Благая весть
Разные стихотворения
Мистика
Родина
Эпоха бессознания
Благая весть
Вечный жид
Сгорая от волненья и стыда
Дочь ныне Иудейская ликует,
Целуя ноги Вечного жида,
Она о боге праведном тоскует.
И орошает слезами ступни
Того, кто время исчисляет веком,
Того, кто сам себя не сохранил
Бездушным и безгрешным человеком.
В его глазах несбыточные сны,
В его душе - душа его народа,
Мозоли на ногах его страшны,
Он шел босой в любое время года...
Он поднимался на вершины гор
И опускался в мрачные пещеры,
Закутанный в тряпье вперед он шел,
Худой и изможденный до предела.
Поныне, там где появился он
Вновь вспыхивает смута и восстанье...
И вечно с Равви суждено вдвоем
Им истину искать через страданья.
Ликуй, дочь Иудейская, ликуй! -
Смотри - он на глазах преобразился,
И свежей розой пахнет поцелуй,
И нет морщинок в нем ни на мизинец!
Он снова молод и красив собой,
И лишь глаза подернутые пеплом
Все с той же неизменною тоской
Глядят на бога и на человека.
Вифлеемская звезда
Издалёка пришли и встали,
Указала им путь звезда,
Богородица на сеновале
Кормит грудью младенца Христа.
Голубою чашей над ними
Опрокинулся свод небес,
Славят господа херувимы
И поют серафимы песнь...
Мария лежит на сене,
И радостью полон взгляд...
Гори, звезда Вифлеема,
Светло как любовь моя!
Мария глядит устало
Как звери подходят к ним,
Волхвы с ней ликуют старые:
Он истинно божий сын!
И лев ему руки лижет,
Змея по ногам ползет,
И волк с ним младенца тише,
Смиренней себя ведет.
И сказано в книгах давних -
За наши грехи распят,
Воздвигнет он стены храма,
Спустившись из рая в ад...
Улыбкой, как солнце ясной -
Он души их озарил,
И светом залиты ясли
От звона незримых крыл...
Иуда Искариот
Бугристый череп рыжий и седой
Был разделен невидимой чертой,
Один был глаз - бельмом людей пугал,
Другой звездой волшебною сиял.
Одна рука суха и коротка,
Была так схожа с лапой паука,
Рука другая - царственно красива,
Была наполнена теплом и силой...
Роптали часто за спиной апостолы -
Чем этот человек угоден Господу?
И вглядываясь в глаз его с бельмом,
Крестили грудь они свою тайком.
Иуда полз, шептал он и вздыхал,
Ногтями грудь до крови раздирал...
Молился, повторяя: Бог отец! -
А из его груди смеялся бес.
Благая весть
Разверзся ад, пришла благая весть -
Спаситель здесь! Спаситель снова здесь!
А вот и Сын - звенит ключами Он
Такой как был с последних похорон.
Проходит Он с уступа на уступ,
Кой-где мелькнет молящий взор иль труп,
Знаменьем мертвых осеняет он,
Пророк Исайя с ним и Симеон.
Целует мертвых выцветшую ткань,
И улыбаясь, говорит: восстань!
Восстань для жизни, счастья и любви,
Приказываю я тебе: живи!
Он огненным столпом горит во тьме,
Бессмертным Словом побеждает смерть.
Проходит, шагом, легким словно пух,
И вкладывает в прах бессмертный дух.
Встают святые из своих гробов,
И кости плотью обрастают вновь...
И брату брат кричит: Христос с тобой! -
Живой? - и отвечает брат - живой!..
Разные стихотворения
Свирельщик
Кто миг прозрел в ничтожестве своем,
В забытой книге связь прочел времен,
Кто в шуме ветра услыхал призыв -
Союзник света жаждущего жить,
Он вновь спешит и гул его шагов
Все ловит отдаленный птицелов...
Мы божьи птицы - мы порхаем днем,
Настанет ночь и мы опять умрем...
И мы живем в тревоге и тоске,
И мы поем - пичугами в силке.
Но тот, в ком есть живительное пламя,
Тот режет сети острыми когтями,
Но тот, кто помнит как рождалось время,
Тот ширит слух и развивает зренье...
Пусть неизвестен той игры финал,
Кто был никем - тот сети в руки взял!
В пруду гнилом сачком он ловит Слово,
Берет он в руки дудку Крысолова...
Детишек ваших стройный хоровод
Он песенкой из мира уведет.
За их спиною Вавилонской башней
Обрушатся и города и царства...
А дудочка играет все быстрее -
Вулканы извергаются в Помпее,
В огне Содом пылает и Гоморра,
И гибелью грозятся метеоры...
И домикам игрушечным подобны,
Картонные сложились небоскребы...
Игрой на флейте песенкой чудесной
Детей как крыс, проводит он над бездной.
Вдохнув им в грудь стремление к мечтам,
Уводит их куда, не знает сам.
Питер Пэн
Совсем обрюзг он - старый, жирный Пэн,
И движется походкою усталой...
Но спит в его душе на самом дне
Мальчишка, что не знает слова "старость."
Тяжелеет рука устало
И ползет в голове туман -
Питер Пэн молодой, не старый,
Средь веселых пиратов сам.
В стране Ните Ни будет, вновь звезда
Его однажды позовет в дорогу,
Когда апоклепсический удар
Земное тело бросит у порога.
И на спине у Тинкербэлл крылатой
В далекую страну он полетит,
Где время спит у крокодила в пасти,
Где вечно всем от трех до десяти.
Среди своих отчаянных пиратов
Не верующих в собственную смерть,
Таким он и запомнится ребятам -
Мальчишкой, не желающим взрослеть.
Экзамен
Снова над пагодой древней стоит туман,
Но ты готов дойти до вершины мира -
Так с головой непокорною входят в храм
Чтобы улыбки на лицах чужих застыли...
В час, когда ты ощущаешь в ладонях силу,
Прошлое кажется мелочным и ничтожным
Ветер доносит нам мерзостный запах гнили
Тех кто закопан был у её подножья...
Первый этаж - экзамен на мастерство -
Если его провалить, не пройдешь ты дальше.
Определяет противник здесь голос твой
В схватке безжалостной рукопашной.
Вот и второй этаж, он трудней -
Многие перед ним падают на колени...
Воин его охраняющий - царь теней,
Имя ему - ненавистное слово: Время.
Третий этаж - это громкие трубы славы,
Что вынуждают входить в ту же реку дважды,
Тот кто их слушает - станет чужой забавой,
Куклой послушною, пляшущей на продажу...
Меч затупился. В бою пропадает страх,
Ярости красный туман застилает взоры...
Истину слышишь ты в воинских голосах
Что на вершине мира дрались с тобою...
В час, когда можно спокойно на землю лечь
В час, когда ты отдыхаешь от жаркой битвы,
В памяти снова пытаешься ты сберечь
Милые лица, читая за них молитвы.
Не изменить то что нам приготовил рок,
Как со спины не снять непосильный камень...
Только о том как выполнил ты урок
Древняя пагода будет хранить молчанье...
Граф Монте-Кристо
Я так устал, ведь я почти старик,
В насмешку говорят, что время лечит.
Уж двадцать лет прошло, как замок Иф
Свел надо мною каменные плечи.
Исчезло все, о чем я мог мечтать,
Одна потеха у меня на свете
Через глазок в тюремщиков плевать,
И разбивать свой лоб о камни эти.
За эти годы я учился ждать,
И чтобы не сойти с ума от скуки
Я представлял как буду пожимать
С улыбкою предательские руки.
Я засыпал с картиной страшной мести,
И просыпался, думая о ней.
И иногда казалось что не здесь я,
А вижу эти стены лишь во сне...
Что я с невестою молодой танцую,
Приятельские руки крепко жму,
Что я опять живу, не существую! -
Что на свободе я, а не в плену.
Шуми, волнуйся море за стеной!
Одна надежда у меня на свете:
Что в миг, когда расстанусь я с душой -
Моей гробницей станут волны эти.
А о невесте что там говорить,
Она наверняка нашла другого.
Её за это можно извинить.
Стоит февраль, и руки зябнут снова.
Как рокот штормовой у берегов,
Как друга зов слабеющий, прощальный,
Я слышу за стеною звон оков,
И острой ложкой ковыряю камень...
Возвращение в Страну приливов
Все душой немного омертвели мы,
Мы волной прилива захлебнулись,
Где в корнях невиданного дерева
Маленькая девочка уснула.
Спит она и снится мир ей красочный,
Где повсюду кроличья нора...
Снится храбрый принц в плюмаже сказочном,
И ладони полные тепла...
Куколка ожившая танцует,
Изгибаясь на ее руке,
Принц горит и жаждет поцелуя,
А она смеясь, бежит к реке...
Милые девические грезы!
Как порою взрослым вы нужны!
Папа в гроб сыграл от передоза,
Тусклые зрачки его темны.
В комнате её гуляет ветер,
Заросло травой все под окном,
С пальца кукла падает на ветку
И пищит девичьим голоском...
Но я верю что найдет дорогу
Через самый темный лес она,
Потому что ведомо лишь богу
Как же эта девочка умна...
Мацеста
Дух сказал: ты мне невестой будешь,
Собирайся и иди за мной!
Позади неё остались люди,
И сомкнулись горы за спиной.
Там в скале и тесной и суровой,
Прижимал он девушку к груди,
Он сказал: я буду жить с тобою,
С этого мгновенья до седин.
Девушка в руках его дрожала
Пойманною птицею в силке,
Над водою темной поднимались
Испаренья в гнилостной реке.
Заслоняясь от его объятий,
Подняла кинжал над головой,
И упал он с возгласом проклятья,
Треснула скала, и взвыл прибой...
Из широкой трещины полилась
Чистая прозрачная река...
И смотрела девушка тоскливо
Долго на неё из под платка...
Только утром вынесло к поселку
Девушку с улыбкой на лице,
Но она была живой, не мертвой,
Став рекой целебною в конце...
И с тех пор стремятся в это место
Тысячи страдающих людей,
И в пути встречает их Мацеста
Красотою гордою своей.
Разговор отца с дочкой
Дочка
О чем нам так горестно, девочка плакать?
- светлый корабль наш скрылся во мраке.
Золотом пестрые реи блестели,
Веселые песни матросики пели...
Ветер взлетал и подхватывал судно,
Крики приветствия слышались всюду.
Он вез нам усталым - веселые песни,
Заморские сказки о светлой Невесте.
Он был словно солнечный луч одинокий,
Такой же прекрасный, такой же далекий.
Но буря поднялась с чудовищным ревом,
Когда всё к прибытию было готово!
Отец
Девочка, пора идти домой,
Вот и ночь надвинулась, чернея,
Тот корабль несет нам глад да мор,
Он несет нам бунты и измены...
В час когда луна над облаками
Острым килем волны рассекает,
Движется он резкими скачками,
Со штормами в салочки играя...
Он несет нам светлым - темный ужас,
В темных трюмах прячется обман.
Девочка, тебе как прежде нужен
Тот корабль из далеких стран?..
Притча о каменной деве
Собрались в пещере на ночлег
Портняжка, скульптор, божий человек.
Перед тем, как им на отдых лечь -
Должен кто-то их добро стеречь.
Выпал жребий скульптору и вот -
Он сидит и вещи стережет.
Стали тут глаза его смыкаться,
В дело он включил свою смекалку -
Долото взял, глыбу отвалил,
И работал не жалея сил.
Встали утром спутники его -
Скульптора хвалили мастерство.
День прошел - в дозор идти портному,
Чувствует он - клонит его в дрему,
Хоть скульптура хороша собой -
Но с одеждой вид совсем другой!
Взял он нитки, ножницы, иглу -
И одел он девушку к утру!
Все проснулись и давай хвалить:
Никому так хорошо не сшить!
Ночь последняя приходит,
Дервиш в свой дозор заходит.
В небе выплыла луна,
Но монаху не до сна.
Смотрит дервиш на девицу
И глухой тоской томится,
Все в ней так прилизанно и гладко,
Только нету жизни - неполадка!
И молитву дервиш сотворил,
Плюнул, дунул, деву оживил!
Спутники его проснулись вскоре,
К ней любовью вспыхнули все трое.
И вопрос тут между ними встал:
Вот он скульптор - он её ваял,
Вот портной - он ей одежду сшил,
Только душу дервиш ей вложил!
Спор возник серьезный между ними -
Кто из них достоин быть любимым?
Ну а ты как думаешь читатель,
Кто из них достоин забирать её?
Малахитных дел мастер
Мастера малахитные первые
Отмечают женитьбу в людской -
И шумит здесь повсюду веселье,
Но невесел жених молодой.
Любопытство людей разбирает,
Каждый долгом считает спросить:
Ты о чем так задумался парень,
Что не можешь кусок проглотить?
Не дает мне покоя работа -
Им ответствовал мастер с тоской,
Показать силу камня в охотку,
Чтобы был как ни есть он живой!
Ветхий дедушко - тот что учил еще
Мастеров этих здешних давно -
Испытующим взглядом Данилу
Оглядел с головы и до ног.
Не ходил бы ты той половицей,
Станешь божьему свету не рад!
Попадешь к медной горки Царице
Парень в горные ты мастера!
Вот работа - от наших в отличку! -
Старый дедушко всем тут сказал.
Им то что - они видели лично
Красоту что никто не видал.
А Данила сидит все грустнее -
Не терял, но не может найти...
Что вы видели дедушко? - Змейку,
Как живая была, мать ети!
И хватив по столу кулаком
Так что каждый бокал задрожал -
Подступивший сдержав к горлу ком,
Молвил - правду нам парень сказал.
Верно, не разумеем мы камня,
Силы той, что скрывается в нем!..
Зашумели и старый и малый:
Выпил лишку, признай, за столом!
То ли впрямь старик лишнего выпил,
То ли стих ему на душу лег,
Только сорванным голосом хриплым
Есть он, каменный, крикнул - цветок! -
Впрочем - это мудреное дело,
И не нам толковать здесь о нем...
Вон - невеста твоя побледнела
Словно страшный увидела сон.
А меня дурака ты не слушай,
Мало что ли старик говорит! -
Но запали слова его в душу,
И Цветок пред глазами стоит.
Огневушка-поскакушка
Посмотри - кругами ходит,
Машет беленьким платком,
Зубы скалит, за нос водит,
Синим дразнит огоньком...
Затаив дыханье смотрят
Старый с малым на неё -
Где она ногою топнет -
Оставляет уголек.
В мелких сосенках кругами,
То ныряя, то пропав
Пляшет синенькое пламя,
Белый светится рукав.
У cосны в снегу утопшей
Начала она плясать,
Где она ногою топнет -
Там и надо клад искать.
И глядят забыв про распри
Старый с малым на неё,
И душа мальчишек разных
Одинаково поет.
Поэту
Найти красу в твореньи безобразном,
Увидеть небо в чашечке цветка,
Сияющие разглядеть алмазы
В простой воде что бьет из родника.
Соединить в себе весь мир огромный,
Где равно слиты и добро и зло,
И заключить бесформенное в форму,
Не превратив искусство в ремесло.
Послать в отчизну скрипок запредельных
Свой слабый голос музыке в ответ,
Служа лишь красоте одной бесцельно -
Тогда ты будешь друг, поэт!
Часы
В механизме реальности сбой:
Перевернут последний аркан.
Сжав часы до щелчка под рукой,
Я ломаю пружину замка...
И взрывается мир тишиной...
И лицо превращается в Лик,
Изгибается время змеей
И младенца встречает старик.
Вновь любовь превращается в гнев,
Снова гнев переходит в азарт...
Рассыпаясь костяшками дней
Наши годы под сердцем стучат.
И опять, отпустив механизм,
Я ключом закрываю часы.
И становится вечностью миг,
И становится сказкою жизнь...
Мистика
Марсианские хроники
Древний мир умирал, рассыпаясь по камню
Под холодным негреющим светом далекой звезды.
Желто-красное небо глядело на мертвые храмы,
На руины дворцов и каналы пустынь без воды.
Этот мир был древнее чем ветхие краски Эдэма,
Он познал упоение битвой и звоны клинков...
До сих пор по ночам рассекают моря колесницы
Древних воинов посреди мертвых песков.
Вот, под светом трех лун одинокий разрушенный сад,
И беседка, в которой когда-то клялись вечно быть
Темноглазая девушка вместе с влюбленным солдатом...
По ночам средь песков ее белое платье шумит...
Вот скопленья дворцов окружают фонтаны без влаги,
И не точит вода больше камень, и время стоит...
Над разрушенной статуей в центре столицы Корада
По ночам можно слышать далекие отзвуки битв...
Пленники лунного света
В желтом здании лунном
Не гаснет арктический свет...
Притаившись, луна
Наблюдает бесстыдно за нами.
Мы идем по карнизу
Извилистой Башни уже много лет...
Только лунный прожектор
В глаза и бескрайняя тьма под ногами.
Там в дремучих лесах
Дремлют духи загадочных птиц,
Там звучит в тишине бесконечно знакомая песня,
Там с застывших небес белой манною кружится снег
На пустынных дворах
Обветшалых дворцов поднебесья...
Там не слышно ни детского смеха
Ни пенья грозы... Там звучит тишина
Никогда, никогда не смолкая...
Да и ты, кровный брат мой, однажды вернешься сюда,
И услышишь как где-то вдали
Души мертвых птенцов на замерзшей свирели играют...
Ведьма
Ты будешь
Зеркальным моим отраженьем...
Я буду моложе,
Ты станешь старее.
Ни солнце ни ветер
Души не согреет...
Ни солнце ни ветер
Тебя не коснется,
Пребудешь ты вечно
Во мраке колодца.
Мы вольные духи -
Мы злобные звери!
Мы руки возложим
К твоей колыбели...
Нам вольно, нам больно
Слагать эти песни,
Шептать богомольно:
Невеста, воскресни!
Так больно, так больно
Такой молодою
Себя ощущать ей
Старухой седою...
Смотреть на влюбленных
Озлобленным взглядом
И чувствовать кожей:
Я рядом, я рядом!..
Глаз
На цинковом столе в багровых пятнах
Синюшный небосвод лежит как труп,
Старуха ночь в застиранном халате
В лучах прожекторов кружит вокруг.
По восковым телам последних истин
Стекает обесточенная жизнь...
Здесь боги спят, здесь дремлют миражи,
И только ночи все никак не спится.
В открытое окно в лучах луны
Огромный глаз глядит омокровело,
Облизываясь, щупальца ресниц
Скользят над их распотрошенным телом.
Взрываются покровы естества
Как скорлупа в надтреснутом орехе,
И кровь стекает с мутного стекла
Когда огромный глаз качает веком.
Карлик
Лижет трубы блеск заката,
Облака плывут как вата
Над коллекторами судеб,
Над котлами мирозданий -
Тень повисла над домами.
Острый маятник сверкает,
Воздух с шумом рассекает,
Разрезает, разрезает
Тишину погибших зданий...
И музейным экспонатом
С бородой из темной ваты
Над старинными часами
Карлик управляет снами.
Он пыхтит, кряхтит, потеет
Залезает в механизмы
Остановленных часов.
Злобный Карла, страшный карлик
Останавливает время,
И меняет незаметно
Содержанье наших снов.
Мы проснемся утром снова,
Все казаться будет новым,
Мы не вспомним, не узнаем
Не увидим никогда
Как в рассветный час над нами
Сна и отдыха не зная
Над старинными часами
Карлик крутит провода.
Библиотечный полицейский
Никого вокруг на свете -
Только ряд пустынных полок...
Помнишь Гензеля и Грету? -
Был их путь обратный долог.
Не шуметь в библиотеке,
Глупым играм здесь не место!
Пахнет сыростью как в склепе
От рубашек ужас детский.
Синим, резким светом морга
Необъятный зал мерцает.
Словно где-то воют волки
И добычу разрывают.
С серебристыми зрачками,
Заслонив лицо от света,
Книги острыми ногтями
Подает библиотекарь.
Кажется - что зал стал выше,
Переход раздвинув аркой.
Слуховые окна в крыше
Как плоды галлюцинаций.
Он приходит ночью темной,
Он бесстрастный и суровый,
На картине нарисован
С черной папкою казенной.
Красной шапочки и волка
На стене портрет зловещий,
Словно выходец из морга
Рядом с ними полицейский.
Он стоит, дыша под дверью,
Беспристрастный и суровый,
Предлагает книжки сверить,
И отдать должок казенный.
Из-под двери тянет гнилью,
Сапоги скрипят большие...
В дверь стучит он бляхой сильно,
Проверяет: есть живые?
Отростки
Тот же сон ты видишь старый -
Темной булькающей массой
Пробиваясь из под пола,
Через кухню и террасу
Вновь течет по коридорам,
Кольцами сырое мясо.
В доме тихо как во гробе,
И когда ты свет потушишь,
Кажется - висит на кухне
С острыми клыками ребер
Освежеванная туша.
Между кухней и гостиной
Продавив перегородки,
С тихим шепотом, незримо
Пробиваются отростки...
Сколько их по дому - серых
Что как черви в дождь разбухли
Встало аркой отсырелой
От клозета и до кухни...
Поднимаются как тесто
Из разбухшего подвала,
Не осталось в доме места
Что оно не занимает.
В беспокойном сне тревожном
Тянут руки к ней отростки,
Пробираются под кожу,
Обнимают шею плотно.
Подбираются все ближе
К твоему отростки телу,
Половые губки лижут,
Щупальца вонзают в чрево...
И проснешься ночью в кухне
Ты на потолке распятой,
Словно муха на липучке
Ощущая голод адский...
Дети спят, сопя устало,
Утром муж придет с работы...
Во влагалище расправил
Щупальца комочек плоти...
Стэпфордские жены
В городе старых песен,
Ретро-привычных мод,
Где до конца известно
Все что произойдет,
Где обленились кошки
Пищу себе искать,
Где на любом окошке
Вечно цветы стоят -
С ликом румяным кукол
Жены встречают вас...
Брак больше не разрушат
Ссоры в вечерний час.
Так идеально гладки,
Трогательны до слез,
Любят до лихорадки
В сотнях семейных гнезд.
Гладят рубашки ночью,
Кофе несут в кровать...
Они всегда хохочут,
Смех их нельзя прервать...
Времени неподвластны,
Чуждо им слово сплин,
Любят с нездешней страстью
Бедных своих мужчин.
Словно идти устало,
Время уснуло здесь...
Скоро ты будешь старый,
Жены же - молодей.
Они не знают старость,
Не рождены страдать...
Выброси ключ в канаву -
И они будут спать...
Зеркало
Ветер свечу задувает крылом,
И на душе тяжело и тревожно...
И паутиной давно заросло
Старое зеркало в темной прихожей.
Шорох шагов по пустынному залу...
Стрелка часов приближается к трём.
Маятник звонкий удар за ударом
Бьет в тишине словно гром...
Бархатом штор занавешены окна,
Кто-то зажжет по свече в уголке,
С зеркала тряпкой смахнет пыльный кокон
Чтобы узнать о своем женихе.
Зеркало станет прозрачной водою,
Твой силуэт помутнеет на нем...
И захохочет оборванный тролль в нем
И издевательски нам подмигнет.
Ты оглянешься, и дом не узнаешь,
Станет вдруг всё бесконечно чужим:
В призрачном вальсе кружат по залу
Дамы и рыцари с древних картин.
По коридорам проносятся кони,
Белые всадники дуют в трубу...
Смех пробирает тролля до колик,
Вздулись багровые вены на лбу.
Что-то подскажет: пора уходить!
Но зачарована странной игрой,
Дрогнет рука, не решаясь разбить
Зеркало. И улыбается тролль.
Портрет
Когда, взволнован песней и вином,
Смеюсь я и кощунствую над вами,
Боюсь увидеть в мире лишь одно -
Старинный свой портрет в дубовой раме.
Я новых, как вампир, ищу услад,
Любовь я непорочную ласкаю,
Я женских слез впиваю аромат,
Но жажды никогда не утоляю.
Давно забавой служит мне любовь -
Люблю я чувство подстеречь во взгляде,
Чтобы быстрей бежала в сердце кровь,
Чтобы она молила о пощаде!
Но в час, когда с собой наедине
Глаза в глаза смотрю я на портрет свой,
В глазах его, повернутых ко мне
Прочту я след порока незаметный.
Он от меня ни скроет ничего,
И каждую ступень моих падений
Прочесть смогу я на лице его,
Которое не пощадило время.
Я упивался страстью и вином,
В случайных связях растерял любимых,
Похоронил родных, друзей давно
Я вытолкал своих пинками в спину.
Как беспощадно время над душой
Свой суд вершило честный и открытый!
Когда с портрета сдернул вниз я шелк -
Увидел старца нищетой разбитым.
Злорадно ухмыляясь на меня
Глядел он с ненавистного портрета,
И от испуга отдал душу я,
Увидел свет и испугался света.
Наваждение
Осенний дождь... гроза как зверь ревела,
Вода несла потоки нечистот...
К ногам афиша рваная взлетела:
Приехал цирк. Мы ждем вас в шапито!
Тебя афиша старая манила,
И ты решил её перечитать:
Приехал цирк. Не проходите мимо,
Мы возвратим вам ваши двадцать пять!..
Приехал цирк. Не проходите мимо,
Последний шанс дарован будет вам!
А ты опять склонился над витриной,
Не веря своим собственным глазам:
Во льду она лежала неподвижно,
Такая же, как сотни лет назад -
Вся словно олицетворенье жизни,
Вся красота, которой нет преград...
Она лежит века, не зная тленья,
И ждет того, что не произойдет...
И веки вдруг её пришли в движенье:
Вокруг неё вдруг начал таять лед.
И воск был озарен улыбкой страстной,
И надо льдом оттаяло стекло...
Открылись двери медленно и властно,
Ты понял - время заходить пришло.
А утром старый цирк покинул город,
Пустой шатер оставив на траве.
Судачили вороны меж собою
О мусоре гниющем на земле...
Предчувствие дурное сжало горло,
И - словно сотни лет тому назад,
На что угодно ты бы мог поспорить,
Что догадался "Что" в её глазах...
И было в мире пасмурно и душно,
И проходили жаркие года,
И застывали пойманные души
В гробнице из сверкающего льда.
Девочка и корабль
В сверкающих мачтах поднятых к закату,
Казался корабль прекрасным и юным,
И не было видно скелетов пиратских,
И не было влаги в задраенных трюмах.
А рядом, всего в полуметре от судна,
Невидимой с берега маленькой точкой,
Качалась лодчонка, и весла со стуком
Стучали в промокший её позвоночник.
Не помню я, как оказалась здесь кукла
С улыбкой широкою и деревянной,
Но помню, что детские тонкие руки
Ту куклу к груди прижимали недавно...
Когда ж ясный день опрокинулся в море,
И солнечной кровью вскипела вода,
Она за канаты схватилась рукою,
Оставшись на том корабле навсегда.
Под лунным жестоким и мертвенным светом,
Дырявую палубу ветер качал,
А все паруса были тряпками ветхими,
И в трюмах затопленных ветер играл...
Я вспомнил, я вспомнил улыбку невинную,
И страстную жажду открытий в глазах,
Скакалку её, детский мячик резиновый,
Корабль, пустой через четверть часа...
Сквозь горизонт
Я рассказал о страсти запредельной,
Огне, что разделяет душу с телом,
О божествах холодных и надменных
Что прячутся от глаз в пустыне белой.
Я был с тобой на океанском дне
И поднимал на горные вершины,
Пока ты спал, я приходил во сне
И изменял твою картину мира.
Я там, где нету контуров и лиц,
Где в полной темноте танцуют боги,
Увидевшие их с ума сошли,
Никто не знает к ним прямой дороги.
Я был с тобою на краю земли,
В горах, обвитых каменной змеёю,
Где на скале запечатленный лик
Наполнит душу ужасом покоя...
Я через скважины замков дверных
Повсюду тенью следовал за вами!
И я змеей вползал в чужие сны
И спящих отравлял своим дыханьем...
Родина
О девушках с глазами сов,
О колдунах седобородых,
О странниках на вечный зов
Спещащих под луной двурогой,
О пилигримах на ветру,
Бредущих с пыльною котомкой,
О тонком плаче на юру
Прозрачных дев с лицом ребенка...
О жизни вольно прожитой,
О том, что на душе звенело,
О деве вольной и хмельной
Мои поведайте напевы!
Там над болотами зажжется
Туманно-желтый огонек,
И снова в поле унесется,
Оттуда манит, одинок...
Там колдуны с ворожеями,
Лишь только потускнеет снег,
Тропами тайными издавна
Заманивают на ночлег.
Там ветер - рыжий конь зари
Уж рвется прочь, почуяв бурю,
И вот уже огонь горит
Над очарованной лазурью...
Там тишина нежней чем май,
Но разойдется половодье,
И в сердце хлынет как волна
Весна семнадцатого года.
Огни росы играют мхом здесь,
Ты расплела тугие косы,
Там слышится в протяжных вздохах
О жизни брошенной к откосу,
Поется в песне бесконечной,
Широкой, вольной как любовь,
О днях бездумных и беспечных,
О Рождестве грядущем вновь!
Россия
Бывало раньше, царственной рукою
Ты поездам указывала путь,
Под затуманенным и влажным взором
Нездешняя тоска сжимала грудь...
А ты ждала, надеялась и верила,
Что путь тебе указывает бог,
Своим аршином всё повсюду мерила,
И не по Сеньке часто был сапог.
Пережила царей и идиотов,
Пережила и оттепель и снег,
От долгих слез глаза твои промокли
Поскольку ты была - одна за всех.
А скорый поезд славы канул в вечность,
И "яблочко" скатилось по полям
Чтоб замереть в томах библиотечных
С "Ирониями судеб" пополам.
Как поезда, умчались вдаль надежды,
В безгрозном небе духота и зной...
И только лишь глаза твои как прежде
Глядят вперед с пророческой тоской!..
И там где жизни скоростную ветку
Пересекают ржавые пути,
Ты поездов стоящие прицепы
Своим напрасным криком не буди.
Не кайся в том, чего не совершала,
Не плачь о том, что не теряла ты.
Ты вся была. Ты навсегда осталась
Среди пустой дорожной суеты.
Не возродить угасшие мечты,
Как не вернуть утраченного лета.
Ведь этой девушкой, была, Россия ты,
Поправшая отцов своих заветы.
Твоя душа по-прежнему жива,
И в ней разлита неземная сила...
Как древний грозный облик божества,
Она глядит как Сфинкс с Невы и Нила.
И твой румянец просто стал бледней,
И тени появились под глазами,
Твой путь - мечта. И ты стремишься к ней
За пролетающими поездами.
В пустыне мира
Рассвет встает зубчатою стеною
Над черным городом вдали.
Над городскою суетою,
Над человеческой мечтою,
О всех что преданы любовью,
О всех, что были и прошли,
Ты в темной башне над горою
Молишь владычице земли...
Твой голос нежный, голос страстный
Звучал когда-то как набат
Над той пустыней безотрадной,
Где люди друг у друга в рабстве,
Где унижает брата брат,
Но ты тоскуя ежечасно,
Еще несчастней во сто крат!
Ты в темной башне одинокой,
Я вечно твой покорный раб,
Грозись и будь со мной жестокой
Чтоб вспыхнула звезда с востока
Неотразимая как взгляд
Того библейского пророка
Который чернью был распят!
О верь, сердца воспрять готовы,
Есть в душах место для любви!
Готов я мир увидеть новый
И твой венец принять терновый,
Огнем пылающий в крови!
Чтоб Борогодицей рожденный,
С душою юной и влюбленной
Христос наш мир благословил!
Сомкнём ряды. Пусть будет выше знамя!..
Над тяжелым черным саркофагом
Что господь в сырую землю вбил,
Из глубин поднялся ангел флагов,
И о дне последнем вострубил...
Он над миром реял и смеялся
Красным смехом чуждых полотнищ,
Власть Советам! - люди повторяли
Перед тем как пасть на землю ниц.
Пусть же выше знамя наше реет!
Как один - сомкнем свои ряды.
И свободу обретем в борьбе мы,
Шире шаг, сцепите руки вы!
Если скажут нам враги - гутен так -
Мы ответим - слушай враг!
Жизнь - бой,
Мир - стяг!
Развевайся красный флаг!
Левой, левой, левой, в такт
Печатай шаг.
Метлы пулеметов не страшны нам,
Это наша общая война!
Власть Советам! - пусть звучит над миром -
Встали рядом груди как одна.
Свободы ветром
Закат сожжен...
За братство всех мы
Пойдем в огонь.
Если скажут нам враги - гутен так -
Мы ответим - слушай враг!
Жизнь - бой,
Мир - стяг!
Развевайся красный флаг!
Левой, левой, левой, в такт
Печатай шаг.
Эпоха бессознания
Город грехов
Город проданных душ, город крепко закрытых дверей,
Делай все что захочешь, но в небо стремиться не смей!
Продавай свое тело рекламой на каждом углу,
Будь ты хоть королевой, ты золушкой станешь к утру.
Город лунных обманов, где каждое чувство - мираж,
Где скорбит по душе умирающей траурный марш.
Там где каждый не помнит откуда сюда он пришел,
Красок, запахов, звуков и вкуса лишен.
В этом городе стерлись различия между людьми,
Если ты сомневаешься - в душу свою загляни.
Город серых туманов, свинцовых дождливых небес,
Кто приходит сюда, тот навеки останется здесь.
Ожиданий напрасных, попыток порвать этот круг,
Но все тише дыханье, в глазах застывает испуг...
Вместо крови течет в черных венах твоих кислота...
Сквозь дыру на груди проникает в тебя пустота...
Эпоха крыс
* * *
Мы пришли уничтожить Цезаря,
Чтобы сделать его смешным.
В эру равенства повсеместного
Нам не нужен великий Рим.
Обезличить Сенеку гордого,
Превратить Клеопатру в шлюху,
Из героя шута придворного
Сделать, все обращая в шутку.
Я, хранитель музея древности,
Экспонатов вдыхаю пыль,
Обреченные на гонения
Пусть слова мои слышит мир!
Как служители фараона
В час, когда разольется Нил,
Посетителей я Хароном
Провожу сквозь подземный мир...
Как живая здесь Клеопатра
Замерла средь других в строю,
И с улыбкой сжимает страстной
На груди у себя змею.
Яд Сенека глотает гордо,
С ложа смерти вещает страстно,
Каждым словом как приговором
Пригвождая безумье власти.
Юлий Цезарь среди Сената
Речь взволнованно говорит...
И на спящую Клеопатру
С затаенной мечтой глядит.
В наступивших всемирных сумерках
От крысиных не скрыться глаз.
Торжествующее безумие
Обвенчает со смертью нас...
Я, хранитель музея древности,
Поджигаю скульптуры в нем,
И проклятие современности
Я бросаю, входя в огонь!
Мерзость запустения
Над кабаком горит фонарь
Под красной вывеской вечерней...
Пусть смех грохочет как волна -
Повсюду мерзость запустенья.
Стоят безлюдные дома,
Ничто покой их не нарушит,
Под лунным светом всё обман -
Не то, чем кажется снаружи.
Я знаю: здесь не проходил
Поруганный и в рабском виде
Тот, кто простить людей просил
За нанесенные обиды.
Не вижу я следов костра
Горевшего той ночью темной,
Когда молился до утра
Господь с душою угнетенной.
И в час, когда воскресла плоть
И устремились души к раю,
Не исходил тебя Господь,
Моя земля, благословляя!
Дай этой жизни догореть,
И не жалей фитиль сгоревший,
Мы в этот мир пришли отцвесть,
Но горе никогда не цветшим!
Штиль
Я высох. Я как обезвоженный дуб
С широкими кольцами лет набежавших,
К томленьям любви равнодушен и сух.
Но тянутся в небо корявые пальцы...
О хоть бы единый источник живой,
Чтоб влагою корни мои оросило!
Напрасно кричу я в пустыне немой -
Весь мир равнодушен и скуп как могила.
Смешно вспоминать мне слова о любви,
Что прежде все ветви мои говорили,
И желтую голову мне до земли
Созревшие желуди вниз наклонили.
И все же - зачем-то тянусь к небесам,
И все же жалею опавшие листья,
И с детскою верой своей в чудеса
Никак не могу навсегда распроститься.
Пусть корни мои подъедает свинья,
Я бури желаю с последнею силой...
Так в море стоит одинокий маяк
Ненужный при полном общественном штиле.
Лишний
Где почтальон письмо кладет под дверь,
И лишний раз боится в дом стучаться,
Где старый пес хозяйский околел,
Не в силах только воздухом питаться,
Где в доме видят только два окна
И комнаты забиты сундуками,
Своих друзей забывший имена -
Хозяин мерит комнату шагами...
Коленями хозяйственно скрипя,
Со свечкой он обходит дом дозором,
Чтобы дорогу к сердцу находя,
Любовь сквозь щели не проникла вором.
Он слышит ночью мертвых голоса:
Понять, забыть, отчаяться, воскреснуть?...
Его душа как облетевший сад
В котором не слыхать любовных песен.
"Несчастный друг, средь новых поколений
Докучный гость и лишний и чужой!"
Что самого себя стал бледной тенью,
И божий образ исказивший свой!
Он мог бы нам о многом рассказать,
Но тусклый голос слаб и еле слышен.
Лишь руки над монетами дрожат,
Дрожат как крылья у летучей мыши.
Ночной поезд
Здесь повсюду всегда всё не так,
Здесь размыты людей силуэты...
Самый близкий здесь твой тебе враг,
Здесь живым строят мертвые склепы.
Суицид как решенье проблем,
Здесь любовь - это скрытая жалость,
Здесь боятся любых перемен,
Преждевременно празднуя старость.
От любви что не знает потерь
До старухи с косой за спиною,
Нервный груз человеческих тел
Тащит жизни медлительный поезд.
И так хочется ночью сойти
И на первой звезде удавиться...
Только звезды погасли в пути
Обжигаясь об хмурые лица.
Двести грамм Вифлиемской звезды,
Венедикт Ерофеев в подмогу,
Но в тумане скрываешься ты,
И опять я теряю дорогу...
Тот туман - всем туманам туман,
Он стирает различия в душах,
И попутчик - седой уркаган
Снова кажется нам Иисусом.
Что душа нам? - отрава отрав,
Что собой загрязняет столетья...
А вагон мой от мира отстав
Догоняет ночные созвездья...
На последнем отрезке пути
Там где правда сливается с ложью
Прежде чем из вагона сойти,
Да узрю твое царствие, Боже!
Стикс
Где не слышен ни смех ни крик,
Где никто никому не нужен,
Цепко смотрит седой старик
Из под крупных надбровных дужек.
Он движенье дает волне
Чтобы вспять она не бежала,
И подносит к страницам дней
Судеб сломанные скрижали.
В сотый раз он творит обряд
Простирая в молитве руки,
Голоса в тебе говорят -
Стариковской молитвы звуки.
Он рассматривает в стекло
Наши судьбы, мечты и планы,
Где везло нам, где не везло -
Видно всё через шар стеклянный.
В книге судеб страницы жгет
И на дно он бросает пепел.
Наша память в углях живет,
Что лежат на дне лодки этой.
Скоро ветер угли стряхнет,
Над водою золу развеет...
Что в них было - огонь ли, лед? -
Достижения ли, потери?
Ни к чему вспоминать долги,
Новой жизни пошел отсчет -
Становясь ручейком реки
Лета делает поворот...
Самосожжение
Трещит огонь, сухие доски лижет,
Свивает в трубку дерева листы,
А он, закрыв глаза, сидит недвижим,
Невозмутимы строгие черты.
Он сам себе загробный переправщик,
И вот - по обе стороны ладьи
Горит огонь, как солнце на закате,
Окрасив кровью синеву воды.
Он раньше небу пел всегда осанну,
Вот и теперь он не склонив колен
Спокойно принял огненную ванну.
Теперь он пепел, прах, ничтожный тлен...
Как легкий дым струится к небесам,
Из этой жизни он уходит сам.