Предисловие.
Вы знаете, люди, какая погода стоит на Восточном побережье в октябре? Нет?
Расскажу.
Представьте себе карту США. Не можете… Хорошо, тогда нарисуйте на листе бумаги перевёрнутую трапецию. Правильно.
Здесь, вообще говоря, много всего – перевёрнутого, вверх ногами, почище, чем в СССР, но не об этом речь..
Так вот, теперь поставьте две точки чуть пониже середины трапеции: слева на её ребре и справа, чуть отступив от ребра. Точка справа - это Вашингтон, столица страны, Слева – Сан-Франциско, город геев, о котором вообще говорить не хочется по ряду причин, хотя он очень красив: горы и океан.
Теперь нужно взять фломастер и провести между точками жирную волнистую линию, что-то вроде синусоиды, если вы знаете это слово. Эта линия – Jet Stream, воздушный поток, как Гольфстрим в Атлантике.
Вот этот поток, постоянно перемещаясь, и определяет погоду. Правый край его почти всегда проходит чуть северней Вашингтона, через Мэриленд. Теперь вы прекрасно понимаете, люди, что от погоды в этом штате не следует ожидать ничего хорошего: хотите знать, какая погода в Мэриленде, быстро выгляните в окно, пока она не изменилась!
Однако, скажу честно, в октябре стоят чудесные деньки: днём тепло, как в Ялте. Парной жары нет и в помине, редко дождит. В общем, не к столу будет сказано, бабье лето!
Почему – «к столу»? У Верочки в октябре день рождения. Будут гости. С деньгами сейчас у моих ребят дело туго, да и Серёжа не в очень хорошей форме: с одиннадцатого сентября прошло всего полтора месяца. Поэтому в ресторан они не пойдут, будут принимать гостей дома.
Теперь, люди, давайте серьёзно поговорим. Вы зачем сюда пришли? Эта глава – очень невыигрышная для меня. Если ждёте авиакатастрофы или убийства какого, то попали в неправильную главу.
Кроме того, я детективы писать не умею, даже не знаю, как увлечь читателя и чем. Террористы все разбились в самолётах, их соратники арестованы, многие из них погибли в Афганистане. Бен Ладин живёт где-то, свой косяк покуривает, но мы с ним тоже разберёмся. Поймаем, его, конечно, но не в этой главе, не в этой повести.
Думаю, где-то ближе к ноябрю, когда в Америке будут очередные выборы. Тогда, уж, предатель бен Ладин, вскормленный и вооруженный до зубов когда-то нашей же Америкой, позарез понадобится. А пока - что нужно сделать, люди? Правильно: забыть и не вспоминать! В этой повести и без него много предателей.
И ничего трагического, драматического и героического в этой главе не произойдёт.
Поэтому любителей острых ощущений прошу выйти из главы и перейти к следующим главам, где кое-что важное случится. Правда, и там убийств не будет. Так, ерунда, - пара предателей, но нам ли не привыкать! И вообще, Сережа не погиб в Манхеттене, и если вам скучно, считайте повесть законченной на слове « SALVE!».
А в этой главе будет только одно:
Вечеринка. Октябрь 2001-го.
(Куриные биточки с жареной картошкой)
Для начала скажу то, что, пожалуй, не должен говорить вам, люди. Вы и так это знаете. Всё-таки, скажу. Ну, не забывайте, что автор этой детективной истории – я, и имею право делать то, что нахожу нужным. А нахожу нужным сейчас - несколько отвлечься.
Так вот, когда человек талантлив, то это – во всём. Что бы он ни делал, всегда присутствует какое-то чудо, даже в мелочи, в улыбке, рисунке, поступке. Такой была Верочка. Помните? Очень талантливая с детства: и музыка, и танцы, и аэробика. И женой она была хорошей – честной, порядочной пока, хорошей хозяйкой. А мать – прекрасная! Многому, очень многому научила она Вадюньку в этой жизни. Правда, Серёжка мой тоже постарался, как говорится, личным примером…
Хотя Верочка зачастую говорила ему: «Иди, посиди пока (или: «иди – пропылесось пол»), я сама Вадику объясню». И объясняла, иногда – часами. В трудные минуты – до слёз. Она выходила из его комнаты, вытирала слёзы, делала несколько глотков воды, возвращалась и говорила, и говорила с ним, пока не добивалась своего: подбирала те единственно правильные слова, которые только мать способна найти. Вы сами увидите это, люди, вскоре.
Она говорила ему: «Вот – коньяк, вино. Никаких запретов. Попробуй, это – неплохо. Но ты должен чётко знать, когда остановиться. Главное твоё оружие – мозг. И он должен быть всегда под твоим контролем. Научись останавливаться».
Она ему объясняла: «Самое страшное в наркотиках то, что мозг выходит из-под твоего влияния. Вот посмотри сейчас аккуратно на Аллочку. Видишь? Нет? Смотри: у неё мутнеют глаза, через пять минут она пойдёт в туалет и примет там таблетку, видишь – идёт. А сейчас посмотри на неё: зрачки расширены, взгляд отсутствующий, глупый смех, язык заплетается. Понял? Мозг не принадлежит ей больше.
Она доказывала ему: «Твои учителя неправы. Они говорят, что лучше получить отличную отметку в слабых классах, чем среднюю – в специальных. Это – глупость. Конечно, в лёгких классах учиться – просто, в специальных – очень сложно. А теперь – смотри. Папа никогда не учил английский. О компьютерах и автоматических процессорах понятия не имел. Ты видишь, открыл бизнес, с трудом объясняясь вначале с клиентами и строителями, поставщиками оборудования и ремонтниками. А как его уважают! Что произойдёт, если ты выберешь трудные классы? Не потянешь нагрузки, пойдёшь ниже на один уровень. Это разрешено? Ну, вот, видишь…»
Она удивлялась: «Ты хочешь перейти в слабую группу? Никаких проблем! Кто в той группе? Ага, ага… Ну, ничего, зато они в баскетбол хорошо играют. И ты – хорошо, будете вместе играть. Стыдно, правда, с ними в одной группе быть. Что там учат? Арифметику? Ты же это еще в пятом классе сдал на «отлично». Что ещё? Английский-1. Ну, неплохо. Только у тебя сейчас Английский-3, понимаешь разницу?»
Серёжа объяснял Вадюньке совершенно другое: « Окей, Смотри, я в десятом классе изучал двенадцать предметов. А ты – сколько? Всего? Почему бы тебе не добавить ещё психологию и историю искусств? Да, я знаю, что программа университета. Так, чёрт, это же здорово и интересно! Мы – мужчины, и должны работать. Ты знаешь, что такое психология? Это – умение управлять собой и понимать, что движет поступками твоих начальников, друзей, девочки. Подумай, с мамой посоветуйся».
Вадюнька психовал, но через пару дней с улыбкой сообщал родителям, что взял класс психологии, истории искусств и начал заниматься кун-фу: «Вы знаете, это не просто хороший тренер. Он – Чемпион мира!»
Вот так и начал Вадюнька свою жизнь. Дорога в университет была для него открыта. И этот школьный год – был для него последним. Он заполнил документы в четыре университета. В трёх из них ему оплатили учебу. Выбирай любой. Вот так-то, люди.
И Верочкина миссия в жизни была выполнена. Её сын вырос в честной семье, без алкоголя, без наркотиков. В семье, где царили покой и согласие, была любовь. Любовь?
Ну что, что случилось? Я знаю, что вы злитесь на меня, люди: опять перевёл тему разговора. А знаете, как трудно рассказывать о своих знакомых?!
Верочке уже сорок два года, сегодня, двадцать седьмого октября. Ждут гостей. Ну, конечно, Серёжа привёз Клавочку и бабэну.
Клавочке уже больше семидесяти девяти лет, а бабэне в июне исполнится …девяносто один год! Они совершенно уникальные женщины. С умом, конечно, далеко не всё в порядке. Клавочка после смерти Александра Абрамовича сразу сдала. Принимает тонны лекарств. Она постоянно мечтает попасть в госпиталь на обследование, лечит какие-то детские раны на ногах, слепнет (всю жизнь – плохое зрение). У неё очень высокое давление (всю жизнь!). Мечтает, что бы ей вшили в грудь сердечный стимулятор: «Как же так, всем нашим вшили, а мне говорят – нельзя, высокое давление, он вам не нужен. Это – безобразие, я настаиваю на замене врача». Клавочка любит лежать, смотреть телевизор, ничего не делать, хочет, чтобы ей всё подносили, ухаживали за ней, купали.
Мария по имени бабэна – совершенно другая женщина. Она, конечно, тоже слепнет. Каждый год требует другие очки. Врачи молча выслушивают её сетования на то, что не может без очков читать самый мелкий шрифт в газетах, и выписывают новые очки, прочти такие же, как и год назад. Ей, естественно, вшили стимулятор, правда, правильно сделали: уж очень она слаба. Терпеть не может чужих людей, не любит, чтобы те за ней ухаживали или, не дай бог, купали, хотя, если честно, мало что может делать сама. Сил нет.
В её квартире живут два попугайчика. Она с ними успешно разговаривает, объясняя, что она – не бабушка, нет, а мама, настоящая мама: «Вот так бывает в жизни». Иногда бабэна видит на своём балконе красавицу кошку с котятами, хотя балкон изолирован, и живёт она на седьмом этаже. Больницы боится, как огня. Когда она была там в последний раз лет пять назад, то ясно видела чертей, отбиравших печень у соседки по палате. Этот орган лукавые позже продали в Китай(?) и выручили большие деньги (в Китае?!).
Она очень часто вспоминает последнюю встречу Николая с Лениным, но уже не помнит, кто кого пригласил, и как Сталин с Брежневым могли это допустить.
Клавочку ненавидит («Конечно, я не мать!»), но жить без неё не может. Очень плохо слышит, бедная, особенно, когда говорят громко. Когда – тихо и медленно, то всё в порядке. Мозг уже не справляется: нет сил.
На вечеринку, естественно приглашена Валя, сестра Верочки,с Аллочкой.
Валя, вообще, несколько странная женщина. У неё – постоянные проблемы с мужиками. Никогда никого не любила. Постель её не интересует. Просто принимает в этом участие, потому что так, знаете, принято, без этого – нельзя. Аллочка с самого рождения была для неё обузой, извините, люди, я должен честно сказать об этом, хотя и некрасиво. Разве что, начистоту… Главное в жизни Вальки - это «гулька». Крепко выпить, потанцевать, потереться об мужчин, чтобы уважали. Аллочку в свободное время она воспитывала очень интересно: «Ну, Алл, ты знаешь, ты уже, понимаешь, в самом деле, ну, так я тебе скажу, в общем, вообще!»
Однако, надо отдать ей должное, в трудную минуту Валя всегда и всем поможет, днём или ночью. Не выйдет из больницы, будет сидеть рядом с бабэной день и ночь. Верочка – никогда. Много лет назад, приехав в Америку, она сойдётся с американцем Ховардом, по прозвищу «Хасик». Вы, конечно, понимаете, кто ему это прозвище дал. Целью её жизни станет «добить» Хасика – женить его на себе. Однако, к сорока годам Валька успокоилась, угомонилась и, если позволите, осела. Она очень занята на работе, да ещё берёт заказы домой. Портниха, всё-таки.
Валин будущий муж Хасик («добьёт» она его!). Очень хитрый жук! Маленького роста, ниже Вали на целую голову. Работает где-то в разведке, то ли в ФБР, то ли в ЦРУ, то ли в Агентстве Безопасности (NSA). Наблюдать за ним – смешно.
О нём, вообще, особый разговор нужен. Очень странные, американские понятия о культуре. Он может положить свои грязные босикачки вам под нос – на кофейный столик, пригласить на ваш день рождения своего раввина или сына адвоката с женой и подругой, торжественно вручит вам вместо подарка - красочную открытку с напечатанной внутри идиотской фразой, типа нашей: «Люби меня, как я тебя!» или что-нибудь в этом роде.
У него есть свой катер, достаточно большой, возможно, служебный, и раз в год он пригласит вас покататься, зная, что забудет дома кошелёк, и вы оплатите сто долларов за бензин и обед в ресторане. За расчет.
Хочет быть очень популярным. Купил спортивный «Порш» и украсил его номерным знаком с буквами, вместо цифр: «HASIK».
В доме доживают свой век две здоровенные собаки неизвестной национальности, недавно купил молодую дворняжную овчарку. Дал ей кличку «Одесса». После многолетних усилий и жестоких наказаний они немедленно подчиняются команде: «Все собаки, вон с веранды!» и исчезают на пару минут.
Ещё у него есть несчастная чёрная кошка Лизавета, доживающая свой последний год, с удаленными когтями, чтобы не царапала ковры. Был ещё кот Синатра, переворачивавшийся через спину после команды, но тот со страху стал брызгать по углам, и Хасик велел ветеринару усыпить кота.
Живёт ещё пока в шикарной клетке отчаянной жизни линялый кубинский попугай, якобы подаренный самим Пиночетом, перед тем, как тот удушил нашего Володю, помните? От страха перед хозяином тот кричит грубым и хриплым басом: «Hi!» (Привет!). Команде «Заткнись!» не подчиняется. И в наказание проводит ежедневно, дважды в день по двадцать минут в карцере – морозилке большого холодильника. Вытаскивают его оттуда полумёртвым. Такие попугаи, вы сами понимаете, по 300 лет не живут.
У Хасика свои методы воспитания детей. Американские. Рублём, ой, дурная привычка, - долларом. «Алла, - говорит он, - быть дома в одиннадцать часов, дам двадцать долларов». Или: «Алла, что для тебя лучше – поехать завтра с парнями на океан, или получить кредитную карточку на двести долларов?». Такой Аллочка и выросла.
Хасик когда-то был женат, двое детей, живут где-то там, возле левого ребра перевёрнутой трапеции. Несчастная жена удрала от него с пожарником, чем дико оскорбила: пожарники мало зарабатывают.
Хасик очень много говорит о своём мужском достоинстве, к месту и ни к месту, что свидетельствует только об одном: оно у хозяина сомнительного размера, как у покусанных детей Лаокоона.
Но вы можете не волноваться за Вальку, уже известно, что её этот вопрос не интересует. Хасик очень уважает нашего Серёжу, Верочку и, скрипя сердцем, Вадика, если только американцы вообще способны кого-то уважать.
У него есть одна положительная черта. Он всегда приходит в гости точно в назначенное время. И уходит – сразу после еды. Это – неплохо. Гости могут расслабиться, потому что очень надоедает переводить для него на английский каждую фразу. Правда, Серёжка ещё несколько лет назад заметил, что тот хорошо понимает русский. Но они продолжают играть с ним в этот театр: шпион есть шпион.
Приглашены ещё трое: Илонка, Валина подружка, её муж Павел и их семилетняя дочь Светочка, но о них – позже: всегда опаздывают.
Верочка и Серёжа – на кухне. Стол уже накрыт, коньяк открыт, вино для бабок охлаждено, вода – в морозилке, хлеб нарезан. Мой Серёжа забрасывает грязную кухонную посуду в моечную машину. Верочка готовит фирменное блюдо – биточки из куриной грудинки.
Сейчас я вам всё объясню. Куриная грудинка сама по себе очень сухая. Для того, чтобы битки получились сочными, нужно сделать вот что. Во-первых, порции должны быть большими, во-вторых, белое мясо нельзя долго отбивать молоточком. Вымыв грудинку под проточной водой и положив её на бумажное полотенце, чтобы стекла вода, нужно подготовить две мисочки. В одну из них насыпаете муку, лучше – не отбеленную. В другой – взбиваете вилкой несколько яиц до равномерной массы, посолить, поперчить. Отдельно выдавливаете в блюдце несколько крупных зубьев чеснока, соль, перец и капаете несколько капель постного масла, перемешиваете. Потом, взяв в левую руку пол грудинки, вы её солите и перчите чуть-чуть, так как уже положили достаточно специй во взбитые яйца. В правую руку берёте широкий нож, набираете им чесночную пасту, обмазываете мясо. Затем аккуратно и быстро кладёте эту историю в муку, затем - в яичную смесь, затем опять – в муку, снова – во взбитые яйца и быстро, чтобы не накапать на столик, переносите в раскалённую сковородку с почти кипящим постным маслом. Ровно через минуту, переворачиваете биток лопаткой и уменьшаете огонь под сковородой. Битки жарятся очень быстро: Когда вилка легко воткнётся, они готовы! Что важно: чеснок должен быть на мясе, тогда при жарке его вкус сохраняется. А во-вторых, масло нужно периодически менять, чтобы битки имели красивый золотистый цвет. Вот так!
Готовые огненные битки выкладываете красиво в центре блюда, по краям раскладываете пожаренные в масле крупные куски красной картошки, посыпаете всё резаной зеленью и украшаете веточками петрушки. Немедленно подаёте на стол. Тем более, что все гости уже сидят вокруг него и ждут вас. Естественно, кроме Илонки и Павлика: они опаздывают всегда.
Бабэна поднимает рюмку с коньяком, наполненную не до края, всё-таки, 91 год, и говорит:
- Внимание, дайте мне сказать тост. Сегодня в нашей семье большой праздник. Хочу выпить за то, что я дожила до этого дня. Клавочка, вы опять не пьёте. Конечно, за вашего сына вы бы выпили, а за мои два года – вас нужно упрашивать. Что это за бурда у вас в рюмке? Какое ещё вино?.. Что я говорила?.. Да, Вадюнька, иди к бабушке, я тебя поцелую.
- Мария, - вставляет Клавочка голосом крокодила Гены, - сегодня день рождения Верочки.
- Не надо кричать, я не глухая. И не дура, знаю – у моей Веры. Так что, по-вашему, я не могу своего внука (правнука, люди!) поцеловать? Конечно, я не мама, так я его – в лобик поцелую. Не то, что вы – в губы всех целуете, тьфу!
Пока все хохочут, Сергей наклоняется к Верочке и тихо говорит: «Давай, я выпью за тебя. Спасибо, что ты у меня есть. Ну, что бы я без тебя делал?». «Давай!», - отвечает жена.
- А теперь я скажу, - кричит Валька. – Ту май систер. Ай лав ю!
- Хасик, - шутит Серёжа, - лет ми транслейт ю: «За мою сестру, я тебя люблю!»
Все хохочут, даже Клавочка. Она наклоняется к Хасику и говорит по-русски:
- Знаете, Ховард, Я так упала! Разбила ногу. Врач сказал, ничего страшного. Ему легко говорить, а я так не думаю. Надо менять врача. Обнаглел совсем. Вы меня понимаете, а мой сын – нет.
Хасик кивает головой: «Да, да, да». Клавочка и Бабэна совершенно уверены, что все американцы понимают русский.
- Аткрой двэр, - обратился Хасик к Верочке, когда раздался звонок.
Верочка спускается вниз. Слышен визг Илонки, бас Павлика, смех Светочки и звуки поцелуев. Первой поднимается наверх Илонка.
- Привет! Какие люди! С именинницей вас! Серёжа, привет! Хасик, хай! Вадик, какой ты красивый…
Она целует каждого, прижимаясь к мужчинам главными своими достоинствами, растущими прямо из шеи. Эти достоинства очень нравятся американским черно-белым мужчинам, привыкшим спать с безгрудыми женами. Поднявшийся вслед за ней Павлик целует руки всем женщинам и басит: «Привет!».
Подойдя к Вальке, он, повернувшись боком к Хасику, не только целует руку, но и поглаживает её, глядя прямо в рот своими выпуклыми глазами опытного кота и потея.
- Иди сюда, - кричит Илона Светочке, - говори стих Веронике Петровне. Я кому сказала? Вот, характер, гадина такая, мерзавка, я её два дня учила…
Ну, вы понимаете, люди, я не могу такое слушать. Встаю и выхожу на улицу – покурить. Вадика Мазда – в гараже, а на капоте Серёжкиной, недавно из ремонта, Нисан-Максимы лежит на салфетке пепельница, тёмно-синяя такая, слегка надбитая в углу, с надписью « I Love N. Y.». Мой друг нашёл её в развалинах, в Манхеттене.
Настроение у меня – хуже некуда: развёлся месяц назад, люди. Почему? Да так, то же, что и у Серёжи…
Вот, что я хочу сказать. ТАМ мы выбирали себе друзей. Подбирали. По характеру, по взглядам на жизнь, по духу, по интеллекту, если хотите. ЗДЕСЬ – совсем другая история. Дружим с теми, кто рядом, иногда со случайными людьми. Чтобы не поехать умом. Всё – работа и работа, какие-то ненужные часовые переезды…
И вообще, многие друзья живут далеко. Нюмка, вон, в Нью-Йорке, Гришка – в Бостоне, Ленька – в Атланте, Осик – в Чикаго. Эх!..
Так, почему развёлся? Боже, как мне надоела эта весёлая повесть! Сейчас скажу, еще одну затяжку сделаю…
Ровно через два месяца после Верочкиного дня рождения, перед Новым годом Серёжка подхватит вирусный грипп. Эта болезнь осложнится постоянной болью и свистом в ушах, которые мучают его лет десять. Знаете, Верочкина теория: «Мы не ходим по врачам, а находим в себе внутренние силы». Всё это – правильно, но вирус есть вирус.
Так серьёзно Сергей заболеет впервые в жизни, скоро, через два месяца, я уже сказал. Будет стараться держать себя в руках. После работы, а её всегда много в это время года, он возвратится домой после одиннадцати, буквально упадёт на диван от слабости и высокой температуры. Не покажет вида, что ему плохо. Тяжёлые веки сами закрываются в таких случаях. А Верочка ехидно переглянется с Вадиком и заметит: «Слушай, смотреть противно. Что ты хлопаешь глазами? Болен, - иди спать в спальню. Нечего здесь дремать, правда, Вадюнька?». Серёжа мой обалдеет от грубости, но слова не скажет и тихо уйдёт спать
.
А я – не ушёл. Тоже – заболел, пол года назад. Плохо мне было совсем. Знаете, люди, мы, мужчины вообще тяжело переносим болезни. Даже – самые лёгкие. Нам кажется, что мы – умираем.
Сидел на диване, вынул термометр: 39,8. То-то, я думаю, качает меня. А Катя моя читала в кресле «Новое Русское Слово». «Кать, - попросил я, - Что-то я себя плохо чувствую, дай, пожалуйста, стакан воды и аспирин». «Ты не видишь, я читаю? Встань и возьми себе!»
И тут меня, как током ударило. Она тоже, как Верочка, - на 10 лет моложе меня. И я подумал, люди мои дорогие, а что же будет дальше, через лет десять, или позже - когда начнётся старость, или если я заболею серьёзно. Короче, на следующий день я подал на развод. Вот так вот.
Я достал сигарету, снова закурил. К дому подъехала машина, Хонда- Аккорд. Из неё вышел какой-то парень, похож на иранца, и две девушки. Одна – лет тридцати, смуглая, как светлокожая негритянка, особенно при свете фонаря. Вторая – тоже симпатичная, помоложе, светлое лицо, пышная причёска. Парня я точно не знал, а женщины, - вроде знакомы. Я редко у Королёвых бываю: до моего дома почти три часа езды. В общем, гости какие-то. Опоздавшие. Они подошли к двери и нажали на кнопку звонка.
Вот видите, люди, зря вы не ушли из этой главы. Я предупреждал, ничего не случится, так, просто вечеринка.
- Серёжа, это тебя, - крикнула открывшая дверь именинница.
Я подошёл поближе, держа в руках догорающую сигарету Дунхилл и синюю пепельницу. И кивнул гостям головой. Серёжа спустился вниз.
- Здравствуйте, - приветливо сказал он, - Чем могу служить?
Где-то вверху зазвонил телефон…
- Здравствуйте, - ответила «негритянка».
Она подняла свои огромные красивые глаза на фотографии, развешенные по стенам, перевела взгляд на Верочку, снова – на Серёжу моего и тихо добавила:
- Мы – ваши дети.
