И поезд стремится себя самого облететь.
Такая забота – меня увезти из Варшавы,
Попутно стуча, что такое не сбудется впредь.
Да верно, меняется все – и походка, и кожа.
И совесть сама для себя напридумает нот…
И как хорошо, что на камень душа не похожа
И песню о гибели с буйным весельем поет.
О гибели роли, такой бесшабашно беспутной,
О смерти такого же, правда, беспутного дня.
О синей зиме, по-российски такой беспробудной.
О смерти сегодняшней – очень свободной – меня.
Призыв о внимании, помнится, будет «uwaga»,
С «увагой» смотри вслед летящей вокзальной черте.
И странно – меня еще терпят друзья и бумага,
Чего бы не жить им в спокойствии и чистоте?
Варшава, Варшава, Варшава, ты - вольная птица,
Мой белый орел на кисельном своем берегу,
И вовсе не странно, что вся я ушла в твои лица…
Их светлую сдержанность черт я теперь берегу.
Храни меня, Польша – мне быть в тебе смелой и чистой,
Храни меня зорко и щедростью слов не убей.
Шершавые насыпи, словно душа, каменисты…
И легкое облако белых твоих голубей.