Живу в одиноком пустынном дому,
Исчезнувшем многие лета тому.
Лишь стены подвала хранят его след –
Подвала, где дня уходящего свет
Погаснет, и всё погрузится во тьму.
Для дикой малины нет больше преград,
Руины ограды оплёл виноград;
Вернулись леса на некошеный луг,
И пёстрого дятла доносится стук,
И в рощу разросся запущенный сад.
И сердце порою так странно болит
В обители сирой от мира вдали,
Где машет крылами лесной нетопырь,
На месте забытой дороги – пустырь,
И жабам на ней не купаться в пыли.
К колодцу давно не пройти за водой,
И часто под вечер кричит козодой.
Я издали слышу его в вышине –
Он важное что-то торопится мне
Сказать – и стрекочет, нарушив покой.
Не знаю, кто делит пространство со мной
Под малою тусклою летней звездой –
Толчётся бесшумно безрадостный люд:
Здесь их имена меж корнями живут
В камнях и под мшистою склепа плитой.
Без устали, медленно движется рать…
В копании славной мне век вековать!
Вот пара одна – это он и она,
Их песни немые поёт тишина.
Мне с ними неплохо, по правде сказать.
Robert Frost Ghost House
I dwell in a lonely house I know
That vanished many a summer ago,
And left no trace but the cellar walls,
And a cellar in which the daylight falls,
And the purple-stemmed wild raspberries grow.
O'er ruined fences the grape-vines shield
The woods come back to the mowing field;
The orchard tree has grown one copse
Of new wood and old where the woodpecker chops;
The footpath down to the well is healed.
I dwell with a strangely aching heart
In that vanished abode there far apart
On that disused and forgotten road
That has no dust-bath now for the toad.
Night comes; the black bats tumble and dart;
The whippoorwill is coming to shout
And hush and cluck and flutter about:
I hear him begin far enough away
Full many a time to say his say
Before he arrives to say it out.
It is under the small, dim, summer star.
I know not who these mute folk are
Who share the unlit place with me--
Those stones out under the low-limbed tree
Doubtless bear names that the mosses mar.
They are tireless folk, but slow and sad,
Though two, close-keeping, are lass and lad,--
With none among them that ever sings,
And yet, in view of how many things,
As sweet companions as might be had.