ткут паутину стекла, обещая мне край
муки. А мухи в квартире, похоже, что сдохли.
Не повезло им увидеть, как плачет февраль.
Хищно метель-росомаха шныряет в сугробах,
рыщет по улице, прыгает из-за угла.
Ёжится сирый бетон подо мхами, и дробно
рама в подъезде звенит мерзлотою стекла,
с северным ветром неверным, холодным, колючим,
ветром обманщиком, ветром крутых перемен,
споря о прошлом, о ненастоящем и лучшем
для поседевшей одной из его ойкумен.
Там, на краю или в сердце, - не видно в бинокли,
линзы ни к черту, - дымится, как нежность, миндаль.
Сон ли, сезон ли, игра ли, причуда ли, Бог ли
жалит, змеится и тает чешуйками льда.