. . . . . . . . Когда в часы покорной грусти
. . . . . . . . Притихну, к таинству причастен,
. . . . . . . . Я вспоминаю сад отцовский
. . . . . . . . В осенней мокрой позолоте,
. . . . . . . . Его устойчивый и мягкий,
. . . . . . . . Чуть прелый аромат плодов.
. . . . . . . . Осени меня, боже,
. . . . . . . . Золотым увяданьем утешь.
. . . . . . . . Посети сердце тоже,
. . . . . . . . Оцени эти песни утех.
. . . . . . . . 1976.
.
Когда в часы покорной грусти
Притихну, боли помогая,
Услышу памятные хрусты,
По ним уходит жизнь нагая.
Я знаю, осени причастен,
Её шершавым междометьям,
Мой тихий труд - расстрига счастья,
Мелькнёт секундой по столетьям.
Оставлю в прошлом двадцать первый,
Разлившись в атомные реки,
В них отшлифуются те перлы.
Ах, эти вехи. В кои веки.
По мне что «трефы» или «черви»,
На масти пакостей тузовых.
Уйду тенями крепких вервий
На пляжи древнего Азова.
Из них тоску исторгнет нервно
Набат Никольского собора.
Ах, двадцать первый, мой резервный.
А то, что дальше - переборы.
А то, что далее - игрушка,
С душой по памяти играя,
Поставит сердце на прослушку
Весёлым ангелам из рая.
2011.