змеи оплетая чешуйчатый, гибельный глянец.
И музыке в такт подаются ее позвонки —
начнется сейчас неподвижный, невидимый танец.
И, как перевернутый маятник, кобра плывет.
Куда и зачем? — Непонятно и непостижимо.
Отсчитывать время? Но только недолог завод,
намного ли хватит колец в темном чреве кувшина.
О чем твоя песня, факир, для кого, для людей,
что жадно глядят в беспросветное жерло сосуда?
Ведь кобра не слышит ни дудочки жалкой твоей,
ни вздоха толпы, как всегда, N'ожидающей чуда.
Людей не пугают ни пули, ни взрывчатый газ,
ни вопли пророков, ни в воздух воздетые жезлы.
А лишь неподвижность задернутых веками глаз
и музыка эта — незримая дымка над бездной.
Тоскливая музыка, страхом спеленутый звук.
Застывшее зло будоражит дубленые нервы.
Что чудится в ней — ожиданье непознанных мук,
последним прыжок и хрипенье настигнутой жертвы?
Оставь это все, заклинатель, и не ворожи
над спящей бедою. С размаху разбей о каменья
проклятую дудку. Змею — отпусти в камыши...
Прикрыты глаза, неподвижны худые колени.