь той тяготы в излишестве любви. Только очевидное желание, да еще сфера излияния душ способны определить самую настоящую любовь между двумя или несколькими, если так будет угодно слагаемости их душ. Все это законы природы и ее исполнение в теле людском, а также величине самих душ. Знаю, сейчас многое вам непонятно и потому, я полагаюсь на тех и того, кто донесет мои слова сквозь поколения и произнесет их как во хвалу себе, так и во хвалу всему живому, что еще будет воочию стоять рядом или как по-другому. Я думаю, смысл станет более понятен, если я скажу вам еще вот что. Любимая и возлюбленный или таковые вместе взятые будут всегда слагаемо богатые в года идущие и смогут определять себя в будущем именно так, как они того возжелают в самой своей тяготе любви одного к другому или даже к третьему независимо от пола и чувства относительностей каких-либо установленных законом отношений. Пока этого нет у вас, но когда-то оно появится и тогда станет вопрос о том, что сейчас говорю. Правильно ли вы любите друг друга? Как достопочтенно верно можно показать ту самую любовь? И как определить любви состав, если бывает, что сходность душ - одинакова и во многом усложняющая саму жизнь?
И я скажу по этому поводу так. Ничто и никогда не сможет определить границу величия самой любви, если она не будет истязаема, порочна с виду и определяема другими, как похабное развлечение самого себя. Поймете это - запомнится и остальное. Любовь сведуща - она во многом грядуща. К нам идуща - значит, любви той пуща, тоесть много ее состоит в самом сердце и глубине души, ее же воспроизводящей. От нас отдаляюща - значит, не прельщающа. Значит, то не любовь, а только похабство и развлечение посредством той самой природы. Нас зазывающа - значит, отодвигающа, тоесть не любовь, а просто баловство ее в пороке души состоящее. Откровенность ее и умонеподражаемость - есть сама опустошаемость или иначе не любовь вновь. И только истина любви звучит так.
Всякое благозвучие души, утопающее в чувстве привязанности вне всякого природного сокровения и вместе с тем призывно жаждущее к нему - это и есть любовь на самом деле, а ее пределы уже будут раскрыты порывом самих стремящихся навстречу душ.
Любовь - это щемящее чувство. Оно вызывает ревность и порою буйство. Но только любовь истинная способна вызывать чувство отвращения к предыдуще сказанному и определять всякую участь для другого только порывом сообразности стремлений душ и величиной целесообразности ума, состоящего в обоих или даже в одном, но покрывающего собой всю наготу первоидущего.

Так говорила Нефертити, и так запомнил те слова на сколько мог сам я.
Возможно, она говорила несколько другими словами, более подвластными тому времени, но смысл их заключения остается невредимым даже спустя  века.
Вы можете спросить меня:
"А сколько же времени прошло с тех пор, как существовала или жила Нефертити?"
Отвечу прямо. Я не знаю. Да и не могу я это сосчитать своим греческим умом. К своему стыду, я так и не обучился считать правильно в те далекие времена.
Потому, оставляю дело то для других. Да и по сути самой, не особо важно какое было по счету то время. Оно важно по-другому.
В общем детальном обсчете календарного исчисления лет существования всей человеко-устремлящейся  цивилизации.
Для меня же Нефертити жива и сейчас. И я часто вспоминаю об этом и порою пытаюсь понять себя самого. Что же сделала она мне тогда, что даже спустя такое количество времени я не могу ее забыть. Но все же, надо признаться, что время стерло на сколько можно лик самой королевы любви.
В душе остались только сладко-печальные воспоминания. Возможно, этим можно объяснить внезапно наступающую меланхолию у мужчин разного возраста и разных групп возрождения. Может, это и есть та тягота, о которой говорила Нефертити и которая проступает сквозь века, несмотря на громадное количество душ, присоединившихся по дороге нашего умственного возрастания.
Наверное, это память о Нефертити так тревожит меня и даже затевает что-либо лично идущее в дань времени тому и в дань той самой настоящей искренней любви.
Но оставлю в покое все те мои чувства и остановлюсь вновь на своем царствовании и самой царице небес.
Так я стал ее именовать спустя некоторое прожитое совместно время.
Жили мы с ней в той же комнате, где и познакомились в первый раз. Проще говоря, на ее рабочем месте. Вначале это сильно беспокоило меня, и я даже не мог спать по ночам.
Но затем, спустя год, а может и два, точно не могу сказать, я свыкся и уже перестал обращать на что-либо диковинное свое внимание.
Спала Нефертити со мной рядом. И я довольно часто мог любоваться ею и рассматривать со стороны. Наверное, потому я и сотворил чуть позже ее портрет, так же со стороны выгравировав или выбив на камне.
Но, признаюсь честно, то слабо у меня получилось. Я так и не смог перенести живое на камень, а затем и в краски, статуэтки как надо. Потому, та диковинная или неестественная красота так и осталась незапечатленной.
Пытались сотворить то же и другие люди и даже мастера. Но и у них не получалось. Очевидно, в ней было что-то такое, которое нельзя охватить сразу глазом и можно выразить только душой. А это значит, что в тот же камень надо вложить чью-то душу. Душу самой Нефертити.
Но Бог не позволил бы этого никогда. И я, и другие понимали это. Но все же занятия не прекращали и продолжала мастерить свое до конца ее счастливых дней.
Сама Нефертити придавала тому значения очень мало. Она совсем не выставляла себя напоказ, как то делали другие в те или иные времена.
Она просто жила. Ходила, разговаривала, любила и только спала, находясь лишь в кратком спокойствии сна.
Вобщем, она жила в мире движения. Возможно, для нее было так нужно. Возможно, еще в этом заключался секрет ее молодости.
Но это лишь мои предположения. А кто я такой? Вcero лишь простой грек. То, что был я царем-фараоном, не особо отразилось во мне самом. И я так и оставался до конца дней своих простым человеком, лишь иногда прибегая к необходимости самой власти.
Во сне моя царица часто разговаривала.
С кем - я не знаю. Но говорила она не на моем языке и не на том, что говорили везде люди. Были слова похожие, но всякий раз, когда я пытался узнать смысл этих разговоров, сама Нефертити внезапно просыпалась и убаюкивала меня одним своим движением руки.
Потому, я так и остался в неведении того, с кем и почему она говорила, и я также оставался глупцом в ее глазах до самых последних дней пребывания на Земле.
Любила ли она меня, избрав для себя мужа по своему выбору?
Этого я вам не скажу. Даже при самом большом вашем желании. Может, да. А может и нет.
Кто его знает. Ее любовь вовсе не посягательна на ваше право жить, и после нее или возле нее у меня были и другие женщины.
Многим из них хотелось предаться любви с тем, кто стоял к Нефертити ближе. И, как ни странно, она даже ни словом не обмолвилась по этому поводу.
Только уходя или навек покидая Землю, она сказала мне так:
- Знаю, где ты бываешь, мой дорогой царь. Но я винить тебя в чем-то не имею права. Понимаю все же твою всестороннюю слабость. Обид никаких не держу и даже, наоборот, сейчас восхваляю за это. В какой-то мере ты стал моим помощником в деле разноса нужного по Земле. Ты напрямую соединил те нити, которые должны были соединиться путем другим. Но знай и другое, - предупредила она тогда, - если бы не мое дело и величина важности поступков всех, я бы тебе того не простила. Избила бы так, что навек запомнил бы. Ладно, извини за такое, - добавила она следом, видимо сильно пожалев о сказанном, и тут же поцеловала меня в лоб, - живи и царствуй. Это тебе мой подарок. Можешь воспринять его, как пожелаешь. Это дело твое.
Сказав так, она повернулась и ушла.
Вот и думаю я или думайте вы - любила она меня или нет. Ну, да, ладно, по этому хватит.
Расскажу лучше о другом. О своем геройском поступке на войне, которую мы вели, и сообщу о том, почему та война случилась.
Причиной была к тому осуществлению моя божественная царица.
Захотелось одному другому царю взять себе ее в жены. В той очереди стоять он не захотел, а потому прибег к силе. Пошел своим войском на нас. И надо отметить, что воинов тех было премного. Не умею считать я, но, как сказала царица, что-то около семьсот человек.
По тем временам это было великое войско. Для примера скажу, что у меня было всего лишь двадцать четыре воина, да и то они нисколько не обучались, а просто болтались при храме, чтоб воды кому подать, да еще кого в сторону оттащить или в песок зарыть при такой необходимости.
Все остальные делом занимались. Пахотой, севом или сбором урожаев. Вобщем, как когда.
Так вот. Вызвала меня Нефертити и, указав в одном месте на жертвенном столе, сказала:
- Вот здесь находятся твои враги. Они хотят помешать делу моему и божьему. Хотят забрать меня у тебя. Это карта будущего сражения твоего. Ты ведь воин, а значит, должен в этом разбираться.
- Да, но я ведь простой воин, - попытался возразить я, думая, что в этот раз переложу весь исход битвы на саму Нефертити.
- Знаю, - улыбнулась она, очевидно понимая, чего я хочу добиться, но я тебя обучу. Это карта. Здесь я нарисовала тебе все позиции и условно их
обозначила. Это вот наш храм любви. Это дорога от него. Это склон, там внизу течет река. Жди их на том берегу в засаде. Вот здесь, - и она указала
пальцем, где именно. - Как только они начнут по очереди спускаться к реке, ты их и разоружай. Бросай в реку или что хочешь другое. Это уже твое
дело. Ты ведь воин, - уже немного суровее сказала она и продолжила, - это все называется стратегией действия. И ты, - она ткнула пальцем мне в грудь, -сейчас стратег. Полководец, значит. Ты займешь позицию здесь. Будешь руководить своим малочисленным войском. Расставишь воинов вот здесь и здесь, по берегам простых людей поставишь. Пусть, они спрячутся пока.
Как начнет кто тонуть, то пускай к берегу тянут. Не хочу я, чтоб души их просто так улетели. Есть у меня свои планы относительно их. Как поймают
кого -  так пусть ко мне в очередь и ведут. Это будут пленники. Пусть, ожидают своей участи. Около них детей поставьте, чтоб воду и еду какую
подносили, а то не выдержат и помрут. Мне же этого не надо. Понял меня, дорогой, - обратилась она ласково.
- Понял, - двинул я плечами в недоумении всего затеянного, а затем спросил, - что, ты хочешь им жизни оставить за это?
- Да, своей любовью я добьюсь большего и в другой раз уже никто нас не потревожит.
Я снова пожал плечами и посмотрел на свою жену.
- Иди, займись делом. Они будут там завтра на рассвете. Подготовь все и действуй. Полагаюсь на тебя, мой царь. На меня не надейся, иначе сам получишь. Понял?
- Да, - понуро кивнул я головой и поплелся руководить той самой стратегией действий.
Пришлось и мне немного потрудиться и умом своим поработать, а еще костями своими, пока взбирался на тот берег и места те искал.
В конце концов, к битве я подготовился и позиции все те занял. Утром же мы с успехом одержали победу.
Как только кто спускался с горы той ближе к берегу, мы вмиг хватали его, разоружали и в реку бросали. Шум от воды стоял и слышно для остальных врагов наших не было. Так мы переловили человек двести. Наконец, до врага дошло, что что-то не так, и он остановил продвижение вперед.
Тогда я, проявив великое геройство, бросился навстречу им и вступил в жаркую схватку. Только несколько было поражено мною, как вдруг неожиданно над нами прозвучал голос самой Нефертити, высоко парящей в небе и оттуда извергающей свои слова.
- Бросьте мечи, воины. И идите вниз спокойно. Никто вас не тронет. Становитесь в одну очередь и дожидайтесь своего часа. Кто будет непослушен мне - тот сейчас камнем обернется. Это говорю я вам - Нефертити, дочь Бога и самой Земли.
В ужасе, объявшем поле брани, все побросали свои мечи и словно оцепенели. Свело и мои мышцы, но я твердо еще держал свой меч.
- Брось и ты оружие, мой царь, - произнесла Нефертити. - пусть, воины пройдут спокойно мимо тебя.
Я подчинился. Царица опустилась несколько ниже и вновь произнесла.
- Идите же, воины. И ты, царь Мнелох, тоже. Тебя я одарю первого. Пусть, это будет мое тебе прощение.
Вереница воинов двинулась вперед мимо меня и моих людей, окружавших со всех сторон. Вскоре они достигли реки и начали переправляться на тот берег. Так же поступили и мы потом, следуя за ними. Царица опустилась ниже и стала рядом со мной.
- Спасибо за храбрость твою, грек Немидий, -сказала она, - но поверь, одной ею ты не решил бы исход сражения. Здесь нужна другая сила. Сила ума и той самой стратегии.
- Но я ведь послушал тебя, - в горечи сообщил я.
- Да, но не все правильно сделал. Если бы ты расставил людей шире, то получил бы больший охват и мог бы заставить сам его сдаться.
- Как это? - не понял я того, что она сказала.
- Надо было расставить так, чтоб они шли многими потоками и среди камней тех проделать специальные проходы, из которых никуда не деться.
- Но так бы надо было нам трудиться, - воскликнул я.
- Да, но потрудившись вчера, ты бы реально победил сегодня. А так, победу одержала я.

- Да ,- признал я свое поражение, - но ты ведь пользуешься своей божественной силой и находишься под покровительством Бога. Я же просто  человек.
- Глупый ты еще, - почти ласково сказала царица, - объясню тебе все потом. А пока, иди и занимайся врагами. И смотри, чтобы никто больше не умер. Иначе, я возложу на тебя свой гнев.
Я так и поступил. Не то, чтобы сильно боялся своей жены, но просто считал необходимым это сделать. В конце концов, ее было за что уважать, любить и слушаться.
Так вот закончилась первая и последняя за время моего царствования война, и так я проявил свое геройство.
Безрассудство, конечно, с одной стороны. Но с другой - я готов был умереть за Нефертити, а значит, ценил ее и по-настоящему сильно любил.
Но все же, продолжу тот случай. Вскоре, как побывал у Нефертити тот отважный царь, что привел воинов, и все они поочередно, их мнение о нас совсем изменилось. Стали они нам друзьями и даже больше не хотели уходить, становясь снова в очередь в ожидании той великой любви.
Но царица распорядилась по-иному. Она вновь взлетела над ними и приказала двигаться домой.
- Там, - указала она рукой, - вас ждут жены и дети. Возвращайтесь к ним и поведайте о любви этой большой. Передайте им частичку моего и пусть, они будут также счастливы, как и вы вами.
И воины те подчинились. Встали и ушли поочередно, как и располагались в той очереди. Задержался только один царь Мнелох, да и то потому, что его оставила Нефертити.
- Тебе вот что скажу, царь, - обратилась она к нему немного позже. Ты обустрой свое царство так, чтобы я могла собою в землю возложиться. Это
значит, ты должен построить великий храм любви и обозначить его по-своему. Я же прилечу и осмотрю его. Если понравится, то останусь там навечно. Если нет - прикажу свершить новое. Это тебе такое за мое гостеприимство. За мой труд, возлагающийся от вас самих.
- Хорошо, - ответил тот царь, - я построю его. Но как я узнаю, как его строить и по какому величию.
- То подскажет твоя душа. Когда возвратишься, то сам поймешь мои слова. А теперь, ступай, иди следом войска своего. Пусть, оно дорогу сию протопчет. Ты же завершающим пройдешь и навек след свой оставишь в земле этой.
Иди.
Мнелох послушно двинулся вперед вслед за войском. И только на том берегу, где он выходил из воды, в глине отпечатался след его, да так и застыл на века. Оглянулся на то царь, осмотрел и испугался.
- Так ведь и я мог окаменеть, - тихо прошептал он и почти бегом двинулся следом.
Так завершилась та история, вовсе не придуманная, как могут многие подумать. И для пущего убеждения могут поехать туда и осмотреть тот след.
Это и есть то, о чем я сейчас говорю.
Есть также возле него и некоторые значки. То уже я лично потрудился. Хотел память и себе оставить. Да, только мало что застыло у меня самого. Очевидно, царица что-то сделала такое, о чем я не знаю и могу только догадываться сейчас.
По уходу войска того, я спросил у Нефертити:
- Ты взаправду решила там в землю лечь?
- Еще не знаю, - ответила она, - но, пусть, потрудится. Это ему пойдет на пользу.
- Да, - согласился я, - может, это отобьет охоту бросаться в объятья чужих жен, - мигом выпалил я и вновь почувствовал, что сказал неуместное.
"Я ведь сам такой", - пронеслось у меня в голове.
Но было уже поздно. Нефертити только посмотрела на меня и улыбнулась. Но ничего не сказала. И так было ясно, что она все знает. Но зато она сказала другое.
- Готовь и ты мне место для погребения. Это так же твоего ума дело, как и того царя.
- Я? - удивился я. - А разве ты уже уходить собралась?
- Пока нет. Но уйду. Так что, готовь, - ответила она резко и обдала меня своим жарким пылом любви.
Так вот я и начал сооружать новый храм любви или усыпальницу для царицы.
Готовил место и для себя там, втайне желая после смерти соединиться с Нефертити. Но царица усмотрела однажды это и приказала убрать мое от нее подальше.
- Тебе тут не место, - сказала она и мигом унеслась прочь.
Честно признаться, я очень обиделся. Даже слезы закапали из моих глаз, и я присел на одну из каменных плит.
И о, чудо! Этот камень заговорил моим же голосом внутри меня.
- Что расселся тут и разревелся. Иди дальше дело твори. Не твоего ума дело знать, почему так нужно. Занимайся своим и ты получишь по заслугам.

Голос исчез, а я вскочил перепуганный и быстро огляделся по сторонам. Никого рядом не было.
"Опять шутки царицы", - с некоторой ненавистью подумал я и принялся рьяно избивать тот самый камень, на котором сидел.
За тем делом и застала меня царица, удивленно смотря мне в глаза, а вслух говоря:
- Ты что, сумасшедший? Что тебе камень сделал? Посмотри на себя. Ты весь в крови. Иди, я тебя исцелю, - и она протянула руки ко мне, словно зазывая меня в сети.
Я остановился, ошалело посмотрел на нее, потом оглядел себя и в бессилии сел.
- Зачем ты меня только оставила при себе, - жалобно сказал я, отводя на время от нее взгляд.
- Ты несчастен? - спросила она учтиво, приближаясь ближе ко мне и ловя на лету каждое мое слово.
- Да, змея, - обозлился я вновь на нее и отодвинулся прочь.
- Змея, - прошипела она, точно как то самое. - Это – я-то змея? - теперь, уже это прозвучало как что-то угрожающее, и я весь сжался, думая, что последуют вновь удары и возможно этим самым камнем.
- Ха, ха, ха, - она звонко рассмеялась.
Потом посмотрела на меня и рассмеялась еще сильнее и звонче.
- Надо же, - обратилась она спустя, - еще никто не обзывал меня так. Ты первый человечишка, который коснулся моих истинных чувств к тебе и твоему народу. Я даже начала тебя немного уважать. Но вижу, что зря. Ты жалкое двуногое существо, - начала раздражаться она гневом, - ты пройдоха, тварь безродная. Я тебя сотворила царем, я довела тебя до исступления в искусстве самой любви и теперь ты называешь меня змеей?!! Но, что ты
хотел сказать этим? - внезапно перешла она на другой тон.
- Ничего, - жалко ответил я, стараясь быть насколько можно ниже и тише.
- Нет, говори. Что ты хотел этим сказать? Какая я? Ну, отвечай?!
И тут я действительно не выдержал. Меня вдруг осенило и прорвало.
- Ты чудовище. Ты не женщина, а настоящий изверг. Ты способна укусить и оторвать голову в любую минуту. От тебя неизвестно чего ожидать. Я боюсь тебя и боюсь твоей диковинной любви. Я знаю, она прекрасна. Но лишь до
того времени, пока я скован твоим взглядом и пока молчу от движения твоих рук. Стоит мне открыть рот, как ты тут же его закрываешь. Ты не
даешь слова сказать, - тут внезапно мое красноречие исчерпалось и я смолк, уставившись на Нефертити.
- Да - а, - протянула она медленно, - думала я, что нравлюсь тебе сильнее и вовсе не думала, что от любви моей будешь так страдать. Что ж, я прекращу ее в отношении тебя. Посмотрим, может в тебе что изменится.
- Но я.., - тут же спохватился я, поняв, о чем идет речь.
- Молчи .., - она обозвала меня таким словом, что я даже сейчас не решаюсь сказать, - и помни, что мое слово вечно, - она встала, обошла меня
три раза и произнесла какие-то непонятные мне слова. - Уходи, - продолжила Нефертити, - мне надо побыть здесь одной. Иди, исполняй, - резко приказала она, и я поднялся.
- Постой, - сказала вдруг царица и потянулась снова ко мне, сверкнув при этом глазами, - можешь оставаться здесь.
Я замер.
Она же стала на тот самый камень и произнесла какое-то торжественное заклинание. После этого вновь повернулась ко мне и сказала:
- Пройдет не один год, не один век, и даже не одно тысячелетие, прежде чем я смогу вернуться на Землю снова. Ты будешь уже другим. И я буду
совсем иной. Это я точно знаю. И я уже не буду такой красивой и пылкой в любви, как то имеется сейчас. Ты обозначил меня так, как я того не заслуживаю. Потому, придя вновь на Землю и повстречав тебя снова, я возложу на тебя свою дань поверх того, что возложит сам Бог. Я приоткрою тебе занавес любви, но и тут же его закрою. Это моя тебе небольшая месть или отплата за то, что я сделала тебе в это время. Ты будешь страдать и очень долго нести свой жизненный крест. Да, именно таким будет твой жизненный путь. Ты будешь уставать, ты будешь злиться, но ничего не сможешь поделать с тем, что придет к тебе так же, как и то, что пришло сейчас. Твоя жизнь войдет в ранг и силу закона. И этот закон буду сотворять я сама. Нет, не Бог. Ему не до таких маленьких мщений. Это я возлагаю на тебя свою дань, и только я же могу ее либо снять, либо заменить чем-либо иным. Ты будешь в моем плену ровно столько, сколько потребуется времени до низвержения славы меня самой. Это я говорю о том, что когда-то наступит другой день и час, и тебе откроются врата другие или иного жизненного пути. И он несомненно будет связан именно с моим уже историческим прошлым, так глубоко вкопанным в землю, что даже самому Богу тяжело то все поднять. И все же, наступит тот день и час, когда я сама поднимусь вновь и обрушусь, словно дождь на ваши головы. И тот день для тебя особо будет примечателен. Ты познаешь свою вековую тайну и узнаешь все про себя так, как оно есть на самом деле. И еще я скажу тебе вот что. Никто и нигде не заменит или не подменит тебе меня, и ты будешь вечно страдать в судорогах своей простой человеческой любви и распылять свое время попусту, пытаясь найти то, чего уже давно нет
ибо невозможно всякое существование в том же теле. Это говорю тебе я - Нефертити, одна из немногих, которые покорили Землю и спасли ее от разразившейся было беды общего разрушения. Слушай это и запоминай. Ибо я буду непосредственно руководить тобою в твоей же жизни и буду стоять всегда рядом, как то было тогда. Ты добьешься своей славы. Ты станешь великим. Ты достигнешь своих высот в любви и его щемящем чувстве. Ты возгордишься собою, но ты же и поймешь, что твоя слава - это не твой успех, а мой. И тогда, приду я, и скажу тебе об этом сама. А потом, ты снова заплачешь, как в эти далекие времена. И ты попросишь у меня прощения. Прощения за все - за любовь, за жизнь, за предательство уже моей личной
любви и за все другое, что ты причинил мне как в этой жизни, так и во всех последующих. И вот тогда, я посмотрю - простить тебя или нет. Собрался ли ты с умом или остался таким же невеждой и пройдохой, как и сейчас. Знай и помни, грек Немидий, все то. Славу добуду тебе я. Слово какое буду произносить я. Ты же - только моя древняя участь в тебе и больше никто, кроме того, что или кто ты есть на самом деле - великий глупец и просто человеческое отродье в поколениях греха, падкого на разную участь.
Я стоял и слушал все то, а волосы мои поднимались дыбом, и тело цепенело еще больше. Наверное, я думал тогда, что я вовсе умер, так как не ощущал ничего и даже сердце мое не билось.
Нефертити определила мне судьбу. Судьбу не одного дня, а тысячелетий. Сколько их - я не знаю и могу только предполагать. И ее нельзя опровергнуть и кое в чем, я уже догадываюсь, она была права.
Может, это действительно сумасшествие, но сумасшествие воистину гениальное, если способно приводить к такому результату даже сквозь века и многие годы спустя.
Конечно, тогда я не особо придавал значения этим словам. И когда мой минутный оцепенелый страх прошел, я просто повернулся и вышел из того недостроенного отпечатка нашей до конца не состоявшейся любви. Она окликнула меня, но я, собрав последнее мужество и всю прилагающуюся злость, просто прорычал:
- Иди, ты, знаешь куда, - и удалился прочь.
Нет, она не преследовала меня и даже не остановила силой или как-то еще. Она только немного улыбнулась и добавила, покивав головой напоследок.
- Ну, что ж, грек Немидий. Ты сам удостоил себя такой чести и избрал свою судьбу. И ты исполнишь ее и воочию убедишься в правоте моих слов.
Жаль, что не могу то уже остановить. Это было сгоряча от великой и жарко пылающей любви.
К моему удивлению /а я еще не покинул тот зал/, она проронила слезу. И я увидел, что слезы у нее какие-то золотые вперемешку с серебром или чем-то еще.
- Это слезы любви, - произнесла она и глуповато улыбнулась. - Иди же, грек. Я тебя не держу. Царствуй во славу. Потом я приду к тебе и все объясню, если, конечно, ты согласишься выслушать меня.
И я ушел.
Ушел, как мне показалось тогда, навсегда. Но не так оно было реально. Я снова взялся за дела и продолжал трудиться в поте лица, несмотря на то самое проклятие, которое Нефертити придумала мне перед своим уходом в пространство иного рода.
Да, она покинула меня. Точнее, наш край, нашу землю. Люди плакали и протягивали к ней руки, моля не покидать их и оставаться здесь.
Только я оставался более непреклонен и очевидно на фоне этого общего страдания выглядел настоящим глупцом и извергом одновременно.
Нефертити покинула свой храм на рассвете, и уже больше я ее не видел никогда. Люди обозлились на меня и совсем скоро их любовь и благочинность переросли в настоящую ненависть.
Не знаю, кто и откуда прознал про что, но сведения все же имелись. И меня прокляли они сами. И тогда я уже проклял их. Обменявшись этим, мы немного угомонились, а затем разошлись. Спустя немного Нефертити вернулась, но показалась лишь в небе нам всем, посылая оттуда свои прощальные слова.
- Люди царства Аменхотепа. Хочу, чтобы вы излили соль свою на землю эту и покинули эти края до тех пор, пока сама соль не сойдет и не упрячется в землю. Это моя последняя воля и веление вашему царю. Исполните это и уходите. Я хочу побыть здесь наедине.
Голое ее исчез, и люди в безмолвии напряглись до отказа, ожидая еще чего-нибудь. И тут сказал я сам:
- Сделаем это и уйдем на время. Пусть, она побудет одна.
Мы все побросали свои дела и, рассыпав ту самую соль, которую та же Нефертити нам добывала, покинули жилища.
Пробыли мы в стороне всего три дня. Изголодались вовсе, но не шли, пока дожди не смыли ту самую соль и не унесли вглубь земли. Тогда, и возвратились обратно.
Все было, как прежде. Но чего-то все-таки недоставало. И тут я понял чего. Недоставало ее - нашей Нефертити, богини любви и царицы.
Словно опустело все вокруг, а сама жизнь померкла в моих глазах. Она действительно ушла. Куда - я не знаю, да и, наверное, никто об этом толком не знает. Уже потом я спрашивал того царя Мнелоха. Но и он ответил, что она не оставалась долго.
- Была и ушла, - так отвечал он, глядя на меня строго, словно я причинил ему личный вред.
Я ничего ему не ответил, да так и ушел, не попрощавшись. Он догнал меня на дороге своей царской колесницей, которая вот-вот только появилась.
- Скажи, зачем ты обидел ее? - спросил он меня, догнав по пути.
-- Ты знаешь? - удивился я, тогда не понимая, откуда он мог знать тот paзговор.
- Да, знаю, - сказал он, - мне об этом поведали люди.
- Не знаю, - ответил я ему и двинул дальше.
- Глупец ты, - послал мне вдогонку тот царь и осыпал еще своими проклятиями.
Так я и пошел по дороге оставшейся жизни, неся на себе груз обломившейся любви и вечную вину изгнания Нефертити.
Добравшись домой, я узнал, что в мое отсутствие случилось нечто.
В той усыпальнице, так до конца и не достроенной мной, произошли изменения. Люди обнаружили там одежду самой Нефертити, а рядом возлагалась и моя. Та самая, золотая.
Один из жрецов сказал мне:
- Я слышал ее голое, царь Аменхотеп. Она велела закопать то глубоко под землю, а сверху заложить камнями и еще засыпать песком. И еще она сказала твою одежду возложить рядом с той, что она оставила. Она сказала, что пока не по величине тебе.
- Делайте так, - кратко ответил я и отошел подальше от того усыпального места.
Очень скоро все то захоронили, и люди понемногу разошлись. И я спросил сам у себя своим голосом, проронив на землю слезу.
- Правильно ли я поступил так, а, грек Немидий?
И ответ мне последовал тут же, словно звон прозвучал в моей голове, а затем, тихо обломившись, произнеслось:
- Ну и глупец же ты,Немидий. Так только я могла тебя любить, но ты того больше не увидишь никогда.
- Как? - воскликнул я в радости, поднявшись с места. - Ты жива?
- Нет. Меня уже нет на земле твоих предков. Я уже несусь в небесах. И пока ты еще меня слышишь, хочу сказать тебе следующее. Возложи камень на место усыпальни моей и твоей. Затем снова песком и другим заложи все то. Meсто запомни навечно. Придет день, и ты сдвинешь сам тот
камень с места и откопаешь те самые наши одежды. Но до того дня не смей прикасаться к ним и даже приближаться к тому месту. Это мой завет тебе на века. Скажешь об том кому другому - сразу умрешь. Только ты и никто другой должен отворить то и воспроизвести речь свою на том месте,
отдавая дань мне и себе самому. Знаю, будешь лить слезу ты сильно, делая то, ибо душа - она знает, чего добивается. Слеза та наполнит горечь земли сухой и произрастет свет небольшой от того или лучик на свет возрастет.
От него и пойдешь, и сам сотворишь чудо великое, достав из-под земли то, что не достанется больше никому. Сам же потом займись другим. Сооруди другой храм и усыпальню, а место это испепели или разрушь, как нашу любовь. В той новой усыпальне сооруди все так же и возложи одежды похожие, но не из того сотканные. И людей заставь забыть о том и память их унеси вместе с собою, когда придет конец жизни твоей.
- Как же сделаю я то?- с дрожью в голосе спросил я ее, сильно волнуясь.
- Сделаешь. Особого труда тебе не надо прилагать. Я и Бог поможем тебе.
- Ты прощаешь меня, Нефертити? - спросил почему-то я тогда.
- Я тебе уже все сказала, - сообщила она, и голос ее улетучился, словно и не возрастал никогда.
- Это последние ее слова, - так сказал я себе тогда и молча принялся исполнять ее указание.
Когда же дело было исполнено, а исполнено лично мною руками, а не как-то еще, я пошел к людям и объяснил, что надо делать им всем.
К удивлению моему, они согласились. И спустя время мы начали строить новый храм любви, а рядом с ним и усыпальницу-гробницу.
Когда все то было завершено, я обошел вокруг, как когда-то сделала сама Нефертити, и произнес примерно такие же слова. Точнее уже не помню.
Говорил и еще что-то, но уже не помню. Проронил также слезу и обошел еще раз.
Видели то люди и присоединились ко мне на пути. Так и получился тот круг, что и поныне зовут кругом любого хода.
На день другой после свершения всего того случилось великое землетворение. Так называли тогда тряску земную.
Многое разрушилось и многие погибли под обломками строений. И тогда, я вспомнил те слова, что сказала Нефертити на прощание.
- Ты жестока, - в горести воскликнул я и поднял руки к небу.
Но она не услышала меня, а только новая волна нахлынула снизу и уже укрыла меня самого с головой, находящегося совсем рядом со зданием. Что было дальше - я не знаю. Я умер, судя по всему, так как в голове моей содержится только это.

И вот уже сейчас, спустя века я сам спрашиваю у той же Нефертити о том великом дне. И она же мне уже сегодня отвечает:
- Здравствуй, грек Немидий. Ты выполнил большую часть того, о чем я говорила. Ты унес память людей с собой после их смерти, ибо погибли все, кто тогда там жил и оставался еще на том берегу. Но я еще не простила тебя. И я жду твоего прощения воочию веков грядущих новых и уже произошедщих давно. Как будет происходить то - не знаю сама. На все есть воля божья. Он всем руководит и даже мною самой.

И вот я жду свою участь и даже не знаю, что будет со мной или с кем-то другим уже в это время, заполненное до отказа разными чудесами, да только не настоящими.
Что мог - то рассказал вам. Не знаю пока, где те сокровища спрятаны и долго ли они пребудут еще под землею. Обо всем том ведает только она, да еще Бог, мой и всех покровитель, упасающий нас в разные годы от всяких бед и напастий на нас самих.
Слава ему - нашему Богу! Пусть, он порадуется за нас, если мы что-то сделали во благо себе и если не прибудем все к нему в один час и миг, как то уже случалось много раз ранее.
На этом рассказ мой о Нефертити завершен и низложен на мою голову сверх ибо чувствую я, что проклятие то мое еще в силе и что я подвластен всем, кто именуется сверх и представляет собой род другой Человеческий.
Но все же, это оповиновение о себе было бы неполным, если не доказать кое-что из другого порядка тех же жизней, уже пропечатавшихся где-то в моих годах. Выслушайте еще и это, и возможно, вы сами поймете, как тяжело мне самому и как опасно становиться на путь противостояния настоящему уму.

Глава 3

Проклятие

За свое я получил сполна. Прожив на Земле не одну жизнь, а тысячи, я практически полностью рассчитался с тем всем, что было просто глупостью, или так слыло в устах Нефертити и других также.
Из этих многих жизней я не могу выбрать ни одной, которая поведала бы вам обо мне самом лично так, как можно ведать то вообще просто о человеке каком-то. Из сказанного вам я заключаю следующее.
Я могу быть, кем угодно и хоть как воплотиться на Земле. Этих жизней достаточно, чтобы занять место любого практического исполнения.
Есть только одно общее для всех слагаемое. Это его душа. Именно она способна передать тот факт свершившихся жизней и возложить дань земную во что угодно или в кого угодно. Здесь нет какого-нибудь псевдострадальческого смысла, утопающего в той прошлой замысловатости любви. Это просто скопившийся природно ум или его скопление за многие века.
Сейчас я уже не могу сказать, что я тот самый грек Немидий. Нет, это было бы неправильно. Есть только частичка того, что было когда-то тем самым Немидием. И именно она рассказала вам ту правду о Нефертити, которая действительно была и слыла своей красотой.
Именно благодаря тому дару-проклятию от той возлагающей себя на ложе любви царицы я и стал судьбоносной единицей и буду влачить этот груз до конца. Какого точно - я не знаю, ибо никто не посвящает меня в свои планы так же, как и я не собираюсь предлагать свои.
Это равенство в неравенстве умов и конституций времени развития общего человеческого ума. Извините, что говорю так сложно, но это уже более подходяще как для меня в целом сейчас, так и для того времени, в котором составляются эти строки.
И вот, я обращаюсь вновь к душе своей и пытаюсь изложить суть проклятия того времени и хотя бы частично перечислить свою судьбоносную суть. Но перечислить доподлинно все же не могу, ибо сам Бог закрывает это.
Потому, рассказываю только о том, что определенно разрешено или, как говорят сейчас, расконспирировано.
В последующих жизнях я мало познал самой любви. По большей части я так и оставался воином. Не знаю, что тому причина, но так оно было и есть, хотя с некоторыми оригинальными изменениями. Но, как говорится, то дань самого времени и того дела, что сотворяю.
Много крови моей пролилось по тому большому пути. Пострадал я сильно от того. Потому, кровью своей дорожу и всякий раз, когда из меня хотят ее достать, незаметно вздрагиваю. Все жизни мои сложились таким образом, что ни в одной из них я не познал настоящей любви.
Были утешения, были слезы, расставания, но того, что было когда-то, все же не было.
Так же дело обстояло и с самими жизнями. Везде и всегда я умирал трагически по воле той же судьбы или чего-нибудь другого, но под руководством того же.
Жизнь моя никогда не складывалась таким образом, чтоб я вел себя тихо и с остальными слаженно. Везде и повсюду я конфликтовал и боролся за правду, за тот же ум. Никогда не признавал лжи, как верный путь к чему бы то ни было, и всегда противостоял ей, как мог.
Отрубали мне голову за это, жгли на костре, несколько раз погребали живьем, топили, удушали и даже разрывали на части, не говоря уже о простых методах угнетения и увечья человеческого тела. Вовсе не простыми были те жизни. И не случайно этот мой рассказ озаглавлен "Проклятие ".
Это действительно так. Только раз я в одной жизни помер удивительно спокойно. Это было только один раз и, наверное, благодаря кому-то или чему-то, не знаю. А, возможно, проклятие то начало ослабевать, а моя сила крепнуть и восставать вновь. Хотя против кого?
Нефертити ? Так ее уже нет, так же, как нет и других великих наших предков. Я сказал наших и не ошибся. Они наши, земные. Они взросли от самой земли и потому по праву их всех так можно назвать.
В моих жизнях также никогда не было случайностей. Все шло всегда, словно по чьему-то раскладу. Конец, как известно, у всех них был один. Может, так надо было, чтоб я больше горевал и никогда не видел себя старцем.
По большей части - умирал я всегда молодым. Лишь только раз достиг небольшого уровня более- менее старшего возраста, а так, все года мои исчитывались тридцатью и наиболее - сорока годами. Точнее, в этих пределах жизни те постигались. Потому, я практически ничего не знаю о старости и могу, с одной стороны, поблагодарить то самое проклятие хотя бы за эту благосклонность в мою сторону.
То есть, я не мучился особенно долго. И, очевидно, по этой причине у меня часто возникает состояние близкой смерти. То меня душат, то убивают, то пытаются утопить и так далее.
Но это во сне. Реально же или в бодром состоянии просто находит что-то угнетающее и грозящее перейти в то самое состояние, именуемое смертью. Но это лишь частично или выборочно происходит. Наверное, от того, что я больше вовлекаюсь в жизнь, чем следовало бы мне самому. Но, что это я о самой смерти.
Вы ведь хотели бы услышать и другое что-нибудь интересное. К примеру, как я жил - богато или бедно. Сколько, где правил и если правил - то когда.
Так вот. Правил я много и во многих государствах, так сказать, лицедействовал. Тоесть, участвовал реально в делах. Каких именно - я сейчас сказать не могу. На то все запрет пока имеется. Но могу сказать вот что.
Во всяком моем правлении люди хоть не намного, но пробивались к добру. Заметьте, к своему добру, отобранному другими, по большей части, упырями простой людской крови.
Нет, не в похвальбу говорю себе и строю на будущее что-то. Просто это так и было. Так же было, как и вся история с Нефертити и многими другими, о которых я может, и расскажу уже в других моих рассказах.
Так вот. Суть проклятия моего сводится именно к такому повороту событий. Сделав доброе дело, я должен неминуемо уйти или испариться, как то было во всех моих жизнях, из века в век переходящих.
Также, я должен оставлять после себя всяческих последователей, очень схожих на себя, дабы иметь возможность вернуться на землю вновь. Но это уже входит в другую компетенцию и суть, потому говорить пока по тому не будем.
Так я вот жил, дорогие мои люди, и пока еще продолжаю жить сейчас. Кое-что сотворяя, согласно проклятия того, и сам порой удивляюсь, зачем я то делаю и к чему, собственно, такому стремлюсь.
Ведь, по сути, мог бы жить просто и, как говорят, не уходить за рамки своего достижения ума, общепринято обозначенной  какой-то единицей социальной  лестницы  возрастания.
Сколько осталось в этой жизни - не знаю опять. Сам не могу того знать.  
Потому продолжаю жить и трудиться, как могу в того неведении. Но может, что изменится ко времени оповествования сего, и тогда я же, если доживу, скажу вам все другими словами.
Не знаю, какими и не знаю когда. Но если верить всему тому ранее сказанному или словам Нефертити, то это должно случиться уже скоро.
Скорей бы, а то жить так просто надоело. Вечно ожидаешь чего-то. И это, поверьте, не просто слова. Они указывают на смысл самой моей жизни. Ожидание - вот самый большой мой удел и для этого надо иметь больше сил и запаса терпения, нежели просто на что-то в жизни.
На этом я и прощаюсь с вами до следующей такой же или другой возложенной строки.
Мое понято мною правильно. Не знаю, как будет понято вами свое. Сочтите его у себя, и вы познаете то же. Это очень просто.
Загляните себе в душу и окунитесь в нее. Может, что и всплывет. Только не перепутайте настоящее, узнанное по чем-то, и лично свое жизненное, произошедшее когда-то.
Удачи вам в этом деле и благоразумных поисков любви. А то, что она там глубоко внутри у всех «зарыта», я знаю точно. Сам откопал и сам же понял. Теперь, ваш черед.
Ну, а кто не верит мне - то, пожалуйста, это дело ваше личное. Не я, так кто-то другой скажет вам то же самое, когда докопается у себя. И со временем таких вот, как я, будет больше и больше.
Это дань грядущего к нам золотого времени. Того, что oбещала Нефертити и того, что должно принести нам окончательно либо жизнь, либо ее полное исчезновение.
Счастливо оставаться - так говорит она сама, улетая вновь куда-то от меня подальше, но зато оставляя за собой глубокий след в моей памяти и возымая ту боль наружу, что уже, казалось бы, прошла сквозь века.
Не приведи вас к тому же. С этим и оставайтесь. Грек Немидий и вся душа ныне существующего человека.

                                ИТОГ

Итог пока не ясен. Но он будет, а вот когда - неизвестно. Бог покарал меня этой неизвестностью. Но он оставил право выбора за мной в принятии всякого жизненного решения.
"Скоро то все закончится ", - так говорит он сам и отдаляется от меня глубже и дальше. Буду верить его словам, и теперь хоть буду знать, за что сам страдаю. И не только сам, но и те, кто меня окружает. Это великое дело -  знать что-либо. В том числе и такое, какое скопилось у меня внутри.
И за это я благодарен Богу и уже могу сказать ему «спасибо» и исполнить хоть часть из того, чем он обязал меня лично.
Как автор, я сам никудышный, как говорится на Руси. Но все же стараюсь и хочу предать всему этому хоть какой-то колорит художественного смысла и показать, что может простая человеческая фигура в момент свободного творчески духовного возрастания.
Это главное, что я хотел вам здесь сообщить и это то, что вы сами хотите знать, только не признаете в себе.
А теперь, действительно, до свидания. И до скорых встреч, коли пожелаете еще почитать что-либо из примерно того же.
С уважением, автор  строк.
                        СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЛОГ…………………………………..3

Глава  первая
Храм  любви……………………………….7

Глава  вторая
Царь  Аменхотеп – фараон……………..71

Глава  третья
Проклятие………………………………..107

ИТОГ……………………………………..115