Любовь слепа,
Полюбишь и клопа.
Ветер сдурел- жёлтой парчой
старый подъезд засыпал.
Мне с кошачьей мочой
вечер свадебный выпал…
Как лев в Антарктиде озяб,
и банкует с яйцами в жмурки
Мой бубновый охотник до баб.
Здорово, Лохудры!
Здрасти, Придурки!
Привет, я прискакал...
Свидетель от жижки шальной,
губы жуя, сунул бокал
мне в руку штрафной,
налитый, глянуть приятно
до самого края по-русски.
Я кашлянул сухо и деликатно,
взял хлеб для закуски.
Тронул невесте запястье,
жениху подмигнул,
сказал прозрачно о счастье,
умно очень загнул.
И было собрался им от души
навешать на уши лапши,
но гости гаркнули:- Горько! -
что было дури и мочи,
и зацвела невеста, как зорька,
жмуря синие очи.
От этого крика в руке
бокал заплясал,
я его опрокинул в тоске,
в раз пол-литра всосал…
Я сел, крякнул солидно,
на прибор посмотрел пустой
и стало очень обидно,
что я холостой.
Нет, я не чёрный монах
и часто навязчивый секс
надувает счастье в штанах,
вызывая дикий рефлекс.
Холодно, стужно в нутре,
очерствел, заскучал,
А недавно, ещё на заре
девчонку царевной я величал.
Была королевой посёлка,
и любил я... страстно, взахлёб.
Как мило тёмная чёлка
оттеняла ей мраморный лоб.
А ножки, ладошки и шея
дышали очарованьем.
Дурашка, капризная фея,
я бредил её дыханьем.
Я, забывая при встрече
суконный свой диалект,
говорил нежные речи,
живописуя
мужской интеллект.
Я говорил не раз,
что губы, как мята,
и ягодки милых глаз
своровала она у заката.
Как стелил языком,
все обиды прощал,
не жизнь - мёд с молоком
До креста своего обещал.
Скажите, кто не чудил,
в светлой печали не сох,
когда безумно любил
и был рад за единственный вздох
умереть, за единственный взгляд,
где Сердце и Солнце горят...
Но ползёт уже год пятый
без ненагляды моей.
Как села в лайнер проклятый,
и нет ничего, ни волос, ни костей,
только имя и на могиле пустой
водки стакан с корочкой хлеба.
И голос хрустальный и золотой,
зовущий из ясного неба.
Как зверь я пил беспробудно,
думаю, суток триста.
Стихи бормотал занудно
Любимой, чья память лучиста...
Однако я окосел,
уже запели частушки.
К соседке бухарь подсел,
Щупает зад потаскушки.
Сама -то худая, как ель,
в штукатурке щёки и брови,
на башке цветная шрапнель,
кожа с костями и кружкою крови.
Ладно,
смотрю на пятнадцатом тосте
В салате уснул тамада.
Рядом пьяные гости
судили невесту:- Больно худа,
лицом хороша, и в попе не пусто,
Но место святое
не тянет для бюста!
Тьфу! Пора посетить туалет.
Там я плюнул на кафель
и отрыгнул винегрет
из селёдки и вафель.
Вышел. Воздух от смеха звенел.
И бешенством скулы свело,
в рот Вам баранок кило!
Жених совсем охренел!
Сидел, ругался лениво,
На невесту пьяно грешил.
Ей мямлил плаксиво,
что жениться он поспешил.
Я взорвался и сразу сказал,
что не видел паршивее суки,
чтоб он сейчас же ей ноги лизал,
а не то нарисую фонарь для науки.
И пока он, зевая, воздух глотал
и губы кривил,
я с боку удар схлопотал,
и кто-то меня придавил.
Я еле со свадьбы ноги унёс
В листопадом забрызганный двор,
и мой расквашенный нос
утешил старый забор.
Вслед материлась подъездная дверь,
в животе урчали харчи,
Шуршал под ногами дождь из потерь
золотой осенней парчи.
Краснел меж пальцев окурок,
и, похмелье чуя спиной,
Я подсчитал, хотя и придурок,
что попил на подаренный
свой четвертной.
Синяки заживут, как на собаке.
Здрасти, Ночь и Луна!
Что толку думать о свадебной драке,
если спилася на хрен страна!
Если сам Президент
в Кремле лыка не вяжет,
Как шутканул мент:
-Бог промолчит,
свинья не скажет!
11.1999г.,
08.2000г.
