Лягушки неистошно квакали,
Плескалась рыба, щуки в основном, плотва,
Мычало стадо сыто и устало,
Пастух гортанно, трезво матерился,
Махорочно-газетный дух вис в воздухе за ним,
Собака гавкала подручно и басисто,
Петух раззявил громко глотку не ко времени,
Смутился, поперхнулся, хрипнул и заткнулся.
Подойник брякнул ручкой во дворе,
Хозяйка кур в курятник загоняла,
Бранясь не зло, а по привычке, равнодушно.
Вечерело, молчали почему-то птицы вольные.
Роса упала, холодила мокро копыта
Разных видов, когти, лапы, лапки с перепонками
И без, литые из резины сапоги, тяжёлые, но
Прочные вдвойне против клеёных, лёгких,
А вонючесть, прелость, те равно били
По ноздрям из тех и из других.
Босые ноги коченели сразу по такой росе.
Туман у леса стлался табачно-дымной полосой
С холста «Кафе в Арле» Гогена, скрывал собой
Овёс голубоватый, посеянный весной на радость
медведям.
Июль всего лишь, не сентябрь, а холодно и сыро.
Средней поношенности серый ватник
Грел спину и спасал только в движеньи,
Точнее, движенье грело, а ватник делал вид,
Но без него и вовсе загибайся, замерзай.
Слоился первобытно дым печной,
До содроганья вкусный, а в нём – уют сухой
бревенчатой избы.
Еда простая: хлеб, творог, картошка, зелёный
Лук, грибы, да городские макароны с тушенкой
Из свиньи – подруги человечества.
Жёлто пылала лампа на столе,
Стекло незакоптело, лишь вверху чуть-чуть,
Там где узко, жарко, где дух Батуми керосинно,
душно вылезает,
И как-то чуждо-родственно пространство
Непросторное избы собою наполняет
И нагревает, раскаляет до потной духоты угарной.
И не проветришь – комары, заразы, налетят, тогда –
конец покою.
А тут ещё, после стакана мутной браги, хозяин
Курит «Красную звезду» - худые папиросы по кличке
«Гвоздики» за худобу и остроту для горло-носа.
Спички – дефицит, экономят, и он прикуривает
От верха лампы керосиновой, избоченясь что б
волосы не подпалить.
Хозяин дядя Паля – глухонемой,
Ружьё рвануло бомбой над головой
В глубоком детстве – оглох и онемел.
Но может он, мучительно корёжась,
Ругнуться «ёпу мать», когда нужда приспичит.
В деревне Черницово, в ста, примерно, километрах
От Ленинграда, в 60-х годах XX века, не было:
Электричества, магазина, телефона, лошадей,
Не было даже советской власти,
Не ко сну будь она помянута,
А было вольготное детство.
2006
