голый голем глиняный.
горло моё
свинцом запечатано
дабы имя господне
не произносило всуе.
всунутый шем
шершнем шуршит в голове,
как в рассохшейся тыкве-горлянке,
что-то нашёптывает
на языке Шмуэля и Менаше.
уши крошащиеся затыкаю -
бессмысленно -
голос - внутри и безжалостен,
дребезжит,
отдавая приказы.
век не сомкнуть,
ибо создатель
век мне не создал.
созерцание
бесконечно болезненно -
будит зачатки сознания.
шесть дней я работаю -
раб бессловесный.
чешуйки рассохшейся глины
падают с пальцев моих.
подвижность мучительна
[по природе мне НЕ предназначена].
только в Шаббат
странная вспышка окутывает
кокон тела послушного,
свет выключается
и наступает
милосердная тишина...
чтобы на следующий день
всё обрушилось
снова,
светом и звуком
ошпаривая.
бытие обретённое
беспощадно
и, по сути,
бессмысленно
[мысли мешаются
комьями липкой
первоосновы,
не принимая формы].
только, когда я
мою чашу глиняную,
прикасаясь к её
шершавому боку,
ощущаю
смутное с нею родство.
чувствую,
что за счастье - быть истинной
вещью
НЕ_одушевлённой.
страшная зависть
гашёной известью
разъедает поры мои.
интересно,
а что же людям
нашёптывает
их собственный
шем?