отвезла подруге. Попрощались молча.
А когда видавший виды драндулет
заводиться не хотел, плевался жёлчью
и рычал, что так друзей не отдают,
и что он без бересклета не уедет –
я заплакала. Истерику мою
наблюдали обалдевшие соседи.
Наблюдали кучевые облака,
точно знавшие, что мною завладеют.
Даже боженька, небрежно, вполглазка,
наблюдал и думал: « Этих иудеек –
кто поймёт их. Помню, бегала к Стене,
объясняла, дескать, в сумерках продрогла,
мол, живёт недостоверно и вчерне,
умоляла то любови, то дороги.
Я услышал, я позволил ей летать,
оторвал от знойной почвы, дал крылатость.
А она – на руль легла в своём В5
и рыдает об Euonymus alatus».